Призрак дома Волковых

    
            ПРИЗРАК  ДОМА   ВОЛКОВЫХ

               

                Г Л А В А  1

Да,--подумал я, когда мы очутились в доме Бондарева.—Этот человек разбирается в выпивке.
Сергей Васильевич выставил на стол столько спиртного разных сортов, что я даже растерялся. Я не понимал, кто может осилить всё это богатство, тем более, что Чумак спиртного не любил и мог выпить только пару булылок пива, и то не отечественного. Оказывается знал об этом и Бондарев, так как на столе красовалось несколько булылок бельгийского пива.
--Не забыл, не забыл,--Бондарев откупорил бутылку и вылил в фужер пенящийся напиток.—А вы что предпочитаете, Владимир Иванович?
--В последнее время предпочитаю виски.
--После того, как вы побывали в США?
--Наверное.
--А я люблю водку, самый хороший напиток, который умеют изготовлять только на Украине.
--Не преувеличивай,--заметил Чумак.—Почему вдруг в тебе заговорило патриотическое чувство? Раньше ты предпочитал и заграничную водку. Я имею в виду—российскую.
--Ты прав. Но сейчас не время для разговоров. Предлагаю тост за успешное завершение дела. Честно говоря, я не думал, что ты так блестяще провернёшь его.
Мы выпили и закусили. Чумак пригубил пиво. Когда мы хорошо разогрелись, Бондарев, обратился ко мне.
--Вы обещали рассказать о деле, где фигурировали приведения.
--Да.
--Так расскажите.
--Друзья мои,--Чумак поднялся и открыл форточку, куда тонкой струйкой потянулся дым от сигары.—Не возражаете, если я пойду спать? Красочное описание в устах нашего писателя, я уже слышал, а завтра перелёт в Киев с самого утра. Так что спокойной ночи!
Он ушёл наверх, где располагались спальни, а мы налив в рюмки огненной жидкости, продолжили беседу.
--Вы говорите дом с приведениями?—недоверчиво переспросил Бондарев.
—Да, к тому же опасными!—ответил я.—Дело в том, что я знал этот дом и его историю.
--А откуда вы знали о нём?
--Это длинная история и речь о ней пойдёт как раз в моём повествовании. Дом переходил издревна от владельца к владельцу, пока не оказался в руках семьи Волковых, известных учёных.
--И что, когда его продавали, так прямо и говорили, что продаётся дом с приведениями?—настаивал Бондарев.
--Да нет же! По-вашему, если бы там водился призрак, они написали бы «призрак, частые посещения гарантируются?»
--А где расположен этот дом?
--В пятидесяти километрах от Киева. Деревня или посёлок—Любекино.
--А-а-а... Киев….Любекино!
--А что вы, собственно, имеете против Любекино?—воинственно переспросил я. —Вы знаете, где оно находится? Там самый прекрасный воздух, самый прекрасный...
--Да, да, знаю. Озон. Там ещё, наверное, есть самая лучшая церковь в мире, как вы вероятно, собирался сказать.
Я посмотрел на Сергея Бондарева, который пересел поближе к камину, облицованного белым мрамором. Он стоял опёршись локтем о каминную стенку, с хрустальной рюмкой в руке, навостривший уши. Ему наверное было жарко и неудобно, однако он не двигался с места.
Седые, гладко зачёсанные волосы, сквозь которые проглядывала начинающаяся лысина, контрастировали с тёмным загаром, который не могла стереть никакая украинская зима. На этом загорелом лице выделялись особенные, необыкновенно светлые глаза. Несмотря на солидный возраст, а  ему уже было больше пятидесяти, лицо Бондарева оставалось подвижным, как у мальчишки, а морщинки вокруг рта и глаз были, если можно так сказать, морщинками изумления или любопытства. При упоминании дома с приведениями он аж подпрыгнул, и в зеркале стало видно: даже его лысина пришла в движение. Однако, будучи человеком вежливым, насколько позволяла ему прокурорская должность, он ещё и обладал некоторым чувством юмора, что вообще не свойственно прокурорскому сословию.
Но я, кажется, несколько  отвлёкся. Разговор,  который мы вели, мог бы превратится  в яростный спор о Любекино, о котором он совершенно ничего не знал.
--В любом случае,--проговорил Бондарев--я в это не верю!
--Почему?
--Потому, что в доме не могут водиться приведения?
--Я тоже так думаю, но события, происходившие в доме, свидетельствовали об обратном. Это—правда! Дом в Любекино был знаменит ещё раньше, века два тому назад, судя по воспоминаниям современников тем, что в нём  живут приведения.
--Откуды вы знаете? Из собственного опыта?
--Нет, но....
--Вот то-то же!—торжествующе произнёс Бондарев.—Всегда одно и то же: все твердят о приведениях, пока не припрёшь их к стенке.
--Я приведу в своём рассказе достоверные факты, что в доме произошло убийство --запальчиво возразил я..
Для прокурора это уже было более чем серьёзное заявление.
--Убит? Вы хотите сказать, что его убили?
--Не знаю  наверняка—я вообще не знаю, что с ним случилось. Но, судя по описанию писателя 19-го века, это—один из самых таинственных случаев, о которых ему доводилось слышать, и, многие пытались найти ему какое-то разумное объяснение, чтобы  утереть нос полиции.
--Что же там всё-таки случилось?
--Я не помню имени умершего. Хотя оно записано в моём черновом повествовании.
--Да чёрт с ним, с именем--продолжайте! Что же произошло?
--В 1877 году один из  членов семьи судьи Ушакова решил вновь поселиться в доме. До этого он пустовал бог знает сколько лет после одного неприятного происшествия.
--Что за происшествие?
--Не знаю,--нетерпеливо махнул рукой я.
—Я рассказываю о том, что произошло в 1877 году. Дом был в плачевном состоянии, и, прежде чем переехать в него, хозяину пришлось отремонтировать и модернизировать жилище.
Источник неприятностей находился в одной из двух комнат: столовой или комнате на пер-
вом этаже, служившей хозяину кабинетом. Так вот. Посередине столовой с потолка высотой более четырех с половиной метров свисала огромная старинная свечевая люстра весом, наверное, с тонну. Она держалась на шести цепях, крепившихся на крюке, ввинченном в массивную дубовую балку. Понятно?
Я помолчал, вовсю наслаждаясь  вниманием Бондарева.
--Продолжайте,--нетерпеливо произнес он.  В его голосе сквозила неприязненная подозрительность. --Однажды вечером--числа я точно не помню,--дворецкий делал обход, чтобы запереть дом на ночь. Было около одиннадцати. Дворецкий, как я уже говорил, был хилым восьмидесятилетним стариком. Ушаковы находились наверху и готовились ко сну. И тут они
услышали крик.
--Так я и знал!--насмешливо воскликнул Бондарев.
--Не верите?!
--Не важно, продолжайте!
--Раздался страшный грохот, словно дом рушится. Напуганные до полусмерти, они побежали вниз, в столовую, и увидели страшную картину. Крюк, на котором висела люстра, выпал из дубовой балки; люстра упала на дворецкого и размозжила ему голову. Старик умер на месте. Его нашли под обломками вместе со стулом, на котором он, видимо, стоял.
--Стоял на стуле?--перебил прокурор.--Почему?
--Погодите! Так вот, слушайте дальше. Люстра не могла упасть сама по себе. Один строитель прове-
рял ее и сказал, что, хотя она висела достаточно много лет, все же была еще прочно закреплена. А если говорить об убийстве, то никто не мог ее уронить. Она просто висела на большом крюке, закрепленном на прочной балке, и никто не мог их испортить. Могло произойти только одно, и дальнейшие события подтвердили это.
На нижней части люстры были обнаружены отпечатки пальцев обеих рук дворецкого. Да, он был высокого роста, но, даже стоя на стуле и вытянув руки вверх, не смог бы дотянуться до люстры. Впрочем, скорее всего, именно это он и попытался сделать: забрался на стул, подпрыгнул, ухватился за нижнюю часть люстры. Затем, вероятно (судя по образовавшейся дыре балке), стал энергично раскачиваться как на трапеции до тех пор, пока
под тяжестью его веса люстра не вывалилась из потолка и ...
--Такое вполне возможно.—согласился Бондарев.
Я невольно рассмеялся.
--Чему вы смеётесь?
--Представьте себе: хилый восьмидесятилетний старик, весело раскачивается взад и вперед на люстре. Как тут удержаться от смеха!
--Конечно, я в это не поверю!—воскликнул Бондарев.
--Тогда почему бы вам самим не проверить это? Давайте попробуйте! Убедитесь сами!
Бондарев наполнил рюмки и усмехнулся:
--У вас насчёт юмора, кажется, всё в порядке. И всё же, может, дворецкий был ненормальным?
--Нет.
--Тогда почему он это сделал?
--В том-то и дело, что никто не смог объяснить его поступка. Но он поступил именно так. Только почему?--допив виски я поставил рюмку на стол.
--Чушь какая-то!--высказался Бондарев после некоторого молчания.
--И вовсе не чушь, а истинная правда. Раскуроченное дерево в дыре балки, откуда вывалился крюк, безусловно свидетельствовало о том, что, прежде чем люстра упала, дворецкий раскачивался на ней.
--Но почему?
--Именно об этом я вас и спрашиваю.
--Хорошо, но это в любом случае,--заметил прокурор,-- не аргумент. При чем тут призрак? То, что старый слуга подпрыгнул и стал раскачиваться на люстре, еще не доказывает, что в доме есть призраки, не так ли?
--Но я утверждаю, что в доме действительно находился призрак. Я знаю кое-кого, кто провел там несколько ночей и видел его собственными глазами.
--Кто это?
--Я.
--Вы видел в Любекино призрака?
--Нет, но на меня прыгнул стул.
--Что?
--Большой деревянный стул!--воскликнул я, отчаянно жестикулируя, словно пытаясь изобразить размеры
какого-то предмета.--Такой старинный стул... Он прыгнул
на меня: просто отошел от стены и прыгнул.--Заметив скеп-
тицизм в глазах прокурора, я с серьёзным видом продолжал.--Я знаю, что это правда!  Вам смешно?! А что бы вы делали, если бы какой-нибудь большой деревянный стул отошел от стены и прыгнул на вас?
--Встал и бился бы насмерть,--попытался пошутить прокурор,--или поискал веревки, привязанные к стулу... Ну
все, с меня довольно!
--Не было там никаких веревок!—улыбаясь сказал я.--
Свет был включен, и ...
--Так, спокойно, не волнуйтесь. Что вы пьёте?
--Виски. Но ...
Разговор, ловко переведенный в другое русло, обошел острый угол тайн и реальности Любекино, и мы переключились на еду. Во время еды мы не произнесли ни слова. Бондарев продолжал стоять у камина, глядя на
свою рюмку и время от времени взбалтывая ее со-
держимое. Он старался не встречаться со мной взглядом, словно готовясь произнести  взволнованный монолог.
История витала в воздухе, а на душе был какой-то неприятный осадок. Может, напрасно мы выпили слишком много спиртного--даже не знаю! Но если
разобраться, возможные события, послужившие основой истории о проворном дворецком, были  комичными. Я понимал своего слушателя, у которого стало забавное лицо, и он наверняка рассмеялся бы над этой историей, если бы она исходила не от меня.
Действительно факты недостоверны. И разве не смешно, когда старый восьмидесятилетний человек ни с того ни с сего подпрыгивает и хватается за люстру. Почему он сделал это? Может быть, кто-то гнался за ним?
Бондарев поднял рюмку за мое здоровье.
--Вы знаете какого-нибудь хорошего архитектора? Из столичных?
--Конечно.—Я дал ему адрес.--Вы собираетесь строить дом? Или купить?
--Я давно подумываю купить дом,--улыбнулся он.--Но я не только прокурор, но и бизнесмен, и никогда не покупаю кота в мешке. Меня больше интересуют не призраки, а в порядке ли крыша и канализация. Конечно же, за такой дом,  запросят высокую цену, так что мне надо подготовиться. А теперь, но только честно,--вы всё придумали с призраками? Вы верите в них?
--Нет. А что касается моего рассказа о дворецком, то это плод моей больной фантазии. Простоя хотел подготовить вас к рассказу о расследовании Чумака.
--Подготовили. Одну минуту. Я налью, чтобы было комфортно слушать. Приступайте, я весь внимание.
--Вы будете слушать, как будто я рассказываю уже написанную повесть и не перебивать меня.
--Согласен. Ваше здоровье!






















              Г Л А В А  2


Итак, июньским вечером в пятницу я упаковал чемодан в своей квартире в Киеве и вызвал
по телефону такси, чтобы ехать на вокзал.
Было бы неправдой сказать, что я совсем ничего не
знал о семействе Волковых, главу которого знала вся Украина за достижения в науке или о их доме, укрывшемся в чудесном уголке природы, в предместьях столицы, но ни в какой степени не предчувствовал грядущие события.
Кроме того, учитывая необъяснимый случай с Мариной Доку ...
--Что это за Марина Доку?—перебил его Бондарев.
--Пожалуйста, не перебивайте. А то я потеряю нить повествования. Я ведь был на несколько лет моложе и к тому же холост, а Марина имела все шансы стать моей женой. Так вот…
Марина, Марина! Я должен забыть Марину и выбросить ее из головы раз и навсегда.
И все же ...
Два дня тому назад, в среду, в моей квартире
зазвонил телефон. С сидел за компьютером и выругался, как всегда делал, когда телефонный звонок
прерывал  размышления об очередном трудном абзаце.
Но выражение моего лица изменилось, когда я сиял трубку
и услышал знакомый, дружелюбный голос, который, одна-
ко, не смог сразу узнать.
--Слушай, Владимир, я не намерен играть с тобой в угадайку. Это Николай Волков.
--Николай! Как поживаешь?
--Хорошо, как никогда. А ты как, старый мошенник?
         --Я имею в виду, где ты сейчас?
--В Киеве, конечно,--ответил Николай.--Я редко
звоню из Америки, в отличие от многих моих коллег.
Говоря точнее, я в «Киевских новостях».
--Очередной молниеносный визит на бывшую родину?
          --Ну ...
--До того, как ты позвонил четыре года назад, в этом
же месяце,--продолжал я,--я не видел
и не слышал тебя двадцать один год--с тех пор, как мы
оба были мальчишками, которым еще не исполнилось ше-
стнадцати и проживали в Макеевке, городе нашего детства. Ты свалился как снег на голову--совсем как
сейчас. Но и тогда я видел тебя не более получаса. Ты
позвонил из аэропорта, заехал в город выпить и тут же в
сопровождении фотографа отбыл в Африку, в Марроко--узнать, как себя чувствуют местные жители в независимом государстве, и написать разворот для иллюстрированной газеты, которую ты унаследовал. Кажется, она называется «Фигаро»?
--Это отличная газета, Владимир.
--Не сомневаюсь. Так что, очередной молниеносный визит?
Николай Волков снова заколебался.
--Нет,--ответил он наконец.--Конечно, я пробуду
здесь не более одной-двух недель. Но это семейное дело--
оно чертовски сложное, и мне многое в нем не нравится.
Слушай, ты, старый замшелый пень, неужели ты настоль-
ко погряз в своих исторических архивах, что даже газет не
читаешь?
--Читаю. Но даже если бы я этого не делал, новости
передают по телевидению.
--Ну да, повсюду телевидение,--с горечью произнес
Николай.--Как тебе, полагаю, известно, я унаследовал так
называемую «журнальную империю» моего отца,--которая в наши дни стала не более популярна, чем прочие империи,--когда старик внезапно умер от сердечного приступа в прошлом марте.
--Да, было печально услышать о смерти твоего отца, Николай.
--Спасибо за письмо с соболезнованиями. Боюсь, я был слишком занят, чтобы ответить на него. Но я не об этом.--В голосе Николая послышались нотки нетерпения.-- Речь идет о моем деде, который скончался в возрас-
те восьмидесяти пяти лет в том же месяце, что и отец. В ре-
зультате у меня появились проблемы, которые мне абсолютно не нужны, тем более что они чреваты весьма неприятными последствиями. Я не желаю, чтобы дядя Сергей Викторович Волков покончил с собой или натворил еще каких-нибудь глупостей.
--Что-что?
--Послушай, не могли бы мы встретиться и погово- рить?
--Да, конечно. Почему бы нам не пообедать вместе?
--С удовольствием, Владимир. Когда и где?
--Давай встретимся в кафе «Витязь» на Владимирской около половины восьмого.
--В кафе «Витязь»?
--Я знаю, Николай, где это. Ты в Америке уже чет-
верть века--с тех пор, как отец забрал тебя из
школы и эмигрировал в США, вдрызг разругав-
шись с твоим дедом. Но не говори мне, что ты ещё помнишь название кафе, где-то на Владимирской?
--Ладно, старина. Не будем иронизировать, тысяча благодарностей. До скорого.
Меня забавляло, что я приспособился к той иронической комедии, какой стала моя жизнь. Как учёный-историк я писал популярные биографии политических и литературных знаменитостей прошлых лет. Эти  книги, создали мне солидную репутацию, но приносили более чем скромный доход, покуда его американскому коллеге не пришло в голову превратить одну из них, в бродвейский мюзикл.
Знаменитая труппа, которой доверили постановку, обошлась с первоисточником весьма вольно.
В результате главный герой превратился в романтического
героя, чей страстный роман с вымышленной дочерью гра-
фа вдохновил его на создание «Истории Англии» в ранне викторианскую эпоху и в особенности «Путей Древнего Рима». Лирический монолог главного героя, ко-
торый он пел своей возлюбленной на террасе, заставлял трепетать чувствительные сердца. И таким
образом, на столь «достоверном» политическом и литера-
турном фоне  родился мюзикл под названием «Дворец
дяди Тома». 
Меня пригласили в Нью-Йорк и я видел, как идут дела, но  уже был подписал контракт и я был бессилен что-либо изменить. Несмотря на протесты некоторых критиков, «Дворец дяди Тома» стал хитом сезона.
--Неужели тебя не бесит,--спрашивали меня дру-
зья,--что они оставили от подлинной истории мокрое
место?
--Сначала бесило, а потом стало забавлять. Если ты не в силах чего-либо изменить, самое лучшее --смеяться над этим. Кроме того ...
Кроме того, мог бы я добавить, фантастический успех
«Дворца дяди Тома» навсегда избавил меня от денежных затруднений, не только стимулировав продажу более ранних книг, но и создав возможность писать следующие так, как мне хотелось, без каких-либо возражений со стороны издателей.
В итоге я, Владимир Нечитайло, которому недавно исполнилось сорок и которому иногда казалось,
что он уже начинает чувствовать свой возраст, мог считаться везучим человеком. Не то чтобы счастливым, а именно везучим. Энергичный, отнюдь не урод, возможно,
слегка беспечный и увлекающийся, я тем не менее об-
ладал надежным «противовесом» в виде саркастического чувства юмора. 
--И все же,--говорили мне друзья,--мы
готовы держать пари, что «Дядя Том» шокировал тебя куда
больше, чем ты готов признать. ( Дался им «Дядя Том». Неужели они ничего не поняли. Да пусть переиначивают как хотят, но моё дитя выпрыгнуло из «дома» и зажило собственной жизнью). Ведь ты сам, Владимир,--продолжали друзья,-- во многих отношениях типичный викторианец.
--Викторианец!—думал я с горечью и с гордостью.-- Если бы они только знали о Фей... Но они не знали и я не собирался им рассказывать. Ситуация с «Дядей Томом» можно было считать всего лишь забавой. Однако ситуация с Николаем Волковым и его родственниками могла оказаться далеко не такой безобидной.
Я знал родословную семьи Волковых: они не были старинной семьёй, как любят сейчас приписывать себе наши богачи. После революции прадед нынешних Волковых занимался коммерцией во времена НЭПа, был раскулачен и отправлен в тюрьму. Выйдя на свободу он женился на девушке из околонаучной семьи. От брака родилось трое детей: Виктор, Сергей и Лиза. У Виктора родились два сына: Николай и Сергей. Оба стали большими учёными, а дочь Вера так ничему и не научившись проживала вместе с братом Сергеем, который стал профессором Киевского университета и работал до глубокой старости. Николай также пошёл по стопам отца и стал ведущим специалистом в новой научной области—кибернетике. Когда предоставилась возможность свободного выезда из страны—он уехал в США, захватив с собой сына—Николая.
В Америке Николай Викторович разбогател, дал сыну хорошее образование и помог выкупить посредственную газету. Николай-младший редко звонил мне из США, но приезжал в Украину хотя бы раз в пять-шесть лет. Мать Николая и Сергея оставила большое наследство Сергею, причём умудрилась сохранить его в тайне от большевистской власти. Так что Сергей ни в чём не нуждался так как был обеспечен при любым обстоятельствах и любым государственных устройствах.
Вот здесь и начиналась современная история. Со старым Виктором Волковым, было нелегко иметь дело. Никогда толком не знавший, чего хочет, Виктор всегда был твердо уверен в том, чего он не хочет, и заявлял об этом во всеуслышание. Только поэтому его карьера в науке не задалась, хотя все признавали его талант. Его любимцем среди детей был крепкий, энергичный Николай, ставший отцом Николая-младшего. Несмотря на эту привязанность, Виктор и его старший сын постоянно ссорились. Николай хотел сам заниматься наукой и отец считал, что это было неправильно, так как хотел, чтобы сын прислушивался к его мнению. Николай женился на девушке далёкой от науки и отец посчитал это тоже неправильным.
Старый Виктор едва  выносил Сергея—любимца матери и артистистическую натуру. Он называл, совершенно необоснованно, Сергея  слабаком и плохим учёным. Об Вере--природенной старой деве, обожавшей отца и во всем его поддерживавшей, Виктор, казалось, вообще вспоминал край не редко.
--Ну, она девушка--о ней позаботятся другие
так что можно не беспокоиться,--говорил он. Вскоре начало появляться младшее поколение.
Я и юный Николай, мечтавший с раннего возраста стать репортером, подружились во время учебы. Трения между  Николаем и институтом перешли в открытую вражду в момент, когда страна кипела от вражды куда более опас
ного свойства. Джон Хиддинг, американский учёный и приятель Николая, знавший о его научных качествах, пригласил его приехать в США. Дальнейшее было широко известно мне.
Несмотря на все невзгоды, дела Николая Волкова и Хиддинга пошли на лад. Почти сразу же Николай-старший, с самого начала доказавший другу свою полезность,
вскоре стал незаменимым и полноправным партнером. В нового тысячелетия, Николай-старший выкупил долю партнера, пожелавшего удалиться от дел. Процветание отца отразилось и на Николае-младшем. Его отправили
учиться в элитный университет,--аналог Принстона.
После этого, отец обеспечил сыну возможность в течение нескольких лет набираться опыта в раз-
личных редакциях, а потом выкупил для него газету.
Николай-младший заработал себе имя в качестве специального корреспондента. Куда его только не посылали, о чем он только не писал! Добродушный, всегда полный сочувствия, прикрываемого притворным цинизмом, он нашел свое призвание.
А тем временем в Украине, в доме Волковых, ста-
рый Виктор, обозленный отъездом сына, вел себя так, как
и следовало ожидать. Он заявил, что имя его старшего сына не должно упоминаться в доме--у него больше нет старшего сына. Как бы ему ни был неприя-
тен вежливый, обходительный и начитанный Сергей,
состояние Волковых должно оставаться в семье Волковых.
Завещание старика, изобилующее комментариями, которые поверенный тщетно пытался удалить, оставляло все, целиком и полностью, Сергею. Преданная Вера даже не упоминалась. Шли годы. В 2008 году в Нью-Йорке Николая-старшего, всегда похвалявшийся здоровьем и силой, настиг сердечный приступ, покончивший с ним за несколько дней.
 Старый Виктор, бродивший в саду возле дома при пронизывающем мартовском ветре, подхватил пневмонию и скончался. Я  слышал  про обе эти смерти. Кончина Николая-старшего вызвала поток соболезнований Николаю-младшему, а старый Виктор удостоился всего лишь скромного некролога в университетской газете.
 Благодаря слухам я знал, что дяде
его друга Николая, Сергею, достались не только деньги Виктора, в которых он не нуждался, но и дом, который он
любил и лелеял, в то время как сам Николай унаследовал отцовские предприятия, став магнатом в сорок лет. Я никогда не мог понять преданности Сергея Викторовича
 дому вдали от Киева. Во время единственного визита, который я нанес туда много лет назад в качестве друга Николая, место это подействовало на меня угне-
тающе.
Несмотря на модернизацию и красоту окружающих его сельских пейзажей, дом выглядел слишком мрачным. С наступлением темноты там постоянно приходилось бороться с желанием бросить взгляд через плечо. Роскошные комнаты и коридоры были словно наполнены беспокойными тенями, забредшими сюда из прошлого.  Я убеждал себя, что меня это не касается. Я тогда был моложе и мог ошибиться, да и кто я такой, чтобы делать на этот счёт какие-то уверенные заявления?
Тем не менее, когда Николай неожиданно позвонил в среду я почувствовал смутное беспокойство, но не смог бы объяснить его причин. Я знал очень мало о происходящем в доме за прошедшие годы, возможно у Николая было что-то на уме и это «что-то» по его словам сулило неприятности. Решив не опаздывать на обед, я заблаговременно вывел свою машину, долго кружил, пока не отыскал место для парковки. Это неудивительно в современном Киеве и вошёл в кафе. Николай еще не прибыл. Только без четверти восемь
Николай Волков показался в маленьком баре на первом этаже, стены которого были увешаны фотографиями актеров.
Кроме нас и бармена, в помещении никого не было,чтобыло крайне удивительно. Хотя за последние годы я виделся с другом только раз, но почувствовал, что узнал бы его где бы то ни было. Темноволосый, с квадратным подбородком и быстрыми глазами, он, как и все мужчины Волковы, был высокого роста, но, в отличие от деда, отца и даже дяди, с достижением среднего возраста начал немного прибавлять в весе. Мы обменялись крепкими рукопожатиями. Я заказал виски, так как знал, что Николай привык к этому напитку и принес напитки на столик. Чокнувшись со мной, Николай выпил виски почти залпом, потом выпрямился на стуле и внимательно посмотрел на меня. Под глазами у него обозначились морщинки, придававшие лицу обеспокоенное выражение.
--Ну?-- произнес он.
--Что «ну» ?--осведомился я.
--Как дела, везучий сукин сын? С тех пор как мы ви-делись в прошлый раз, ты, кажется, стал знаменитостью.
          --Да, вопреки здравому смыслу.
 --Кого это заботит? Благодаря или вопреки тебе «Хижина дяди Тома»--отменное шоу. Я видел его дважды, так что прими мои поздравления. Когда они  привезут спектакль в Киев?
--Возможно, никогда. Мэр Киева не желает давать
разрешение. --Я заказал вторую порцию виски, и мы заку-
рили.
--Но я все же не понимаю, Владимир, какая муха укусила вашего мэра. Но я хотел тебя спросить о другом.Как твоя личная жизнь, старина? Все еще не женился?
--Пока нет. А ты, как я слышал, женат?
--Был женат,--ответил Николай, философски пуская кольца дыма.--Увы, из этого ничего не вышло. Мы с Дженной давно разошлись, и с тех пор я вольная птица. Люби и бросай--вот мой девиз, пускай не слишком оригинальный. К тому же годы дают себя знать, Владимир. Если я не буду за собой следить, то обзаведусь брюшком. И, как видишь, у меня волосы редеют на макушке. А вот ты выглядишь как надо, трижды везучий сукин сын,--худой как
щепка, шевелюра густая, как прежде.
Они снова чокнулись.
--Не тебе называть кого бы то ни было везучим суки-
ным сыном,--отозвался я. Твоя газета--повелитель всего, что  узнаёт США.
--Возможно, я повелеваю,--ответил Николай,--но при этом пишу о тех  новостях, которые меня интересуют.
--Прямо цитата из твоей газеты.
--А ты читаешь мою газету?
--Изредка. Ты ведь знаешь, что теперь нам доступна вся информация мира.
--Ну и ну! Вот как заговорил мой старый друг!  А ты все-таки порядочная скотина! Ведь ты был в Нью--Йорке на премьере и почему-то не разыскал меня?
--Я пытался, но мне сказали, что тебя нет в городе.
--Да, думаю, так оно и было. Все же, что касается того, скотина ты или нет ...
--Ладно, Николай. Или тебе более привычно—Ник? Ладно, хватит прикидываться. Если тебя что-
то тревожит, как ты сказал по телефону, почему бы тебе
не сообщить все напрямик?
--Ты действительно этого хочешь?
-- Конечно хочу.
Лицо Николая неожиданно стало серьезным. В маленьком кафе, как всегда, было душно. Луч заходящего солнца проник в помещение сквозь щель между оконными занавесями, коснувшись уголка левого глаза Николая. Он весь напрягся, допил виски и погасил окурок.
--С тобой я могу говорить откровенно. Большинство
людей, не видя друг друга столько лет, становятся
чужими, но для меня ты не посторонний. Я могу тебе до-
верять. Конечно, я могу доверять и Шевченко Стасу Марковичу ...
--Это  адвокат твоего дяди, не так ли?
--Да. Но так как я парень подозрительный, то, пожа- луй, могу доверять только тебе. У меня неприятности--
это связано с происходящим в доме дяди. Да и со всем, что происходит в Любекино. Так, кажется, называется местность, где они проживают?
--Да. Именно так.
--Остается только надеяться, что я сумею с этим справиться.
--Так что же происходит в доме дяди?
--Привидения,--ответил Николай, внезапно поднявшись.
--Привидения?
--По крайней мере, выглядит как привидение. Но это не все. Новое завещание. Таинственные женщины из пло-
ти и крови появляются, а потом исчезают, будто никогда
не существовали.
--Что за белиберду ты несешь?--резко осведомился
я.
--Ага, задело!--усмехнулся Николай, к которому на ми-
нуту вернулась былая жизнерадостность.
--Я спрашиваю, что ты имеешь в виду?
--Дело в том, ваше благородие, что вы выглядели не-
сколько странно, когда я спросил, женаты ли вы. Возмож-
но, как выразились бы ваши коллеги по писательскому ремеслу, вы встретили даму?
--Ну ...
--Она блондинка, Владимир? Помнишь маленькую девочку, которая жила по соседству с тобой в Макеевке? Ты  мальчишкой втрескался в нее по уши. Она была блондинкой, и ты клялся ...
--Кого бы я ни встретил,--мрачно прервал его я,--это не имеет отношения к твоей проблеме. Что тебя так беспокоит, Николай? Хочешь еще выпить?
--Нет, спасибо. Я немного не в своей тарелке--весь день почти ничего не ел и не хочу нагружаться на ночь.
--Хорошо. Тогда сядь и расскажи обо всем подробно.
--По-моему, я писал тебе,--продолжал Николай, опуска-
ясь на стул и беря очередную сигарету,--что между  моими родителями, вернее моим отцом, и моим достойным дедом не было никаких контактов с тех пор, как отец покинул родные берега?
--Да, писал.
--Это было не совсем точно. Мой отец никогда не пи- сал деду, если не считать переводов денег.  И я тоже не писал. Но тетя Вера иногда присылала несколько строчек моей матери, которая добросовестно ей отвечала. Это бывало нечасто--раз в год или даже в два года,--но давало хоть какое-то представление о том, что творится в доме предков.
Старый Виктор Волков, о котором, возможно, лучше упоминать пореже ...
--В тот единственный раз, когда я встретился с ним
много лет назад, он не показался мне таким уж плохим.
--Естественно--учитывая, что ты никогда не сер-
дил и не раздражал его. Впрочем, есть ли человек, о кото-
ром нельзя сказать того же самого?--Закурив новую сигарету, Николай с невеселой усмешкой посмотрел на меня. --Уверяю тебя, он был кошмарным типом. Мы все, Владимир, странная и, возможно, не вполне нормальная семья, но мой дедуля был выдающийся экземпляр. Исключая минуты исполнения сентиментального обычая во время чьего-нибудь дня рождения (не важно, что это за обычай--насколько я знаю, его соблюдают и поныне),  Виктор Волков изводил всю семью чередованиями дурного настроения и приступов ярости. Это выглядело достаточно скверно, когда я и мои родители жили в его доме, ну а потом...
Достаточно почитать между строк в письмах тёти Веры, хотя она и считала старика Господом Всемогущим. Он превращал в ад жизнь всех окружающих, но с особым упорством-- жизнь дяди Сергея.
--Тем не менее,--прервал я его, насколько я по-
нял, он оставил все твоему дяде Сергею.
--Да, согласно завещанию, составленному в 2000 году и помещенному Стасом Шевченко на хранение в
сейф. Дед не делал из этого тайны. «Ты этого не за-
служиваешь, Сергей, но ты мой сын». Даже тётя Вера все
знала о завещании и тоже отмечала, что дядя Сергей этого не заслужил.
Николай сделал паузу, поводив рукой в облаке табачного дыма и пылинок.
-- Мне всегда нравился дядя Сергей,--с вызовом доба- вил он,--и я не хочу, чтобы его оставили в дураках.
--В каком смысле?
--Имей терпение--сейчас я все расскажу.
--Ладно, валяй.
--Мне нравился дядя Сергей,--повторил Николай.--Ко- нечно, он держался несколько театрально. Как рассказывал мой отец, он  с детства испытывал
страсть к сцене. Но он обращался со мной
как со взрослым, а это верный способ заручиться привязанностью ребенка. Дядя Сергей всегда находил время для разговора со мной, а уж говорить он умел! Он рассказывал мне разные истории--главным образом о привидениях. Почему—не знаю. Хотя дядя Сергей не верил ни во что сверхъестественное и смеялся над предположениями, будто мертвые могут возвращаться, его, как и многих людей такого сорта, я имею в виду склонных к артистизму, хотя он и был серьёзным учёным,  привлекали разные ужасы.
Я хорошо помню, как он тогда выглядел--еще более худой, чем ты, но, в отличие от тебя,
хрупкого сложения, да и здоровьем дядя Сергей был слаб.
Как сейчас, вижу его прогуливающимся по саду и декла-
мирующим стихи. В то время мои представления о поэзии
ограничивались Пушкиным, Есениным, словом русскими поэтами. А потом я узнал и настоящую поэзию Запада. Но дед ненавидел поэзию так же, как и театр. Теперь я знаю, что старый черт втайне восхищался тем, как мой отец умел ему противостоять.
--А твой дядя Сергей этого не умел?
--На такой вопрос нелегко ответить. Подростки многое
слышат, по они не понимают своих взрослых родственни-
ков, которые кажутся им непредсказуемыми. Прошло мно-
го времени, прежде чем я об этом задумался и попытался
вытянуть из родителей какую-нибудь информацию. Вроде
бы много лет назад дядя Сергей вышел из повиновения. Это произошло тогда, когда я еще ходил в детском комбинезончике, а дяде Сергею было за тридцать. Моя бабушка умерла в девяностых годах, оставив ему солидную сумму.
Однажды, после очередного дедушкиного приступа ярости и ссоры с тётей Верой, он спокойно упаковал чемодан и покинул дом. Вскоре выяснилось, что дядя Сергей снял или купил дом, в котором он живёт и сейчас, с какой-то актрисой, чье имя я забыл или не знал вовсе.                Господи Иисусе!--воскликнул Николай, воздев руки к не-
бу. Раньше я не замечал за ним набожности. Но времена меняются.--Можешь вообразить благочестивый ужас деда и
испуганное щебетание бедняжки тёти Веры? Но это недолго продолжалось. Дед переехал к нему с Верой вместе и капризы и актриса были временно забыты.
--Временно?
--Если можно так выразиться. Теперь нам придется пе-
рескочить в 2007 год. Дед уже давно составил завещание. Если ситуация в доме не стала лучше, то она, по крайней мере, казалась стабилизировавшейся. Но затем, в возрасте пятидесяти четырех лет, дядя Сергей неожиданно и тайно женился.
--Женился?
--Вот именно. На женщине моложе его более чем на двадцать лет.
Хотя эти слова были вполне обычными, они болезненно кольнули в мой потаенный уголок сердца. Мне
показалось, будто стены маленького душного бара начали надвигаться на меня.
--Моложе на двадцать лет?--переспросил я.--Кто
эта девушка, Николай? Как она выглядит?
--Откуда я знаю, черт возьми? Разве я разговаривал
или переписывался с кем-нибудь из родственников?
--Ладно, не злись.
--Ее зовут Нина.--Николай бросил окурок в пепельни- цу.--Могу тебе сообщить только то, что семья у неё порядочная. Правда, денег у нее никаких, что в наши времена немаловажно. Но во всех прочих отношениях она вполне приемлема--даже старина Шевченко это признает. «Очаровательная молодая девушка,--говорит он,--и очень сговорчивая. Она вполне подходит Сергею и даже произвела хорошее впечатление на всех». Насколько я понял, дядя Сергей познакомился с ней на концерте, и они тайком зарегистрировали брак, как мои родители, после
чего дядя привел ее домой.
--И что сказал старый Виктор?
--Что он мог сказать, увидев, что девушка идеально подходит Сергею, тем более что тот был уже далеко не молодым петушком? Если ты думаешь, что все прошло гладко, то ты не знаешь деда. Но девушка ему поправилась
в конце жизни у него даже характер немного улучшился.
Как бы то ни было, дед может подождать, ибо мы при-
ближаемся к последнему акту и взрыву. У моего отца случился сердечный приступ в гимнастическом зале и через час умер в пресвитерианской больнице. На следующей неделе, когда мы все еще были заняты похоронами и прочими хлопотами, моя мать получила последнее письмо от тети Веры.--«С прискорбием сообщаю, что бедный отец скончался вторник вечером. Но не горюйте, ибо он покоится в мире. (На деда это не слишком--то похоже.) Дед бродил в саду при восточном ветре, устраивая разнос всей семьи.  Пневмония в восемьдесят пять лет не шутка. Короче говоря...
--Ну?
--Дед умер из-за своего дурного характера--крайней мере, мы так думали. А затем произошел взрыв.
В середине апреля из Киева пришло еще одно письмо,
уже не матери, а мне, и не излияния чувств от тети Веры,
а скучное деловое послание от адвокатской фирмы Шевченко. Понадобилось несколько писем авиапочтой, чтобы прояснить ситуацию, но в конце 
концов нам это удалось. В Любекино было не все в порядке.  Там обнаружили новое завещание.
--Новое завещание?
--Составленное дедом без свидетелей, по написанное его почерком и, бесспорно, законное. Дед никогда не пе
реставал размышлять над судьбой своего состояния. Он на-
писал завещание и спрятал его в доме в таком месте, где его рано или поздно должны были обнаружить. Находка вроде-бы представляла собой драматическую историю, подробности которой мне пока неизвестны. Датированный 2009 годом новый документ аннулирует предыдущее завещание.
Дядя Сергей  остается ни с чем, а тетя Вера снова даже не упоминается. Все, чем обладал покойный дед,-- деньги, ценны е бумаги, недвижимость, включая, разумеется, дом, хотя он куплен был Сергеем, безоговорочно отходит его «старшему сыну Николаю Викторовичу Волкову, а если упомянутого Николая Викторовича Волкова не будет в живых, то... то...
--Ну?--поторопил я.--Кому достанется все?
--Мне!--рявкнул Николай. «Моему любимому внуку Николаю Николаевичу Волкову--младшему с надеждой, что он окажется более достойным человеком, чем его отец, и с
уверенностью, что он окажется достойнее своего дяди». Ты
когда-нибудь слышал что-нибудь подобное?
Маленькое кафе слегка задрожало, когда реактивный самолет прочертил след в небе. Николай  вскочил на ноги. Справившись с испугом, он указал на два пустых стакана:
--Послушай, Владимир, я хотел бы ещё выпить!
--Да, прости. Официант, еще два виски!
Бармен наполнил стаканы и официант поставил их на стол. Опираясь одной рукой на стол, Николай чокнулся
со мной:
--Ну, за удачу.
--За удачу!
--Неужели ты не понимаешь, Владимир? Старик оставил всё мне, но я в этом не нуждаюсь. Так не пойдет! Я приехал, чтобы все уладить.
--Теперь понимаю цель твоего приезда, но каким образом?
--Черт возьми, неужели они принимают меня за алчного ублюдка? Дядя Сергей получит свое наследство, а тетя Вера будет хорошо обеспечена. Что бы ни говорили о дяде Сергее, скрягой его не назовешь. Целый месяц, в течение которого он считал себя наследником, дядя Сергей договаривался о пожизненном отчислении для тёти Веры приличной прибавки к пенсии в год. Так и должно быть.
А остальное получит сам дядя Сергей--и в первую очередь дом, который по праву принадлежит ему. Он живет в прошлом--потому так и любит это место.
Конечно, по словам Шевченко, для этого понадобится какой-то юридический фокус-покус. Но его можно осуществить.
--Значит, ты говорил с Шевченко?
--Звонил ему сегодня утром. Мы активно переписывались. Завтра он  и расскажет мне обо всем. Слушай, Владимир, не мог бы ты съездить со мной на этот уик-энд в Любекино--поезд отправляется с вокзала  вечером--и оказать мне моральную поддержку?
--С удовольствием. А что, есть какая-то особая при
чина, по которой тебе может понадобиться моральная под
держка?
--Боюсь, что да. Там царит сущий ад с тех пор, как нашли новое завещание. Кстати, его нашла тётя Вера. Дядя Сергей бродит по дому в старомодном жакете, какие носили шестьдесят тому назад. В доме даже поселился доктор, что
бы за ним присматривать. Должно быть, его здорово вы
било из колеи известие, что он не является хозяином дома. Конечно, дядя Сергей нервничает--это неудивительно
с его темпераментом. По-моему, он куда более впечатли
тельный, чем кажется на первый взгляд. При мысли, что
его, возможно, вышвырнут из дома со всеми пожитками, он
запросто мог пустить себе пулю в лоб. Но я первым делом
написал поверенным, чтобы они его успокоили--объясни
ли, что дом в любом случае достанется ему. Так что
надеюсь, с этим все улажено. Но если жена дяди Сергея о нём беспокоится, то разве можно ее порицать?
--Нет.
--К тому же это еще не все.
--Произошло что-то еще?
--Разве я тебе не говорил? Так называемое привидение. После находки второго завещания деда кто-то рыщет  по дому, откалывая скверные и необъяснимые трюки.
--Погоди, Николай! Ты ведь не предполагаешь, что твой дед выходит тайком из могилы и бродит по дому?               
          --Господи, конечно нет!
--Ну, тогда кто?
--Восемнадцатый век!--сказал он.—Старый владелец дома—он был жестоким  судьёй, который построил дом
двести лет назад. Хотя почему его призрак именно сейчас
должен там бедокурить, выше моего понимания.
--Полагаю, ты не веришь в привидения?
--Конечно нет! Не больше, чем дядя Сергей или Стас Шевченко. Кто-то прикидывается--вот и все. Но кто? С ка•
кой целью? И каким образом он проникает через крепкие
стены и запертые двери? Короче говоря, ситуация неприятная. Прислуга грозит уходом, Нина вне себя от волнения, тетя Вера тоже не в своей тарелке. Так или иначе ... Кстати, как поживает твой герой полковник…Чумак, кажется? Видишь, я читаю твои книги!
--Спасибо!  Полковник поживает неплохо. Так жеблистательно раскрывает преступления. А почему ты вдруг вспомнил?
--Не знаю. Может на подсознательном уровне. Ладно, забудем.
--Хорошо. Как насчет последней порции перед
обедом?
--Почему бы и нет? В моем теперешнем состоянии ос-
тается только напиться.
--Бармен!
Бармен тотчас появился, быстро налил в стаканы и сразу же исчез. Сигаретный дым вновь поплыл к
потолку.
--Ты спрашиваешь,--продолжал Николай, потягивая виски,--почему я нуждаюсь в моральной поддержке? Уве-
ряю тебя, дело не в призраке. Что-то во всей этой истории
мне чертовски не нравится. Я собираюсь в этот дом, кото-
рый мне не принадлежит, благодаря моему же необычай-
ному великодушию ...
--Ты поступил очень достойно, Николай.
--Черта с два! Это всего лишь справедливость, как ты отлично понимаешь. Боже мой, Владимир, как еще я мог поступить? Деньги ничего не значат для дяди Сергея --к тому же он достаточно обеспечен. Но я не могу отобрать его любимый дом, даже если...--Николай умолк.
--Даже если что?
--Не важно. Забудь--это все выпивка.
--Я так не думаю. Что не так, Николай?
--Не так?
--Тебя что-то беспокоит куда сильнее, чем всё, о чем
ты рассказал, но по какой-то причине ты не хочешь при- знаться в этом.
--Нет, Владимир, не меня беспокоит, а тебя!
--Меня?
--Да. Я понял это по твоей реакции на мое упоминание о таинственных женщинах и о том, что жена дяди Сергея гораздо моложе его. Что-то тебя гложет. Выкладывай, о муза истории и биографии! Неужели тебе нечего мне сказать?
Я задумался.
--Возможно, есть. Надеюсь, дальше это не пойдет?
--Ты знаешь, что я буду нем как рыба. Ну, какие жа- лобы?
--Это не совсем жалобы ...
--Тогда что?
Невидимые демоны плясали и били в барабаны. Весь ансамбль театральных и кино-знаменитостей от восемнадцатого столетия до конца двадцатого века вопросительно взирали со стен. Я чиркнул спич-
кой, и в тусклом баре вспыхнуло яркое пятнышко света.
--Не знаю, как сейчас, но тогда это значило для ме-
ня очень много. В прошлом году в мае, после завершения
одной работы, я позволил себе короткий отпуск в Крыму.
--И правильно сделал. Что дальше?
Я снова помолчал, думая о прошлом.
--Ну, как ты и предполагал, я встретил даму.






                Г Л А В А  3

Итак, вечером в пятницу я упаковал чемодан в своей квартире в Киеве и вызвал по телефону такси, чтобы ехать на вокзал. Летнее солнце клонилось к закату. Такси  промчалось по вечернему Киеву свернуло налево и по мо- сту направилось к вокзалу. На улицах, переполненных транспортом, приходилось часто останавливаться на крас-
ный свет.
Но я ничего этого не замечал. Мои мысли были заня-
ты тем, что он рассказал Николаю Волкову в среду вечером --точнее, тем, что я ему не рассказал. Решив поведать старому другу о Марине, я почувствовал себя таким, как сказал бы Николай, «заторможенным», что моё повествование получилось бы сдержанным  и тщательно отредактированным, словно отчет адвоката. Но смог бы я все объяснить, даже если бы захотел? Я этого не знал.
В такси на него нахлынули воспоминания. Чуть более года назад, в цветущем мае, я летел в Крым. Рядом со мной, У окна, сидела девушка, казавшаяся до смешного молодой и невинной,--вряд ли ей было больше двадцати одного года,-- которая задала мне несколько вопросов о полете. Я не мог наглядеться на ее робкие темно-голубые
глаза, наивные и в то же время внимательные, матово-бе-
лый, но здоровый цвет лица, блестящие светлые волосы
до плеч, стройную, но крепкую фигуру, которую идеально
подчеркивал твидовый дорожный костюм. Покуда самолет
не приземлился в Симферополе, мы говорили без умолку.
Девушка сказала, что ее зовут Марина. Она сообщила, что ушла с работы (не сказав, с какой именно) отчасти из-за маленького наследства, оставленного ей покойным отцом; эти деньги она целиком истратила на  путешествия--прежде чем поступить на другую работу. Потом мы выяснили, что будем проживать в отелях, расположенных недалеко друг от друга.
--Отели «Радуга» и «Седьмое небо»,--смеясь,
сказала Марина.--Звучит до ужаса нелепо.
--Вроде как «Гранд-отель Всё о небесах»?
--Да! Они всегда используют названия подобным об- разом. Хотя я сама достаточно невежественна—мало где нигде бывала, потому что говорю по-английски, как школьница.
--А вам бы не хотелось попрактиковаться  в английском языке?
--С удовольствием!--воскликнула Марина.
Мы пообедали у «Факела» и отправились в театр, где насладились какой-то колоритной мелодрамой,
исполненной с убедительными распевками, на  которые способны лишь украинские актеры. Так начались волшебные десять дней, которые Марина и я провели в Крыму. Мы бродили по набережным, смотрели восковые фигуры в музее, посещали театр и ночные клубы, обедали
на открытом воздухе при бледном свете уличных фонарей,
проникающем сквозь листву каштанов. Обычно умеренный
в потреблении алкоголя я пил больше вина, чем сле-
довало, да и Марину в этом отношении не приходилось осо- бенно уговаривать. 
Но более всего я был очарован самой девушкой--
ее энергией, жизнерадостностью, умом, чувством юмора.
Она могла прошагать рядом со мной несколько километров без единой жалобы, по никогда не позволяла мне разговаривать с собой тоном доброго дядюшки. Это стало очевидным, когда я водил ее по старым местам,где всё напоминало о Средневековье.
--За следующим поворотом, Марина... Ты не устала?
--Конечно нет! Как я могла устать, когда ты рассказываешь мне столько интересного? Этот дом на дру-
гой стороне улицы, где хан поселил свою... как же
ее звали... просто потрясающий! Так о чем ты говорил?
--За следующим поворотом, Марина, начинается улица, где происходили сногсшибательные истории.
--И что же мы там обнаружим?
--Это станет ясно через минуту. Видите ли, юная девушка ...
--Пожалуйста, не надо!
--Что не надо?
--Не говори со мной, как будто... как будто я еще не
совсем взрослая!
--А разве это не так?
--Конечно нет! Уж кому-кому, а тебе это должно быть известно.
Я был вынужден признать, что во многих отноше-
ниях она права. Но о наиболее важных событиях этой бе-
зумной декады я не мог бы рассказать ни Николаю Волкову, ни кому-либо другому. В кафе, увешанном большим количеством театральных портретов,
я ограничился описанием наиболее очевидных досто-
инств Марины, а Николай с видом человека, умудренного опытом, пытался проникнуть в суть.
--Слушай,--сказал он наконец.--Помимо перечис-
ленных тобой качеств твоя девушка Икс, насколько я понимаю, была чертовски привлекательна. Не так ли?
--Да, безусловно.
--Короче говоря, лакомый кусочек. А ты--мужчина опытный, хотя и выглядишь заторможенным крахмальным
воротничком. Надеюсь, ты воспользовался удобным случа-ем, а?
--Черт возьми, Николай, неужели ты думаешь, что я стану отвечать на такие вопросы?
--Будешь хранить молчание, как подобает истинному
джентльмену,--усмехнулся Николай.--Но я не джентльмен
и никогда им не был. Можешь не сомневаться, я всем бы
разболтал, если бы такая аппетитная милашка бросилась в
мои объятия. Ладно, храни свои секреты, крыса. Но я буду
делать выводы. Учитывая ауру, которая всегда царит в Крыму, я не удивлюсь, если она сбросила одежду и залпом
тебя проглотила.
Фактически все так и произошло. Наша связь началась в первый же вечер, когда я проводил девушку в отель. Я не намеревался соблазнять ее--разница в нашем возрасте казалась мне слишком большой,--но ничего не мог с собой поделать. Неизвестно, вдохновили ли меня ночь, вино, «крымская аура» или была другая, более глубокая причина, но стоило мне прикоснуться к Марине, как от ее робости и неуверенности не осталось и следа, что одновременно испугало и обрадовало меня.
Если внутренний голос и предостерегал меня, то я заставил его умолкнуть. Я потерял голову, и меня это не заботило, как, впрочем, и Марину. Дело не в том, что она говорила и как себя вела в пылу близости,--это легко симулировать,--а в безошибочных, чисто физических признаках того, что она полностью раз-
деляла мой восторг. Так началось безумие, которое не ослабевало все десять дней. Несмотря на случайные связи в прошлом, мне казалось, что я слышу голос, который
шепчет: «Это впервые!»
Но было ли все так, как тогда казалось? Я считал,
что Марина не совсем взрослая, однако она занималась любовью с такой сноровкой, что я ощущал болезненные уколы ревности к своим незнакомым предшественникам. В некоторые моменты Марина демонстрировала иное, куда менее понятное настроение. Она никогда не позволяла себя фотографировать--даже рядом с этими забавными приспособлениями вроде нарисованных портретов с дырками, через которые просовываешь голову или обезьянкой на плече у фотографа. Любое упоминание о браке кого бы то ни было вызывало у нее горькую усмешку, казавшуюся абсолютно чуждой ее мягкой и доброжелательной натуре. Впрочем, ее склонность к «черному юмору» временами давала себя знать вообще без всякой видимой причины. Случались также периоды тревогой и подавленностью, иногда заканчивавшиеся бурей слез.
--Предположим, дорогой,--как-то сказала Марина,
что я в действительности не та, кем притворяюсь?
--А кем ты притворяешься?
--Что, если я не имею права на имя, которым поль- зуюсь? Что, если я была замешана--пускай не по своей
вине--в грязном деле, которое внушило бы тебе отвраще- ние ко мне?
--Разве я задавал тебе какие-то вопросы? По-твоему,
даже если то, о чем ты говоришь, правда, это что-то бы
изменило?
--Конечно, изменило бы, дорогой, хотя ты, возможно,
так не думаешь.
--Вздор!
--О, Владимир! Ну, по крайней мере, мы заканчиваем на высокой ноте.
--Заканчиваем? Что ты имеешь в виду?
--Разве ты забыл, дорогой, что в понедельник я уле-
таю в Рим?
--Ну и что? Я полечу с тобой.
--Нет! Ты не можешь ... не должен этого делать! Я бы отдала все на свете, чтобы ты был рядом, но это невозмож-
но. Я еду в Рим к школьной подруге, и к нам там присое-
динится другая подруга. Они чудесные люди, Владимир, но
твое присутствие ужасно бы их шокировало. Я должна со-
блюдать внешние приличия, хотя мечтала бы провести всю
оставшуюся жизнь так, как сейчас. К тому же это не ко-
нец--мы встретимся в Киеве, как только я вернусь, не
так ли? Давай сразу назначим время.
Таковы были подробности, которыми я не поделил-
ся с Николаем Волковым, хотя я мог рассказать дальнейшее. В кафе быстро расправившись с едой,
но то и дело возвращаясь к бутылке виски, Николай стал еще более важным и напыщенным.
--Ты хоть понимаешь, что не назвал мне даже ее  имени и фамилии?--заметил он.--Судя по всему, история с девушкой Икс зашла достаточно далеко. Так как ты все еще питаешь романтический интерес к исчезнувшей чаровнице, не будет большого вреда, если ты назовешь мне ее фамилию.
--Не будет никакого вреда. Её зовут Марина. Но я даже не уверен, что знаю ее настоящее имя.
--Думаешь, она морочила тебе голову?
--Не знаю что и думать. Трудно в это поверить--людям
свойственно заблуждаться. Но ...
--Но ты больше ни разу ее не видел с тех пор, как она
покинула Рим?
--Ни разу. Мы должны были пообедать вместе в  «Бояне». Через две недели испол-
нится ровно год, как она не пришла. Просидев там почти до закрытия, я понял, что комедия окончена.
--Комедия, вот как? А ты пытался разыскать ее?
--В телефонном справочнике ее имя не значилось, а фамилии я не знаю. Хотя у меня не было никаких причин полагать, что она вообще живет в Киеве. Что еще я мог сделать?
--Ты ведь знаком со своим полковником. Ты мог обратиться в милицию.
--С какими данными? Там бы только сказали, что это
не их дело и они не имеют права вмешиваться. Даже если бы они помогли мне, каков был бы результат? Для Марины,
возможно, только смущение, если не хуже.
--Ты имеешь в виду, в том случае, если она замужем?
--Не знаю. Это один из вариантов.
--Существуют и частные детективы.
--Да, но для Марины результат мог оказаться таким же.
--А ты никоим образом не хочешь расстраивать леди, верно?
--Верно.
--Держу пари, я бы смог отыскать ее для тебя, если бы пустил по следу толковых ребят. Но ты ведь не согла-
сишься?
--Да, не соглашусь. Я пытался придумать всевозмож-
ные объяснения, Николай. Что она хотела прийти, но не смогла по какой-то элементарной причине. Даже терзал себя мыслями о несчастном случае!
--Бедняга!--серьезно промолвил Николай.--Ты попал в
скверную ситуацию, Владимир, и должен из нее выбраться.
Мой тебе совет, проконсультируйся с оракулом.
--Именно это я и делаю.
--Тогда он скажет тебе, призвав на помощь весь свой
опыт, что тебя выбило из колеи не что иное, как простой
старомодный секс.
--Хорошо, предположим, так и было. Ну и что тут дур-
ного?
--Слушай, мой мальчик, что скажет тебе твой дядюш-
ка Николай! Тут нет абсолютно ничего дурного. Такие истории, как у тебя с Мариной, происходят постоянно. Ну так наслаждайся этим ретроспективно, но не принимай это слишком всерьез, как явно не принимает она. Не драматизируй. Не превращай здоровую физиологическую потребность в романтическую страсть из викторианского романа. Если смотреть на твою идиллию с правильной точки зрения, то все произошло наилучшим образом.
--Здравый смысл подсказывает, что ты прав--тем бо-
лее учитывая нашу с Мариной разницу в возрасте. Тем не менее ...
--Повзрослей, наконец, Владимир, и ты поблагодаришь меня за совет. И не забудь, старина,-- продолжал вещать Николай, сделав очередной глоток виски,--что тебе предстоит встреча совсем иного сорта. В пятницу вечером, если ты не откажешься от своего обещания, ты отправишься в Любекино, чтобы помочь мне решить ряд проблем, касающихся дяди Сергея с его суицидальными наклонностями и его испуганной жены, тети ВЕРЫ с ее фантазиями, а также предполагаемого призрака, который может проходить сквозь запертые двери, не оставляя никаких следов.
Поезд, как Николай сказал в среду и подтвердил на следующий день, поговорив со Стасом Шевченко,-- отправлялся в девятнадцать пятнадцать. Мы должны были прибыть туда в двадцать  тридцать пять и решили перекусить в поезде, который едва ли окажется
переполненным, так как большинство отправляющихся на
уик-энд уже уехало. В Любекино, по словам Шевченко, их должен был ожидать автомобиль, в котором
они проедут до дома Волковых.
На вокзале, под стеклянной крышей которого
каждый звук отдавался шуршащим эхом, народу было не-
много. Я купил билет в оба конца и на-
правился к книжному киоску, где, как было условлено, меня ожидали два спутника.
--Мой дорогой Николай...--зазвучал скучный, тягу-
чий голос. Николай, с непокрытой головой, в спортивной куртке, держал в руке тяжелый чемодан. Лицом к нему и спиной к киоску стоял толстый приземистый мужчина с газетой в одной руке и портфелем в другой. Господин Стас Маркович Шевченко, вдовец, чей взрослый сын был
вторым членом семейной фирмы «Шевченко и сын», был облачен в профессиональную униформу, состоящую из короткого черного пиджака, брюк и шляпы. Несмотря
на всю свою серьезность, он не выглядел стариком--его
жесткие светлые волосы казались едва тронутыми сединой. Ему охотно прощали некоторую напыщенность, так как за ней ощущались надежность и основательность. В данный момент он стоял и вещал совсем как Николай в среду вечером:
--Вижу, Николай, ты не настолько американизирован,
как я опасался. Конечно, ты используешь вульгаризмы, к
чему склонны мы все под влиянием телевидения, но твоей ей речи сохранилось много прежних интонаций. Как я го-
ворил ...
--Смотрите-ка!--прервал его Николай, отвернувшись.--Вот и Владимир Иванович--наш странствующий менестрель. -- Он быстро представил нас друг другу.--Теперь
вся команда в сборе и можно отправляться в путь.
--Могу я попросить, Николай, чтобы ты немного пони- зил голос?
--Разве вы не слышали, что я сказал? Это Владимир Иванович Нечитайло, мой самый старый друг. Все, что вы говорите мне, можете говорить и ему.
--Да, но разве это обязательно говорить всему вокза- лу? Господин Нечитайло,--продолжал адвокат, выглядевший
точь-в-точь как старые адвокаты Российской империи на портретах,--для меня большое удовольствие с вами познакомиться. Я читал несколько ваших книг и искренне ими наслаждался. Боюсь, что наш молодой друг Николай считает меня слишком сдержанным и осторожным. Но каждый должен исполнять свои обязанности. Льщу себя надеждой, что он последует моему совету.
--Можете не сомневаться,--отозвался Николай.--Я весь
преисполнен чувства долга. Юстиция--суровая дщерь
Гласа Божьего! Я последую вашему совету, когда узнаю, в
чем он состоит. Но можете ли вы ответить на прямой воп-
рос одним словом, без всяких «принимая во внимание» и
«как было сказано выше»?
--Одним словом--да,--ответил господин Шевченко.
--Дядя Сергей ...
--Ах да, твой дядя Сергей!—господин Шевченко обра-щался к пространству между Николаем и мной.--Когда-то
мы ожидали от него великих деяний--во всяком случае, я
ожидал. Как только он перестал заниматься наукой у него появилось хобби—писать пьесы. Сейчас он снова собирается писать пьесу, как говорил и в
былые дни, но, по-моему, все, чем он занимается, это пишет длинные письма в литературные еженедельники или диктует их своему секретарю. Конечно, для него это было нелегкое время. Потрясения последних недель... его сердце ...
Николай сделал гипнотический жест рукой.
--Слушайте, вы--прервал он.--Вы, конечно, осторожны и сдержанны, хотя я что-то этого не заметил. Но может человек, который задал вам вопрос, ввернуть словечко?
--Да, прошу прощения. Что за вопрос?
--У нас все в порядке?
--В порядке?
--Вы сказали дяде Сергею, что его не вышвырнут, как
тюбик из-под зубной пасты? Что он может владеть своим
любимым домом до своей естественной кончины?
--Сказал, и давно, в соответствии с твоими инструкци-
ями. Я также взял на себя смелость информировать об этом его жену Нину.--Адвокат обратился к мне:
--Должен объяснить, что Нина в действительности Нина Волкова. Слуги начали называть ее так, под-
стрекаемые Виктором Волковым...--под господином Волковым, очевидно, подразумевался покойный Волков,--и некоторые из нас, увы, усвоили эту привычку. Она очаровательная молодая леди, которой Сергей Викторович должен гордиться ... Да, Николай, я информировал его. Но мы живем в жестоком мире, хотя у тебя пока что было мало поводов в этом убедиться. Люди цепляются алчными пальцами за то, что они унаследовали по закону, а Сергей по натуре не слишком доверчив. Я передал ему твое великодушное сообщение. Вопрос в том, верит ли он, что ты действительно хочешь так поступить?
--Господи, конечно хочу!
--Я тебе верю. Но верит ли Сергей? Он непред-сказуемый человек с чрезмерно развитым воображением.
Что конкретно ты подразумеваешь под словами «Bce в по-
рядке»? И что именно он может считать своей естествен-
ной кончиной? Если случайно ...
--Чушь, адвокат!--рявкнул Николай.--Чушь, вздор и
галиматья! Если вы хотите сказать, что дядя Сергей достаточно безумен, чтобы покончить с собой ...
--Я этого не говорил и даже не думал. Я только имел в
виду, что мой старый друг непредсказуем и переменчив. И я также говорю,--настойчиво добавил господин Шевченко,--что нам не следует здесь задерживаться. Мы должны поторопиться, если хотим успеть на поезд.
--Чепуха! Еще полно времени!
--Прошу прощения, но это не так. Посмотри на часы. Я не принуждаю тебя, Николай, но у нас есть еще одна причина не опаздывать па поезд и не расстраивать обита телей дома. Ты знаешь, что сегодня за день?
--Пятница.
--Двенадцатое июня. А завтра?
--Если кто-нибудь не напортачил с календарем, то завтра будет тринадцатое.
--Как ты проницательно заметил, завтра будет тринадцатое июня. А значит, день рождения твоей тети                Веры.
--Так они все еще соблюдают церемонию?
--Вот именно.
--Помнишь, Владимир? Когда у кого-нибудь день рождения в старинных домах, а мои родственники считают свой дом старинным, всегда устраивают церемонию. Я тебе говорил, верно?
--Да, говорил. А что за церемония?
--Вечером, накануне «великого праздника», пекут
замысловатый пирог. Его торжественно подают в сто
ловую, где произносят речи и вручают подарки. Это всегда
происходит в одиннадцать ночи. Дядя Сергей настаивал, что
это следует проделывать в полночь, но тетя Вера возражала, что «детям» тогда уже нужно спать. Так как я тогда был единственным ребенком в доме, это выглядело огульным утверждением... Тетин день рождения, вот как? Не думаю, что тётка очень рада своему пятидесяти пятилетию--кажется, ей столько исполняется? Но вы правы, господин адвокат. Мы не должны разочаровывать старушку. Пошли!
Ник подозвал носильщика и вручил ему чемодан.                --Тащите чемодан в вагон первого класса для курящих, желательно в пустой. Я пойду вперед, а вы следуйте за мной, хорошо? Что вы там копаетесь?--обратился он
нам.--Божье наказание, поторапливайтесь!
Избрав линию поведения, Николай неуклонно ее придерживался. Взмахнув билетом, он почти бегом
двинулся по перрону. Шевченко, который, несмотря
всю свою напыщенность, мог при желании двигаться досточно быстро, семенил рядом, размахивая портфелем, я замыкал процессию.
Солнце скрылосьза облаком. Платформа и стоящий справа длинный состав с удивительно чистыми шоколадно-кремовыми вагонами оставались в тени и выглядели мрачновато под покрытой сажей стеклянной крышей. Николай, Шевченко и я шли к началу платформы мимо маленьких групп других пассажиров. Мы добрались до головного вагона и направились к двери
следом за носильщиком. Тут Николай заговорил снова:
--Учитывая ситуацию, едва ли следует ожидать пыш-
ного приема. Я начисто забыл о дне рождения старушки,
если вообще когда-нибудь вспоминал о нем, и теперь не
успею приготовить для нее подарок.
--Совсем наоборот, Николай. Ты привезешь ей самый
лучший и желанный из всех подарков. Нет нужды объяс-
пять, что я имею в виду денежное содержание. Твой дядя Сергей ей это предложил, а ты выступишь гарантом, ведь у твоей тётки, по крайней мере, нет оснований сомневаться в твоих добрых намерениях. Думаю, все пройдет хорошо, если ты и Сергей воздержитесь от слишком умных замечаний. Жена Сергея, я думаю, очень постарается, чтобы праздник прошел как надо. Вы что-то сказали, Владимир Иванович?
--Да,--отозвался я, державшись шагов на десять сзади. --Простите, что перебиваю, но эта--Нина Волкова... Как она выглядит?
Шевченко ответил полуобернувшись и не замедляя шаг:
--Разве я уже не говорил, что жена Сергея Викторовича очаровательна? Несмотря па разницу в их возрасте ...
--Да, конечно. Но я имел в виду не совсем это. Как она
выглядит? Как бы вы ее описали?
--Трудный вопрос.
  --Да, по...
--Самому придирчивому критику,--заявил Шевченко,-- пришлось бы признать, что она очень хороша со-
бой. Нина выглядит даже моложе своих лет. Она
среднего роста, светловолосая, с весьма обходительными
манерами ...
--Блондинка?--прервал Николай и резко обернул-
ся.--Черт возьми, какая это была бы ирония судьбы! Тебе
пришло в голову то же самое, Владимир?
--Вовсе нет ...
Теперь пришла моя очередь застыть как вкопанному. Двое других последовали за носильщиком, который от-
крыл дверь в передней части вагона, и поднялись внутрь.
На перроне началось оживление. Я всё еще стоял неподвижно, не в силах отогнать невероятную идею, когда
кто-то сзади коснулся моего локтя. Это был другой носильщик с массивными чертами лица и манерами заговорщика.
--Прошу прощения, господин, но девушка сказала...
          --Какая девушка?
--Из последнего купе вон того вагона. Девушка просила, чтобы вы, прежде чем при-
соединиться к другим господам, заглянули на минутку
к ней.
--Спасибо.--Я передал носильщику маленький
чемоданчик вместе с купюрой.--Отнесите это в купе к
моим спутникам. Скажите, что я не намерен опаздывать на
поезд и скоро к ним приду.
Разумеется, это было невозможно, но все же... Я
огляделся вокруг и быстро зашагал. У широкого окна, находящегося в тени, как и другие окна поезда, виднелась красная треугольная табличка с надписью
белыми буквами: «Не курить». Женщина в купе взглянула
на меня. Прижав ладонь к оконному стеклу и слегка отвер- нувшись, словно стараясь не видеть происходящее снаружи, у окна стояла Марина.
Было ли это разрядкой напряжения? Или кое-чем похуже?
«Силы небесные!»--воскликнул бы Николай.
Во всяком случае, когда я открыл дверь купе и
оказался лицом к лицу с Мариной, стало ясно, что моё появление произвело эмоциональный взрыв. Мы оба могли рассмеяться, но не сделали этого.
Марина была одна. В бело-голубом летнем платье и голубых туфлях на босу ногу она съежилась на угловом сиденье у окна. Девушка показалась мне еще более прекрасной и желанной, чем прежде, но она выглядела так, будто ожидала удара. Дрожащими пальцами Марина щелкнула замком белой сумочки, вынула портсигар, хотя
они находились в купе для некурящих, и попыталась его
открыть, словно нервный фокусник, у которого не получа-
ется трюк. Сразу после этого начали происходить абсолют-
но нелепые вещи.
Снаружи, где по бетонной платформе громыхала багажная тележка, мужчина, похожий на преуспевающего бизнесмена, внезапно промчался мимо окна в сторону локомотива, потом остановился, повернулся и с той же скоростью побежал в обратном направлении. В тот же момент Марине наконец удалось открыть портсигар. По какой-то непонятной причине оттуда вылетела сигарета с фильтром, словно ее что-то вытолкнуло, описала дугу в воздухе и упала на противоположное сиденье.
--О господи!--воскликнула Марина.
Дрожа всем телом и, возможно, едва удерживаясь от истерического смеха, Марина снова откинулась на сиденье. Я, чувствуя, что мои нервы также на пределе, подобрал сигарету и протянул ей:
--Полагаю, это твоя?
--Но она мне не нужна!
--По-твоему, она нужна мне?
--Боже мой, как это смешно!
--Может быть, «смешно»--не совсем подходящее сло-
во, Марина, но не будем об этом спорить. А теперь послушай...
--Нет, это ты меня послушай! Пожалуйста!
Темно-голубые глаза и черные ресницы на фоне матово-
белой кожи сделали свое дело—моя решимость уле- тучилась.
--Пожилой мужчина впереди тебя... он говорил с то-
бой, хотя я не совсем расслышала его слова...
--Тот, который похож на старинных адвокатов?
--Разве? Ну, не важно. Это был господин Шевченко, верно? Адвокат? Значит, молодой человек, который шел ря- дом с ним ...
--Молодой человек?
--Да. Должно быть, это  Николай Волков. Ты как-то говорил, что он твой ближайший друг и что ты учил-
ся с ним в школе. Значит, ты едешь в Любекино?
--Да. А ты, по-видимому, уже там обосновалась?
--Ну ... да. А почему ты спрашиваешь?
--Почему я спрашиваю?
Послышались слабые звуки захлопывающихся дверей. Раздался свисток, и поезд тронулся с места. Марина нервным жестом указала на противоположное сиденье. Но я не стал садиться. Я стоял перед ней не совсем твердо, так как поезд покачивался, набирая скорость, и глядел на нее сверху, как недовольный учитель.
--Так как ты не имеешь ни малейшего понятия, почему я об этом спрашиваю, попытаюсь тебе объяснить. Но сначала один вопрос, Марина, если только это твое настоящее имя ...
--Конечно настоящее! А почему оно не должно быть настоящим?
--А как твоя фамилия?
--Сидоренко.
--А почему ты об этом спрашиваешь? И почему моё имя может быть ненастоящим?
--Ты как-то сказала ...
--Я имела в виду мою фамилию. К тому же на нее у
меня тоже есть законное право, что бы  ни услышал в
будущем.
--Значит, тебя зовут не Нина? И ты не жена Сергея Волкова?
--Господи, ужас какой! Мне и во сне такое не могло привидеться, хотя у меня часто бывают ночные кошмары.
Нет, Владимир, я не жена Сергея Волкова и вообще, слава богу, никогда не была замужем. Кто тебе сказал, что я
жена Сергея Волкова?
--Никто. Это просто моя безумная идея. Но я слышал описание жены Волкова, и оно вроде бы подходило к тебе.
Шевченко сказал, что она блондинка среднего роста--хотя
ты скорее маленького...
--Что за вздор, Владимир! Я знакома с Шевченко--он точен до педантичности. Неужели он сказал «блондинка»?
--Ну, вообще-то нет. Как пишут в детективных рома- нах--если подумать, он сказал «светловолосая». Но ведь
это практически одно и то же, верно?
--Не совсем. У Нины Волковой--когда я с ней познако-
милась, она была Ниной Медяник--русые волосы очень кра-
сивого оттенка. Она выше и гораздо красивее меня, и у нее
куда лучшие манеры. «Среднего роста, светловолосая»--хо-
рошее описание Нины, но оно совсем не подходит ко мне.
Если тебе приходят в голову такие дикие мысли ...
--Если они приходят мне в голову, то смею утверждать,
для этого имеются основания. Кроме того, я принял тебя
за жену Сергея Викторовича, так как у них с мужем большая разница в возрасте. Хотя возраст в твои юные годы, по-видимому, ничего не значит. Только что ты назвала Николая Волкова молодым человеком, хотя он одного возраста со мной и отнюдь не выглядит моложе-- скучный сорокалетний мужчина... А тебе всего-навсего...
--Дорогой,--прервала меня Марина,--ты знаешь, сколь-
ко мне лет на самом деле?
--Самое большее двадцать два года. Так как год назад
я думал, что тебе двадцать один ...
--Мне тридцать два!--воскликнула Марина, словно злясь на саму себя.--А в сентябре исполнится тридцать три! Любая женщина могла бы это подтвердить, взглянув на меня. Но мужчины этого не замечают. Если женщина не безобразна, молодо выглядит и пользуется своими ...
--Способностями?
--Ну, в общем да. В таком случае мужчины способны убедить себя в чем угодно. Но от правды не уйдешь. Я скучная тридцатидвухлетняя женщина, а в душе вообще старая карга. Что ты на это скажешь?
Я поднял кулак, в котором сжимал подобранную на
сиденье сигарету.
--Я скажу, мадам, что это самые лучшие новости, ко-
торые я слышал за всю мою долгую жизнь. Отмечу также,
что вы, вольно или невольно, обращаетесь ко мне с интим-
постью давно минувших дней. Можно я сяду рядом с вами?
--Нет! Я не могу тебя остановить, но, пожалуйста, не надо!
--Почему?
--Потому что я этого не хочу. Нет, это неправда--я
опять лгу!--Марина закрыла лицо руками, но тут же опус-
тила их.--Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, пусть
даже в этом душном купе. Но это невозможно. То, о чем я
думаю, не должно произойти!
--О чем же ты думаешь?
--О том, что и ты, Владимир. Но этого не должно случиться, так как ситуация ужасна и станет только еще хуже. Можем мы ... уладить некоторые вопросы?
--Разумеется, если ты согласна их обсудить.
Марина закинула ногу на ногу и пригладила юбку. Рядом с ней, в углу сиденья, лежал пакет, на обертке которого виднелась эмблема знаменитого книжного магазина. Несколько секунд пальцы левой руки Марины рассеянно постукивали по пакету. Ее лицо залилось румянцем, затем побледнело вновь. Я, сидя напротив, наблюдал за ней.
--Я секретарь Виктора Волкова,--наконец загово-
рила она,--а вовсе не его жена или... что-то вроде этого.
Уже около года я занимаю это место. Разве я не говорила
тебе, что после возвращения собираюсь поступить
на другую работу?
--Да, но это все, что ты сказала.
--Ну, Владимир, если бы тебя это интересовало и ты спросил меня ...
--Давай обойдемся без наглядной демонстрации моих
заблуждений. Каждый раз, когда я пытался затронуть эту
тему, ты увиливала, говоря, что это не важно.
--Мне очень жаль. Но я ведь говорила тебе, что еду в
Италию навестить школьную подругу? И что там к нам при-
соединится другая подруга?
--Да, говорила.
--Первая подруга была Римма Ванштейн, которая теперь замужем за графом Ботичелли и живет неподалеку от Рима. А вторая подруга Нина Медяник, с 2006, кажется, года Нина Волкова. Забавно, не так ли?--Марина нерв-
но улыбнулась.--Встреча старых школьных друзей. Ты
жружен с Николаем Волковым, а я—см Ниной и Риммой ... Понимаешь, Владимир, Нина устроила меня
секретарем к своему мужу еще до того, как мы уехали за
границу в прошлом году. Нина знает про меня все, но
она никогда не верила тому, что обо мне говорили, и хоте-
ла дать мне шанс. А господин Волков—Сергей Викторович-- не знает, кто я на самом деле.
--Я тоже.
--О чем ты?
--Я тоже не знаю, кто вы на самом деле, мадам Сфинкс. Что такого ужасного о вас говорят? Что за «грязное дело», в котором вы якобы были замешаны? Короче говоря, к чему вся эта таинственность? Серьезно, Марина, не пора ли успокоить эту бурю в стакане воды? Ради бога, не веди себя как героиня романа, которая по непонятной причине не говорит ни слова, хотя от большей части затруднений можно избавиться с помощью двух фраз. Ты ведь слышать не желала о том, чтобы я сопровождал тебя в Рим, только потому, что твои друзья могли догадаться, что мы не просто случайно по-
знакомились...
--Владимир, если бы это было все...
--Значит, это не все?
--Если бы это было хотя бы десятой долей всего,--в отчаянии воскликнула Марина,--разве меня бы заботило, что подумают они или еще кто-нибудь? Я ведь не пуританка.
--В этом я не сомневаюсь.
--Кроме того, я рассказала Нине о нас--о моих чув- ствах к тебе и о... о том, чем мы занимались в Крыму.
Нина, возможно, немного чопорная, или люди считают
ее такой, но она очень чуткая и все поняла. Она нас не
выдаст, Владимир. По-твоему, я поступила неправильно?
--Конечно правильно! Но ...
--Но как я могла догадаться, что встречу тебя здесь? Думаешь, я не хотела, чтобы ты поехал в Рим? Не хотела встретиться с тобой там, где мы договорились? Я мечтала
об этом! Но я поклялась больше никогда не видеться с тобой (и буду держать обещание, как только ты покинешь Любекино), так как не хочу, чтобы ты страдал из-за меня --а это неизбежно, если правда станет известной.
--Марина, прекрати болтать чепуху!
--Это не чепуха! Пожалуйста, не сердись и не будь же- стоким со мной. Правда может выйти наружу независимо
от меня. Если что-нибудь случится в этом ужасном доме,
если Сергей Волков убьет себя или пострадает каким-ни-
будь другим образом ...
Марина внезапно умолкла, поднеся ладонь ко рту. Я встал.
-- Мы можем...
--Нет, не можем! Мы не должны!
Иди к своим попутчикам, но не говори им, что я здесь, что
ты встретил меня, а в будущем даже виду не подавай, что мы были знакомы раньше!
--Черт возьми, Марина, зачем приумножать тайны? Кроме того, даже если я не скажу, что ты здесь, мы все равно встретимся, когда выйдем из поезда.
--Вовсе нет. Я сойду раньше, за двадцать минут до Любекино, и приеду на автобусе. Я могу
сказать, что прибыла другим поездом, или придумать еще
что-нибудь. Как бы то ни было, в Любекино нас представят
друг другу как незнакомых людей.

--Ну и какой в этом смысл? Разве ты сегодня была в
Киеве по какой-то зловещей причине?
--Конечно нет!--Марина указала на пакет рядом с со-
бой.—Господину Волкову понадобились кое-какие книги, и
он поручил мне утром съездить за ними в Киев. Полагаю,
он мог, как всегда, заказать их почтой, но он попросил меня, и я поехала.
--Тогда зачем это скрывать? Что касается нашей встречи в качестве незнакомых друг с другом, то я сомневаюсь, что это возможно. Коль скоро твоя подруга Нина уже знает ...
--Да. И раз ты об этом упомянул, я тоже хочу задать тебе вопрос. Ты рассказывал кому-нибудь о нас?
Вопрос слегка задел его.
--Да, я рассказал Николаю. В конце концов ...
--Если я могла рассказать о тебе своей подруге, то по- чему ты не мог рассказать обо мне своему другу? Ты об
этом думал?
--Ну, не в таких выражениях, но в общем да.
--Ты все ему рассказал, Владимир? Рассказал, что мы ...
--Нет. Из моих слов можно было сделать вывод, что это было знакомство в стиле английского викторианского романа. Женщины, кажется, менее скрытны в подобных делах.
--Что он собой представляет, этот Николай Волков? Он
симпатичный человек? Впрочем, это не важно. Он действи-
тельно твой друг, и ты можешь ему доверять?
--Да, я могу полностью ему доверять, и ты тоже. У
Николая довольно своеобразное чувство юмора, но он очень умен и о многом догадался. А когда мне пришла в голову безумная идея, что жена Сергея может ока-
заться тобой, он подумал о том же.
--А что его навело на эту мысль?
--То же, что и меня,--описание адвоката Шевченко Нины, как светловолосой женщины. Николай что-то крик-
нул насчет блондинок и спросил, что у меня на уме, ясно
дав попять, что на уме у него.
--Он подумал, что Нина может быть блондинкой? Но
это невозможно!
--Николай кричал на весь перрон. Если бы твое окно было открыто, ты бы его услышала.
--Я не утверждаю, что он не произносил слово «блон-
динка». Но ...
Поезд качнуло на большой скорости, едва не бросив нас в объятия друг к другу. Мы оба вздрогнули и отпрянули назад.
--Говорю тебе, он не мог так думать!--настаивала
Марина.--И я вовсе не приумножаю тайны! До марта этого
года Вера Викторовна иногда переписывалась с мате-
рью твоего друга Николая.
--Да, я слышал об этом. Ну и что?
--Когда я впервые приехала в Любекино около трёх лет тому назад, старый Волков еще был жив.
--Дедушка Волков? Он был ужасен, не так ли?
--Старый Волков мог быть невыносимым, если не знать, как с ним обращаться, но со мной и Ниной он был сладким, как пирог. Правда, остальных он здорово донимал, особенно Сергея Викторовича и Веру Викторовну, причем не выбирая выражений. Но
дело не в этом. В прошлом году после дождливого лета была прекрасная осень. У меня был фотоаппарат, и я сделала несколько хороших цветных снимков.
--Не позволяя при этом фотографировать себя?
--При чем тут это?--Марина досадливо отмахнулась.
Так вот, на одном из моих снимков были Нина и ее муж в саду, а на другом—Вера Викторовна. Она попросила меня сделать дубликаты этих двух фотографий и отправила их ...
--Матери Николая?
--Да! Через несколько дней, когда я печатала одно из писем господина Волкова, Вера Викторовна подошла ко мне с дубликатами и сказала: «Ду-
маю, моему дорогому племяннику было бы приятно их иметь. Но писать ему бесполезно--он все равно не ответит. Пожалуйста, напечатайте адрес, который я вам дам, положите снимки в конверт и отправьте их». Я так и сделала. На обороте первой фотографии было написано: «Сергей и Нина Волковы», а на обороте другой: «Вера Волкова».
Снимок Нины был особенно четким. Так что твой друг Николай знал, какого цвета ее волосы, и не мог считать ее блондинкой!
--Как знать, Марина. Николай занятой человек. Может быть фотографии заблудились на почте...  Или на службе.
--Нет, я отправила их ему на квартиру. Я даже помню,
как Вера Викторовна называла мне имя и адрес в американском стиле. По-твоему, письма так уж часто теряются на почте?
--Есть тысяча других объяснений.
--Может быть... Погоди, Владимир! Ты не думаешь...
--Что я не думаю?
--Что этот человек может быть самозванцем, а не настоящим Николаем Волковым?
--Господи, девочка, у кого теперь безумные идеи? По-
твоему, я не могу узнать парня, с которым учился в школе?
--Но если ты не видел его все это время...
--Я видел его четыре года назад, когда он останавли- вался в Киеве по пути в Азию. Это настоящий Николай Волков--можешь мне поверить.
Марина была преисполнена раскаяния.
--Владимир, пожалуйста, не обращай внимания на мою болтовню! Можешь взять меня за плечи и встряхнуть или даже ударить. Конечно, он настоящий Николай Волков, и мне все равно, что ты ему рассказал, если только вы говорили наедине. Он вернулся через столько времени, чтобы выселить своих родственников?
--Еще минута, Марина, и у меня появится предлог задать тебе трепку. Николай вернулся не для того, чтобы кого-то выселять, а, напротив, чтобы передать все состояние дяде Сергею и тете Вере. Разве ты об этом не слышала?
--Слышала. Адвокат сообщил это господину Волкову ли и Нине, а она рассказала мне.
--Ну, тогда ...
--Боюсь, ты все еще меня не понимаешь. В этом мире важны не твои подлинные намерения, а то, что об этом ду-
мают люди. Возможно, у твоего друга--настоящего на-
следника--намерения самые благородные. Я в этом не
сомневаюсь, раз ты так говоришь. Но ты думаешь, его дядя
верит хоть единому слову? Нет, не верит. «Молодой Николай,--Марина убедительно имитировала величавую
речь Сергея Волкова,--был весьма достойным парнем, ког-
да я его знал. Но каким он стал после стольких лет среди
хватких янки? Я стою у него на пути--я вечно стоял на
пути у кого-то!». Ты бы видел его лицо, Владимир!

--Кажется, все без исключения становятся в позу и драматизируют ситуацию, превращая ее в высокую трагедию.
--Ты бы не называл это позой, если бы был там и го-
ворил с ними. Господин Волков--странный человек. Когда
его отец был жив, Сергей Викторович вовсе не был таким раболепным, каким его, кажется, считали, и позволял себе маленькие колкости, которые старый Волков не вполне
понимал. И конечно, он никогда не делал мне авансов--
об этом и думать нелепо. Но господин Волков полагает, что
все на земле, особенно его собственная семья, что-то про-
тив него замышляют, и думаю, он с удовольствием отпла-
тил бы им той же монетой, если бы мог. Очевидно, у него
такое же сердечное заболевание, как то, которое убило его
брата, и он держит в доме доктора Юровского в качестве
постоянного гостя.
Господин Волков носит пиджаки и все время говорит о пьесе, которую никогда не напишет. Он отошёл от науки и думает, что способен написать великую пьесу. Тем не менее он казался довольным жизнью до
того дня, когда обнаружили второе завещание старого Волкова. Впрочем, тогда у всех сразу изменилось на-
строение.
--А каким образом нашли второе завещание? Ты слы-
шала об этом?
--Слышала? Я при этом присутствовала!
Несколько секунд Марина смотрела в окно на пробегающие мимо поля и изгороди.
--Это произошло в апреле,--продолжала она.--Мы
все были в библиотеке, не помню почему. После смерти
старого Волкова она стала неприкосновенной, особенно
редко туда заглядывал его сын. Сергей Волков диктовал мне что-то, как обычно, ходя взад-вперед. Нина смот-
рела в окно. Даже старый доктор Юровский был там. Не
знаю, почему я назвала его старым,--он еще не старик,
хотя производит такое впечатление из-за своей рассеянно-
сти. Адвокат Шевченко тоже находился в библиотеке--он
редко приходил в дом, хотя был другом семьи. Нина
хотела о чем-то с ним посоветоваться. Он единственный
из всех, включая ее мужа, кому она полностью доверяет,
и, по-моему, она права. Потом в комнату заглянула Вера Викторовна, сказав, что, кажется, оставила здесь свое вязанье.
День был пасмурный, сырой и ветреный. Никто из нас и не помышлял об этих двух кувшинах на каминной полке. По обеим сторонам полки стояли причудливые китай-
ские кувшины с крышками. В левом кувшине хранились
сигары, а в правом--табак для трубки. Старый Волков редко курил, но держал их для гостей. Мы не пользовались ни сигарами, ни табаком. Доктор Юровский говорит, что с табаком так нельзя обращаться в кувшине он высыхает и становится непригодным для курения. Я не могу об этом судить, так как употребляю только сигареты--они успокаивают мои нервы. Другие, кроме доктора  и адвоката, также курят только сигареты. Но доктор не прикоснулся бы к пересохшим сигарам, а адвокат, который курит труб-
ку, ни за что не. стал бы пользоваться табаком из дома, который он называет «домом смерти».
Почему, я не знаю. А насчёт сигар и трубочного табака доктора и адвоката, то они, по-моему, играют в игру, которая называется: «старое доброе английское время». Хотя не имеют к нему никакого отношения. Так вот, действительно, в доме ощущалась атмосфера «дома смер-
ти» в тот день, когда Вера Викторовна заглянула в библиотеку и спросила про вязанье... Это имеет какой-то смысл, -- внезапно осведомилась Марина,--или я снова пустилась в обычную болтовню?
--Все имеет смысл, когда ты не отвлекаешься от темы, --заверил ее я.--Продолжай. Добрая старая тетушка Вера заглянула в библиотеку и задала вопрос. Что произошло
потом?
Марина скорчила гримасу:
--Сергей Викторович прервал диктовку и сказал: «Кажется, какое-то вязанье лежит на каминной полке, Вера. Возьми его, пожалуйста». Вера Викторовна кивнула и подошла к камину. Внезапно раздался грохот, заставивший нас подпрыгнуть. Потянувшись за вязаньем, она столкнула с полки правый кувшин, и он разбился па куски окаменную
облицовку очага.
Около половины килограмма табака рассыпалось на ковер. Из кучи торчал длинный запечатанный конверт с написанным на нем именем. Я сидела на стуле возле камина с карандашом и блокнотом и видела, что конверт адресован адвокату Шевченко.
--Это почерк отца!--воскликнула Вера Викторовна и хотела взять письмо. Но доктор Юровский опередил
ее, подобрал конверт и прочитал надпись вслух. «Кажется.
это для вас,--сказал он адвокату». Если письмо
мне,--отозвался тот, который, по твоему мнению,
похож на старых российских адвокатов,--то я лучше его заберу.
--«Дабы не подвергать других искушению?»-- осведомился доктор».
--Я лучше заберу его,--повторил Шевченко.--Вы позволите, Сергей Викторович?»
--«Что там внутри?»--не унималась Вера Викторовна.
Сергей Викторович почернел как туча, но вежливо ответил:
--«Конечио, Стас Маркович.
Вера Викторовна попыталась схватить конверт, но адвокат со словами «прошу прощения» положил его в карман и вышел к своему автомобилю. Но вечером он вернулся сообщить условия нового завещания.
Сергей Викторович всего лишь заметил, что «ожидал
подобной уловки от старого черта», имея в виду покойно-
го отца. Но с той минуты начался кошмар--напряжение,
подавленность, мрачная атмосфера, словно чреватая само-
убийством. А потом стал появляться призрак, которого ви-
дела  Софья Андреевна и Вера Викторовна тоже..
Поезд бросило в сторону на повороте. Я и Марина на-
кренились вместе с вагоном. Пронзительный гудок локомо-
тива прокатился по всему составу.
--Да, знаменитый призрак,--кивнул я.--Су-
дья, живший в восемнадцатом веке. Ты тоже его
видела? И кто такая Софья Андреевна?
--Софья Андреевна—приходящая кухарка. Нет, я ничего такого не видела и не желаю видеть!
Марина вскочила на ноги, повернулась, словно собираясь выбежать из купе, и оперлась рукой на спинку сиденья. Ее взгляд был напряженным, розовые губы вздрагивали.
--Я знаю, Владимир, что кто-то изображает привидение --по крайней мере, я так думаю. Но это ничуть не лучше. Какая нужна злоба, чтобы так пугать людей! Бедный Сергей Викторович и без того сам не свой из-за нового завещания--пытается выглядеть бодрячком, но у него ничего не получается. Знаешь, он купил револьвер.
--Сергей Викторович? Настоящий?
--Нет. Газовый. Когда он обращался за лицензией на оружие, ему пришлось сказать, что он боится грабителей. Но грабители тут ни при чем. Он клянется, что если
увидит привидение, то продырявит его призрачное тело.
--Как это можно сделатьгазовым пистолетом?
--Не знаю, но лучше ему не стрелять в предполагаемого призрака, не так ли?
--Безусловно. Если попасть кому-нибудь в голову или
сердце, то пуля из газового револьвера может убить так
же быстро, как из оружия 45-го калибра, независимо от
намерений стреляющего. Согласно закону об убийстве...
--При чем тут убийство? Мы опасаемся совсем друго-
го--и я и Нина, хотя она об этом не говорит. Сергею Викторовичу нечего бояться--у его племянника, кажется, са-
мые добрые намерения. Просто у него в голове творится
невесть что. Но чувства не становятся менее сильными оттого, что они нелепые и неразумные. А я больше не смогу
этого выносить! Господи, неужели смертей было недоста-
точно?
Обуреваемая эмоциями Марина казалась слепой и глухой ко всему окружающему. В бело-голубом платье, обтягивающем ее гибкую фигуру, с отблесками заката на лице и волосах она выглядела настолько привлекательно, что мне хотелось сжать ее в объятиях и сказать, чтобы она
забыла всю эту чепуху. Но им снова помешали.
В коридоре опять послышались шаги, приближающиеся со стороны головного вагона. Очевидно, два человека направлялись в буфет--секундой позже это впечатление подтвердилось их голосами.
--Надеюсь, мы что-нибудь перекусим,--произнес рас-
катистый голос, который мог принадлежать только Николаю Волкову.--Как вы думаете, куда запропастился старина Владимир?
--Что касается еды,--отозвался другой знакомый го-
лос,--то я не разделяю твоего оптимизма, ибо на украинских железных дорогах работает крайне мало
истинных гурманов. Что же касается Владимира Ивановича ...
--Полегче! Черт бы побрал этот поезд!
--Держись за перила под окнами, Николай, тогда не будешь спотыкаться. Что касается Владимира Ивановича, то носильщик, который нес его чемодан, сказал, что его позвала девушка из другого вагона. Конечно, вкусная пища здесь стала бы истинным чудом. Но разве столь же невероятно, чтобы твой достойный друг встретил какую-то знакомую, отправляющуюся отдыхать за город в июне? Несомненно, он вскоре присоединится к нам.
Они прошли мимо двери купе, не оборачиваясь ни направо ни налево. Стас Шевченко шагал впереди, сняв наконец шляпу и агрессивно вскинув голову. Николай шел следом, каждый его шаг, казалось, усиливал покачивание вагона. Голоса становились все тише и вскоре исчезли вовсе. Марина, которая отшатнулась назад и прикрыл а ладонью глаза, облегченно вздохнула.
--Слава богу! Они нас не видели!
--Да, не видели. Ты обращала внимание, что, когда люди идут по поезду, они заглядывают в каждое купе, кро-
ме находящегося в конце вагона?
--Но на обратном пути они наверняка сюда посмотрят. Лучше иди к ним, Владимир. Теперь у тебя есть предлог--
ты ведь слышал, что они говорили. Я твоя старая приятель-
ница, едущая отдыхать за город, и ты что со мной простил-
ся. Разве это недостаточно убедительно?
--Я рассчитывал на кое-что другое от встречи со ста-
рой приятельницей.
--Дорогой, я не шучу! В Любекино может произойти не-
что ужасное для нас обоих--куда худшее, чем былое непо-
нимание,--если мы сейчас не расстанемся и не встретимся
позже, как посторонние. Неужели ты не можешь сделать это для меня?
Я не ответил, хотя на языке вертелось совсем противоположное. Но я никак не мог заставить Марину посмотреть мне в глаза. Скорее сердитый, чем расстроенный, я открыл скользящую дверь, вышел в коридор и последовал за своими спутниками.
Поезд действительно сильно качало. Дверь в соседний вагон никак не хотела открываться, и я едва не сорвал ручку. Услышав голоса позади, я быстро зашагал в сторону буфета.
Возможно, Марина и в самом деле болтала чепуху. В то же время факты, которые она упомянула лишь вскользь или не упомянула вовсе, могли иметь некий зловещий смысл. Причина частых насмешек над женской интуицией-- или так называемой интуицией--состоит в том, что это яв-
ление оправдывает себя куда чаще, чем многие хотели бы
признать. Что же должно произойти в доме в Любекино?


 











 
          Г Л А В А  4

Машина мчалась в сгущающихся сумерках.
Синий седан «Мерседес» выпуска пяти-шестилетней давности, отъехав от станции, свернул налево и двинулся  по пологому подъему. За рулем сидела Нина Волкова. Шевченко поместился рядом с ней, держа портфель на коленях. Ее безмерное уважение к нему, как и его очевидное доверие к ней, придавало адвокату выражение отеческого самодовольства, которое неоднократно заставляло Николая Волкова, сидевшего сзади рядом со мной, прикрывать рот ладонью, пряча усмешку.
Марина Сидоренко исчезла из своего купе, когда я и два моих спутника возвращались из буфета после весьма посредственного, как и следовало ожидать, «обеда». По-видимому, она где-то пряталась, прежде чем сойти с поезда,--как бы то ни было, я больше ее не видел.
Поезд прибыл в Любекино ровно в двадцать один тридцать пять. На перроне среди сгущающихся теней нас ожидала молодая женщина с русыми волосами и карими глазами, в темных туфельках и оранжевом свитере. Несмотря на то что она старалась держаться непринужденно и искренне, что сразу поправилось мне, Нина слегка вздрогнула, когда Николай подошел к ней.
--Вы жена дяди Сергея, не так ли?
--Да, я Нина. После подобного приветствия у меня не может возникнуть особых сомнений относительно вас.
           --Вообще никаких сомнений.--Николай улыбнулся, пожимая протянутую руку.--Тетя Вера прислала вашу фотографию, так что я вряд ли мог ошибиться. Вопрос в том, как мне вас называть. «Госпожа Волкова»--слишком офи-
циальпо, «тетя Нина»--тоже немного чересчур. Как же
мне к вам обращаться, уважаемая родственница по браку?
--Почему бы не просто Нина? Вас это устроит?
          --Устроит, если вы будете называть меня Николай.
          --Благодарю вас, Николай. Постараюсь запомнить.
--Так как представления успешно состоялись без моей помощи,--вмешался Шевченко,--мне остается добавить, что другой господин–Нечитайло Владимир Иванович, о котором я говорил Сергею по телефону.
--Неужели?--воскликнула Нина, почти с облегчением отворачиваясь от Николая.--Тот самый Нечитайло, который написал ...
--Прошу прощения, Нина,--снова прервал ад-
вокат,--но хотя господин Нечитайло виновен в появлении
«Дворца дяди Тома», он его не писал, в чем горячо вас за-
верит, если вы его об этом спросите. А теперь скажите, до-
рогая моя, как вы поживаете и как идут дела в Любекино?
--Боюсь, не слишком хорошо. Впрочем, если молодой Николай Николаевич ... простите, Николай действительно собирается осуществить свои намерения…
--Черт побери, конечно собираюсь!--рявкнул Николай.--Вы слишком хорошенькая, тетушка Нина, чтобы лишать
вас чего бы то ни было. Мне сказали, что бумаги будут го-
товы завтра. Как я могу убедить вас, прежде чем постав-
лю свою подпись?
--Вы уже убедили меня, господин Волков или мистер Волков. Большое вам спасибо. Но вы тоже постарайтесь поверить--Нина посмотрела ему в глаза,--что я не претендую ни на чью собственность--я имею в виду материальную. А теперь, пожалуйста, следуйте за мной.
--Лучше будет, если вы будете обращаться ко мне без приставки «господин» или «мистер».
Вместе с Ниной, быстро шагающей впереди, мы под- нялись по деревянным ступенькам, перешли по мосту на
другую платформу и спустились к поджидающему на стан-
ционной площади «Мерседесу».
Тяжелый чемодан Николая и мою дорожную сумку  поместили в багажник. Нина, указав мне и Николаю на заднее сиденье, открыла левую переднюю дверцу для Шевченко. Мотор взревел, и машина двинулась вперед. Серые, белые и красные деревенские домики остались позади, когда мы выехали на  открытое пространство. Адвокат начал было вещать, но Николай прервал его.
--Что означает вся эта болтовня о призраке?--без пре-
дисловий осведомился он.--Кто такой был судья из прошлого? Какую грязную работу проделал он или проделали с ним в восемнадцатом веке, что ему не лежится в могиле и хочется демонстрировать свою физиономию при свете луны?
Шевченко обернулся к нему:
--Повторяю в десятый раз, Николай, что я не знаю практически ничего об истории так называемого призрака. У вас нет никаких комментариев, Владимир Иванович? Уверен, что ваши антикварные изыскания могли бы нам помочь.
--Мои антикварные изыскания,--отозвался я,--
не простираются в глубь архивов восемнадцатого столетия.
Что касается старого судьи Ушакова из екатерининской эпохи, то я однажды наткнулся па него в Интернете, в «Энциклопедическом биографическом словаре».
--Могу я узнать, с каким результатом?
--Никаких сведений о его посмертных наклонностях, зато достаточно много о его жизни. Он был одной из самых свирепых личностей восемнадцатого  века, однофамильцем всем известного палача, судья-вешатель с дурным характером.
--Это были суровые времена,--нравоучительно произ-
нес Шевченко,--требующие суровых законов. Должны
ли мы удивляться, что тогдашний судья был заражен
этой жестокостью?
--Возможно, нет. Но главный упрек конкретному су-
дье, кажется, заключался в том, что в одном случае он не
проявил достаточной суровости.
--А именно, Владимир Иванович?
--В 1776 году, вскоре после пугачёвского восстания, когда Ушаков занял судейское кресло, сын очень богатого землевладельца попал под суд по обвинению в убийстве. Это было жестокое преступление--двенадцатилетней девочке, которую совратил сын землевладельца, перерезали горло. Судья Ушаков, вместо того чтобы, согласно своей привычке, атаковать обвиняемого и его свидетелей, действовал противоположным образом. Он сочувствовал обвиняемому, нападал на обвинителя и свидетелей обвинения и так запугал присяжных, что они вернулись с вердиктом о невиновности, вызвавшим шипение и свист в зале.
--И, насколько я понимаю, это никого не удовлетвори-
ло—вставил Николай.
--Совершенно верно.—продолжил я.--Екатерина Вторая уже твёрдо сидела на престоле и никакой борьбы за власть не было. Так что решение судьи не могло быть политическим поступком. Говорили, что он был подкуплен, что, вероятно, соответствовало действительности--даже осторожный «Энциклопедический словарь» признает «сильные подозрения». Спустя два года все еще
резко критикуемый--хотя ничего так и не было доказа-
но—судья Ушаков ушел в отставку и удалился в Любекино,
только что построенный, возможно, благодаря полученной взятке.
--О'кей, старина. Что дальше?
--Официально, Николай, это конец истории. Судья умер в Любекино в 1799 году его наследники жили в этом доме до революции, потом он был использован в разных качествах до тех пор, пока его не купил прадед Николая, используя свой авторитет в научных кругах Украины. Но я не знаю никаких обстоятельств, из-за которых ему, как ты выразился, «хочется демонстрировать свою физиономию при свете луны».
--Зато я кое-что знаю,--сказала Нина.--И попро-
сила бы вас обоих не упоминать так часто о его лице.
--Успокойтесь, дорогая тетушка, которая на самом деле не совсем тетушка,--усмехнулся Николай.--Нервничаете, а?
--Я не слишком нервная особа--по крайней мере, ни-
когда не считала себя таковой. Но мы все немного расстроены. К тому же...--Нина умолкла.
Хотя уже наступили сумерки, вблизи сохранялась четкая видимость. Машина ехала по хорошей дороге через вересковую пустошь, изредка перемежаемую полосами леса. На обочинах паслись козы и овцы, даже не поднимающие головы при звуках проезжающего мимо транспорта. В открытые окна автомобиля проникал запах сырой травы, ветерок шевелил волосы Нины. Взгляд карих глаз устремился почему-то на меня. Я подумал, что, хотя эта молодая хорошенькая женщина все обо мне знает со слов Марины, она не выдает этого ни словом, ни жестом.
--Вы сказали, Владимир Иванович, что судья умер в
1799 году?
--Да.
--И это правда, что в те дни вражда была особенно упорной и мстительной? Я имею в виду царствование Павла.
--Она бывает такой и в наше время, госпожа Волкова.
--Надеюсь, что не совсем такой!
--Что вы имеете в виду?--осведомился Николай.
--Сергей--мой муж--обнаружил памфлет, анонимно
опубликованный в 1800-м или 1801году.--Нина все
еще обращалась ко мне.--Памфлет называется «Мертв
и проклят»--он описывает жизненный путь судьи самым
злобным образом. Там говорится, что в семейной жизни
судья был еще хуже, чем в общественной.
 Согласно рассказу памфлетиста, он умер от апоплексического удара в момент, когда проклинал одного из сыновей.--Нина посмотрела на Шевченко.--Вы го-
ворили, что судья был заражен жестокостью. Но под
конец жизни он заразился совсем не метафорически--ка-
ким-то кожным заболеванием. Памфлетист утверждает,
ссылаясь на свидетелей, что болезнь так обезобразила его
лицо, что с тех пор он даже дома носил черную шелко-
вую маску с прорезями для глаз. Разве это не справедли- вая кара?
Ник склонился вперед.
--Вы имеете в виду за взятку?
--За взятку... и многое другое,--загадочно ответила Нина.--Но когда я думаю ...
Она внезапно нажала на акселератор. «Мерседес» рванулся вперед, Шевченко издал протестующий возглас, но Нина смогла сдержать себя и машину.
--Обещаю хорошо себя вести,--сказала она адвокату.-- Все знают, что я весьма благоразумная женщина. Просто я прихожу в бешенство, когда думаю об этом
призраке или о том, кто его изображает,--жуткой фигуре
в длинной мантии и с закрытым лицом. Хотя я никогда его
не видела, но представляю, как он следует за мной по ко-
ридору, настигает меня и толкает в угол, прежде чем со-
рвать маску и посмотреть мне в лицо...
--Бросьте!--прервал ее Николай, положив руку на спинку сиденья возле левого плеча Нины.--Помимо того, что вы зря себя растравляете без всякой нужды, я заявляю протест против вашего повествования, так как оно нарушает все добрые традиции историй о призраках. В нем слишком много колорита.
--Колорита?
--Вот именно. Длинная мантия! А парика, часом, на нем не было? Вы серьезно пытаетесь убедить нас, Нина,
что призрак судьи расхаживает по дому во
всем великолепии алой судейской мантии с горностаями?
--Конечно нет! Не говорите глупостей!
--Тогда что вы имели в виду?
--Старую черную мантию, которую судья носил дома, полагая, что внушительно в ней выглядит,.. об этом тоже
говорится в памфлете. Дело в том, мистер... дело в том,
Николай, что призрака видели в такой же мантии.
--Давайте говорить разумно. Кто его видел и когда?
Приходящая кухарка, утверждает, что видела призрак однажды ночью, вскоре после того, как мы нашли
второе завещание старого Виктора Волкова. Она видела его в нижнем холле при лунном свете--он стоял и смотрел
на нее, а потом исчез в стене. Позднее Вера Викторовна видела его днем--тоже в нижнем холле, но в другом месте. Она рассказывала, что он двинулся к ней с угрожающим видом, но свернул и прошел сквозь запертую дверь. Не то чтобы я верила всему, что говорит бедняжка Вера Викторовна ...
Николай постучал по плечу адвоката.
--Все так и есть?
--Я не сомневаюсь в правдивости свидетелей,--ответил Шевченко.--Они рассказывают о том, что виде-
ли или думали, что видят. Однако показания испуганных
и растерянных женщин...
--Да, в том-то и вся проблема. Кто-нибудь еще видел
этого призрака, Нина?
--Насколько я знаю, нет. Понимаете, согласно памфлету,--продолжала Нина, глядя вперед на дорогу,-- призрак судьи впервые появился вскоре после его смерти, так как он ненавидел весь мир в целом и свою семью в частности.
--Похоже, судья Ушаков походил на моего покойного прадеда, не так ли?
--Николай!--запротестовал шокированный Шевченко.-- Я не возражаю против шуток, по не следует преступать границы хорошего вкуса. То, что ты сказал, неблагородно, несправедливо и недостойно тебя!
--Почему несправедливо? По общему мнению, они были парой старых ублюдков. Хотя признаю, что прадед Волков хотя бы был честен.
--Мой дорогой Николай, я вовсе не имел в виду ...
-- Вы что-то говорили, Нина?
--Я говорила, что призрак как будто не отличается особым постоянством. Существует много книг о домах с привидениями. У Сергея есть одна из них, опубликован- ная в 18ЗО-х годах и она принадлежала старому Волкову.
--Ну, дорогая тетушка?
Нина обернулась.
--Так вот, призрак вроде бы появлялся в начале девятнадцатого века, а потом, согласно автору, его один
или два раза видели в период правления Александра Второго. Но после этого он затаился, появился в правлении Николая Второго   и внезапно возник теперь, напугав Веру Викторовну и приходящую кухарку. Зачем ему
появляться сейчас?
--Точно такой же вопрос я задал старине Нечитайло, когда рассказывал ему то немногое, что я знал,--с энтузиазмом подхватил Николай.--Восемнадцатый век, а потом ни слуху ни духу до ... Хотя погодите! Я, кажется, припоминаю, что мой отец говорил ...
--О чем, Николай?
--Еще об одном появлении призрака. Слышите, Шевченко?--рявкнул Николай в ухо адвокату.--Много лет назад, когда мои родители были живы, а я был мелюзгой, и мы все трое жили в Любекино. Не было ли тогда еще одного появления призрака ?
--Мы обсуждаем полнейший вздор!--чопорно отозвал-
ся Шевченко.--Да, должен признать, что-то такое тог-
да появилось.
--Когда? Как? Кто видел?
--Мой дорогой Николай, я не могу дать точный ответ, особенно в том, что касается даты, не справившись в моих
дневниках. Они очень полезны в деловом отношении. Как
ты сказал, это произошло много лет назад--тогда я был молодым человеком, изучавшим азы профессии под руко-
водством отца. У меня не было причин запоминать это со-
бытие, и я отметил его лишь потому ...
--Да? Не тяните!
--... потому что свидетелем был сам господин Волков. Он позвонил и пожаловался моему отцу.
--Старый Волков что-то видел?--вмешалась
Нина.—Сергей никогда мне не рассказывал.
--Возможно, Сергей Викторович об этом не знал. Как бы то ни было, я смогу поведать о фактах и обстоятельствах, которые помню, подтвердить их датами и другими деталями, когда найду дневник за тот год. Старый Волков, хотя он унаследовал большую библиотеку в доме, едва ли часто открывал какие-нибудь книги. Но он читал «Дoма с привидениями». Едва ли нужно напоминать вам, Нина, о двух окнах библиотеки, выходящих на запад. Возможно, Николай, ты помнишь эти окна?
--Я не был в доме почти тридцать лет, но, кажет-
ся, помню.
--Подъемные окна на этой стороне дома
начинаются от пола и несколько нарушают стиль здания. За ними метров на тридцать тянется лужайка, а за ней ... что?
--Большой и темный сад,--ответил Николай,--располо-
женный между пересекающимися аллеями и тисовыми из-
городями высотой в сорок сантиметров. Один вход в сад
находится напротив левого окна, если смотреть из библио-
теки.
--Однажды в сумерках, наподобие теперешних,--про-
должал адвокат,--Виктор Волков стоял у этого
окна. Оно было открыто, как большинство окон в теплые
дни. Как признал впоследствии он сам, весь тот
день он был в дурном настроении по причине, которая ус-
кользнула из моей памяти. Когда он стоял у окна, несом-
ненно глубоко вдыхая воздух, что-то появилось из сада,
пересекло лужайку и внезапно бросилось на него, словно
из озорства. Виктор Волков не сказал, что это было ...
--Не сказал?--вмешался Николай.--Но надеюсь, это его
напугало до такой степени, что он потерял штаны.
--Я бы уж точно потеряла,--сказала Нина,--хотя
ни за что бы в этом не призналась.
--Выражение, которое ты использовал, Николай,-- строго заметил Стас Шевченко,--неизящно и неточно. В ваших же устах, Нина...--казалось, адвокат зациклился на изящности и точности выражений своих клиентов,--оно звучит просто шокирующе. Нет, Николай, твой дедушка не был испуган до такой степени. Он вообще был более рассержен, чем испуган, как объяснил по телефону. Правда, он спешно отступил и испытал сильное
потрясение. Виктор Волков не верил в привидения. Но кто
из нас полностыо свободен от накапливавшихся веками суеверий? «В мире много кой-чего….»
--Даже очень много,--согласился Николай.--Давайте поразмыслим об этом «кое-чем» и постараемся найти ответ. Я бы очень хотел, чтобы здесь был человек, знакомый Владимира Ивановича и подумал бы вместе с нами. Но…. Пока его нет, попробуем обойтись своими силами.
Неизвестно, о чем все мы думали, но некоторое время в машине царило молчание. Поднявшись к перекрестку, автомобиль начал спускаться и проехал через соседнюю деревню. Заметно потемнело и Нина включила фары. Затем она резко обернулась к Шевченко:
--Неужели я должна постоянно держаться с достоин-
ством?
--Думаю, это было бы разумно.
--А я бы хотела, чтобы Николай перестал говорить о призраках и о том, что написано на эту тему. «Дома с привидениями»... Я не слишком увлекаюсь книгами, даром что являюсь женой книголюба Сергея Волкова. Марина могла бы рассказать об этом больше, чем я. Между
прочим, где она?
--Марина?--воскликнул Николай, выпрямившись на сидении.--Это имя пробуждает воспоминания. Прежде чем
выяснять, где Марина, могу я узнать, Нина, кто она такая?
--Марина Сидоренко--секретарша Сергея. Сегодня он послал ее в Киев за какими-то книгами. Я думала, Марина приедет одним поездом с вами, но она не приехала.
--Да, по-видимому. А Марина Сидоренко давно работает у дяди Сергея? И она, случайно, не блондинка?
--Блондинка. Марина очень славная, хотя слишком много думает о книгах и их авторах. Она у нас недавно. Но Марина--моя старая подруга, я знаю ее много лет. Как я сказала ей в Риме прошлым летом ...
--Ну и ну!--пробормотал Николай, стараясь не смотреть на меня.--В Риме, куда ведут все дороги. Да еще прошлым летом! Не являясь джентльменом, но будучи чертовски хорошим другом, я не буду допытываться, почему имя этой девушки кажется мне знакомым ...
«Да уж, лучше не надо!»--свирепо подумал я.
--Вместо этого я поинтересуюсь, куда мы сейчас едем.--Свернув влево на очередном перекрестке, мы проехали мимо деревенской лавки, возле которой стояла телефонная будка.
--Это, Мелешки,--объяснил Шевченко.--В данный момент--если твой вопрос понимать буквально--мы едем в дом Волковых в Любекино.
--Мои вопросы всегда следует понимать буквально, дружище.
--В таком случае мы находимся на расстоянии чуть более километра от места назначения. Могу я предположить, Николай, что дальнейшее задумчивое молчание соответствовало бы доброжелательной атмосфере и хорошему вкусу?
Нина снова надавила на акселератор. Мимо, как во
сне, проносились пасущиеся в поле коровы и редкие до- мики. Дорога, нырнув в лощину, поднялась на невысо-
кий мыс, покрытый деревьями. Дул свежий западный ветер. В вечерней тишине сквозь урчание мотора был слышен шум листвы деревьев. Молчание нарушил Шевченко:
--Ну, Николай, теперь пейзаж выглядит знакомым?
--Начинает выглядеть.--Николай указал направо, в юж-
ную сторону. Мы почти дома.
--Да. Ты почти дома.
--Да!--странным тоном произнесла Нина.--Я как-
то об этом не подумала. Но вы дома, Николай, не так ли?
--Черта с два!--рявкнул Николай.
--Да-да! Вы скверно отзывались о старом Викторе Волкове. Возможно, я говорила или думала то же самое. Но вы должны быть ему признательны. Он оставил вам дом и все прочее.
--Мой дом, милая моя, либо квартира на Восточной
Шестьдесят четвертой улице, либо добрый старый дом на углу Мэдисон-авеню и Сорок восьмой улицы.
А эта промозглая развалина впереди нас, где сквозняк дует в затылок, в какую сторону ни повернешься, мне не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Сколько раз я должен повторять, что она мне не нужна?
--Это ничуть не опровергает того факта, что дом ваш. А бедный Сергей...
--Ну-ну!—Приземистый Шевченко словно стал выше ростом.--Позвольте напомнить вам, Нина,
что Сергей Викторович не останется без средств в любом случае--даже если не принимать во внимание великодушное предложение нашего молодого друга.
--Он может себе позволить быть великодушным, жер- твуя тем, что ему не нужно. Но должны ли мы принимать
милостыню и быть за это признательны? И действительно
ли таковы его намерения? Когда я думаю о Сергее...
Лесистый выступ маячил впереди. Нина сбавила ско-
рость и повернула направо. Машина покатилась по скверно
вымощенной дороге и выехала на широкую,
усыпанную песком подъездную аллею, усаженную по бокам деревьями и кустами рододендронов. В ста метрах смутно виднелось широкое прямоугольное здание, обращенное фасадом к северу--в их направлении.
--В конце концов, я не должна забывать, что являюсь,
как-никак, женой Сергея,--продолжала Нина.--Я все вре-
мя думаю о том, как он расхаживает по дому в своем халате с газовым пистолетом в кармане, размышляет о том, что предложил нам господин Николай Волков, и говорит себе невесть что!
--Пистолет был ошибкой,--сказал Шевченко.--
Я не должен был позволять ему покупать его, а тем более
показывать, как им пользоваться. Вы в самом деле опасае- тесь, что он способен причинить себе вред? Или выстрелить в предполагаемого призрака--я слышал, он грозился это сделать, а может быть, в кого-нибудь еще? Конечно, это возможно ...
--Нет!--возразила Нина.--Я знаю, что это не так! Сергей слишком благоразумен, несмотря на свою рассеянность
и нервозность. Его беспокоят тревожные мысли, но он по-
нимает, что к чему, куда лучше, чем думают другие. Кроме того, он не сможет ничего такого сделать--я приняла
меры предосторожности. Сергей будет ждать нас в библиотеке. Нет ни малейшей опасности, что ...
Речь ее оборвалась па полуслове. Звук, который услышали мы все, был не слишком громким, но прозвучал в сумерках четко и ясно. Левая нога Нины, непроизвольно
дернувшись, соскользнула со сцепления. Машина замедлила ход и остановилась.
--Леди и джентльмены,--начал Николай,--нас
встречают ярмарочными забавами. Кто-то либо щелкнул
бичом, чтобы развлечь посетителей, либо выстрелил из ре-
вольвера. Могу сделать еще несколько дога-
док, но вы едва ли в них нуждаетесь.
Он открыл заднюю правую дверцу и задержался в со-
гнутом положении, прежде чем спрыгнуть па землю. Не-
сколько секунд никто не шевелился.
--О боже!--воскликнула Нина.
Николай выпрыгнул из машины, я последовал за ним.
Шевченко, держа в руке шляпу, степенно вышел
с другой стороны. Автомобиль остановился метрах в пятидесяти от дома. Николай пустился бегом, но остановился, выйдя из--за деревьев неподалеку от парадной двери. Двое других быстро присоединились к нему.
Впереди не было видно ни единого огонька. На двух
основных этажах, увенчанных мансардной крышей с ма-
ленькими окошками этажа для прислуги, тянулись ряды
окон с белыми рамами в стиле восемнадцатого столетия.
Пара выщербленных каменных ступеней вела к парадно-
му входу. Песчаная подъездная аллея сворачивала влево
на восток и дальше тянулась к югу, мимо левой стороны
дома. Сомнения, которые не тревожили меня более
четверти века, вернулись ко мне при виде этого мрач-
ного строения. Николай, также внимательно разглядывавший дом, внезапно шагнул назад:
--Полегче, Владимир, старина!
--Что значит «полегче»? Ведь это ты налетел на меня!
Ну и что нам делать? Атаковать парадную дверь?
--Не думаю. Нина сказала, что дядя Сергей ждет нас в
библиотеке. Послушай, Владимир, ты ведь был здесь однажды, если мне не изменяет память. Ты не помнишь расположение комнат?
--Почти не помню. У меня что-то шевельнулось в па-
мяти, когда кто-то упомянул длинные окна библиотеки, но я ничего не узнаю.
Николай вытянул руку.
--Библиотека--последняя комната справа, с длинны
ми окнами за углом. Мы войдем через них, открыты они
или нет. Какого черта мы тут стоим? Пошли!
Он снова побежал. Я и Шевченко поспешили
следом по скользкой от росы траве. Вскоре мы обогнули
угол дома. Разделенные широким каменным выступом дымовых труб два подъемных окна до пола выходили на запад, в сторону сада. Дальнее окно было занавешено, но в ближнем занавеси были раздвинуты, а рама поднята целиком. Николай заглянул внутрь.
На западе пламенели последние отблески заката. Уже было начало одиннадцатого, и видимость значительно ухудшилась. Где-то ветер шуршал в листве. Я, глядя через
плечо Николая, мог различить неподвижную фигуру в кресле за большим письменным столом, стоящим  в двух метрах  от камина между окнами. Мужчина в кресле поднялся и заговорил. Голос был слегка задыхающийся, как будто после потрясения, и в нем слышались нотки гнева, по при этом он оставался красивым, звучным и мелодичным--принадлежащим человеку, который явно умел им пользоваться.
--Кто здесь?--осведомился голос.--Вы снова подо-
шли к окну?
--Снова? Но я только что сюда приехал! Я Николай Волков. Это вы, дядя Сергей? С вами все в порядке?
--Это я,--отозвался голос,--и со мной все в поряд-
ке, насколько это возможно при нынешних обстоятельствах. Значит, ты молодой Николай? Добро пожаловать! С тобой кто-нибудь есть?
--С ним я, Сергей,--сказал Шевченко, протискиваясь в окно,--не говоря уже об остальных. Что здесь произошло? Мы слышали звук, очень похожий на револьверный выстрел.
--Стас Шевченко? Ваша проницательность, как всегда, вас не подвела. Это действительно был револьверный выстрел.
--Вот как?!--воскликнул адвокат, потрясенный силь-
нее, чем хотел показать.--Но если вы, как я вижу, живы
и невредимы, то каково происхождение звука? Вы стреля-
ли наугад в предполагаемого призрака?
--Нет,--ответил Сергей Викторович.--Предполагаемый призрак наугад выстрелил в меня. Холостым патроном.
Облегчение? Может, он почувствовал, как спало напряжение? Я не был уверен.
--Что вы сказали?--воскликнул адвокат.
--Не стоит так торопиться, Стас,--заметил Сергей Викторович.--Думаю, сначала нужно зажечь свет.
Неясная фигура двинулась к столь же неясным очертаниям торшера с другой стороны письменного стола. Мягкий свет лампы в сто ватт под зеленым абажуром заставил всех заморгать или отвернуться, пока не привыкли глаза. Николай и я вошли в библиотеку следом за адвокатом.
Это была очень большая комната, вытянутая в длину в
восточном и западном направлении. Четыре окна на северной, фасадной стене были плотно занавешены. Восточная стена напротив окна, через которое вошли
мы, казалась необычайно мощной--в ней находил-
ся альков с закрытой дверью, ведущей в другую комнату.
По обеим сторонам алькова высились до потолка открытые
книжные полки из резного дуба, украшенного завитками.
Еще две такие же полки располагались на южной стене,
по бокам другой двери, которая, очевидно, выходила в ко-
ридор, тянущийся по всему этажу. Сидящий за большим
письменным столом в центре комнаты оказывался лицом к
высокому камину между подъемными окнами.
От потертого ковра и полинявшей узорчатой обивки стульев веяло затхлостью и пылью. В комнате также ощущался слабый запах лекарств. Но мой взгляд  постоянно возвращался к хозяину дома. Сергей Викторович в коротком бордовом халате с меховыми лацканами выглядел слишком худым и хрупким
для столь звучного голоса. Его лицо с большим носом и вы-
соким лбом под редкими седеющими волосами, пряди ко-
торых поблескивали, как фольга, казалось изможденным.
Тем не менее в нем ощущалось чисто мужское обаяние.
--Добро пожаловать, дорогой племянник,--вежливо
поздоровался он, выйдя из-за стола и протягивая руку.--
Рад тебя видеть, Николай, независимо от того, «ты с миром
пришел иль с войной».
--Не с войной, можете быть уверены. Хотя не забывай-
те продолжение цитаты.
--«Иль на свадьбе плясать, человек молодой?» Но,
насколько я знаю, здесь не стоит вопрос о свадьбе! Или это не так?
--Конечно так, дядя Сергей. Ваша жена встретила нас на станции ...
--Да, Нина была настолько любезна,--вмешался Шевченко.--Это была ваша идея, Сергей,
прислать за нами машину? Или ее?
--Идея принадлежала Нине, хотя я ее одобрил. Это
всего лишь проявление хороших манер. Кстати, говоря о
хороших манерах ...
Его взгляд меня, и адвокат, стыдясь собственной небрежности, поспешил представить меня.
--Добро пожаловать, Владимир Иванович,--сердечно приветствовал меня хозяин дома.--Мы все здесь знакомы с вашими трудами. И можете не опасаться колкостей относительно изделия, именуемого «Двopeц дяди Тома». Должно быть, вы достаточно натерпелись дешевых шуточек по этому поводу, чтобы я вносил в это свой вклад.
--Благодарю.
--Но ведь это правда, что в своей собственной семье достойный муж, главный ваш фигурировал как дядя Том? А почему вы взялись за описание героя Гражданской войны в далёкой Америке?
--Для детей—да, он действительно был «дядей Томом». Что касается далёкой Америке, то не имеет разницы, где жила выдающаяся личность. Не так ли? 
--Это правда. И также правда, что в жизни столь полнокровной личности не было ни одной женщины? Ни жены, ни невесты, ни возлюбленной?
--Во всяком случае, нет никаких доказательств их су-
ществования.
--И все же, так как американцы ныне считаются весь-
ма предприимчивыми в сексуальном отношении...
--Коль скоро мы затронули эту тему, которая, кажется,
вас очень занимает,--снова вмешался адвокат, могу я попросить вас немного подумать о вашей супруге? Как
я уже говорил, она привезла нас со станции. И вы ее
смертельно испугали!
--Я? Испугал?
--Ну, не вы, так что-то еще. Мое терпение на исходе. Черт возьми, приятель, что здесь произошло?
--Временами, Стас, вы превышаете ваши вообража-
емые полномочия. Даже старая дружба и лучшие наме-
рения не могут служить оправданием назойливого любо-
пытства.
--У меня нет никакого желания давить на вас или ка-
заться назойливым. Но не пора ли объясниться? Игра в
прятки в полумраке! Призраки, стреляющие из револьве-
ров холостыми патронами!
--Это доказывает, если мы нуждались в доказатель-
ствах, что мы имеем дело не с призраком. Успокойтесь,
Стас, я не хотел вас обидеть и буду рад объясниться. Но в то же время,--в мелодичном голосе Сергея Викторовича послышались странные нотки раздражительности,--не
мог бы кто-нибудь подумать немного и обо мне?
--О вас?
--Да. Я пережил весьма неприятный опыт.--Он коснул- ся левой стороны груди и поморщился от боли.--Меня уда-
рило пыжом от холостого патрона--это не трагедия, но до-
статочно неприятно. Произошла довольно нелепая попытка
напугать или убить меня. Но если Нина так обо мне беспо-
коится, в чем я не сомневаюсь, почему она не пришла вместе с вами? Что с ней такое? Где она?
На вопрос ответила сама Нина, вошедшая в этот мо-
мент через открытое окно. Она казалась успокоившейся,
хотя ее широкий рот слегка вздрагивал, а в глазах блесте-
ли слезы.
--Я здесь, Сергей! Я шла за ними, а когда услышала твой голос и увидела, что ты не пострадал, вернулась отвести машину в гараж.
--Отвести в гараж?
--Да. На аллее стоит другой автомобиль--не знаю чей. Господи, Сергей, чего ты от меня ожидал? Криков «O,
мой муж!» Или обмороков? Ты этого хотел?
--Едва ли, хотя это свидетельствовало бы о подобаю- щих чувствах ...
--Слушайте, дядя Сергей ...--начал Николай.
Над каминной полкой, на которой теперь стоял только
один китайский кувшин с узорчатой крышкой, висело пря-
моугольное венецианское зеркало в золотой раме. По какой-то причине Шевченко указал шляпой в сторону этого зеркала.
--Да, Сергей? Мы ждем.
--Садись, дорогая,--обратился к Нине хозяин дома,--и я постараюсь объяснить.
Сергей Викторович направился к письменному столу, за которым стоял вращающийся стул с подушкой и с левой стороны которого находилось мягкое кресло, где он сидел, когда вошедшие впервые увидели его.
--Я провожу здесь много времени, Владимир Иванович,--сказал он мне.--Они называют это моим ло-говом. Вы заметили...--он кивнул в сторону восточной сте-
ны,--что та стена очень основательная и содержит альков с
дверью?
--Да, Сергей Викторович.
Эта дверь ведет в гостиную. Стена выглядит необычай- но крепкой, потому что она двойная. С обеих сторон алькова в нее встроены маленькие отдельные комнаты. Ещё до покупки этого дома, кто-то  установил подъемные окна, оборудовал эти две комнатки в первой трети прошлого столетия. Некоторые изменения внесли и мои предки, когда получили этот дом. Оттуда, где вы стоите, двери в них можно увидеть только вытянув шею вбок. Комната слева--нечто вроде книгохранилища, где я держу тома, которые не хочу выставлять здесь на всеобщее обозрение. Комната справа--гардеробная. В ней находятся умывальник с горячей и холодной водой, шкаф для одежды и даже кушетка. Так как я провожу много времени в библиотеке, после того как оставил научные труды, и часто работаю допоздна ...
--Вы сказали «работаю?»--осведомился адвокат.
--Да, Стас, я сказал именно это.
--Вы имели в виду ваши теперешнее увлечение литературой?
--Я пишу драму,-- ответил хозяин дома, в которой исследую человеческое поведение в состоянии стресса. Работа, Стас, не всегда состоит в беготне с места на место,
чем занимаетесь вы. Мозговая деятельность не демонстри рует себя окружающим. Она протекает здесь.--Он посту-
чал по виску костяшками пальцев.--Как бы то ни было,
я не стану докучать вам этими проблемами. Пока вам все
понятно, Владимир Иванович? Вы лучше других можете понять меня.
--Да, вполне.
--Мы содержим в доме приходящую прислугу. Светлану Яновну Геращенко---кухарка и горничная с необычайно развитым воображением во всех обла-
стях, кроме приготовления пищи--Он выпрямился.--Так вот, после обеда, около половины девятого, я, как обычно, пришел сюда. Нина уехала на машине на станцию с большим запасом времени. Доктор Юровский поднялся наверх. Моя сестра Вера уже удалилась в музыкальную комнату оскорблять свой проигрыватель пластинками с поп-музыкой, хотя к ее услугам полно записей классики хорошей легкой музыки.  В лучшем случае, пластинкам с поп- музыкой место на свалке. Но речь не об этом.
--Согласен,--кивнул Стас Маркович Шевченко.
Я окинул взглядом присутствующих. Нина сидела в кресле в юго-эападном углу комнаты. Рядом с ней
находилось левое окно, наглухо занавешенное пыльными коричневыми портьерами с зелеными и золотыми прожилками. Николай Волков нервно расхаживал у
камина--миниатюрная лысина на его макушке отража-
лась в зеркале. Шевченко стоял непод-
вижно, со шляпой в одной руке и портфелем в другой,
глядя в угол зеркала.
--Позвольте повторить,--продолжал хозяин дома,--
что я пришел сюда около половины девятого. На сей раз оба западных окна были открыты настежь и открыты до
сих пор, хотя левое, как видите, сейчас занавешено. Еще
не стемнело. Я сел за стол на этот вращающийся стул и
занялся составлением письма в литературное приложение. Я рассчитывал продиктовать его моей секретар-
ше, которая поехала в Киев привезти кое-какие книги из
магазина, но она не вернулась ни к обеду, ни, на-
сколько я знаю, до сих пор.
--Это правда, Сергей!--сказала Нина.--Так как Марина
не вернулась поездом в три пятьдесят, я была уверена, что
она приедет в девять тридцать пять. Но она не прибыла и
этим поездом, что может тебе подтвердить любой из наших
гостей.
--Ну-ну,--снисходительно улыбнулся Сергей Викторович.--Несомненно, она нашла способ хорошо провести время. Марина Сидоренко, Николай, весьма привлекательная молодая девушка. Если бы мною не завладела столь же очаровательная жена ...
--Сергей, пожалуйста! Ты сам не знаешь, что говоришь!
--В самом деле, дорогая, я никогда об этом не задумы-
вался. Но, как скажет Стас, если этого не сделаю я, речь
не об этом. К половине десятого,--он вытянул левую руку, чтобы взглянуть на часы,--я закончил работу и отложил мои записи--они все еще на столе. Тени начали сгущаться. Я встал со стула, сел в то кресло слева от стола лицом к левому окну и задумался, глядя па лужайку ...
Сергей Викторович снова выпрямился. Его лицо при-
пяло мечтательное выражение. Словно обращаясь к само-
му себе, он негромко продекламировал своим красивым
голосом какой-то стих. На этом он остановился.
--Право, Сергей!--недовольно произнес Шевченко.--Я привык к вашим причудам, но это уж слиш-
ком. Цитировать поэзию в такое время, когда на вас ...
--Поэзию, Стас? Душа филистера—потёмки. Это всего лишь вирши, и притом весьма посредственные, хотя
в них и есть нечто привлекательное. Ну, это не важно! Вам
всем нужны доказательства? Посмотрите туда!
--Что?--Нина вздрогнула, как будто обожглась.--
Куда?
--Да, дорогая, я смотрел на тебя. На пол. Рядом с тво-
ей левой ногой, но ближе к окну.
Отдернув ногу, Нина вскочила и подбежала к Николаю и Шевченко. Хотя свет от торшера, ослабленный зеленым шелковым абажуром, проникал не слишком далеко, он поблескивал на маленьком, но тяжелом стальном револьвере с резиновой рукояткой.
--Вижу,--сказал Шевченко, склонившись впе-
ред. Газовый пистолет.
--Заряжаемый, как вы уже меня информировали, ко-
роткими пульками примерно  22-го калибра.
--Да, вы используете правильный термин. Это ваш ре-
вольвер?
--Мой. Я узнал его даже в чужой руке. Но что с вами, Стас? Вы как будто хотели его подобрать, но передумали?
--Откровенно говоря, дружище, я подумал об отпечат-
ках пальцев.
--На нём не окажется никаких отпечатков. Смотрите.
Сергей Викторович встал из-за стола--лицо его было
напряженным, руки слегка дрожали. Рядом с креслом Нины стоял еще один торшер с абажуром из темно-желтого
пергамента. Проходя мимо, Сергей Викторович включил его, наклонился и при ярком свете поднял револьвер. После этого он вернулся к столу и принял позу учителя или лектора.
--Слушайте, дядя Сергей!--не выдержал Николай.--У вас есть разрешение?
--Ты имеешь в виду лицензию на огнестрельное ору-
жие? Да, разумеется. В этой стране, мой мальчик, чтобы
купить патроны, нужно предъявить лицензию.--Он вы-
двинул просторный ящик письменного стола.--Послед-
ний раз я видел оружие днем--оно было в этом ящике и
заряжено газовыми  пулями. Посмотрим, что мы имеем
теперь.
Открыв магазин револьвера, Сергей Викторович ткнул металлической булавкой в центр патронной камеры. Шесть миниатюрных медных цилиндров выпали на блокнот. Он подобрал их и обследовал по очереди.
--Шесть холостых и один из них использован. Не знаю, откуда их взяли,--я покупал боевые патроны, а не холостые. Теперь позвольте на минуту отвлечься от темы призраков, отпечатков пальцев на идею, которая показалась мне привлекательной. Вы удостоите меня вниманием?
--Да, --отозвался мистер Шевченко.
--После кончины моего горько оплакиваемого отца и
открытия его второго завещания ...
--Что касается этого завещания, дядя Сергей...-- начал
Николай.
--Я просил бы всех удостоить меня вниманием.
          --Ладно, дядя Сергей, валяйте!
--После упомянутых мною событий призрак никем не
оплакиваемого судьи Ушакова в черной мантии и
маске дважды появлялся в апреле. До тех пор, насколько
мы знаем, его никто не видел почти сотню лет.
--Но...--прервал адвокат.
--Но что, Стас?
--Ничего! Прошу прощения.
--Так называемый призрак видели Вера и Светлана Яновна в обстоятельствах, которые, как мне казалось, при
наличии небольшой изобретательности можно легко объяснить. Но мне также казалось, что если кто-то решил изображать призрака, то я незамедлительно должен изобразить детектива. Как я собирался это сделать? У меня нет практических знаний в области милицейской работы. Информация, которой я располагаю, почерпнута из детективных романов, которые я поглощаю в неимоверном количестве.
--Слушайте, слушайте!--воскликнул я.
--Как мы все знаем, в детективных романах никогда не находят отпечатков пальцев. Но в реальной жизни все могло быть по-другому. Два столетия назад эта библиотека служила логовом и паутиной судье Ушакову. Он бродил
по ней со своим свирепым нравом и обезображенным лицом. Каким образом его лицо стало обезображенным? Была ли это кожная болезнь типа экземы? Или более серьезное заболевание вроде сифилиса, так как судья, кажется, слыл старым развратником, испытывавшим пристрастие к молоденьким девушкам ...
--Не надо, Сергей!--взмолилась Нина.
--Или же это произошло, как намекает памфлет, оттого, что кто-то из членов семьи угостил его ядом? Но
ты права, Нина, это не имеет значения. Важным было то,
по крайней мере, так я думал, что в один прекрасный день
мнимый призрак мог посетить библиотеку и оставить вполне осязаемые следы. Воодушевленный этой идеей, я кое-чем обзавелся. Смотрите!
Сергей Викторович стал извлекать из просторного ящика предмет за предметом, демонстрируя и называя каждый и возвращая их на место.
--Эта книга--научная работа об отпечатках пальцев. Эта бутылочка с аптечной этикеткой содержит «серый по-
рошек», используемый для проявления таких отпечатков.
Это кисточка для нанесения порошка. Это увеличительное
стекло, о чем едва ли нужно упоминать. И наконец, рези-
новые перчатки, какими домохозяйки пользуются в кух-
не. Проводя мое расследование около месяца тому назад,
я надел перчатки--вот так.—Сергей Викторович сопроводил
слова действием.--Они должны натягиваться свободно,
но, как видите, это не так. В перчатках, с порошком, кис-точкой и лупой я начал обследовать комнату. Мне удалось
собрать богатый урожай собственных отпечатков пальцев и
отпечатков моей секретарши. Меня это не обескуражило--
я продолжал работать в лучшем стиле Шерлока Холмса.
Но найдя Веры и Светланы Яновны, я внезапно понял всю
тщетность и абсурдность затеянной мною игры.
--Что ты имеешь в виду, Сергей?--воскликнула Нина.-- Конечно, библиотека--твоя комната, но все иногда заходят в нее. Чьи бы отпечатки ты ни нашел, что бы
это доказывало?
--Ничего, дорогая. Это и было моим открытием. Мог ли
я торжествовать, обнаружив отпечатки там, где они имели
полное право присутствовать?
--И вам это не приходило в голову, пока...--резко
начал Шевченко.
--Нет-нет. Судьба человека, который постоянно мнит
себя умным, плачевна. Моей единственной надеждой было
застать призрака лично--в мантии и маске. Но до этого
вечера призрак старался не появляться передо мной. А ког-
да он появился... Давайте реконструируем сцену. В каче-
стве очередного экспоната из ящика позвольте мне предъ-
явить вам эту коробку с короткими патронами для газового пистолета 22-го калибра. Я открываю коробку, не вынимая
ее из ящика. Смотрите!
Послышалось тарахтение, когда Сергей Викторович смахнул с блокнота в ящик шесть холостых патронов. Неуклюжими движениями затянутых в резиновые перчатки рук он зарядил револьвер шестью патронами с пулями, взятыми из коробки.
--Готово!—Сергей Викторович защелкнул барабан.--
Теперь пистолет в таком состоянии, в каком, как я счи-
тал, он должен был находиться этим вечером. Мы положим
его... нет, не в ящик. Дабы воссоздать драму, весьма бо-
лезненную в буквальном смысле слова, я положу его на
этот край стола. Вообразите, что сейчас снова без несколь-
ких минут десять. Я сидел в этом кресле возле стола, гля-
дя на незанавешенное левое окно. Не согласится ли кто-
нибудь занять это кресло. Может быть, вы, Стас?
--Благодарю вас, но в полной реконструкции нет на-
добности.
--Согласен. Тем более я не стану просить об этом Нину, чей безмятежный облик может ввести в заблуждение. Но может быть, мы попытаемся воссоздать другие обстоятельства, выключив свет?
--Нет!--Нина отпрянула от Шевченко.--Снаружи уже совсем темно. А ведь тогда еще не стемнело
окончательно, не так ли?
--Безусловно. Я хорошо различал очертания предме-
тов--вернее, мог различать, если бы уделял этому вни-
мание. Но я думал о другом. А затем ...
--По-моему, дядя Сергей,--заметил Николай,--сейчас как раз один из тех моментов, когда вы обычно рассказывали мне истории о привидениях.
--Та же мысль, мой мальчик, пришла мне в голову. В те дни ты был шустрым мальчуганом, и я вижу, твой тем-
перамент не изменился. Итак, я сидел там и размышлял.
Направление моих мыслей не имеет значения. Признаюсь
лишь, что я был удручен и подавлен...
--Ради бога, дядя Сергей, не трогайте револьвер!
--Прошу прощения, племянник, движение было непроизвольным. Моя рука не коснулась револьвера. С вашего позволения, мы прикроем газетой и скроем от взоров безобразное орудие. Поглощенный своими мыслями, я ничего не видел и не слышал. Но подняв взгляд, я сразу очнулся. Что-то стояло в окне и смотрело на меня.
--И что же на вас смотрело?--осведомился Шевченко.
--Могу лишь сказать, что это была фигура в черной
мантии и с черной маской или вуалью на лице, возможно,
с прорезями для глаз, но я в этом не уверен.
--Что за фигура? Высокая или низкая? Толстая или
худая?
--«Средняя»--единственное слово, которое прихо-
дит мне на ум.—Сергей Викторович пожал плечами.--
Я испытывал высокомерное презрение к нашему визитеру.
Я чувствовал... знал, что это не призрак, а человек. Но
если я скажу, что не испытал страшного потрясения, то
буду тем, кого Николай с присущей истинному янки образностью назвал бы закоренелым вралем. Но худшее было впереди. Я крикнул незваному гостю: «Кто вы?» или «Что вам нужно?»--точно не помню. И тогда я услышал звук
автомобиля на подъездной аллее. Я понял, что Нина
возвращается с вокзала. Теперь я достиг той части
истории, где могу быть точным. С правой стороны мантии
у моего визитера, очевидно, имелось нечто вроде кармана.
Он--или она, а может, и оно--сунул туда руку в пер-
чатке и вытащил револьвер. Не спрашивайте меня, как я
узнал, что это мой револьвер! Не спрашивайте, откуда я
знаю о перчатке! Но, Бог мне судья, я был в этом уверен!
--Что это была за перчатка? Резиновая, вроде тех, что
сейчас на вас?
--Нет. Во всяком случае, она была другого цвета. И это не была замшевая или лайковая перчатка из тех, что
мы обычно носим. Я бы назвал ее тонкой, обтягивающей
перчаткой из серого нейлона--палец визитера не меш-
кал с предохранителем. Он поднял револьвер и выстрелил
в меня с расстояния примерно полутора метров. Я увидел
вспышку, услышал грохот и почувствовал удар в области
сердца. «Значит, он пришел убить меня!»--подумал я. Не
произнеся ни слова, визитер бросил револьвер на ковер и
вышел через окно, задернув за собой занавеси.
--Очевидно, нырнув головой под поднятую раму,--
вставил адвокат.--Так как мы условились, что это
не призрак, он должен был это сделать.
--Да, если только он не был низкорослым. Вроде бы я не видел, чтобы он наклонял голову. Но в этих окнах добрых два метра между занавесями и стеклом. Могу лишь утверждать, что он шагнул за портьеры и задернул их.
--А что сделали вы?
Левая рука хозяина дома коснулась левой стороны груди. Его лицо исказила судорога.
--Я был ошеломлен, придя в себя и поняв, что я жив и
могу дышать. Что-то упало на стул возле моей левой руки.
Подняв этот предмет, я сразу узнал бумажный пыж из хо-
лостого патрона--когда я был мальчиком, мы бросали хо-
лостые патроны в костер. Выстрел был сделан со слишком
далекого расстояния, чтобы на моем жакете остались поро-
ховые ожоги или порезы от пороховых зерен. Но пыж уда-
рил меня, как пуля.
--Простите мою настойчивость, но у меня есть для это-
го вопроса основания. Что вы сделали?
--Я встал, подошел к правому окну и выбросил черто-
ву бумагу на лужайку.
--К правому окну? Не к левому? А вам не пришло в
голову поднять тревогу и преследовать нападавшего?
--Нет. Во-первых, я был слишком рассержен, потря- сен и, должен признаться, напуган. Во-вторых, я услышал,
как машина остановилась, а потом раздались голоса и то-
пот ног. Я не хотел суеты и шума--ненавижу любой бес-
порядок. Поэтому я вернулся к креслу, сел и стал ждать
вас.
Покинув свое место у камина, Николай подошел к левому окну, раздвинул длинные занавеси и обернулся:
--Вы говорите, дядя Сергей, что посетитель вышел через это окно?
--Да.
--Но оно закрыто!
--Визитер мог закрыть его, уходя. Эти окна легко скользят в пазах, а вы так шумели...
--А не мог этот шутник спрятаться за портьерами, по-
дождать удобного момента и ускользнуть через комнату,
когда вы на него не смотрели?
--Нет, Николай, не мог! Пожалуйста, поверь мне на слово. Трудно описать ощущение злобы, исходившей от этой фигуры. Я ждал и даже боялся ее возвращения. А почему ты об этом спрашиваешь?
Николай шагнул к нему.
--Сейчас я вам объясню. Либо вам это приснилось, дядя Сергей, либо мы столкнулись с самым странным явлением, с каким мне только приходилось сталкиваться за всю мою журналистскую карьеру.--Он повернулся назад.--Это окно заперто изнутри!
 

                Г Л А В А  5

--Я не спал, честное слово! И я не ...—Сергей Викторович не окончил фразу.
--Говорю вам, окно заперто!--повторил Николай. Он указал на шпингалет из металла и фарфора, который был повернут наружу, прочно запирая две створки окна.--У мо-
его друга в Винчестере есть дом, построенный в начале
1870-х годов, с такими же окнами на нижнем этаже. Как-то мы хотели подшутить над хозяином, но обнаружили, что
с этими окнами никаких трюков не проделаешь. Находясь
снаружи, невозможно запереть окно изнутри.--Он повер-
нулся ко мне.--Я не знаю, могут ли приви-
депия--если они существуют--про ходить сквозь стену
и запертую дверь, что вроде бы проделал призрак старо-
го судьи перед тетей Верой и Светланой Яновной. Но я твердо знаю, что живой человек, который только что выстрелил из револьвера, не мог пройти сквозь плотное оконное стекло и оставить окно запертым. Это физически невозможно--не на сцене и без соответствующих приспособлений ни один фокусник на такое не способен. --Что с тобой, Николай?--осведомился его дядя.
--Что происходит со всеми вами?
Поведение Сергея Викторовича заметно изменилось. До сих пор он подавлял окружающих своей увлеченностью,
гипнотическим взглядом и голосом. Теперь же в его речи
снова слышались нотки раздражительности, как у обижен-
ного ребенка.
--Почему я всегда не прав?--продолжал он.--Почему
я вечно должен защищаться от каких-то обвинений? Я рас-
сказал вам чистую правду о происшедшем. И все же ...
--Полегче, дядя Сергей! Никто не называет вас лжецом!
--Разве, Николай?
--Клянусь вам!--заверил его Николай.--Должно суще- ствовать какое-то объяснение, и мы его найдем. Меньше
всего я хочу создавать лишние неприятности, хотя мои ма-
неры оставляют желать лучшего. Едва ли достойно, явив-
шись в чужой дом, бросаться обвинениями, в чем меня, ка-
жется, подозревают.
--Вы снова забываете, Николай,--заговорила Нина,--
что вы здесь не посторонний. Этот дом ваш, племянник, с
тех пор как завещание вашего деда выпало из кувшина. Не
стесняйтесь, Николай! Человек в вашем положении вправе создавать какие угодно неприятности.
--Вы впервые шокируете меня, добрая тетушка,-- сказал Николай.--Что касается дома, то я уже пытал-
ся все объяснить, но дядя Сергей не дал мне вставить слово.
--Ах, дом!—Сергей Викторович вновь обрел всю
свою вежливую непринужденность.--Признаюсь, этим
вечером я пребывал в несколько угнетенном настроении--
и все же существует очень простое решение всех наших
трудностей.
--Каких трудностей?--осведомился Николай.
--Какое решение?--спросил Шевченко.
Снова ощутив власть над аудиторией, хозяин дома на-
чал ходить взад-вперед около стола. Остальные смотрели
на него.
--Очень простое решение. Какая жалость, что оно только что пришло мне в голову! Я куплю этот дом у тебя, Николай. Любая фирма по продаже недвижимости установит правильную цену, и, какой бы она ни была, я ее
уплачу. Это справедливо, не так ли?
--Нет!--огрызнулся Николай.--Я отдаю вам этот чертов
дом, дядя Сергей. Фактически я уже отдал его. Вы ведь не
можете меня остановить?
--Не будучи юристом, я не в состоянии ответить тебе. Несомненно, ты вправе подарить все, что считаешь нуж-
ным. С другой стороны, ты едва ли можешь отказаться от
ответного подарка в качестве благодарности за услугу. По-
смотрите, как уставился на меня наш законник! Несмотря
на непрезентабельную фигуру, Стас, у вас превосходная
голова. Только умоляю, не стойте и не надувайтесь, как
Кони перед тем, как высказать свое суждение. Что вы
обо всем этом думаете?
Стас Маркович с интересом наблюдал за Сергеем Викторовичем.
--Вам действительно только что пришло в голову пред-
ложить выкупить дом?--спросил он.
--Да. Вы что, не верите мне?
--Я этого не говорил. Но этим вечером вы были в та- ком угнетенном состоянии, что почти...
          --Почти что?
--На этот вопрос, Сергей, только вы сами можете ответить. Вам больше нечего сообщить нам?
--Что еще он должен сообщать?--вмешалась Нина. В ее глазах все еще блестели слезы.--Вы ведь знаете, что
ему нельзя волноваться. Такая передряга может плохо по-
действовать на твоё сердце, Сергей.
--Мое сердце, Нина, способно вынести почти все.
--Но это не шутка, когда в тебя стреляют--пусть даже
холостым патроном! Может быть, доктору Юровскому луч-
ше тебя осмотреть?
--Мне вполне достаточно, дорогая моя,--отозвался ее
муж,--что ты наконец проявила женское сочувствие. По-
лагаю, у меня на груди ушиб, так что Алексу Юровскому в
самом деле следует на него взглянуть. Но я вижу, что Стаса что-то беспокоит куда сильнее, чем можно было ожи-
дать.
Адвокат быстро шагнул к открытому ящику пись-
менного стола.
--Любопытно, Сергей, какую странную коллекцию
предметов вы храните в этом ящике. Большую часть вы уже продемонстрировали--порошок для отпечатков пальцев, кисточку, лупу. А здесь, рядом с коробкой патронов,--тюбик клея.
--Не будете ли вы так любезны объяснить, Стас, какое
отношение тюбик клея имеет ко всему происшедшему?
--Никакого, дружище, так что незачем выходить из себя. Я просто думал о патронах.
--О патронах?
Адвокат нахмурился:
--Призрачная фигура воспользовалась холостым патроном, выстрелив с расстояния по меньшей мере полутора метров. В то же время...--он заколебался,--что случилось с пыжом из этого патрона? Где он сейчас?
--По-моему, я уже говорил, что выбросил его на лу-
жайку. Утром мы найдем его там. Можно взять фонарик
и поискать его теперь, если это дело первостепенной важ-
пости.
--Едва ли. Но какие шаги мы предпримем в связи с
вставшим из могилы визитером с револьвером? Мы сооб-
щим в милицию?
--В милицию?—Сергей Викторович обращался к по-
толку.--Боже мой, конечно нет!
В эту минуту Николай повернулся ко мне и спросил:
--Не время ли сейчас пригласить твоего знакомого полковника?
--Ты думаешь что время?
--Думаю, да. У меня такое чувство, что здесь может разыграться трагедия.
Я вышел из комнаты и по мобильному телефону связался с полковником Чумаком, благо он был на месте. Коротко рассказав о происходящем, я попросил его приехать и разобраться со всеми несуразностями, происходящими в доме. Он дал согласие, хотя по голосу я почувствовал, с явной неохотой. Войдя в комнату, я застал присутствующих всё ещё спорящих о проблеме сообщения в милицию или нет.
--В таком деле, вызов милиции, это самая разумная мера. Вы уверены, что вам больше нечего рассказать нам?
--«Приэрачная фигура». «Вставший из могилы визи-
тер». Должен вам заметить, что я невыразимо устал от по-
стоянных намеков, превращающих меня в бессмысленного
лжеца. Смотрите снова--и в последний раз!
Выйдя из-за стола, Сергей Викторович подошел к левому окну. Ударив ребром ладони по шпингалету из металла и фарфора, он привел его в нужное положение, взялся обеими руками за внутреннюю раму и бесшумно поднял ее, открыв окно.
--Вот!--сказал он.--Верите вы мне или нет, но,
когда появился визитер, окно выглядело именно так. Те-
перь нам нужно напрячь мозги и найти объяснение. Николай, я думаю, согласен, что оно существует. Почему всегда верят всем, кроме меня? Если Вера рассказывает о призраке в черной мантии, все находят нормальным, что он просочился через запертую дверь, неужели так трудно представить себе одержимое злобой человеческое существо, умудрившееся каким-то способом пройти через запертое окно?
--Что все это значит?--послышался новый голос.--
Все резко обернулись.
С восточной стороны комнаты кошачьей походкой бы-
стро приближалась пожилая женщина среднего роста с яв-
но крашеными рыжими волосами. Несмотря на исхудавшее
лицо и выпученные глаза, ее нельзя было назвать урод-
ливой. На ней были расшитый узорами голубой халат, который лучше подошёл бы к фигуре Нине Волковой или Марине Сидоренко. На левом запястье болталась сумочка с вязаньем, а в правой руке она держала стеклянную банку, до половины наполненную тем, что, согласно этикетке, являлось «Лучшим медом Украины».
--Это ты, Вера?--не слишком сердечным тоном про- изнес Сергей Викторович.--Ну, входи, почти нас своим присутствием? Снова где-то пряталась?
--Пряталась?—отозвалась эхом Вера Викторовна.--Ты
глупый мальчик, Сергей. Какая необходимость быть
столь невежливым. Жаль, с нами больше пет нашего бед-
ного отца--он бы призвал тебя к порядку.
--Вижу, ты опять думаешь о еде.
--О еде?--с презрением переспросила Вера Викторовна.--Доктор Юровский говорит, что я нуждаюсь в витамине «Б», а его полным-полно в меде. Сейчас уже половина одиннадцатого, если не больше. Через полчаса мы начнем прием в столовой по случаю моего дня рождения. Надеюсь, ты не будешь этому препятствовать?
--Совсем наоборот, Вера, я с радостью буду предсе-
дательствовать на этом приеме и пожелаю тебе еще много
счастливых дней рождения. ( Должен заметить, что в доме Волковых с давних пор разговор всегда, насколько я помню, вёлся в стиле великосветских рандеву позапрошлого века. Возможно, они приобрели его от предков, а, возможно, подражали каким-то персонажам из прочитанных книг.)
--Спасибо, Сергей. Ты можешь быть очень любезным, если захочешь.--Внезапно ее веки дрогнули, и она
с обидой добавила:--Прячусь, вот еще!
--Вы ведь были в гардеробной, не так ли?--спросила
Нина, кивнув сначала в направлении алькова в восточной
стене, потом в направлении двери с левой стороны алькова и, наконец, обернувшись, в сторону зеркала, висящего над каминной полкой.
--Вы имеете в виду, что видели меня в зеркале, когда
я оттуда вышла?
--И когда вы туда вошли минут десять назад.
--Неужели, дорогая Нина, существует какая-то при-
чина, по которой ваша бедная бесполезная золовка не мо-
жет находиться там, где ей хочется?
--Господи, конечно нет! Я только сказала ...
--А ты не будь таким надменным, Сергей. Я пришла в библиотеку не ради тебя!
--В таком случае, нисколько не возражая против твоего присутствия в библиотеке, гардеробной или в любом другом месте, которое соответствует твоим девичьим прихотям, может ли высокомерный Сергей узнать, ради чего ты здесь?
--Ради малыша Николая!--воскликнула Вера Викторовна.
--Привет, тетя Вера,--поздоровался малыш Николай, возвышаясь над ней, словно башня.
--Здравствуй, дорогой! Если ты слишком вырос, что-
бы поцеловать твою старую тетю, Николай, твоя тетя не слишком стара, чтобы поцеловать тебя. Подойди сюда!
Обняв Николая за шею левой рукой, с которой свисала сумочка с вязаньем, Вера Викторовна приподнялась на цыпочки и расцеловала его в обе щеки.
--Вот так-то лучше! Я не так уж стара и непривле- кательна, верно? Знаешь, Николай, за последние полчаса я
уже не первый раз вижу очаровательную девушку, ставшую
твоей второй тетей.
--В самом деле?
--Да! Я случайно была в кухне, когда она отводила ма- шину в гараж, и не могла удержаться, чтобы не примчаться сюда. Чудесно, что ты снова дома, Николай! Эта славная
девочка так лестно отзывалась о тебе, что я не хочу тебя
смущать, повторяя ее слова.
--Право же, Вера Викторовна,--воскликнула Нина,--я никогда не выражала ни лестного, ни какого-либо другого
мнения о Николае! Все, что я сказала ...
--Достаточно того как вы выглядели, дорогая,--вы-
ражение лица может быть весьма красноречивым. На мес-
те Сергея, Николай, ты бы позволил красивой молодой
жене ездить одной за границу? В прошлом году--в Ита-
лию,перед этим--в Швейцарию, два года назад--в Северную Африку. Конечно, в этом не было ничего дурного. Она гостила у таких приятных друзей, включая графиню Римму Малиннелли в Риме, бывшую Ванштейн, и Поляковых в Люцерне. Кстати, о друзьях--Нина также рассказывала мне  ...
--Вера Викторовна,--громко произнесла Нина,--могу я представить вам Нечитайло Владимира Ивановича?
--Разумеется!--воскликнула Вера Викторовна, делая сложный пируэт с банкой меда в руке.--Я очень рада вас видеть! Вы не тот самый молодой человек, который наносил нам визит, когда Николай жил ещё здесь?
--Тот самый. Рад снова вас видеть, Вера Викторовна.
--Значит, он уже бывал здесь?--спросил Сергей Викторович, пробуждаясь от размышлений.--Боюсь, я запамятовал.
--Зато я помню,--заявила Вера Викторовна.--Я никогда ничего не забываю. Надо же--встретить его снова, когда он
стал взрослым и сочиняет дивные книги по истории! Я только по- здороваюсь с вами, Володя, и займусь другими делами. На сей раз бедняжку Веру придется принять всерьез. Мой брат спросил меня, что мне понадобилось в его скучной библиотеке. Разумеется, я хотела поздороваться с Николаем! Но это не все. Я сделала великое открытие, должна поговорить о
нем с Шевченко и не позволю Сергею меня отвлекать.
Скажите, Стас, когда умер бедный отец, вы просмотре-
ли все его бумаги?
--Насколько я знаю, да, Вера Викторовна,--ответил многострадальный адвокат.
--Но вы не могли видеть те, которые я имею в виду. Знаете комнату, которую он использовал как кабинет? По
коридору ...—Вера Викторовна неопределенно указала в юго-восточном направлении,--рядом с комнатой Светланы Яновны сейчас? А раньше там жила экономка. Там стоит большой письменный стол с откидной крышкой. Да-да, конечно, вы все это помните. Но вы знали, что в этом столе есть потайное отделение?
--Неужели?
--Я тоже не знала. Отец любил такие вещи. Но судьба иногда помогает нам, не так ли? После обеда,--
продолжала она,--я слушала пластинки с поп-музыкой--мы должны идти в ногу со временем, Стас. Но я не могла сосредоточиться на музыке. Что-то подсказывало мне: «Иди в кабинет и смотри!» Возможно, я медиум--кое-что об этом свидетельствует, верно? Как бы то ни было, я пошла в кабинет. Как всегда, там ничего не было заперто. В нижнем правом ящике стола оказалось второе дно, где лежала толстая пачка бумаг, на некоторых я узнала почерк отца.
--Одну минуту, Вера Викторовна!--прервал ее Шевченко.-- Вы просмотрели эти бумаги? Нашли что-нибудь значительное?
--Откуда мне знать, что значительно, а что нет? Это
мужское дело! Я даже не прочитала большую часть.
--Что же вы тогда сделали?
--Собрала всю пачку и взяла ее с собой в кухню. Я была в кухне, когда услышала, как Нина отводит машину в гараж. Она не сказала, куда идет, но я знала, что вы все в библиотеке. Поэтому я вошла через дверь гостиной. – Вера Викторовна указала на упомянутую дверь.--Вы были так поглощены словами Сергея, что никто даже не обернулся. Я скользнула в маленькую гардеробную и неплотно прикрыла дверь, поэтому слышала все, что ты говорил, Сергей!
Сергей Викторович прекратил мерить шагами комнату и посмотрел на нее:
--Ситуация немного прояснилась. Ты не пряталась, Вера, а только ждала и подслушивала.
--Я не сомневалась. Сергей, что ты все можешь вывернуть наизнанку!--фыркнула его сестра.--Но меня это не заботит. Я положила пачку бумаг на кушетку в гардеробной. Не следует ли вам заняться ими, Стас? Быть может, там содержится нечто, о чем бедный отец хотел нам сообщить? Вы ведь можете взять их с собой, не так ли? Я пыталась спрятать их в сумку с вязаньем, но пачка была слишком велика. А в вашем портфеле, кажется, достаточно места.
Шевченко наложил свою шляпу на стол.
--В моем портфеле ничего нет,--ответил он, откры-
вая его,--кроме зубной щетки, расчески и бритвенных
принадлежностей, которые я захватил для пребывания в доме. Я могу взять бумаги и просмотреть их ночью. Конечно, если Сергей считает ...
--Лучше возьмите,--с раздражением произнес Сергей Викторович,--иначе Вера никому из нас не даст покоя. Но
не думаю, что вы найдете там что-нибудь важное.
--И я тоже. Тем не менее ...
Адвокат направился к маленькой дверце с левой
стороны алькова. Вера Викторовна устремилась за ним, взмахивая сумкой на запястье и банкой с медом в руке. Улыбаясь, дабы скрасить свою невежливость, адвокат вошел в комнату и закрыл дверь перед ее носом. Но вскоре он вышел, неся битком набитый портфель, откуда торчал мятый лист бумаги с отпечатанным текстом. Вера Викторовна подбежала к нему и выхватила бумагу левой рукой.
--Боюсь, я, как всегда, неуклюжа!--воскликнула она
и стала разглаживать лист обеими руками, едва не уронив
банку с медом.--Но ведь я стараюсь помочь, верно?
--Учитывая суету, которую вы подняли из-за этих бу-
маг,--отозвался Шевченко, похлопав по портфелю,--
подобное поведение едва ли можно назвать помощью. Не будете ли вы любезны вернуть то, что вы только что взяли?
--Но ведь это всего лишь оплаченный счет за машину!
--Что бы это ни было, пожалуйста, верните.
--Да-да! Важно абсолютно все, не так ли?--Она про- тянула бумагу адвокату, который спрятал ее в карман.--
В других обстоятельствах, дорогой Стас, я бы настояла,
чтобы вы остались на прием в честь моего дня рождения. Но вы, конечно, хотите вернуться домой и взглянуть на бумаги. Тем более, что ваша машина здесь. Да-да, не удивляйтесь! Ваш сын привел ее сюда--
она стоит на подъездной аллее. Максим позвонил в парадную дверь, когда я шла в кабинет отца. Он направлялся к каким-то друзьям и сказал, что оставляет вам машину, так как друзья отвезут его
домой. Он добавил, что хочет срочно поговорить с вами по
поводу дела Воротенникова.



--Дело Воротенникова?--вмешался Сергей Викторович.--Что это еще за дело Воротенникова?
Адвокат махнул рукой:
--Один молодой болван угодил в передрягу. Вы ведь
знаете, что моя фирма занимается не только семейными делами. Из-за роста налогов и стоимости жизни в наши дни
мы вынуждены заниматься даже уголовными делами. Да,
Вера Викторовна, я ухожу,--резко добавил он.--Но не бросайтесь на меня, как будто хотите вытолкать из дома. Я уйду, но в свое время и без спешки. А пока что ...
--А пока что вы теряете время. Я знаю, что эти бумаги
очень важны. Бедный дорогой отец ...
--Опять!--вздохнул Сергей Викторович.--Для Веры он
все еще «бедный дорогой отец». А я-то надеялся, что пос- ле инцидента со вторым завещанием мы больше не услы-
шим этих слов.
--Ты будешь слышать их до тех пор, Сергей Волков,--
почти взвизгнула Вера Викторовна,--покуда в этом мире жива доброта, хотя тебе этого не понять!
--Что ты имеешь в виду?
--Только то, что сказала. Я бы могла кое-что рассказать им про тебя, если бы у меня не было сердца! Но в этом нет нужды. Ты сам себя выдал. Эта нелепая история о выстреле в тебя холостым патроном ...
--Черт возьми, кто-то действительно стрелял в меня! Ты даже этому не веришь?
--Верю, если так говорят другие, хотя я ничего не слы-
шала. Впрочем, как я могла что-то слышать в задней час-
ти дома с такими толстыми стенами. Но у тебя постоянные
галлюцинации ...
Она не окончила фразу. Дверь в южной стене между
книжными полками открылась. Я считал, что она ве-
дет в коридор--она в самом деле вела туда. Я увидел
тускло освещенное помещение, когда дверь приоткрылась,
впустив неуклюжего мужчину в твидовом костюме.
--Простите за вторжение,--заговорил вновь пришед-
ший, глядя па Сергея Викторовича.--Надеюсь, у вас все
в порядке?
--Входите, Алекс!--с нервным радушием пригласил
хозяин дома.--Здесь нет пациента, требующего ваше-
го внимания. У нас происшествие иного рода ... Николай, Владимир Иванович, позвольте представить вам доктора Алекса Юровского.
--Очень рад,--хрипловатым голосом произнёс доктор,
хотя отнюдь не выглядел счастливым.
--Дело в том,--продолжал Сергей Викторович,--что около десяти часов, когда прибыли эти добрые люди, фигура в черной мантии--не призрак, а злой шутник из плоти  и крови--выстрелила в меня холостым патроном из моего же револьвера, а затем вышла через то окно, каким-то образом оставив его запертым изнутри.
--Через то окно?--переспросил доктор Юровский,
глядя в направлении, указанном собеседником.--Но сей-
час оно открыто, не так ли?
--Оно открыто, потому что я сам поднял раму несколько минут назад. Мы нашли его запертым за сдвинутыми портьерами. Вера, которая не слышала выстрела, отказывается мне верить. Кажется, она думает, что я пьян или лгу.
Доктор Юровский с шумом втянул в себя воздух.
--Я не слышал выстрела,--сказал он.--Но надеюсь,
дальнейшее расследование не навлечет на меня аналогич-
ных обвинений. Ибо я тоже видел эту фигуру.
--Вы видели ее?
--Мой дорогой Сергей Викторович, незачем так удивляться. Может быть, вы подробнее расскажете мне о происшедшем?
Представив доктору Николая и меня ещё раз, Сергей Викторович дал краткий, но выразительный отчет о случившемся. Доктор Юровский слушал, переминаясь с ноги на ногу. Это был худой долговязый мужчина с продолговатой головой, кое-где покрытой прядями каштановых волос, с высоким лбом и задумчивыми светло-голубыми глазами, окруженными морщинками.
--Ну и ну!--воскликнул он, когда повествование было
окончено.--Проблема запертой комнаты, не так ли? Но
это не единственная интересная проблема.
--О чем вы, Алекс?
--Я здесь сравнительно недавно,--обратился доктор Юровский ко всем присутствующим.--Меня пригласили в качестве... э-э... врача, живущего при больном, вскоре после смерти старого джентльмена. Если бы я страдал из-
бытком воображения, то назвал бы этот дом нездоровым.
Не по медицинским причинам--сырости здесь куда мень-
ше, чем кажется. И тут имеются все удобства, к которым я
привык. Превосходный винный погреб! Ванные просто си-
баритские! В каждой спальне есть горячая и холодная вода
плюс розетка для электробритвы. Вы, ...--он посмот-
рел на Николая,--наследник из Америки, о котором столько
говорили?
--Я считался наследником.
--Значит, семейные разногласия улажены? Ваш дядя не рассчитывал на это, хотя он слишком вежлив, чтобы
сказать вам такое. Надеюсь, они улажены по-дружески?
          --Да,--заверил его Николай.
--«По-дружески»--то мягко сказано, доктор!--вме- шалась Нина.--Единственное разногласие заключалось в
том, что они соревновались друг с другом в уступках. В жиз- ни не видела, чтобы два человека так быстро поладили, как
мой муж и его племянник.
--В самом деле, госпожа Волкова? Может быть, мне лучше проверить?
Несмотря на неряшливый, неуклюжий вид и хрипловатый голос, свидетельствующие о крайней неуверенности, доктор Юровский так решительно двинулся вперед, что Сергей Викторович отступил на несколько шагов и вытянул руку, словно защищаясь от нападения.
--Проверить?--переспросил он.--Что вы имеете в
виду?
--С вашего позволения, я хочу осмотреть вас--в час-
ности, проверить пульс. Возможно, я иногда манкирую
моими обязанностями, но я так же не хочу, чтобы меня
считали пренебрегающим своими обязанностями. Ваше лицо, мой дорогой, способно встревожить даже непрофессионала. К тому же тот факт, что ...
--Одну минуту!--прервал его Сергей Викторович.
Доктор остановился. Хозяин дома поднял правую руку и
взглянул на пальцы, потом поднял левую, в которой сжимал пару резиновых перчаток.
--Временами я бываю таким же рассеянным, как Вера,--сказал он.--Не сообщит ли мне кто-нибудь, когда я успел снять эти чертовы перчатки'? Я надел их, чтобы
кое-что продемонстрировать, а потом забыл о них. Стас,
когда я их снял?
--Боюсь, что не помню,--ответил адвокат.-- Честно говоря, я не видел особых оснований следить за
этим.
--Может быть, ты нам поможешь, Николай? Когда я снял перчатки?
Николай развел руками:
--Вы все время жаловались, дядя Сергей, какие они неудобные. По-моему, вы сняли их и зажали в левой руке,
прежде чем подойти к окну и открыть его. Но это только
мое впечатление--я не могу в этом поклясться. Что ска-
жешь, Владимир?
Я подумал. Как уже въелись в моего друга детства американские нравы. Он «не может поклясться»! Возможно и я стал бы таким, проживи я так долго в США. Впрочем, разве я могу быть судьёй и поэтому примирительно ответил.
--Вроде бы ты прав, хотя я, как и адвокат, не могу вспомнить.
--Очень хорошо,--продолжал Сергей Викторович,
что Алекс Юровский упомянул об удобствах. Здесь вовсе не так много удобств, как должно быть и как будет, если я останусь хозяином. В нашем посёлке или деревне нет
даже электрического кабеля.
--Простите, дядя Сергей,--возразил Николай,--но вы что-то путаете. Здесь был электрический свет, даже когда я
был мальчишкой.
--Я имел в виду не свет, а кабель, соединенный с электростанцией.--Он сунул перчатки в левый карман халата, словно стремясь поскорее убрать их с глаз долой.--
Фактически, племянник, у нас есть частная электростанция, которая, если помнишь, постоянно выходила из строя и погружала дом в темноту в самый неподходящий момент. Твой дед умел ее чинить, если нельзя было вызвать монтера, а я нет, что давало ему повод насмехаться надо мной. Я упоминаю об этом потому ...
--Потому что хочешь меня отвлечь, не так ли?--вос-
кликнула Вера Викторовна.--Ты не желаешь, чтобы я сказала то, что должна, но я все равно это сделаю, как бы ты ни пытался меня остановить!
--Держи себя в руках, Вера. Я упоминаю об этом, потому что это имеет отношение к нашей проблеме.
--Какое?--не унималась его сестра, размахивая сум-
кой и банкой с медом.
--Как я сказал, я не умею ремонтировать электропри-
боры. Мой единственный практический талант заключает-
ся в умении открывать замки. Дайте мне кусок проволоки
или хотя бы скрепку...--казалось, Сергей Викторович обращается к самому себе, хотя он смотрел на Веру Викторовну,-- и я открою почти любой замок. Не подумайте, что у меня криминальный характер. Просто у меня такой талант, а что до твоего единственного таланта, Вера, то мы не будем его обсуждать, так как до сих пор
у тебя не было случая им воспользоваться. А теперь смот-
рите сюда!
Он подошел к левому окну, указал рукой на лужайку и обернулся:
--Визитер в мантии и маске вышел через это окно, ос-
тавив его запертым изнутри. Как он это сделал? Если бы
там был замок, я смог бы вам это продемонстрировать. Но
замка там нет. Как уже упоминалось, там есть крепкий ме-
таллический шпингалет, который оказался надежно закры-
тым. Следовательно...
--Я снова спрашиваю вас, дядя Сергей--прервал его
Николай.--Теперь, когда вы обследовали окно и знаете, в чем проблема, вы по-прежнему вполне уверены, что этот парень не мог прятаться за портьерами и выскользнуть через соседнюю комнату, когда вы не смотрели в его сторону?
--Вполне ли я уверен? На такой вопрос нельзя отве-
тить твердо, чего бы он ни касался. Я не думаю, что это
произошло, но в то же время ...
--Чушь, чушь и еще раз чушь!--вскричала Вера Викторовна.-- Ты просто хочешь, чтобы мы проглотили твою нелепую историю, не задавая вопросов.
--Нелепую? Но ведь ее подтверждает доктор Юровский.
--Вот как? Если дорогой доктор поклянётся в чем-ни-
будь, я ему поверю, каким бы невероятным это ни выгля-
дело. Но что именно он подтверждает?
Уже и Вера Викторовна переняла манеру Николая клясться для выяснения причин. Доктор же Юровский провел рукой по лицу, словно массируя его, потом обратился к Николая и ко мне:
--Вера Викторовна льстит мне, господа. Я редко бы-
ваю полностыо в чем-нибудь уверен. Мои недостатки раз-
нообразны и многочисленны, хотя я пытаюсь их компен-
сировать. Я слишком много пью, как вы скоро услышите,
если только уже не услышали. Но я никогда не пьянею, а  Вера Викторовна может подтвердить, что этим вечером я не пил ничего. После обеда, как вам, возможно, уже сообщили, мы разошлись в разные стороны. Моя спальня, хотя и гораздо меньше библиотеки, расположена прямо над ней в конце западного крыла. Два ее окна находятся в фасадной стене и выходят на север, а третье--на запад. Я поднялся в спальню около половины девятого. В конце обеда мой друг Сергей Викторович угостил меня отличной сигарой, и у меня было достаточно чтива.
--Несомненно, профессионального чтива?--напыщен-но осведомился адвокат Шевченко.--Вы читали «Украинский медицинский журнал»?
--Нет. Люди моей профессии не так часто посвя-
щают медицине свободное время, как врачи, которых вы
видите по телевизору. Вообще-то я читал детективный ро-
ман. Это кажется вполне подходящим чтением в данной
ситуации, хотя в доме не произошло, и, будем надеять-
ся, не произойдет никогда, никаких убийств. Тем не ме-
нее, когда я докуривал в спальне сигару и дочитывал пя-
тую главу, нельзя сказать, чтобы я был полностью удовле-
творен. За обедом возникло предположение,--возмож-
но, скорее предчувствие, чем предположение--что, когда
прибудет новый наследник, начнутся неприятности. Како-
го рода неприятности, никто не объяснял, да меня это и
не касается.
Когда с сигарой было покончено, а в романе произошло преступление и началось расследование, мне показалось, что я слышу, как гудит мотор автомобиля на подъездной аллее. «Едва ли это вернулась госпожа Волкова Нина,-- подумал я. Мои часы показывали всего четверть девятого. Нина Волкова еще не могла даже встретить поезд.
Но я был достаточно любопытен, чтобы посмотреть в северное окно. Это оказалась машина молодого Максима Шевченко--сына нашего друга. Он обменялся несколькими словами с Верой Викторовной, которая открыла ему парадную дверь, отвел машину за угол дома и ушел пешком.
После этого,--продолжал доктор Юровский, взъеро-
шив остатки волос,--я закрыл окна, сдвинул портьеры и
включил свет. Еще не совсем стемнело, но от Солнца вея-
ло холодом, а я, как вы можете судить по моей одежде, не
люблю холода. Я снова начал читать, но не мог сосредоточиться. У меня не выходило из головы скорое возвращение со станции Нины Волковой с остальными. Но кто я такой, чтобы об этом думать? Нахлебник за столом благодетеля, с которым, правда, обращаются любезно и даже с некоторой долей уважения ...
Сергей Викторович выпрямился.
--Это абсолютная чепуха, дружище!--запротестовал он.--Я и понятия не имел о ваших чувствах! Если вы
считаете себя нежелательным гостем...
--Бывают моменты, когда приходится смотреть в лицо
правде.
--И вы утверждаете, что ...
--Да, утверждаю. Ведь если поразмыслить, какова моя
функция в этом доме?--усмехнулся доктор Юровский.--
Выполнять мои обязанности и вести себя прилично. Свои
обязанности я выполнял, но вел ли я себя прилично? В дан-
ную минуту я в этом сомневаюсь.
Наверно, было без чего-то десять, когда я поднялся со стула. Я выключил свет, кроме маленькой лампочки над
умывальником, включил электробритву и воспользовался
ею, так как, по-моему, в этом нуждался. А теперь скажи-
те,--он посмотрел на Николая,--когда вы и другие подъ- ехали к дому и вскоре побежали к нему, вы видели свет
где-нибудь на втором этаже?
--Не видел нигде,--ответил Николай.
--А вы, господин Нечитайло?
--Тоже нет.
--Вы и не могли его видеть. Занавеси в моей спальне и это вам подтвердит Вера Викторовна--из плотного светонепроницаемого материала, применявшегося для затемнения во время войны. Пока я брился, я ничего не слышал, да это и понятно--едва ли какой-нибудь звук мог дойти сквозь закрытые окна и плотные портьеры до ушей человека, пользующегося электробритвой, его могло зарегистрировать только мое подсознание. Не знаю, что меня заставило вдруг отложить бритву, выключить лампочку над умывальником, ощупью добраться к западному окну, отодвинуть портьеру и вы-
глянуть наружу.
Напротив западной стены дома, господа, находится небольшой сад, окруженный высокой тисовой изгородью и разбитый между аллеями с такими же изгородями по бокам. Сад имеет четыре входа, расположенные в соответствии с четырьмя сторонами света. Один из них --вы можете увидеть его, подойдя к любому окну,--находится прямо напротив левого окна библиотеки.
Итак, я посмотрел в окно моей спальни находящееся над этими окнами, как раз между ними. Еще не совсем стемнело. Между мной и садом тянулась лужайка длиной около десяти метров. И там, господа, я увидел...
--Да?--поторопил его Сергей Викторович.—Не останавливайтесь, Алекс. Что вы увидели?
--Я увидел фигуру в черной мантии,--ответил доктор Юровский.
Последовала пауза.
--Не могу дать никакого описания,--продолжал док-
тор,--тем более что фигура повернулась спиной ко мне.
Некто медленно двигался в направлении дома и уже при-
близился к входу в сад. В этот момент я услышал внизу
чей-то голос, который вроде бы крикнул: «Пошли!».
--Верно,--кивнул Николай.--Мы замешкались, прежде чем побежать за угол дома. Вот я и крикнул. Что
дальше, доктор?
--Вы не догадываетесь? Я распахнул окно--оно створ-
чатое и открывается, как маленькая дверь. Окно открылось
почти беззвучно--в любом случае вы были слишком за-
няты. Трое мужчин--вы сами, господин Нечитайло и наш
друг Шевченко--бежали внизу. Снова послышались голоса,
в том числе нашего доброго хозяина, которому следовало
бы сделать карьеру на сцене или в кино, и я понял, что не
произошло ничего серьёзного.
Я закрыл окно, задернул портьеры и включил свет, потом сел и задумался. Вроде бы все было в порядке, но тем не менее... Я выдержал подобающий промежуток времени, хотя минуты тянулись невыносимо долго, а затем спустился узнать, что случилось.
Осталось добавить лишь одно--это касается фигуры в
черной мантии, которую я видел у входа в сад. В своем
рассказе Сергей Викторович подчеркивал, что визитер казался настроенным очень злобно. Я не могу это подтвердить--фантазии приносят лишь вред. Я избегаю говорить о своих впечатлениях, которые могут быть неверными. Мне показалось, что, когда вы трое подбежали к окнам библиотеки и господин Волков направился к правому окну, фигура в черной мантии подняла руку, словно танцор, делающий триумфальный жест, и метнулась в сад. Это все.
--Если вы спросите меня,--заявил Николай и также поднял руку, словно принося присягу,--то этого вполне до-
статочно. Может быть, вы не склонны к фантазиям, доктор
Юровский, по ваш рассказ превосходен. Ну, тетя Вера,
что вы теперь скажете о приключении дяди Сергея?
--Полная чушь, Николай! Я не верю ни единому слову!
--Вы не верите доктору Юровский?
--Я не верю ничему, что говорит Сергей. У нас есть только его слова о том, что кто-то стрелял в него! Очевидно,
он выдумал все это, чтобы напугать нас, и сам выстрелил,
чтобы сделать историю правдоподобной.
--На это обвинение,--возразил ее брат,--я могу от-
ветить, что моя история никому не кажется правдоподоб-
ной--даже мне самому. И откуда взялся холостой патрон?
Револьвер был заряжен холостыми, хотя я никогда их не
покупал.
--Ты так говоришь. Но откуда нам знать, что так и было. Пожалуйста, выслушайте меня!--взмолилась Вера Викторовна. Она медленно взмахнула банкой с медом, словно дирижируя оркестром.--Я не слишком умна, но мои близкие знают, что я медиум, и мне кажется, я могу объяснить вам, что произошло. Разумеется, Сергей все это выдумал. Но нас всегда ожидает наказание за грехи, не так ли? Сергей ничего не видел--он лжет! Он
не верит, что духи могут возвращаться из могилы. Но кто-то
здесь был и наблюдал за ним. Вы знаете, что доктор Юровский видел па лужайке?
Доктор в отчаянии массировал лицо.
--Сударыня,--сказал он,--я видел кого-то в черной
мантии--вот и все. Уже не впервые я слышу эти нелепые
разговоры о призраках...
--Вы думаете, что стоите обеими ногами на земле. Но это не совсем так. Вы из тех, кто видит скрытое от других глаз. Вы говорили, что почувствовали холод, верно? Я тоже почувствовала холод, когда увидела призрак старого судьи.
И здесь тоже ужасно холодно.
После недолгого колебания Вера Викторовна направилась к правому окну, которое весь вечер было открыто. Хотя ей мешали сумка и банка с медом, она опустила раму, заперла окно и сдвинула занавеси. Потом она повернулась и быстро шагнула к левому окну, где стоял Сергей Викторович.
--Пропусти меня, Сергей. Я закрою и это окно.
--Нет, не закроешь, Вера. Отойди и не трогай окно.
--А если призрак все еще там? Осторожно, Сергей! Он и сейчас может появиться и покончить с тобой. Спрашиваю
в последний раз: ты дашь мне пройти?
--В последний раз отвечаю: не дам. С нас довольно
этой чепухи.
--И ты еще говоришь о чепухе?
--Да. Я не буду безучастно смотреть, как ты, подобно шаману, вызываешь духов из бездны.
--Ты грубый, бесчувственный глупец!
--Но в твоей болтовне, Вера, может быть микро- скопическое рациональное зерно. Давайте постараемся его
отыскать. Что бы здесь ни происходило, корни этого та-
ятся в прошлом.
Несмотря на призыв к логике и разуму, слова Сергея Викторовича побудили его сестру отбросить всякую сдержанность.
--Прошлое!--истерически закричала Вера Викторовна.--Это все, что тебя интересует, не так ли? Этот дом! Твои книги! Разумеется, когда твоя хорошенькая секретарша не попадается тебе на глаза! Я не сомневаюсь, что она славная девушка, если Нина ручается за нее. Но, по-твоему, мы не замечаем, как ты на нее смотришь?
--Это ложь,--четко произнес Сергей Викторович.--Ты сравниваешь меня с кем-то другим.
--Я не сравниваю тебя ни с кем!
--Надеюсь! Видит Бог, я достаточно стар и порядком устал от этого мира. Я не обладаю никаки-
ми пороками старых прельстителей, особенно ихзавистью к молодости. И все же ключ к происходящему в этом доме можно найти в событиях двухсотлетней давности. Призраков не существует, но атмосфера многих домов действует на людские умы так же ощутимо, как шепот на ухо. Имеется другой памфлет--который не читали ни ты, ни Нина, ни даже бедная Марина, чью репутацию ты порочишь, --указывающий, что судью отравил кто-то из членов его семьи. Это могло оставить в атмосфере ядовитую ауру, сохраняющуюся и поныне.
--Продолжаешь лгать, не так ли?
--О чем ты, черт возьми?--взвился Сергей Викторович.
--Ты много раз говорил, что призрак ни разу не показывался с хрониках царских времен вплоть до этого года, когда его увидели Светлана Яновна и я,--затараторила Вера Викторовна. --Но его видел наш дорогой отец, и ты должен об этом знать! Выходит, ты опять лгал? Если бы только ты не был так жесток ко мне ...
--Я  стараюсь быть к тебе добрым, Вера, видит Бог! Но я действительно не был осведомлен, что наш отец ви- дел призрака судьи или кого-либо другого--если это так,
думаю, он, несомненно, проклял его с того света. Что
касается моей доброты ...
--И все это в такой момент! За пятнадцать минут до
приема в честь моего дня рождения, когда мы должны со-
браться за столом, когда пришло время для радости и се-
мейного торжества ...
--Этим вечером, Вера, ты выказала свои родственные
чувства в полной мере!
--Но я очень при вязана к тебе!
--В таком случае, сестрица, умоляю тебя воздержать-
ся от слез и, самое главное, не размахивать банкой с ме-
дом… как будто ты собираешься проломить ею чью-то голо-
ву. Ради бога, Вера, осторожнее!
Но по иронии судьбы именно в этот момент все и про-
изошло. Стеклянная банка во время очередного жеста Веры Викторовны задела о каминную полку. Верхняя ее часть разлетелась на кусочки, пара сот граммов меда с силой катапульты угодила в левую сторону халата Сергея Викторовича и начала медленно стекать вниз.
Хозяин дома застыл как вкопанный--его изможденное лицо было бесстрастным.
--Раз, два, три, четыре...--стал он считать, закрыв
глаза.--Пять, шесть, семь, восемь...
Вера Викторовна отнюдь не выглядела обескураженной. Поставив треснувшую, но целую нижнюю часть банки на каминную полку, она ногой столкнула в очаг осколки стекла.
--Не будь таким раздражительным, Сергей! Я очень со-
жалею, но ведь это твоя вина, не так ли? К тому же у тебя
в гардеробной еще несколько таких халатов.
--Точнее, два.
--Тогда иди переоденься, дорогой, и не устраивай сцен! Ты ведь будешь председательствовать на моем торжестве, верно? Если, конечно, ты не забыл своего обещания...
--Не забыл.--Вытащив из правого кармана носовой
платок, Сергей Викторович принялся счищать им пятно от меда на груди, но вскоре отказался от этого намерения и сунул платок в карман. Мед впитался в ткань и перестал ка-
пать.--Я ничего не забыл. Но твое чувство времени, Вера, оставляет желать лучшего.--Он взглянул на ручные
часы.--Сейчас еще даже не без двадцати одиннадцать.
Я, конечно, буду председательствовать на твоём торжестве.
Если только...
--Что, если только?
--Если привидение из восемнадцатого столетия, согласнотвоему пророчеству, не заявится через это окно и не утащит меня...
--Не надо, Сергей!
--Но у тебя остается Николай, который станет главой семьи и будет председательствовать вместо меня. А теперь,
дамы и господа, я намерен переодеться. Вы можете
счесть меня излишне привередливым, но я ненавижу пока-
зываться в грязной одежде. Я чувствую себя не только пе-
репачканным медом, но и покрытым насекомыми. Вам же,
хотя это может показаться невежливым, я предлагаю по-
кинуть библиотеку. У меня осталось последнее замечание,
предназначенное для ушей моей сестры, потом мы должны
будем расстаться до одиннадцати часов.
--Нет, Сергей, это я хочу кое-что сказать тебе.--Мощ-
ное контральто Веры Викторовны звучало в библиотеке не хуже баритона ее брата.--Ответь мне на вопрос, ради моего и твоего душевного спокойствия! Как ты намерен поступить
со своей блондинкой секретаршей? Неужели ты отвергнешь законную супругу и предпочтешь эту девушку?
--Ты абсолютно не права, Вера. Марина Сидоренко  ничего для меня не значит, и, видит бог, я ничего не значу для нее. Меня мучает совсем другая проблема--она не дает
мне покоя.
--И что это за проблема?
--Кто отравил старого грешника в его собственном до- ме?--ответил Сергей Викторович.--Сможем ли мы когда-
нибудь узнать правду?
Настал момент, которого так ждал я.
Послышался щелчок, и дверь в коридор, откуда вошел
доктор Юровский, вновь приоткрылась. В проеме стояла
Марина Сидоренко, и на ее лице по какой-то причине был написан ужас.
Она выглядела так же, как в момент, когда я впервые увидел ее в поезде,--бело-голубое платье, голу-
бые туфли на босу ногу,--и так же теребила  портсигар. Но на сей раз оттуда не вылетела сигарета. Портсигар выскользнул из ее руки, упал на ковер и
открылся, демонстрируя ряд сигарет с фильтром, придер-
живаемых полоской резинки. Марина повернулась и выбежала, хлопнув дверью.
--Марина!--крикнула ей вслед Нина Волкова.--В чем
дело?
Она тоже кинулась в коридор. Я направился к порт-
сигару ...
Образ Марины, острое ощущение того, что она много для меня значит, сразу свели на нет все иные соображения. Меня больше не заботило, как они разыграют фарс первой встречи. Тем более, что у него появился предлог догнать ее.
--Вы уронили портсигар!--крикнул я.
Уловка не была удачной. Он поднял портсигар, обер-
нулся, встретил иронический взгляд Николая и устремился в коридор за двумя женщинами.


























               Г Л А В А  6

Коридор, широкий и устланный мягкими коврами, хотя и тускло освещенный, тянулся на запад к еще одному занавешенному окну. Северная сторона этого крыла, очевидно, содержала только две длинные комнаты-- библиотеку и гостиную, расположенные друг за другом. Выйдя из библиотеки, я увидел напротив три запертые двери. Вероятно, они вели в три комнаты на южной стороне коридора.
Нина Волкова стояла у средней двери, держась за ручку и словно охраняя вход. Она выглядела напряженной и встревоженной. Я подбежал к ней.
--Где Марина?--спросил я.
--Она здесь.
Карие глаза Нины уже не казались спокойными. Ох-
ваченная паникой, она вцепилась в мою руку и загово-
рила быстро, как Вера Викторовна:
--На этой стороне три комнаты. Одна--слева от меня,
ближайшая к окну в конце коридора--музыкальная ком-
ната. Другая, справа от меня,--кабинет Сергея.
За ней...--Нина указала на восток,--коридор, выхо-
дящий в центральный холл. Дальше, в восточную сторону,
еще один коридор, гостевая комната и столовая, а позади
комната Светланы Яновны, когда она остаётся ночевать, хотя, эти две последние были уже достроены к старому дому. Но это не важно. Владимир... вы не возражаете, что я называю вас по имени?
--Конечно нет!
--Вы ведь старый друг Николая, не так ли?
--Да, но откуда вы знаете?

--И вы с Мариной... Но это не имеет значения. За этой
дверью стоял раньше бильярд, но старый Волков установил
там два столика для настольного тенниса.  Почему настольного я не знаю.
--Старый Волков? Вы хотите сказать—Виктор?
--Да. Он любил настольный теннис не меньше, чем бильярд, но выбросил его. Виктор Волков заказывал настоящие игральные столы. Он даже приспособил чашку для монет у каждого столика, чтобы  могли играть только опустив монету. Я никогда не видела его смеющимся, но иногда он улыбался, бросая мелочь в щель.
--Вы говорили о Марине ...
--Она только что вбежала в бильярдную, которую мы так называем по старой памяти, но не смогла запереть дверь--там нет ключа. Вы не знаете историю
Марины, верно? Не знаете, что с ней случилось?
--Нет, не знаю.
--Ну так узнаете сейчас. Каких только несчастий с ней
не произошло, а тут еще мой муж с этой фразой про от
равление... Может быть, для нее было бы лучше всё вам
рассказать. Поговорите с ней, только помягче.
   --Постараюсь.
И тут случилось то, что я ожидал после моего звонка.
--Прошу прощения, госпожа,--послышался женский го-
лос. Со стороны центрального холла появилась опрятная,
довольно хорошенькая женщина лет тридцати пяти. Нина, столь же опрятная и более чем хорошень-
кая в оранжевом свитере, быстро обернулась:
--Да, Светлана Яновна?
--У  двери два господина.
--В такое позднее время? Кто они? Что им нужно?
--Один из них представительный, моложавый мужчина.  Он говорит, что его зовут Игорь Анатольевич Чумак.
--Чумак?--воскликнул я, чувствуя, что события происходят слишком быстро.—Полковник Чумак?
--Наверное.--Женщина снова обернулась к Нине.--Дру-
гой немного постарше. Представился как Массальский Олесь Константинович.
--С вашего позволения, это я пригласил их приехать сюда.
--Я не знала, что им ответить. А более моложавый так и сказал, что его пригласил этот господин.
Нина ничего не успела ответить, так как двери из библиотеки открылись и первым вышел доктор Юровский.
Он проковылял по коридору и скрылся в музыкальной комнате в заднем юго-западном углу дома. Следующей появилась Вера Викторовна, двигающаяся быстрой кошачьей походкой, она задержалась у двери бильярдной рядом с Ниной и мной. Последними показались адвокат и Николай, который закрыл за собой дверь.
--Прошу прощения, Вера Викторовна,--заговорила Нина, Владимир Иванович пригласил сюда двух человек. Кажется они из правоохранительных органов.
--Отлично. Кто бы их не пригласил, но они кстати. Я хочу их видеть. Где они, Светлана Яновна?
--У парадного входа, Вера Викторовна. Я сказала им ...
--Вы должна  были проводить их в гостиную. Не важ- но, теперь это сделаю я.—Вера Викторовна повернулась к Нине.—Неудобно держать людей за дверью.
--Разумеется,--согласился подошедший адвокат Шевченко.--Если нам повезет, то с приходом этих людей мы рано или поздно выберемся из этого злосчастного восемнадцатого столетия. А теперь, так как вы на- стаиваете Вера Викторовна, чтобы я просмотреть эти бумаги, я лучше отправлюсь домой. Вы сказали, машина на подъездной аллее?
--Возле гаража. Максим оставил для вас зонтик, хотя
я уверяла его, что дождя не будет. А сейчас я должна по-
здороваться с пришедшими и рассказать им ...
--Да, но не вы одна, тетя Вера,--прервал Николай.-- Коль скоро дядя Сергей выставил нас из библиотеки, я тоже хочу повидать загадочного знакомого Владимира Ивановича. Он, судя по словам Владимира, единственный человек, который в состоянии нам помочь. Он близкий знакомый полковника и может нас представить. Пошли, старина, сейчас мы ...
--Нет,--перебил его я, образ Марины не давал подумать ни о чем другом.--Иди и представляйся
сам--он будет рад тебя видеть. Извини, но у меня сейчас
другие дела.
--Идите в комнату, Владимир!--шепнула Нина.--Я бу-
ду держать оборону, если понадобится. Нужно дать бедняж-
ке отдохнуть от дурных шуток и двусмысленных замечаний.
Идите!
Я повернул ручку, скользнул внутрь, закрыл за со-
бой дверь--и застыл как вкопанный. Это была просторная комната с дубовыми панелями и резиновыми циновками. Три  створчатых окна, закрытые, но не занавешенные, выходили на лужайку, видны были деревья и пролет каменной лестницы, спускающейся через кустарник к калитке.
В душной комнате свет горел под балдахином, находя-
щимся над теннисными столами. Единственным другим источником освещения служил торшер. Марина стояла у теннисного стола, не глядя на него. Несколько секунд она не смотрела и на меня, потом повернулась к мне, подняв голову. Духота в помещении действовала на мои легкие, а выражение лица Марины--на его сердце.
--Марина ...
--Ты нарочно последовал за мной, не так ли?
--Конечно. Разве ты не знаешь, что я всегда буду за тобой следовать?
--В какой-то момент мне этого хотелось. Но теперь я думаю, что тебе не стоило этого делать. Это нехорошо, Владимир!
--Нехорошо думать, что все в мире так плохо. Николай бы сказал: «Перестань распускать нюни, малышка». К сожалению, я не умею так говорить. Может быть, сыграем?
--Нет!
--Давай хотя бы попробуем. Смотри!
Рядом с теннисным столом стоял табурет
с глиняной чашкой, наполненной монетами. Я взял
одну монету, опустил её в щель и оттянул ручку назад.
Пружина выпустила пластмассовый шарик.
Я отпустил ручку.
--В былые времена, мы играли на сигареты. Давай проверим, что можем ли мы играть так же, как раньше.
Я ударил ракеткой по шарику. Шарик ударился об стол и упал на пол. Я посмотрел на Марину.
--Может быть есть способ или метод борьбы с твоим приступом уныния? Или ты мне расскажешь всё?
--Бесполезно.--Марина шагнула назад, держа под мышкой сумочку.--Я говорила, что это грязная история, но
ты не знаешь, насколько она грязная. Ты думаешь, что мо-
жешь все понять, так как читал о таких вещах. Но этого
не в силах понять никто, кого это не коснулось и не пота-
щило на дно.
--Чего «этого»?
--Убийства,--ответила Марина. Она отошла еще дальше, прижимая к себе сумочку.--Конечно, это не было убийством, но некоторые думали иначе. Они считали, что это сделала я,--даже теперь меня могут арестовать. Этим ве-
чером я шла по подъездной аллее следом за этими людьми.
--О чем ты, дорогая? За кем ты шла?
--За двумя, которые приехали только что. Они оставили машину у въезда на аллею. Я приехала на автобусе, пошла по траве, чтобы они меня не услы-
шали, и проскользнула в заднюю дверь. Я знаю их, так как они занимались когда-то этим делом. Первый—Майор Массальский, он третий человек в отделе человека, который был рядом с ним.Этот человек—полковник Чумак. Он порядочный человек... я думаю, я могла бы рассказать ему кое-что, но он в некотором отношении пугает меня еще сильнее. Один раз мне показалось, что Массальский повернулся и посмотрел прямо на меня. Не думаю, что он видел меня, но раз они здесь, все выйдет наружу, и ты окажешься в этом замешанным. Хотя Сергей Волков, очевидно, уже обо мне знает. Слышал, что он сказал в библиотеке? «Кто отравил старика в его собственном доме? И поможет ли нам это узнать правду?» Ты знаешь, о чем он говорил, Владимир?
--Да, знаю. Он говорил о Ушакове, судье,
жившем в восемнадцатом веке, который устраивал здесь невесть что.
--Не может быть! Он имел в виду старого Валентина Загоруйко.
--Марина, ты спятила! И кто такой этот Валентин Загоруйко? Кем бы он ни был, Сергей Викторович не говорил о нем ни единого слова.
--Может быть, я спятила. Иногда я сама так думаю. Я только знаю, что теперь все станет известным и тебя вы-
валяют в грязи заодно со мной.
К этому моменту Марина уже добралась до окна. Позади нее луна светила над домом. Близость Марины--ее темно-голубые широко расставленные глаза под темными изогнутыми бровями, очертания ее рук и плеч--слишком ярко напоминала мне о такой же луне в другое время и в другом месте и о сценах, которые она тогда освещала.
--Ты в самом деле думаешь, что меня может оттолкнуть то, в чем ты замешана? Между прочим, я говорил, что люблю тебя?
--Как бы я хотела, чтобы ты мог сказать мне это. Но ты не должен. И не трогай меня, пожалуйста! Я могу
наделать глупостей, и тогда все станет еще хуже. Стой на
месте, Владимир, и слушай!
--Ну?
--Мое имя, прежде чем я изменила его законным обра-
зом по одностороннему обязательству, было Марина Величко. Это произошло более двухлет тому назад. Как по-твоему, насколько часто встречается фамилия  Величко?
--Не думаю, чтобы оно была очень распространенным, но и довольно не редкое.
--Тогда ты ошибаешься. В киевском телефонном спра- вочнике четыре колонки на фамилию Величко. К тому же ...
--К тому же в других городах есть еще такие же фамилии. Почему ты не смеешься, Марина? Это пошло бы тебе на пользу.
--Потому что это не смешно, дорогой.
--Ладно. Давай договоримся, что мы не будем надрываться от хохота только потому, что кого-то зовут Величко. Если подумать, это чертовски хорошая фамилия. А теперь--что все это значит?
Марина отошла к теннисному столу, бросила на него сумочку и с отчаянием посмотрела на меня.
--В начале 2008 года, еще под фамилией
Величко, я откликнулась на объявление и стала секретарем господина Валентина Загоруйко, ушедшего на покой бизнесмена и жившего  в загороднем доме вблизи Киева. Загоруйко был старше Сергея Волкова и не похож на него, хотя был склонен к меланхолии. Мы с ним отлично поладили. Летом он попросил меня выйти за него замуж.
--Поладили, говоришь? Ты была его ...
--Нет!--Марина широко открыла глаза.--Как я уже го- ворила тебе, я не пуританка и никогда ею не притворялась.
Но на твой вопрос я отвечаю--нет, нет и еще раз нет!
--А что ты ответила на его предложение?
--Разумеется, тоже нет. Загоруйко был вдовцом со взрослыми сыном и дочерью. Но дело даже не в его возрасте. Он был довольно странным человеком и не слишком мне нравился--я даже побаивалась его. К тому же меня всегда пугал брак, так как я привыкла сама зарабатывать себе на жизнь. Но он, казалось, отмахивался от всех моих доводов. Он заявил, что мне лучше выйти за него, так как он составил завещание в мою пользу. А затем одним октябрьским утром его нашли умершим от чрезмерной дозы снотворных таблеток. На следствии выяснилось, что у Загоруйко был рак. Его врач сообщил ему это, и он согласился на операцию, которая могла его спасти, но потом предпочел покончить с собой. Он действительно составил завещание в мою пользу, но не подписал его. Однако люди говорили, что я не знала об отсутствии подписи. Хуже всего то, что это были мои таблетки--пузырек он взял в моей комнате. Теперь ты понимаешь, Владимир?
--Да.
Голос Марины дрогнул:
--Постоянные разговоры, сплетни, перешептывания.
Милицейский следователь.
--Hy, если вы снова мне  расскажите.
--И каково же было решение суда?
--Самоубийство в состоянии психической неуравнове- шенности. Но, думаешь, это помогло? «Ну, это толь-
ко решение суда--мы всегда можем его пересмотреть, если найдем доказательства чего-то другого». И сын с
дочерью туда же! «Почему вы все еще здесь? Раз вы от-
вергли старика, то почему продолжали у него работать?»
А куда я могла уйти?
--Спокойно, Марина!
--«Вы думали, что сумеете его одурачить? Думали, он
забудет, что делал вам предложение? Вы не знали, что он
не подписал это завещание?». И где бы я ни появлялась,
репортеры меня фотографировали. Пресса никак не унима-
лась. Неужели ты не читал об этом в газетах, Владимир?
--Если ты помнишь, что я говорил, то в октябре 2008 года, я находился в Нью-Йорке, наблюдая за
мерзостью под названием «Дворец дяди Тома».
--Впрочем, возможно, шумиха была не такая уж силь- ная--мы всегда преувеличиваем то, чего боимся. Я дума-
ла, что сойду с ума. Мой рассудок спасло лишь то, что я
не фотогенична.
--Не фотогенична? Если ты имеешь в виду ...
--Только, пожалуйста, не делай мне комплиментов! Я имела в виду лишь то, что плохо получаюсь на фото-
графиях. К тому же они обычно публикуют самые неудач-
ные снимки. Но мысль о том, что меня могут узнать, зас-
тавляла меня шарахаться от камер, как будто я отравила
половину своих соседей. Теперь тебе должно быть понят-
но, что произошло потом. Я рассказала тебе в Крыму, что
моя тетя умерла, оставив мне маленькое наследство. Это
чистая правда. Девичья фамилия моей матери Сидоренко--
тетя была ее сестрой. Я могла получить наследство при ус-
ловии, что сменю фамилию на Сидоренко.
Стоя возле теннисного стола, Марина задумчиво проводила пальцами по его краю. Электрический свет от лампы над столом поблескивал на ее гладких волосах и подчеркивал матовую бледность кожи. У западной стены стояла ещё одна лампа. Не глядя в ту сторону, Марина снова повернулась ко мне.
--Конечно, я хотела получить наследство, - продол-
жала она. - Но меня пугала публичная процедура пере-
мены фамилии. И конечно, пресса! Репортеры всегда гово-
рят, что у них наилучшие намерения, по они становятся
абсолютно безжалостными, когда чуют сенсацию. Я боя-
лась, что они свяжут Марину Величко, которая хочет изменить фамилию, с Мариной Сидоренко, ко-
торую милиция надеялась--и все еще надеется--арестовать за убийство.
--Но ведь ты никого не убивала. Милиция не может по-
вредить тебе, если у них нет никаких доказательств.
--Кого заботят доказательства?  У нас достаточно подозрений, чтобы искалечить человеку жизнь.
Марина подошла ко мне. Я коснулся ее протянутой
руки, и девушка вернулась к столу.
--Очевидно, я тревожилась напрасно. Либо наследство
было слишком маленьким, чтобы привлечь внимание прес-
сы, либо они просто проморгали это событие. Не было ни
репортеров, ни камер, ни вспышек. В мае я поехала в Крым и встретила тебя. Эти десять дней были самыми сча-
стливыми в моей жизни. Но даже рядом с тобой в Крыму я не забывала о случившемся. Перед отъездом Нина
устроила меня секретарем к Сергею Волкову--я должна
была при ступить к работе после возвращения ...
--Этому нужно положить конец, Марина! Ты пережила трудное время, но теперь все кончено, и мы можем об этом забыть.
--Не кончено и никогда не будет кончено! Что случи-
лось здесь этим вечером, Владимир?
--Хотел бы я знать правду.
--Но что именно произошло? Как я говорила, я шла по аллее позади Чумака и Массальского. Они беседо-
вали о призраках, проходящих сквозь стену. Я проскользнула в дом через заднюю дверь и направилась в библиотеку сообщить Сергею Волкову, что привезла нужные ему книги и оставила их на столе в главном холле. Я могла бы поклясться, что он ничего обо мне не знает. Из газет на глаза ему попадаются только «Киевские новости», «2000» и, может быть, районная газета, но даже в них он редко заглядывает. Но как только я открыла дверь ...
--Он ничего о тебе не знает! Нина ведь сказала тебе,
что его слова никакого отношения к тебе не имели.
--Нина сказала еще кое-что. Я выбежала из библио-
теки, наверняка являя собой ужасное зрелище. Нина бро-
силась за мной. Перед тем как я спряталась здесь, она что-
то выпалила о хождении сквозь стену и холостых патронах.
Дорогой, ты должен мне все рассказать!--Внезапно Марина
напряглась и указала рукой в сторону западной степы.
Что это, Владимир? Что это за звуки?
Я тоже уставился на западную стену.
--Нина сказала, что там находится так называемая «музыкальная комната». Это проигрыватель Веры Викторовны. Когда все вышли из библиотеки, доктор Юровский направился в музыкальную комнату.
--Доктор Юровский? Значит, мы сейчас слышим ...
--Мы сейчас слышим, Марина, попурри из оперетт на долгоиграющей пластинке. Оно началось минуту
или две назад. Аппаратура там, видимо,  мощная, и доктор включил звук в полную силу, так что вся комната сотрясается. Но двери закрыты, а стены достаточно плотные, поэтому слова, которые произносят певцы, едва можно разобрать.
--Ладно, оперетты нам не повредят. Но ты не собираешься рассказать мне, что произошло сегодня ве-
чером?
--Не думаю, что тебе этот рассказ пойдет на пользу.
--Я, так или иначе, все узнаю рано или поздно. И пред- почитаю услышать это от тебя, а не от кого-либо другого. Пожалуйста, Владимир, не будь таким жестоким! Расскажи мне!
От духоты у меня першило в горле. Я подошел к од-
ному из южных окон и открыл его. В комнату сразу повеяло
свежим воздухом; послышался шорох листьев. Ис-
тория, которую мне предстояло поведать, была вовсе не из
приятных. Я изложил ее как можно более кратко, начав с
нашего прибытия в дом и лишь слегка коснувшись эпи-
зода, в котором было упомянуто имя Марины. Однако рассказ занял немало времени--даже музыка в соседней комнате успела дойти до громогласной кульминации, сопровождаемой звоном тарелок.
Марина внимательно слушала, иногда приближаясь ко мне и тут же отходя снова.
--Скажи, Владимир, что в этой истории удивило тебя больше всего?
--Если верить рассказу Сергея Викторовича о визитере с револьвером--а я, несмотря ни на что, ему верю ...
--Тогда что?
--Ну, если кто-то изображал призрака и выстрелил хо- лостым патроном, то я не понимаю, что он намеревался сделать? Когда берешь револьвер, не вынимая патронов, чтобы проверить их, то оружие с холостыми патронами выглядит точно так же, как с настоящими пулями.
--Ну и что?
--Пытался ли «призрак» всего лишь предупредить или
напугать свою жертву, зная, что револьвер заряжен холос-
тыми патронами, или же он действительно намеревался вы-
стрелить Волкову в сердце? Каков смысл этих холос-
тых патронов и кто зарядил ими револьвер? Если это не
был сам Сергей Викторович ...
--Это не он,--решительно прервала меня Марина.--Это
единственное, что я могу утверждать. Нина купила хо-
лостые патроны и зарядила ими оружие.
--Нина?
--Разумеется. Сергей Викторович некоторое время пребывал в таком состоянии, что она боялась, как бы он не покончил с собой. Нине не хватило духу украсть револьвер
и выбросить его, как поступила бы я на ее месте. Она не
говорила мне этого, но я ее хорошо знаю. Если бы револь-
вер просто исчез, Сергей Викторович мог бы прибегнуть к газовой духовке, яду или еще бог знает к чему. Поэтому она
заменила боевые патроны холостыми.
--Если подумать ...—Я немного помедлил.--Нина
говорила, что приняла меры предосторожности, чтобы ее
муж не мог застрелиться или еще что-нибудь с собой сделать. Она не сказала, что это за меры. Это было непосредственно перед тем, как мы услышали выстрел и подумали, что все кончено.
Марина подошла к окну и встала перед ним. Я снова почувствовал тонкий аромат ее духов.
--Слушай, Владимир! Трагедии не произошло, но она могла и еще может произойти. Я спросила, что тебя особенно удивило в этой истории, и ты ответил мне так, как ответил бы персонаж детективного романа. Но я имела в виду не это. Ты не глуп и должен был это заметить.
--Что именно?
--Год назад,--отозвалась Марина, проведя рукой по отвороту моего пиджака,--я прибыла сюда, как секретарь человека, несколько похожего на господина Загоруйко. Еще один состоятельный отшельник, любящий размышлять о собственных неприятностях! Еще один дом в сельской местности, полный раздоров даже в большей степени, чем дом Загоруйко! Неужели тебя не удивило, что история повторяется?
--Только в одном аспекте. У тебя было что-нибудь с
Сергеем Викторовичем?
--Нет--тысячу раз нет! Даже если бы он мне нравил-
ся--а это не так,--его, помимо самого себя, интересует
только Нина. И, по-моему, он ипохондрик--я не верю,
что у него в самом деле что-то не так с сердцем.
--Значит, он не просил тебя выйти за него замуж?
--Конечно нет! Если бы он проявлял ко мне подобный интерес, я бы убежала из этого дома, как если бы за мной
гнался сам судья Ушаков! Очевидно, ты слышал гряз-
ные намеки этой ужасной женщины ...
--Ты имеешь в виду Веру Викторовну?
--Разумеется, я имею в виду Веру Викторовну! Меня интересовало, какие выводы ты сделал насчет нее из того, что я тебе сказала... вернее--не сказала в поезде. У нее только один талант: она может так ловко имитировать почерк другого человека, что он сам бы не поверил, будто это писал кто-то другой. Может быть, Вера Викторовна в действительности абсолютно безобидна и вмешивается во все, только чтобы привлечь к себе внимание. Но бог с ней! Она ничего собой не представляет, в отличие от Сергея Викторовича. Что ты о нем думаешь?
--Мне он нравился до тех пор пока не упомянул твое
имя, как мне показалось, с плотоядным интересом. Прав-
да, впоследствии он с достоинством защищался от обвине-
ний Веры Викторовны. Хотя их спор был совершенно бессмысленным, он восстановил себя в моих глазах. Но сначала ...
--Владимир! Только не говори мне, что ты ревнуешь!
--Ты отлично знаешь, что я ревную. Я легко мог бы за- душить любого мужчину, на которого бы ты посмотрела или, если на то пошло, который посмотрел бы на тебя. Меня могут называть старым занудой ...
--Интересно, кто тебя так называет? Я бы могла их разубедить, верно?
--В таком случае ...
--Нет, не надо! Отпусти меня, мы не можем...
--Не можем поцеловаться? Почему?
На сей раз Марина отступила к ближайшему теннисному столу и прислонилась к нему с раскрасневшимся лицом и вэдымающейся грудью. Из соседней комнаты вновь послышалась музыка. Очевидно, доктор Юровский, неудовлетворенный первым прослушиванием какой-то оперетьты, снова поста-
вил ту же пластинку. Но Марина не обратила это внимания.
--Перестань, Владимир! Лучше подумай. Говоря о фигуре в маске и черной мантии, ты использовал слово «виэитер». Это самое неудачное определение. Это существо не было визитером, и мы оба это знаем. Вы вчетвером-- ты, Нина, Николай Волков  и адвокат Шевченко-- приехали с вокзала в «мерседесе», так что «призрак» не мог быть кем-то из вас. Я права?
--Могу по клясться, как говорит мой друг, что да.
--Тогда кто это был? Если мы отказываемся от мысли,
что это Светлана Яновна, то остаются толь-
ко трое—Вера Викторовна, доктор Юровский и я. И ты ведь
знаешь, что все скажут, не так ли? Они скажут, что это
была я. Не говори мне, как это нелепо, потому что это так
и есть! Хотя меня даже не было здесь--я пропустила один
автобус и вынуждена была ехать более поздним, но как это
доказать? Когда милиция возьмется за дело ...
--Что ты имеешь в виду? Никто не обращался в милицию!
--Дорогой, она уже здесь--в лице Чумака и Массальского. Я уже рассказала тебе, что меня тревожит. Может быть, они все еще подозревают меня в том, что произошло с Загоруйко. Нина тоже беспокоилась из-за этого--она хорошая подруга. И Нина, и Сергей Викторович знакомы с инспектором Долиным--кажется, его так зовут--из районного отдела уголовного розыска. Нина предложила пойти к нему, чтобы узнать, каково мое положение. Но я сказала ей: «Ты что, Нина, с ума сошла? Не смей даже близко подходить к милиции. Она согласилась и позже поклялась, что не де-
лала этого. Я ей верю. Но происшедшее этим вечером все меняет. Вся грязь и все подозрения вернутся снова. Можешь представить, что теперь все про меня подумают? Что я... как это теперь называют по телевидению... «прирождённая убийца». Но прости меня, Владимир! Я не хочу надоедать тебе моими глупыми и мелкими неприятностями.
--Твои неприятности, какими бы они ни были, значат
для меня так же много, как и для тебя. Я ведь влюблен в
тебя, моя сладкая колдунья. Но повторяю, ты волнуешься
без причины. Если та история когда-нибудь всплывет, что
маловероятно, кондуктор подтвердит, что ты была в авто- бусе во время происшедшего. Кроме того, и Чумак, и Массальский не из милиции. Они птицы более высокого полёта. И прибыли сюда по моей просьбе. Забудь о прошлом!
--А я тебе повторяю,--воскликнула Марина,--что оно
не забыто и никогда не будет забыто! Теперь они обо всем
догадаются. Твой друг Николай догадается первым, если он так умен, как ты, кажется, думаешь.
--О чем же догадается или не догадается его друг
Ник?--осведомился чей-то голос.
Дверь в коридор была открыта. В проеме стоял взъерошенный Николай Волков  и внимательно нас разглядывал.
Марина подошла к теннисному столу и взяла сумочку.
--Вы Никола Волков, не так ли? Да, Владимир и я
были знакомы раньше. Насколько я понимаю, он рассказал вам об этом, как я рассказала своей подруге, взяв с нее обещание хранить тайну. Хотя при нынешних обстоятельствах я едва ли смогу отрицать это перед кем бы то ни было.
--О, так вы таинственная мисс Х? Так я и думал!--
Николай посмотрел на меня.--Мои поздравления, стари-
на,--твоя склонность к блондинкам полностью оправдана.
Но я должен поговорить с тобой, приятель, о чем-то, что
ты, кажется, скрывал.
--А я хочу поговорить с тобой,--отозвался я,--
о том, что ты, безусловно, скрывал.
--Значит, мы оба...--Николай оборвал фразу.--Что, черт
возьми, за грохот в соседней комнате?
--Доктор Юровский слушает по второму разу попур-
ри из оперетт. Оно начинается с Татьяны Шмыги, как ты можешь слышать, продолжается Виктором Васильевым и
заканчивается хором из ...
--Ну, тогда нам обоим придется подождать.--Николай повернулся к западной стене.--Выключите эту чертову шту-
ку!--крикну л он.
Но доктор Юровский никак не мог его услышать. В со-
провождении оркестра голос громко, хотя и не слишком вы-
разительно, пел о том, что его обладатель являет собой образец благопристойности. Николай отчаялся в своих попытках--на его виске пульсировала голубая жилка.
--С нашими выяснениями придется подождать. Я только что рассказал обо всем полковнику Чумаку--этого человека ты считаешь способным разобраться в том, что кажется невероятным. Но, Владимир, уже одиннадцать! Тетя Вера ноет из-за своего приема, а дядя Сергей ... Не мог бы ты протянуть руку помощи?
--Помощи в чем?--осведомился я, следуя за ним
к двери. Тускло освещенный пустой коридор тянулся от занавешенного окна в западном конце до такого же окна в восточном. Николай, окинув его взглядом, указал на закрытую дверь в библиотеку слева от них.
--Когда дядя Сергей выставил нас оттуда без двадцати
одиннадцать, я закрыл эту дверь. Он запер ее на засов.
Подожди минуту!
Ник подбежал к двери и взялся за ручку.
--Дядя Сергей!--окликнул он, отпустив ручку и стукнув в дверь кулаком.--Я также помню,--бросил он через пле-
чо,--что там две задвижки--одна сверху, другая снизу. Так
как дядя не выходил, я делаю блистательный вывод, что он
все еще там. Но почему он не отзывается? Дядя Сергей!
Коридор уже не был пустым. Помимо Николая, меня, стоящего у входа в бильярдную, и Марины рядом с ним, тут был доктор Юровский, вышедший из музыкальной комнаты и остановившийся с неуверенным видом. Мелодия заполнила коридор, но теперь она утратила матросскую удаль и словно сжалась в глупом напевчике.
В тот же момент Нина Волкова вышла из столовой.      
--Что происходит?--изумилась она.--Где мой муж?
--Не знаю!--крикнул в ответ Ник.--А где тетя Вера? Все еще хнычет?
--Понятия не имею, что она делает, так как здесь ее
нет. Она исчезла.
--Что?!
--Я сказала, что она исчезла.--Нина подошла ближе.--После того как вы воспользовались вашим правом
хозяина поместья, чтобы выставить ее из гостиной, Вера Викторовна была сама не своя.
--Черт возьми, я не ...
- Вы выставили ее, чтобы монополизировать полковника Чумака. И неужели обязательно кричать во весь голос?
--Прошу прощения,--вмешался доктор Юровский,
массируя лоб,--но мне показалось, я слышал... Вы воз-
ражаете против музыки, Николай?
--Нет-нет,--сказал Николай.--Кто я такой, чтобы про-
тив чего-то возражать? Включайте проигрыватель хоть на
полную мощность. То, что дядя Сергей не отзывается, пожа-
луй, самое загадочное из всего, с чем мы до сих пор стал-
кивались. Что ты посоветуешь, Владимир?
--Ничего. Ты не думаешь...
--Нет, я не думаю! Кроме того, дверь массивная и креп-
кая. Мысль, только что пришедшая мне в голову, попросту
безумна.
--Возможно. Нет ли другой двери между библиотекой
и гостиной?
--Да, есть! Подожди секунду!
Словно подгоняемый дьяволом, с развевающимся по воздуху галстуком, Николай помчался по коридору к двери в гостиную и распахнул ее. В голубой с позолотой гостиной восемнадцатого века я заметил знакомую фигуру
полковника Чумака. Николай закрыл за собой дверь. Мы услышали, как он снова кричит и стучит кулаком по дереву. Через полминуты Николай вышел и беспомощно посмотрел на меня.
--Ничего не получилось. Дверь между библиотекой и
гостиной также имеет два засова. По-видимому, оба запер-
ты с той стороны. Что делать теперь?
Оркестр и хор грянули вместе.
--И не торопи меня!--рявкнул Николай на меня, хотя я не произнес ни слова.--Ради бога, не будь таким нетер-пеливым! Зачем уговаривать меня взломать дверь, когда на
лужайку выходят два окна оттуда? Одно из них закрыто и заперто--тетя Вера его заперла,--но другое было широко
открыто, когда мы выходили. Лучше пойдемте с нами, док-
тор Юровский. Вы можете понадобиться. Что же мы мед-
лим? Пошли!
Я оглянулся. Мне показалось странным, что ни Чумака, ни Массальского рядом с нами не было. Но задумываться было некогда и я поспешил за Николаем. Он быстро шагал к окну в западном конце коридора, также выходившему па лужайку. Стиснув руку Марины, прижавшуюся ко мне на мгновение, я поспешил за Николаем. Доктор Юровский последовал за ними обоими. Николай раздвинул портьеры, увидел, что длинное окно закрыто, но не заперто, и поднял раму. Все трое выбрались на лужайку и повернули направо к библиотеке.
В лица им повеяло сырым ветром. На небе, кое-где
покрытом редкими облаками, белел месяц. Меня не остав-
ляло ощущение, будто меня окружает густой кустарник, хотя в действительности никаких кустов вблизи дома не было.
То, что являлось левым окном библиотеки для находя-
щихся в комнате, снаружи стало правым. В прошлый раз
я видел его открытым и незанавешенным. Сейчас оно
оставалось незанавешенным, но было закрыто и заперто--
мы видели повернутый шпингалет.
--А другое окно, которое заперла тетя Вера?--крикнул
Николай почти в ухо мне.--Посмотри, оно все еще заперто?
Я метнулся вокруг каминного выступа. Луна давала
немного света, но вполне достаточно для того, чтобы на фоне задвинутых портьер увидеть, что второе окно также закрыто и заперто. Не задерживаясь возле него, я вернулся к остальным, стоящим у первого окна. Одного взгляда в библиотеку было довольно.
Сергей Викторович Волков лежал лицом вниз па ковре в десятке сантиметров от окна, рядом с креслом, в котором он сидел, когда они впервые увидели его этим вечером. Свет двух торшеров падал на него. Кровь обильно текла из раны в левой стороне груди. Пальцы правой руки слегка царапали ковер; рядом с левой ногой лежал знакомый револьвер.
--Кажется ...--начал доктор Юровский.
--Можете не сомневаться,--буркнул Николай.
Сорванный ветром лист коснулся лица Николая. Он вздрогнул, как от удара, и словно сбросил оцепенение. Сорвав с себя спортивную куртку, Николай обернул ее вокруг правого кулака и ударил им в оконное стекло под шпингалетом. Раздался звон, и в воздух полетели осколки. Ник просунул в отверстие защищенную курткой руку, нащупал и повернул шпингалет, после чего поднял раму снаружи. Мы все трое вошли в комнату.
--Владимир, посмотри, не прячется ли здесь кто-нибудь и заперты ли двери. Потому что если они действительно заперты и в комнате никто не прячется... О Боже правый!
Сомнений не могло быть никаких. Двери в коридор и в гостиную из алькова были надежно заперты на маленькие тугие задвижки. Я сообщил об этом Николаю, а доктор Юровский склонился над неподвижной фигурой хозяина дома.
Небольшая дверь с правой стороны алькова, если сто-
ять лицом к гостиной, вела в маленькую комнату, едва ли
больше кладовой, не имеющую окон и уставленную пыль-
ными полками с книгами. Я нащупал свисающую с
потолка лампу, включил ее и увидел только еще множество
книг, сложенных в стопки на полу.
Гардеробная слева, хотя и была чуть больше, вмещала лишь умывальник на внешней стене, кушетку с подушкой и одеялами и металлический шкаф с закрытой дверью и миниатюрным ключиком в замке.
--Здесь никто не прячется,--сказал я,--но ни-
каких окон нет ни в гардеробной, ни в комнате с книгами.
Николай выпрямился. Доктор Юровский, внешне казавшийся спокойным, все еще стоял на коленях возле Сергея Викторовича, чья правая рука уже перестала дергаться.
--Короче говоря,--заявил Николай,--отсюда нет никаких
выходов, кроме тех, которые, как мы знаем, заперты.--Вне-
запно он вздрогнул.--Господи! Бедный дядя Сергей! Полагаю, он умер?
--Нет!--Доктор Юровский резко вскинул голову.--
Он не умер, и, если нам немного повезет, мы спасем его
без особого труда. Здесь слишком много крови.
--Слишком много крови?!
--Я имею в виду, слишком много для прямой раны в сердце. Он потерял сознание от шока и потери крови. Ко- нечно, это не пустяк, но ...
--Он сменил халат!--крикнул Николай.--Это не тот, на
который тетя Вера пролила мед. Он выглядит похоже--
из такого же плотного красного материала с черными от-
воротами,--но на нем отделка из тесьмы и ...
--Да, это не тот халат. Если вы позволите мне закончить, мистер Волков-младший, я скажу, что думаю, и тогда мы примем меры. На этом халате нет меда, но есть пороховые ожоги. Стреляли с очень близкого расстояния-- почти прижав оружие к груди. Но сердце расположено выше, чем полагает большинство людей. Если, конечно, он не сделал это сам ...
--Не сделал сам?--недоверчиво переспросил Николай.--Черт возьми, доктор, неужели он показался вам пребыва-
ющим в настроении, которое подходит для самоубийства?
--Нет, но давайте не будем тратить время па раздумья.
--О-кей. Что нам делать? Звонить в больницу?
--В этом нет нужды. Если вы возьмете его за ноги, а я  за плечи, мы сможем перенести его в спальню. Только ос-
торожнее, молодой человек! Пожалуйста, Владимир Иванович, отоприте дверь в коридор.
Я повиновался, быстро отодвинув засовы согну-
тым пальцем. Открыв дверь, я оказался лицом к лицу с
Массальским--худощавым, жилистым мужчиной с квадратной челюстью, по отнюдь не с жестким
взглядом.
--Телефон,--кивнул он мне.--Обойдемся без
формальностей. Здесь есть телефон?
--Если это от Чумака,--крикнул Николай,--
то телефон есть--или должен быть--в главном холле.
Слушайте, кто-то снова стрелял в дядю Сергея. Но
как, черт возьми, он это сделал?
Мы не слышали ответа, если таковой был. Массальский быстро вышел. Николай и доктор Юровский с трудом подняли неподвижного Сергея Викторовича. Сквозь открытую дверь в ночном безмолвии громко зазвучали хор и оркестр--пластинка подходила к концу.
 

                Г Л А В А  7

--Да!--только и произнёс полковник Чумак.
Помимо электрических свечей, заменивших восковые в
позолоченном резном канделябре, темно-голубая гостиная
едва ли сильно изменилась за два столетия. Ковер казался
менее потертым, чем его более современный собрат в биб-
лиотеке. Затейливая мебель была выдержана в китайском стиле. Продолговатые часы восемнадцатого века громко тикали, показывая без десяти час.
Нина Волкова беспокойно ходила взад-вперед, ино-
гда натыкаясь на Массальского, который тоже не стоял на месте. С двух сторон карточного стола, по нынешним стандартам кажущегося громоздким, сидели
Марина Сидоренко и я, бросая друг на друга беглые взгляды. Николай Волков и доктор Юровский занимали
стулья поблизости. Спиной к белому мраморному камину,
слегка покачиваясь и сжимая между пальцами наполовину.
выкуренную сигарету, стоял Чумак.
--Да!--повторил Чумак, прочистив горло и указав на часы.--Обратите внимание на время. По-моему, даже учитывая мои предосудительные при-
вычки, сейчас довольно поздно. Массальскому и мне вскоре придется извиниться и покинуть вас. А пока давайте подведем итоги.
--Подведем итоги,--подхватил Массальский слова своего шефа с видом человека, собирающегося произнести речь, но Чумак, чьей специальностью было не красноречие, быстро прервал его.
--Мы прибыли сюда,--продолжил он своим негромким голосом,--около без двадцати одиннадцать. После того
как нам открыла дверь женщина по имени Светлана Яновна нас приветствовали по очереди трое из обитателей дома-- весьма напыщенный адвокат, который говорит иного, но сообщает мало, Вера Викторовна Волкова и присутствующий здесь господин Николай Волков.
--Могу я задать вопрос?--осведомился я.
--Разумеется. О чем?
--О вашей миссии в двух местах. Мы слышали, что подполковнику Массальскому предоставили рукопись «Истории Украины с древнейших времён». Его, как специалиста, пригласили определить ее подлинность. Это верно?
--Да.
--Рукопись подлинная?
--Мой дорогой Владимир Иванович,--ответил доктор Чумак, закашлявшись от сигаретного дыма,--вам следовало бы лучше знать обычаи ученых. Я не имел возможности определить подлинность рукописи, так как не видел ее. Поэтому лучше всего спросить об этом самого Олеся Константиновича. Кроме того, я думаю, что сейчас это не относится к делу.
--Тогда что касается другой части вашей миссии ...—внезапно вмешался Николай Волков.
--Вы имеете в виду наше не слишком вежливое втор- жение сюда? После того как мы получили телефонный звонок от писателя Нечитайло, в которой он умолял меня о приезде сюда по «вопросу жизни и смерти». Это показалось мне любопытным само по себе.
--Почему?
--Я хорошо знаком с Владимиром Ивановичем и не сомневался, что у вас происходят интересные события. Кроме того, дело касалось всеми уважаемого учёного Сергея Волкова, правда он в последнее время забросил науку и переключился на другой вид деятельности. Но я с удовольствием читаю его критические заметки по литературе. Большинство его статей мне известны только по письмам в редакцию,--отозвался Чумак.—Почему я интересовался его статьями и письмами в редакцию, я скажу немного позднее. Большинство его писем в редакцию были продиктованы секретарю и отпечатаны на компьютере. Не так ли, Марина Владимировна?
--Да!--Марина нервно вздрогнула, глядя на Массальского, а не на Чумака.—Сергей Владимирович обычно диктует письма, но иногда пишет их сам.
--Ещё раз повторяю.--рассудительно добавил Чумак,-- что я прибыл сюда по настойчивой просьбе Владимира Ивановича, выразившего опасения в характере происходящих в доме загадочных происшествий. И как оказалось его подозрения оправдались! А теперь, как я сказал, давайте подведем итоги. Мы прибыли сюда, и
нас приветствовали три вышеуказанные персоны, адвокат,
господин Шевченко, который приветствовал нас словесной дымовой завесой, после чего облачился в оставленный его сыном макинтош и отбыл в своем автомобиле изучать, я цитирую, «великое множество бумаг». Вслед за этим сестра Волкова Вера Викторовна стала рассказывать абсолютно бессвязную историю, покуда ее племянник не остановил ее, вежливо намекнув, что она не вполне в своем уме ...
--Вы тоже видели, как она убежала?--воскликнула
Нина.—Вера Викторовна заперлась в своей комнате и все еще не хочет выходить. У нее истерика. Иногда я спрашиваю себя...
--Да, госпожа Волкова?—напомнил о себе Массальский.--О чем?
--Не знаю.--Нина пожала плечами.--Это был настолько ужасный вечер, что я никак не могу собраться с
мыслями.
--Тем более необходимо упорядочить известные нам факты,--сказал Чумак.--С вашего позволения, я продолжу. Рассказ Веры Викторовны был завершен куда более связ- но и подробно мистером, так кажется называют вас в вашей стране, Николаем Волковым. Мы услышали семейную историю--услышали о призраке или о человеке,
выдающем себя за призрака, о так называемом нападении на Сергея Викторовича Волкова--о холостом выстреле из его же револьвера.--Чумак посмотрел на Николая.--Опи-
сав мне все это ...
Николай, который только что зажег сигарету, поднялся и прервал его:
--Описав вам все это, я захотел получить подтвержде-
ние Владимира относительно некоторых деталей. Владимир пошел в бильярдную к... Короче говоря, он пошел в бильярдную. Я хотел вытащить его оттуда и по другой причине. Было уже одиннадцать часов, а тетя Вера, прежде чем выбежать из этой комнаты, требовала, чтобы церемония по случаю ее дня рождения состоялась вовремя.
--Церемония так и не началась ...--Чумак вы-
пустил облако дыма,--и может не начаться никогда. Как
только вы ушли искать нашего друга Нечитайло и собирать всех для предстоящей церемонии, пластинка с опереттами зазвучала вторично. Не так ли? Так как никто в доме
или снаружи не слышал второго револьверного выстрела--
на сей раз настоящей пулей, выпущенной в Сергея Викторовича с очень близкого расстояния,--кажется
очевидным, что выстрел произвели во время проигрывания
пластинки. Конечно, мы не можем быть уверены ни в этом,
ни в чем-либо другом. Если бы мне пришлось строить вер-
сию, я бы сказал, что выстрел произошел во время перво-
го проигрывания. Я правильно излагаю события в ваших пересказах?
--Абсолютно.—вступил в разговор доктор Юровский.--И я бы тоже,--согласился он, поднимаясь вслед за Николаем.—Что выстрел произошёл во время первого проигрывания пластинки. Это подтверждает большая потеря
крови.--Он беспомощно развел руками.--Полагаю, меня
можно упрекнуть во многом. Но следует ли винить меня в
том, что наш несостоявшийся убийца выбрал для своего преступления как раз то время, когда я был поглощен музыкой?
--Нет, не следует.-- Чумак, бросил сигару в пустой каминный очаг.-- Уверяю вас, я упомянул об этом, только чтобы подчеркнуть, в каком густом тумане мы оказались. Итак, что же, в конце концов, произошло? Мы обследовали библиотеку--вернее, это сделал Массальский,--запертую со всех сторон, как крепость. Здесь, в гостиной, мы битых два часа допрашивали свидетелей и пережевывали очевидное. Если мы определим, в каком положении пребываем ...
--Могу сказать вам, в каком положении пребываем мы,-- подсказал Массальский.--Фактически, я уже давно пытаюсь это объяснить.--Он наклонил рыжеватую голо-
ву, словно собираясь кого-то боднуть, но, вспомнив о чувст-
ве собственного достоинства, быстро выпрямился. Здесь
у нас нет никаких полномочий. Когда Сергея Викторовича ранил призрак в черной мантии или кто-то
другой, мы сделали то единственное, на что имели право,--
я позвонил дежурному по нашему управлению и попросил оформить разрешение на ведение дела. Это разрешения мы получили, а также возможность помощи со стороны районного отдела милиции. Начальник районного отдела майор Вишин сказал, что может  прислать своих лучших людей. Он слышал, что здесь полковник Чумак, и понял, что это дело в надёжных руках. Можете мне поверить, что он прав. Не в качестве лести скажу, что у полковника есть один особый талант, не часто требующийся в правоохранительных органах, по поистине бесценный, когда он необходим. Конечно, если речь идет об необычном преступлении ...
--Если речь идет об обычном преступлении,--прервал
его Николай с видом человека, которого посетило вдохновение,--то от полковника Чумака нет никакого толку. Я никогда не встречал его до сих пор. Он напоминает
стрелка, который, не целясь, попадает в яблочко, или легкомысленного ныряльщика, отлично ориентиру-
ющегося в мутных водах. Его особый талант полезен только
в таких замысловатых случаях, в которых никто другой не в
силах разобраться.  Я прав? Владимир Иванович? Слова сослуживца не говорят ничего, кроме вежливых поклонов в сторону шефа.
--Слова не юноши, но мужа,-- проговорил Чумак. С шумом втянув в себя воздух, он торжественно выпрямил-
ся и обратился к Николаю.--Вы обезоружили меня. Не
то чтобы я полностью одобрял ваши метафоры. Если пред-
ставить мою фигуру на трамплине для прыжков
в воду, то, пожалуй, я и вправду буду выглядеть легкомыс-
ленно. Конечно, я часто бываю косоглазым, абстрактно, конечно, но...—он каким-то невероятным образом сдвинул оба глаза к переносице,--если мои глаза косят подобным образом ...
--И что?—осведомился Николай.
--То это потому, что они следуют за моим носом.
          --Ну и куда же ваш нос ведет вас теперь? Вы видите
какой-нибудь просвет в этой истории?
--Я бы не сказал,--ответил Чумак,--что пей-
заж выглядит абсолютно беспросветным. Есть две линии
расследования, по которым следует идти до той точки, где
они соединятся. Первую можно обозначить как синдром
назойливого мальчишки.
--Как что?
--Как синдром назойливого мальчишки, не желающего взрослеть. Вторая линия, но я не хотел
бы раздражать вас тем, что может показаться абракадаб- рой. Короче говоря, один из персонажей нашей истории кажется слишком непрактичным для этого мира, а другой, напротив, слишком практичным и умным. Есть ли у этих двоих, так сказать, место встречи? Мы уже располагаем кое-какой информацией, но нуждаемся в дополнительных сведениях. В данном случае сама жертва может давать показания, что она сделает рано или поздно. Сергей Викторович все еще жив, и если он выживет ...
--Извините,--вмешалась Нина Волкова,--но разве
ситуация недостаточно страшна и без ваших мрачных пред-
положений? Что значит «если он выживет?»  Мой муж вовсе не умирает! Доктор Юровский сказал ...
--Я сказал, Нина, что надеюсь на лучшее,--
встрепенулся доктор Юровский.--Ситуация может изме-
ниться--пока что он реагирует не так хорошо, как хотелось
бы. С другой стороны, я дал ему успокоительное, чтобы он
как следует отдохнул.
--Но они сказали ...
--Не тревожьтесь, мадам. Шансы десять к одному в пользу выздоровления. Думаю, полковник имел в виду
нечто совсем другое.
--Другое?
--Совсем другое,--повторил врач.--Произошло покушение на жизнь Сергея Викторовича. Если бы револьвер держали чуть выше, пуля попала бы в сердце.
--Понимаете,--вмешался Чумак,--мы не можем позволить преступнику предпринять еще одну по-
пытку. По распоряжению майора Вишина  здесь будет
дежурить сержант, пока Сергей Викторович не поднимется на ноги и пока мы не разберемся в происходящем. Вы не согласны с этой мерой предосторожности?
--Конечно согласна! Но...
--Но что?
--Я думала, что сделала как лучше!--воскликнула Нина.--Я ведь признала, что купила холостые патро-
ны и зарядила ими револьвер Сергея. Вы уверены, что вто-
рое покушение--с настоящей пулей--не было попыткой
самоубийства?
--Почему это должно быть самоубийством, госпожа Волкова? Если ранее ваш муж мог считать, что имеет основания покончить с собой, то он не мог так думать, встретившись с новым наследником и узнав, что не теряет дом.
--О, я знаю! Но мне казалось, я сделала как лучше, а
все вышло совсем наоборот. Выглядит так, словно все про-
изошло по моей вине.
Марина встала из-за стола.
--Это не похоже на тебя, Нина,--сказала она.--Ты
ведешь себя нелепо. Твой муж пострадал не от холостого
патрона, а от пули, но он обязательно выздоровеет. В чем
же твоя вина?
--Не знаю, Марина,--отозвалась Нина.--Просто мне
так кажется. У вас есть еще вопросы ко мне, Олесь Константинович? Или у вас, Игорь Анатольевич? Если нет, то вы позволите пожелать вам доброй ночи? День был нелегкий ...
--Разумеется,--согласился за обоих Массальский.--
Не думаю, что нам нужно задерживать вас дальше. Пожа-
луй, мы с полковником еще раз взглянем на библиотеку и сделаем перерыв до завтра.
--Если я вам больше не нужен,--сказал доктор Юровский,--не разрешите ли вы и мне удалиться?
Массальский кивнул, И долговязый врач направился к стоящей в дверях Нине.
--Я хочу спать,--добавил он.
--Минуточку,--осведомился Чумак,--вы находите
возможным в данной ситуации отправиться спать и все за-
быть? А как же ваша совесть?
--На моей совести нет ничего, а вот на душе у меня
неспокойно. Но я не намерен спать слишком крепко, полковник,--до утра я несколько раз взгляну на пациента. Доброй ночи, мадам. Доброй ночи всем.
Доктор кивнул и вышел. Нина, словно раздираемая
противоречивыми эмоциями, все еще колебалась в дверном
проеме.
--Что касается спален для наших гостей,--сказала
она,--пожалуйста, не забудьте, что Николаю отведе-
на Зеленая комната. Если вы не помните, Николай, она находится наверху, в юго-восточном углу сзади. Спальня Владимира Ивановича рядом, в Красной комнате, или Комнате судьи,--вы знаете, какого именно. Ваш багаж уже перенесли туда. Боюсь, я не показала себя хорошей хозяйкой, но меня извиняют необычные обстоятельства. Так как слуг у нас нет, господин Чумак и господин Массальский, вы не возражаете выйти из дома самостоятельно? В этих краях никогда не запирают дверей. А теперь я ухожу. Ты идешь, Марина?
--Нет,--отозвался Массальский.—Марине Сидоренко лучше немного задержаться. Возможно, у нас найдется что
сказать друг другу. Может быть, вы сядете, госпожа Сидоренко?
--Конечно, если вы настаиваете ...--Марина выглядела абсолютно бесхитростной,--но я не вижу, чем еще могу вам
помочь. Помните, меня здесь не было. Я ездила в Киев за
книгами, задержалась по поручению на вокзале и при-
была сюда одновременно с вами. Что еще я могу вам сообщить?
--Пожалуйста, садитесь.
Часы пробили час ночи. Гэррету почудилось, будто свет слегка померк, как если бы в сети упало напряжение. Но подувший с востока сильный ветер отнюдь не был его фантазией.
--А теперь, так как полковник и я отправляемся под-
бирать остатки в библиотеке ...--Массальский посмотрел на меня наш друг, господин Нечитайло, очевидно, захочет нас сопровождать. Может быть, вы тоже хотите пойти, господин Волков?
--Конечно хочу,--ответил Николай.--От этой истории я вот-вот начну грызть ногти и танцевать на кухонной пли-
те! Но я никогда не предполагал, что «копы» в этой стране
настолько либеральны, что позволяют свидетелям шатать-
ся на месте преступления. Разве вы не подозреваете всех?
--Подозреваю, о чем говорю вам абсолютно откровенно. И так же откровенно говорю, что мы не «копы».
          --И всё-таки?
--Одного человека я не могу подозревать всерьез—ответил вместо Массальского Чумак-- Владимира Нечитайло, которого я давно знаю и у которого не
может быть никаких мыслимых причин стрелять в вашего
дядю холостыми или боевыми патронами. Вас я также не
могу подозревать. Вам незачем убивать вашего дядю, но
дело не в этом. В то время, когда в него, как свидетель- ствуют факты, могли выстрелить, вы находились в этой
гостиной со мной и моим коллегой Масальским. Если вам понадобится алиби, можете обратиться к нам.
--Слушайте, Шерлок Холмс, я ни к кому не собираюсь обращаться за алиби! К дьяволу его! Я только сказал ...
--Надеюсь, вы не хотите, чтобы я отправилась с вами
в библиотеку?--вмешалась Марина.
Массальский  вынул записную книжку:
--Если это вам неприятно, то вам незачем нас сопровождать. Но не уходите--оставайтесь в пределах досягаемости.
--Зачем?
--Для вашей же пользы. Мы вскоре к этому вернемся.
А теперь, ...
Чумак вытащил портсигар, извлек оттуда сигарету,  заходил по комнате.
--Насколько я понял, Олесь Константинович, мы идем в библиотеку «подбирать остатки» несостоявшегося убийства. Вы позволите предложить вам кое-что ещё?
Я даже не подозревал, что в правоохранительных органах может быть такая демократия. Впрочем, это были не совсем чистые правоохранительные органы и зная Чумака уже довольно таки давно, я  не сомневался, что он мог допустить такую «вольность в своём подразделении.
--Да, Игорь Анатольевич. С удовольствием выслушаю вас.
--Тогда, покончив с библиотекой,--продолжал Чумак,--давайте забудем о несостоявшемся убийстве. Как метко сказал господин Волков,-- к дьяволу его! Вы ведь хотели бы смотреть в верном направлении, не так ли?
--Несомненно.
--Так вот, исполнив свой долг--поглядев в верном направлении,--давайте для разнообразия посмотрим в неверном. Возможно, тогда наши косые глаза сумеют разглядеть правду. Как пройти в библиотеку?
Все четверо--Чумак, Массальский, Николай и я--собрались за большим письменным столом в библиотеке. Лучи света от двух торшеров встречались между столом и углом левого окна. На ковре темнели зловещие пятна, хотя большая часть крови впиталась в одежду Сергея Викторовича Волкова. На блокноте, окруженном предметами из все еще открытого ящика, лежал револьвер 22-го калибра,
Массальский с записной книжкой в руке выглядел почему-то раздраженным.
--Из-за того, что жертва не умерла,--объяснил он,--
районный отдел милиции не отдал приказ заняться расследованием с группой экспертов, занимающихся фотографиями, отпечатками пальцев и тому подобным.
Поэтому нам придётся все делать самим! К примеру, этот револьвер. Видите следы серого порошка из бутылки в ящи-
ке, которые я нанес на него кисточкой? На оружии нет ни-
каких отпечатков пальцев, кроме принадлежащих самому
Сергею Викторовичу.
Николай протянул руку, словно желая прикоснуться к пистолету, но сразу же ее отдернул,
--Вы имеете в виду,--спросил он,--предположение
дяди Сергея, что фигура в черной мантии носила нейлоно-
вые перчатки?
--Нет. На такой рукоятке, даже если ее схватить голой
рукой, не останется никаких четких отпечатков--только
неясные пятна. Уже давно доказали, что на
револьвере или пистолете невозможно проявить отпечатки
пальцев, если только его не брали за ствол или магазинную коробку, а никакой преступник не станет этого делать.--Массальский сурово посмотрел на Николая.--Вы и остальные цитировали слова вашего дяди о том, что он некоторое время назад сам проделал несколько тестов на отпечатки пальцев. Это действительно так. В ящике находится пачка неглазированных карточек с отпечатками пальцев правой руки некоторых обитателей дома--они взяты при помощи штемпельной подушечки--с надписями, сделанными рукой вашего дяди. Не верите!—воскликнул он, как будто кто-то сомневался в его словах.--Почерк
тот же самый, что в его набросках предполагаемого пись-ма в газету, и жена его опознала. На одной карточке  написано: «Я», на другой «Марина Сидоренко», на третей «Вера», а еще на двух «Геращенко» и «Юровский» .
--Ну?--осведомился Чумак, глядя на стол без всяких признаков косоглазия.
--На карточке с надписью «Я» отпечатки пальцев и
правой, и левой руки. Те же отпечатки—самого Сергея Викторовича--находятся на барабане и дуле револьвера--он зарядил его боевыми патронами на глазах четырех или пяти человек и положил на стол, прикрыв газе-
той. Каждый вошедший в комнату мог взять револьвер и выстрелить в него. Или же, в минуту умственного помрачения, он мог выстрелить в себя сам.
Я заверил госпожу Волкову, что это не может быть попыт-
кой самоубийства. И все же достаточно ли у нас доказа-
тельств, чтобы твердо это знать?
--Нет,--сказал Чумак,--хотя мы можем быть
уверены, что это не самоубийство. Что касается отпечатков
пальцев ...
--По всей комнате разбросаны отпечатки всех, нахо-
дящихся в доме,--вы можете в этом убедиться по сле-
дам, которые я оставил, добывая их. Но, как верно говорит господин Волков-младший, это ничего не доказывает. К тому же большинство отпечатков старые и нечеткие. Помимо отпечатков Веры Викторовны на правом окне есть только одна серия свежих отпечатков повсюду, кроме этого стола. Это приводит нас к следующему вопросу: кто закрыл и запер левое окно?
--Что-что?
--Кто закрыл и запер левое окно, из-за которого было
столько суеты? Посмотрите сюда!
Нижняя рама пострадавшего окна с огромной дырой в
том месте, где Николай просунул внутрь свой кулак, свободно пропускала ночной ветерок. Массальский подошел к нему, наступая на осколки, с записной книжкой в одной руке и с лупой в другой, используя последнюю как указку.
--Здесь, видите следы порошка,-- снова отпечатки Сергея Викторовича. Ясные, четкие следы обеих рук--боль-
шие пальцы внизу, остальные сверху--на средней раме
по обеим сторонам шпингалета. Домашнее хозяйство ведет-
ся здесь весьма неряшливо--вы можете видеть эти же от-
печатки в пыли без всякого порошка. Закрыл ли Сергей Волков окно сам, было это до или после того, как его
ранили? Если так ...
--Не пойдет,--возразил Николай, взмахнув сжатыми кулаками.--Вы что-то напутали, Мейсон...
--Одну минуту!--прервал Массальский, сохраняя невозмутимое спокойствие.--Я ничуть не против того, чтобы вы называли Шерлоком Холмсом полковника Чумака, Мейсоном меня, что вы делаете уже более двух часов. Пожалуй, мне это нравится куда больше, чем вашему адвокату, когда вы именуете его Кони или ещё кем-нибудь. Но не позволяйте вашему чувству юмора, господин Волков-младший, заводить вас слишком далеко.
--Чувству юмора? --взвился Ник.--Бог свидетель, что я в жизни не был более серьезен!
--Оставьте Бога. Его в свидетели не привлечёшь. А если нет, тогда что вы хотите сказать?
--Я уже сказал! Вы слушаете меня?
--Да.
--Дядя Сергей не закрывал это окно. Он открыл его, держа руки в положении, соответствующем этим отпечаткам, когда мы раздвинули занавеси и увидели, что окно уже закрыто и заперто. Вы ведь не нашли никаких отпечатков на шпингалете, верно?
--Никаких--только пятна.
--Я в этом не сомневался. Он повернул шпингалет уда-
ром кулака. Все это есть в вашей записной книжке. Дядя Сергей сделал это за некоторое время до того, как был ранен,--я говорил вам это в гостиной, после того как мы нашли его лежащим там. Смотрите сами.
Массальский начал листать записную книжку. Я
внимательно слушал, как он повторял показания Николая. Хотя я не слышал рассказа своего друга в гостиной, так как всех свидетелей допрашивали по отдельности, то же самое Николай говорил ранее в библиотеке.
--Понятно,--промолвил Массальский.--Ваш дядя снял
пару резиновых перчаток, которые надел раньше, но не мог
вспомнить, когда это сделал. Он подбежал к окну, открыл
его голыми руками--перед нами доказательство этого--и после этого не позволил вашей тете трогать окно. Пра- вильно?
--Это всего лишь мое впечатление. Сколько раз мне это повторять?
Лицо Чумака приняло выражение растерянного человека.  А, возможно, мне так показалось.
--Отпечатки очень четкие, Олесь Константинович, не так ли?--спросил он.--Не смазанные? А как насчет пятен в пыли?
--Ну, пятна есть и на раме, в стороне от четких отпе- чатков, как будто кто-то прикасался к окну в перчатках.
--А нигде нет более широких пятен, чем те, которые оставлены пальцами в перчатках? Таких, как если бы раму
вытерли?
--Нет ничего подобного. Подойдите и посмотрите сами.
          Чумак подошёл к окну, взял лупу и стал раз- глядывать через нее стекло и раму. Когда он поднял голову, его лицо было еще более обескураженным.
Вот точное слово »обескураженного», а не »растерянного человека»  о состоянии Чумака от увиденного.
--Четкие отпечатки, много пыли и никаких широких
пятен!--пробормотал он.—Олесь Константинович! Неужели вы не видите, какие выводы мы должны из этого сделать?
--Полагаю, вы их уже сделали?--Массальский взял у
него лупу и ещё раз осмотрел всё вокруг окна.--Лично я не сделал никаких, так как теперь ситуация становится еще более непонятной. Игорь Анатольевич! Я же историк , а не чистый следователь. Может быть, хватит играть и не приступить ли вам к выполнению своих обязанностей?
--Всему своё время, как говорили древние. Но я надеюсь, какие-то выводу вы сделали?
--Да, кто-то закрыл и запер это окно. Это мог сделать несостоявшийся убийца в перчатках, но как он по-
вернул шпингалет снаружи? Или окно вообще тут ни при
чем? Возможно ли, что убийца--если мы отбросим вер-
сию самоубийства--вошел и вышел через дверь, запер-
тую на засовы сверху и снизу? Это слишком много для
любого рационального ума. Чем больше я думаю об этой
неразберихе...
--Не надо, Олесь Константинович!
--Что не надо?
--Не надо усложнять положение, прошу вас.
--Игорь Анатольевич! Вы сообщите ваши выводы, или ограничитесь загадочным бормотанием? Если предпочитаете последнее, то, может быть, у кого-то еще есть какие-нибудь предположения? Господин Волков-младший? Владимир Иванович?
Я, мерил шагами комнату в надежде изгнать из
своих мыслей Марину, остановился возле книжных полок на южной стене.
--Идея, пришедшая мне в голову,--отозвался я,--
слишком нелепа и неопределенна, чтобы ее обсуждать
всерьез.
--Ну, идеи других могут быть ещё не менее нелепы, так что пусть это вас не удерживает. Выкладывайте.
--Я слышал, как кто-то говорил, что эти дела с запер-
тыми комнатами имеют одно из трех возможных объясне-
ний: неправильно установленное время, неправильно вы-
бранное место или жертва была не совсем одна. Предполо-
жим, в данном случае что-то не так с нашей концепцией
времени?
--Времени?
--Да, времени, когда был ранен Сергей Викторович. Что, если пуля угодила ему в грудь на час раньше, чем мы
думаем,--скажем, в десять часов? По какой-то причине
он отказался это признать и каким-то образом сумел скрыть кровотечение. Он ходит, разговаривает с нами и только гораздо позже падает без чувств. Я знаю, что это звучит беэумно ...
Массальский, судя по его виду, с трудом сдерживался, чтобы не швырнуть на пол свою записную книжку.
--Это звучит безумно,--ответил он,--потому что яв-
ляется таковым. Скрыть столько крови--не говоря уже о
шоке, физической боли и других факторах--еще более не-
вероятно, чем придумать какой-то трюк с дверью или окном. Все доказательства против этого. Не забывайте, что жертва переоделась в другой халат между без двадцати одиннадцать и одиннадцатью. Халат, который был на Сергее Викторовиче, когда в него стреляли с близкого расстояния--с ожогами от пороха и пятнами крови,--сейчас в его спальне. Другой халат, который был на нем, когда он разговаривал с вами раньше--со следами меда и парой резиновых перчаток в кармане,--висит в гардеробной. На столе перед нами лежит револьвер, из которого выпустили только одну пулю. Что вы скажете, Игорь Анатольевич? Согласитесь, что идея Владимира Ивановича абсолютно безумна?
--Не безумна, а всего лишь ошибочна,--отозвался Чумак.--Я согласен, что ничего такого не произошло--
Сергей Волков, как мы все решили с самого начала, едва
не встретил свою смерть около одиннадцати. Но вы не спрашивали себя, что еще здесь случилось?
--Еще?
--Да! Меня обвинили--по-моему, несправедливо--в загадочном бормотании. Но не сомневайтесь--я делаю все
возможное, чтобы не сбивать вас с толку. Поэтому, Олесь Константинович, я снова попытаюсь направить ваше внимание в нужную сторону. Около полуночи, прервав допрос свидетелей в гостиной, мы пошли взглянуть на библиотеку. Давайте вспомним, что мы тогда увидели.
Чумак, которому наконец удалось зажечь сигарету,
двинулся в альков между библиотекой и гостиной. Осталь-
ные поспешили за ним. Дверь в маленькую гардеробную
все еще была открыта настежь; внутри горел свет. Чумак, повернув к своим оппонентам разгоряченное дискуссией лицо, указал пальцем внутрь:
--Как вы сказали, Олесь Константинович ...
Металлический шкаф, который я в последний раз
видел с закрытой дверцей, теперь был открыт. В шкафу,
на проволочных плечиках рядом с двумя пустыми вешал-
ками, висел темно-бордовый халат, покрытый пятнами от
меда. Мой взгляд скользнул по умывальнику и кушетке с подушкой и одеялами, после чего вновь устремился на
шкаф.
--Как вы сказали, Олесь Константинович,--повторил Чумак,--вот халат, перепачканный медом, который был на Сергее Волкове, когда он говорил со своими гостями между десятыо и без двадцати одиннадцать. Наверху, как вы пра- вильно отметили, находится халат со следами пороха и дыркой от пули. Очень хорошо--пока все ясно. Но где третий
халат?
--Третий?
--Да, третий! Все свидетели цитируют слова Волкова-старшего о том, что у него имеется три таких халата, один
из которых был на нем. Позднее это подтвердила его жена.
По ее словам, они были очень похожи, хотя не полностью
идентичны, и хранились в этом шкафу, где вы можете ви-
деть две пустые вешалки. Если мы не подозреваем Волкова-старшего  и его жену в бессмысленной лжи, то должны этому поверить.
--Хорошо, согласен. Тогда где же третий халат?
 --Его украли.
--Украли? Абсурд!
--Я этого ожидал. Во имя разума, Олесь Константинович, взгляните на дело непредвзято--оцените имеющиеся у нас данные. Вера Викторовна, Волков-младший, адвокат Шевченко и доктор Юровский были бесцеремонно выставлены отсюда. Мы знаем, что
это правда. Волков-старший запер на засовы обе двери и
переоделся в другой жакет. Мы знаем, что это тоже правда.
Но что за этим последовало? В определенное время несостоявшийся убийца вошел в библиотеку, выстрелил в жертву, а потом удалился, задержавшись только для того, чтобы взять из шкафа третий жакет.
--Оставив двери и окна запертыми?
--Да. Но я не случайно использовал слова «согласно имеющимся у нас данным». Следовательно, если данные
свидетельствуют об этом, значит, что-то неправильно в них
самих или в нашей интерпретации этих данных.
--Я согласен без всяких возражений, даже если это
ведет прямиком в психушку!—высказал своё мнение Массальский.-- Но что нам делать теперь?
--Искать призрака,--ответил Чумак,--или мнимого призрака. Но я имею в виду не происшествия этой
ночи, а более ранние события. Пожалуйста, следуйте за
мной.
Чумак двинулся к двери в коридор, задержался, чтобы посмотреть на засовы, и вышел вместе с остальными. Все четверо остановились в тускло освещенном коридоре, тянущемся на запад до высокого окна, и посмотрели друг на друга.
--Давным-давно,--продолжал Чумак,--здесь бродил злобный старый судья, о котором мы так много слы-
шали. Уже в нынешнем столетии--не считая этого вечера--
трое свидетелей наблюдали фигуру в черной мантии и маске. Одним из них был старый Виктор Волков. Мы не можем его расспросить, так как он уже давно вне пределов досягаемости. Но адвокат Шевченко, насколько я понимаю, обещал найти упоминание об этом событии в старом дневнике и сообщить нам, когда оно произошло.
--Да!--воэбужденно воскликнул Николай.--Он обещал и
сделает это. Но неужели это важно? Ведь с тех пор столько
воды утекло.
--Сколько бы ее ни утекло,--возразил Чумак--
поток все еще угрожает смыть нас. Да, я считаю это со- бытие очень важным, так как оно связано с другими датами, которые вы упоминали. Однако пока что давайте позабудем о Викторе Волкове. Ведь совсем недавно--в апреле 2008 года, вскоре после кончины старого Волкова и находки второго завещания,--Вера Викторовна и Геращенко, якобы тоже видели призрака. Какая жалость, что мы не слышали отчет об этих событиях от них самих! Хотя, возможно, Олесь Константинович, вы считаете это неэначительным и ведущим по неправильному следу?
--Нет,--ответил Массальский.--Я так не считаю. И объ-
ясню. почему. Мы, кажется, не имеем никаких версий на-
счет того, кто произвел этот выстрел. Но доктор Юровский
говорит, что завтра мы сможем расспросить Сергея Викторовича Волкова.
--А если он не сможет сказать, кто пытался убить его?
--Будем надеяться, что сможет, а если нет, то тогда по-
думаем, что делать дальше. А пока что...
--Да? Пока что?
--Вы уже об этом упомянули. Говоря вашим стилем, Игорь Анатольевич, единственный существенный персонаж в этом деле, мне кажется, призрак. Некто в черной мантии и маске на лице разыгрывает обитателей дома. Детали костюма--маска, мантия и прочее--вполне реальны; они где-то в доме, и я хочу найти их.
--Вы имеете в виду, нам нужен ордер на обыск?
--Разумеется, я могу получить ордер на обыск. Так бы поступил любой следователь. Но здешняя публика--влиятельные люди. Какой смысл поднимать шум и восстанавливать их против, покуда в этом нет надобности? Готов держать пари на что угодно, что завтра утром Сергей Викторович даст разрешение на тщательный обыск. А пока что--отвечаю на ваш вопрос--я предпринял по крайней мере один шаг. Все думают, что Светлана Яновна Геращенко давно легла спать. Но это не так--я попросил её задержаться. На сей раз прошу вас следовать за мной.
Напротив них, с другой стороны коридора, находились три двери южной части этого крыла дома, ведущие в «музыкальную» комнату, в бильярдную и в комнату, которую старый Виктор Волков обычно использовал как кабинет.
Не обращая на них внимания, Массальский повел своих спутников по коридору к квадратному центральному холлу. Он был меблирован в стиле девятнадцатого века, с украшенных панелями стен смотрели темные картины, а сзади виднелась массивная лестница. Но Массальский не стал здесь задерживаться, а направился в восточное продолжение поперечного коридора.
--Видите?--сказал он.--Впереди, соответственно го-
стиной и библиотеке в другом крыле, идут сначала комна-
та, которую в старую эпоху именовали «утренней», а затем
столовая. Напротив них ...
Я повернулся в упомянутом направлении.
На противоположной стороне коридора, вместо трех ком-
нат южной стороны другого крыла, находились только две
комнаты, разделенные еще одним широким коридором, ведущим в заднюю часть дома.
--Комната слева от вас, в юго-восточном углу первого
этажа,--продолжал Массальский,--была ранее буфетной дворецкого, а комната справа, следующая за центральным холлом,--комнатой экономки.
--Где вы так хорошо изучили происхождение комнат, Олесь Константинович?—спросил я, поражённый его знаниями.
--Вы не забыли, Владимир Иванович, кто я по профессии. У меняведь две профессии и одна из них—историк. Могу я продолжать?
--Сделайте одолжение.
--Как нам известно, здесь уже
много лет нет ни дворецкого, ни экономки. Но комната пос-
ледней используется прислугой, которая исполняет обязан-
ности неофициальной экономки, присматривая за расходами хозяев.--Массальский постучал в дверь упомянутой комнаты и повысил голос: 
--Пожалуйста, Светлана Яновна, выйдите к нам!
Дверь сразу же открыла пожилая женщина, низкорос-
лая, но массивная, явно раздавшаяся в ширину. Она вы-
глядела в высшей степени респектабельно, хотя громко лязгала вставными челюстями. Ее седые пряди развевались при каждом выдохе.
--Да, господин?
--Сожалею, что задержал вас так поздно, Светлана Яновна.
--Не беспокойтесь, все в порядке! Не беспокойтесь об этом. Но я испекла такой славный пирог, а никто из них даже не взглянул па него!
--Кажется, вы кухарка?
--Не стану обманывать. Я кухарка, хотя исполняю множество обязанностей.
--Вы давно работаете в этой семье?
--Скоро восемнадцать лет. Я поступила сюда сразу же за объявлением независимости Украины. Ещё был жив старый Виктор Волков--настоящий господин! Я стараюсь облегчить работу жены Сергея Викторовича, как привыкла
делать это для Веры Викторовны.
--Нам сказали, что только вы и Вера Викторовна видели так называемого призрака ?
--Не знаю, что видела Вера Викторовна.--Вставные челюсти снова лязгнули.--Я даже не уверена в том, что видела сама. Но если вы спросите Веру Викторовну ...
--Нам незачем беспокоить ее среди ночи, госпожа Геращенко. И вас я тоже не задержу надолго. Я должен только задать вам несколько вопросов и сказать кое-что некоей молодой леди. А потом...
Николай и я вздрогнули от неожиданности; Чумак слегка встрепенулся. В ночной тишине, среди шороха качаемых ветром деревьев, послышался четкий звук шагов--кто-то сбегал вниз по деревянной лестнице. Я посмотрел направо через центральный
холл в находящийся за ним западный коридор. Дверь в музыкальную комнату была распахнута. Марина Сидоренко, которую он назвал своей сладкой колдуньей и которая сейчас весьма походила на таковую, стояла неподвижно, держась за ручку.
Однако шаги принадлежали не ей. Из холла появилась Вера Викторовна. На ней были те же халат и юбка, но она надела на ноги тяжелые сандалии. Ее рыжие волосы растрепались, а глаза под опухшими от слез веками смотрели напряженно.
--Я слышала вас, господин, не помню вашего имени-отчества!--сказала Вера Викторовна.--
Если у вас есть ко мне вопросы, лучше задайте их теперь. И кто та молодая девушка, которой вы должны сказать нечто важное? Полагаю, не иначе как жена Сергея?



            Г Л А В А  8

--Я слышала вас,--повторила Вера Викторовна. Взгляд ее стал свирепым.--Я намеревалась лечь уже давным-давно, но в половине двенадцатого доктор Юровский постучал ко мне в комнату и сообщил, что случилось с бедным Сергеем. Я... я пыталась повидать Сергея, но мне не позволили.
--Пока еще никому не разрешается его видеть, Вера Викторовна,--без раздражения отозвался Массальский. Завтра, если все пойдет хорошо, он сможет обо всем нам рассказать.
--Я не знала, что мне делать. Будучи медиумом--я го-
ворила вам, что я медиум?--я чувствовала, что могу вам по-
надобиться. Поэтому я время от времени выходила на лест-
ницу и случайно услышала, что вы говорили этим господам последние пять--десять минут и как, вы, полковник, выразили сожаление, что вы не слышали мой рассказ.
Если хотите обыскать дом, господин помощник, то не стесняйтесь. Не знаю, как бы отреагировал Сергей, но я даю вам разрешение. Я ведь тоже дочь моего отца, не так ли? Возможно, вы найдете что-нибудь, подтверждающее, что кто-то изображал призрака. Это было бы ужасно, но ни в малейшей степени не изменило бы моего мнения, что здесь присутствует подлинный злой дух. Я его видела и готова об этом рассказать. Но может, теперь вы ответите на мой вопрос? Какой молодой девушке вы хотите кое-что сказать? Конечно, Нине?
--Нет, мадам, не Нине Волковой. Почему вы решили,
что речь идет о ней?
--Сейчас я вам объясню,--быстро ответила Вера Викторовна.--Нина славная девочка, но она такая легкомысленная! Совсем не понимает, какое впечатление она производит на каждого встречного мужчину. Даже такой нудный чопорный старик, как Стас Шевченко, кудахчет над ней, как курица над цыплятами. Бедняга Сергей влюбился в нее с первого взгляда--
такого не случалось с ним с тех пор, как почти сорок лет назад он встретил одну актрису и снял для
нее дом где-то в городе. Нина, конечно, совсем другое дело ...
--Не сомневаюсь, Вера Викторовна, и уверен, что вы искренне хотите нам помочь. Но что именно вы пытаетесь
сказать?
--Даже если не принимать во внимание появления призрака, здесь происходили ужасные вещи.
Не могла ли Нина--разумеется, сама того не ведая--
вдохновить кого-то на это? Что скажете, господин?
--Только то, что я по-прежнему не знаю, что вы имее-
те в виду.
--Думаете, я сама это знаю? Я чувствую это, но не могу объяснить.
--В таком случае,--Массальский вынул записную книжку,--давайте поговорим о том, в чем вы уверены. Вроде бы вы и Светлана Яновна видели призрак. Когда это произошло, Вера Викторовна?
--Да, Светлана и я его видели,--согласилась Вера Викторовна, кивнув в сторону Геращенко.--Лучше сначала спросите Светлану--она видела его первой.
--Как прикажете, Вера Викторовна.—Светлана Яновна, стараясь сохранять достоинство, что давалось ей с трудом--
судя по развевающимся во время дыхания седым прядям, пожала плечами и посмотрела на Массальского. Старый Волков,--продолжала она,--умер восемнадцатого марта.
Приятный был господин, хотя и крутого нрава! Новое за-
вещание нашли менее чем через месяц--я точно не помню,
когда именно.
--Позволь освежить твою память, Светлана.—Вера Викторовна также не утратила респектабельности.--Новое завещание, согласно которому все безоговорочно оставлялось Николаю Волкову-младшему, нашли в пятницу десятого апреля.
--Ага!—Светлана Геращенко лязгнула зубами.--Тогда я
могу сказать вам, когда я это видела. Неделю спустя,
в ночь с семнадцатого на восемнадцатое. Почему я так уве-
рена? Да потому, что на следующий день, в субботу, дол-
жна была состояться церемония по случаю дня рождения
Сергея Викторовича. Он родился девятнадцатого апреля, но пирог и все остальное всегда происходит накануне, в одиннадцать вечера. Поэтому я уже в пятницу вечером размышляла о пироге, который предстояло печь в субботу утром.
--Что, если приготовить пирог со сливочным мороженым, которое Сергей Викторович так любит?»-- думала я. Но такой пирог не слишком подходит для дня рождения. В него плохо втыкаются свечи, а на мороженом нелегко что-нибудь написать. Я всегда хочу порадовать Сергея Викторовича, хотя он сам так не считает. Ему кажется, что я ворчу на него, пользуясь положением старой прислуги, и что я не готовлю те блюда, которые ему нравятся.
Той ночью я не могла заснуть. Моя спальня на верхнем этаже, рядом с комнатами хозяев. Было около по-
луночи--может быть, половина первого,--когда я решила
спуститься и заглянуть в кухню и столовую. Авось что-ни-
будь придет в голову. А теперь смотрите! И вы тоже!
Кивнув сначала Массальскому, а затем Чумаку, Геращенко указала в глубь коридора, тянущегося на юг, в заднюю часть дома, между когда-то комнатой дворецкого слева и комнатой когда-то экономки справа. Единственный луч света, проникавший туда, исходил из коридора, где они стояли. В дальнем конце, где находилось незанавешенное окно, за которым виднелся край тусклого серпа луны, коридор разветвлялся надвое.
--Видите?--настаивала Светлана Яновна.--Если
вы свернете налево в конце этого коридора, то упретесь в
черную лестницу и дверь в кухню. Туда также выходит
вторая дверь из бывшей комнаты дворецкого, кроме той, которую мы видим. А если свернете направо, то выйдете в заднюю часть центрального холла. Так вот, я спустилась туда ...
--Между полуночью и половиной первого?—уточнил Масальский.
--Что-то вроде того. Точнее не припомню.
--Не важно, это достаточно точно. Что было дальше?
          --Света нигде не было, и я его не включала. Я так хо- рошо знаю дом, что не нуждалась в этом. К тому же при
мне был фонарик, а луна ярко светила.
--Да-да, продолжайте!
Светлана Яновна вскинула голову:
--Я задержалась в кухне, чтобы подумать, а потом по-
шла по этому коридору к столовой, один-два раза я зажи-
гала фонарик. В столовой я пробыла всего несколько ми-
нут. Я решила--никакого сливочного мороженого. Испеку
обычный пирог с белой глазурью и надписью «C днем рож-
дения» красными буквами. Потом я снова вернулась в ко-
ридор и больше не включала фонарик--луна светила че-
рез дальнее окно куда ярче, чем теперь. Я направлялась к
черной лестнице и в конце коридора увидела ...
--Увидела призрак, не так ли?--осведомилась Вера Викторовна.--Говори же, Светлана. Если это было существо из иного мира--а такие вещи бывают, что бы там ни говорили скептики,--то так и скажи.
--Видит бог, Вера Викторовна, я могу сказать только правду!
          --О, Светлана ...
--Госпожа, это был человек или еще кто-то в длинной черной мантии и маске с прорезями для глаз. Он сто-
ял ближе к концу коридора, возле правой стены комнаты
экономки, там, где луна не могла осветить его лицо, и смот-
рел на меня. Потом он повернулся к стене. Я стояла в на- чале коридора, и мне показалось, что он просто растворил-
ся в стене, как настоящий призрак ...
--Только показалось?--воскликнула Вера Викторовна.--Ох, Светлана, Светлана! Ты не можешь говорить более уверенно?
--Нет, госпожа, не могу,--ответила Геращенко.--И знаете почему? Потому что это был человек--
когда он повернулся, я видела, как в лунном свете блес-
нул его правый глаз сквозь прорезь маски. И он не про-
шел сквозь стену, а просто скрылся в правом ответвлении
коридора в сторону главного холла. Вот и все, что я могу
сказать.--Она обратилась к Чумаку, словно почувствовав в нём главного.--Вы хотели спросить меня, как он выглядел? Мне он показался высоким и худым, но так как я сама низенькая и довольно толстая, то для меня большинство людей выглядят такими. Могу я идти?
--Да, можете.--Массальский вздохнул. Какая-то тарабарщина. И говорят они странно—всё время ссылаясь на прошлое. Но если Чумак внимательно слушает, значит во всём этом есть какой-то смысл. Надо постараться самому разобраться во всёй этой галиматье.--Но вы поклянетесь, что фигура была реальной, в случае необходимости?—Уже я заговорил, как в храме: поклянётесь? Ещё не хватало сказать—на Библии.
--Конечно, поклянусь, но будем надеяться, что это не понадобится. Я говорила, что хочу уйти отсюда, но не уйду, если только Сергей Викторович меня не уволит. Что бы там ни произошло, это безобразничает какой-то злой человек. Бедной старой Светлане все равно, но если такое увидят молодые девушки, у которых головы забиты фильмами ужасов... Это очень дурно! Доброй ночи, господа. Доброй ночи, Вера Викторовна.
Сохраняя остатки достоинства, она двинулась боком по коридору и свернула налево в сторону черной лестницы. Вера Викторовна, дрожа всем телом, повернулась к остальным.
--Это действительно очень дурно!--сказала она.--
Вы все неверующие в непонятное! Надеюсь, что хотя бы у господина полковника найдется больше сочувствия!
Чумак, чья сигарета давно погасла, тщетно поис-
кал глазами пепельницу и сунул окурок в неё.
--Возможно, я тоже неверующий, мадам, и даже  са-мый худший, но вы можете не сомневаться
в моем сочувствии к вашим переживаниям. Что именно вы
видели?
--Я видела нечто, вошедшее в бывшую буфетную дворецкого.
--Призрак в бывшей буфетной дворецкого?-- усмехнулся Николай.--Это уж слишком, тетя Вера!
--Смейся сколько твоей душе угодно! Смеяться легко.
--А я не смеюсь, мадам,--заметил Чумак.
Вера Викторовна указала пальцем па закрытую дверь в комнату слева:
--В 1992 году, когда Украина провозгласила независимость, мой отец приказал запереть буфетную. Ее должны были открывать только для ежегодной уборки и покраски или в тех случаях, когда требовалось взять что-то оттуда. Иначе, говорил отец, там могут оставить включенный свет или открытый кран. Отец, необычайно щедрый во многих отношениях, всегда
экономил на таких мелочах. Конечно, я все это  помню,-- и мы с ним согласились.
--Значит, комната не была заперта постоянно, так как
в нее входили в случае необходимости,--промолвил Чумак. --Как именно ее запирали?
--Ну, в этих дверях внизу замки везде одинаковые. Много ключей пропало, и мы никогда их не заменяли. Но любой из оставшихся ключей подходит ко всем дверям.
Взгляд Чумака рассеянно блуждал по сторонам. Выходящая в восточный поперечный коридор дверь столо-
вой была полуоткрыта. В замке торчал ключ. Пробормотав
извинение, Чумак прошёл к двери и вынул ключ
из скважины. Вернувшись с ключом, он направился к бывшей буфетной дворецкого, не без труда вставил ключ в замок и повернул. Дверь открылась в темноту.
--Вот так?—произнёс Чумак.
Вера Викторовна отпрянула.
--Осторожно!--взмолилась она, метнувшись к Николаю. --Вы, как и все остальные, не обращаете на меня внимания, но, пожалуйста, будьте осторожны! Откуда мы знаем, что там скрывается в этот мрачный ночной час?
--Если там что-то и прячется, Вера Викторовна,--рассу-
дительно заметил Массальский,--мы попытаемся отрезать ему путь к отступлению. Пожалуйста, расскажите, что и когда вы видели.
--Это случилось в конце апреля в четверг,--быстро
дыша, начала Вера Викторовна.—Я почти уверена, что было двадцать третье число, а насчет четверга я знаю, так как у Светланы Яновны был выходной. Она оставила холодный
ужин, который я должна была подать вечером. Около ше- сти часов началась гроза.
Я зашла на кухню чего-нибудь перекусить, так как нуждалась в витамине «Б». Назад я возвращалась по этому коридору. Воздух был холодный как лед,--вы скажете, что это погода, но я так не думаю. Дождь барабанил по длинному окну в восточном конце. Я дошла до поперечного коридора и повернула на запад, намереваясь пойти в музыкальную комнату, когда за окном сверкнула молния. Я обернулась, что- то подсказывало мне--там кто-то есть.
Призрак стоял боком к бывшей двери буфетной дворецкого. Глаза из прорезей маски были устремлены на меня. Когда грянул гром, он поднял руки с пальцами, похожими на когти, и внезапно бросился ко мне. Вы не можете себе представить, какая аура зла исходила от него. Если бы привидение настигло меня, я бы не
смогла пошевелиться, но оно внезапно остановилось и по-
вернулось к двери. И эта дверь, которая должна быть и
была заперта, открылась от одного его прикосновения.
Призрак вошел внутрь и закрыл дверь.
--Одну минуту, Вера Викторовна!--прервал Массальский.--Откуда вы знаете, что дверь была заперта?
--Потому что она всегда была заперта! Разве я вам не
говорила?
--Но... Ладно, это не имеет значения. Что вы сделали потом?
--Я пустилась бегом к парадной лестнице, поднялась к
себе в комнату и упала в кресло, все еще чувствуя тошно-
ту. Я знала, что видела судью Ушакова, как отец
видел его выходящим из сада в сумерках много лет тому
назад. Мне не хотелось поднимать тревогу--все были до-
ма, в разных комнатах,--но я чувствовала, что должна
проверить, заперта ли как следует буфетная дворецкого.
Полчаса я собиралась с духом, но наконец, крадучись, спу-
стилась вниз. Обе двери--эта и задняя, выходящая в кухню, --были заперты, как всегда.
--Вы уверены, мадам?--негромко спросил Чумак.
--Уверена? О, не мучайте меня! Что вы имеете в виду?
--Вы уверены, что дверь была заперта, когда туда во-
шел призрак? Кажется, вы сказали, что все, кроме Светланы Яновны, были дома, но в разных комнатах?
--Да! Сергей был в библиотеке, Нина принимала ванну, Марина печатала письма в своей спальне, а док-
тор Юровский слушал пластинки в музыкальной комнате.
И что вам это дает?
--Предположим, некто знает, что вы направились в
кухню,--продолжал Чумак.--Некто догадывается, что вы будете возвращаться через коридор, берет ключ
от другой двери и, как я только что сделал, отпирает дверь
буфетной. Некто, желая напугать вас, облачается в ман- тию, маску и все прочее, подкарауливает вас, разыгрывает
комедию, потом запирает дверь и уходит. Вопрос моего коллеги Массальского уже указал, что такое возможно, и думаю, мы смело можем предполагать, что именно это и произошло.
Светлана Геращенко также предполагает, что это дело рук человека. Вы верите в человеческую злобу, Вера Викторовна?
Вера Викторовна повернулась к нему:
--Боже мой, конечно, верю! Я всегда чувствую ее! Не сомневаюсь, что она присутствует в этом доме. Хорошо,
полковник, и вы, его коллега! Обыщите дом--я даю
вам мое разрешение. Как я говорила, даже если вы найде-
те мантию и маску, это не докажет отсутствия рядом с нами
чего-то сверхъестественного. Но это докажет присутствие
чей-то злобы--может быть, даже укажет, откуда она ис-
ходит. Это напоминает мне кое-что...
О чем я вас хотела спросить? Ах да! Вы сказали, что должны сделать выговор какой-то женщине--«молодой женщине», как вы деликатно ее назвали. Я была готова поклясться, что это бедняжка Нина, хотя вы говорите, что я, как всегда, не права. Если это не Нина, значит ...
Вера Викторовна внезапно умолкла. Обернувшись, я обнаружил почти рядом с собой Марину. Как ни странно, я
какое-то время не замечал ее. Должно быть, она вышла из
бильярдной во время монолога Веры Викторовны. С агрессивно выпяченным подбородком, бледная и с дрожащими губами, Марина стояла так близко, что я мог до нее дотронуться. Вера Викторовна бросила на девушку взгляд и сразу отвернулась.
--Ну, господин коллега, пришла моя очередь пожелать
вам доброй ночи. Продолжайте вашу милицейскую работу! Возможно, завтра утром вы узнаете что-нибудь еще. Но не
пытайтесь меня разуверить. Что я знаю, то знаю.
С видом сомнамбулы, не осознающей своих действий, она повернулась и побежала. Ее сандалии громко стучали по паркету главного холла и по ступенькам парадной ле-
стницы. Когда стук прекратился, Николай вышел из транса, в котором, казалось, пребывал последние несколько минут.
--Быть может, тетя Вера действительно знает то, что
знает.--Он пожал плечами.--Но что касается меня, я
знаю лишь то, что ничего не знаю. Слушайте, господин Массальский..
--Да?
--Мы нашли объяснение двум появлениям призрака. Дядя Сергей говорил, что должно быть простое объяснение,
и оказался прав. Но как объяснить запертую комнату?
--В данный момент, господин Волков, не имею понятия.
--Она все еще заперта, не так ли?
--Даже очень заперта. Если бы полковник Чумак дал нам какой-нибудь ключ к своему загадочному взгляду ...
--Олесь Константинович,--проговорил Чумак, выглядевший куда менее благожелательно в тусклом свете коридора, поблескивающем на стеклах окон,--я объясню свое загадочный взгляд достаточно скоро, но не сейчас, если вы не возражаете. На то есть веские причины. Вы меня понимаете?
--Не знаю, как он, а я не понимаю,--сказал Николай.--
Впрочем, догадываюсь, что я и не должен понимать. Компания начинает расходиться, и я тоже вас покину, так как срочно нуждаюсь в глотке свежего воздуха. А потом я завалюсь спать. Утром увидимся--во всяком случае, надеюсь.
Расправив плечи и выпятив подбородок, Николай зашагал прочь, Оставив маленькую группу между бывшей буфетной дворецкого и бывшей комнатой экономки, он пересек центральный холл и двинулся по западному коридору, в конце которого находилось все еще открытое створчатое окно. Отодвинув портьеру, Николай высунул голову наружу и исчез.
Где-то наверху часы гулко пробили два. Марина устремила на Массальского взгляд голубых глаз.
--Господин следователь,--заговорила она,--так как компания в самом деле расходится, если можно использовать столь будничное определение, то не хотите ли вы сказать что-нибудь еще кому-то из присутствующих?
Массальский отозвался после небольшой паузы:
--Госпожа Сидоренко, вы не ходили с нами в библиотеку, поэтому не знаете, что мы там делали. Среди всего прочего, полковник Чумак привлек наше внимание к гардеробной. Но он и я посетили библиотеку не в первый раз.
--Вот как?
--В первом случае, около полуночи, я тщательно обследовал гардеробную. Игорь Анатольевич ограничился тем, что опустился на колени и заглянул под кушетку. По его словам, там не было ничего, кроме ковра. Во второй раз, когда мы были вчетвером, он не стал смотреть под кушетку. Но я бы многое дал, чтобы узнать, что он рассчитывал там найти.
--При чем тут я?--воскликнула Марина.--Я не была
ни в гардеробной, ни в библиотеке и вообще не ходила
дальше этой двери. О покушении на господина Волкова-старшего мне известно лишь то, что рассказали вы. Так как я ничем не могу вам помочь, почему вы так сурово на меня смотрите?
--Потому что,--ответил Массальский,--есть один момент, который мне бы хотелось прояснить.
--Какой?
--Я не сомневаюсь, госпожа Сидоренко, что вы имеете все законные права на фамилию, которую носите теперь. Я также уверен, что вы Марина Величко, которая была секретарем Загоруйко, когда господин Загоруйко умер от чрезмерной дозы барбитуратов в октябре позапрошлого года. Вы думаете, я этого не знал?
Последовавшее ледяное молчание подействовало на меня, как удар по уху. Я ожидал и опасался
происшедшего, но все равно оказался не готов к нему.
--Ну, госпожа Сидоренко? Вы думали, я этого не знаю?
--Я боялась, что вы узнаете меня. И что теперь? Вы- говор? Или допрос с пристрастием? Полагаю, вы загоните
меня в угол и не оставите в покое, пока я не «расколюсь».
Стреляла ли я в Сергея Волкова, как, по-видимому, отра-
вила господина Загоруйко, и почему я не облегчаю душу признанием? Таковы ваши вопросы, верно?
--Нет,--сказал Массальский.--Я не собираюсь вас пре-
следовать и тем более допрашивать с пристрастием, как вы
вбили себе в голову. Фактически я хотел вас успокоить.    
--Успокоить?!
--Мы знаем,--он покосился на Чумака,-- что вы не имели никакого отношения к смерти господина Загоруйко. Мы теперь располагает заявлением прислуги, которая видела, как Загоруйко стянул пузырек с таблетками нембутала из вашей комнаты. Он покончил с со-
бой--это точно установлено. Вы не могли ожидать, что
милиция, а тем более мы, которые установили этот факт, напишет вам: «Перестаньте беспокоиться. Мы знаем, что вы невиновны», однако при данных обстоятельствах я могу сообщить вам это лично.—Я увидел, как Чумак одобрительно кивнул головой
--Но ...
--Только не волнуйтесь, Марина! Хорошие новости не должны расстраивать. Мне приходилось столько раз
исполнять неприятные обязанности, что я с нетерпением
ожидал этого редкого случая.
--Надеюсь, что вы меня не обманываете!--восклик-
нула Марина.--Если это уловка, и вы играете со мной в кош-
ки-мышки ...
--Примите мои уверения, госпожа Сидоренко,--заговорил Чумак, что здесь нет никаких уловок. Мы с подполковником уже это обсуждали. Никто не считает, что вы зловещая авантюристка, завлекающая мужчин в смертельные ловушки. Если вы хоть немного подумаете, то, возможно, поймете, в каком качестве вы фигурируете в этом деле и почему вам вообще пришлось в нем фигурировать. Следовательно, когда мы с Олесем Константиновичем немного побеседуем с вами ...
--Ты слышишь, что он говорит, Владимир?
     --Слышу.
--Я располагаю на этот счет полной информацией,--добавил Чумак, проследив за взглядом
Марины,--и могу с уверенностью сказать, что это касается и нашего друга Владимира Нечитайло.
--Насколько глубоко это меня касается,--воскликнул
я,--может сказать вам только Марина! Год назад в Крыму я говорил ей, что ...
--Мы знаем об этом,--сказал Чумак,-- и поверьте мне, никогда не использовали это при расследовании дела об отравлении.
--Позвольте!—воскликнул я,--вы знали…
--Нет, Владимир, пожалуйста!--В глазах Марины блеснули слезы.--Они хотят поговорить со мной наедине, и так будет лучше. Я сама хочу поговорить с ними. Я никогда не боялась полковника, а теперь не боюсь и его коллеги, но я не хочу, чтобы ты присутствовал при нашем разговоре. Иди на лужайку к Николаю--я присоединюсь к тебе, как только они меня отпустят.
--Если ты действительно думаешь ...
--Да, я действительно думаю! Я знаю, что это глупо, но я не смогу ничего связно объяснить, если ты не уйдешь!
Тогда это будет выглядеть ...
--Словно все возможно? Пожалуй. Хорошо, я пойду в
сад. Но если я встречу кого-нибудь, переодетого призра-
ком, то задушу его, увеличив число драматических собы-
тий. Выше голову! Грядут лучшие времена!
Я последовал за Николаем по западному коридору к
открытому окну в дальнем конце. Перед тем как шагнуть
в ночь, я бросил взгляд на Марину. Ее золотистые волосы
поблескивали в тусклом свете, по щекам текли слезы.
Я дышал полной грудью. Луна поднялась уже высоко, хотя ее свет все еще был бледным и призрачным. Ветер стих. Снизу доносился шорох прибоя по песку. Я шел по мягкому дерну к маячившей впереди тисовой изгороди высотой в двенадцать сантиметров, за которой находился сад, теперь уже не казавшийся таящим угрозу.
Я так много думал о чувствах Марины и своих собственных, что сейчас у меня буквально кружилась голова от облегчения. Марина оправдана--так сказал Чумак, которому я безоговорочно верил--значит, беспокоиться больше не о чем.
Несмотря на шахматный порядок пересекающихся друг с другом садовых аллей, здесь были четыре большие дороги, сходящиеся в центре, они соответствовали четырем направлениям компаса. Шагая по одной из них, находящейся прямо напротив разбитого освещенного окна библиотеки, я припомнил, что в центре сада находится квадратная поляна с солнечными часами посредине. На траве под ногами и на живых изгородях с обеих сто-
рон влажно поблескивали капли росы. Но я не обра-
щал внимания на их алмазное сияние. Я быстро шел к
центру сада, предаваясь мечтам.
Да, больше не о чем беспокоиться. Теперь нет опасений, что меня или кого-то из моих друзей в чем-то заподозрят. Ситуацию в этом доме можно рассматривать как проблему--неприятную, запутанную, осложненную целым клубком сильных эмоций,--но чисто научную проблему, к которой я не ...
Я достиг центра и внезапно остановился. Послышался испуганный женский возглас. На сером, потрепанном погодой камне я действительно увидел солнечные часы. Рядом с ними стояли двое-- мужчина и женщина,--секунду назад страстно обнимавшие друг друга. Вскрикнув, женщина выскользнула из рук мужчины и метнулась в аллею, ведущую на юг. Мужчина оказался Николаем, а женщина –Ниной Волковой.
Я слышал, как она всхлипывает, убегая. Потом я
посмотрел на Николая и промолвил:
--Ну, будь я проклят!
Можно было сосчитать до двадцати, прежде чем мы заговорили в сыром ночном саду, посеребренном луной.
--Слушай, старина!..--начал Николай. Он был так ошеломлен, что не сразу обрел привычный
голосовой тембр. Он поднял руку, чтобы пригладить тем-
ные волосы, но локоть дрогнул, и жест получился нервоз-
ным и бессмысленным.
--Это выглядит забавным,--продолжал Николай,--хотя
в действительности вовсе не смешно. Ты подумал ...
--Я подумал лишь то, что мне давно уже следовало со-
образить.
--О чем ты?
--Прежде всего будешь ли ты и дальше притворяться, что ни разу в жизни не видел Нину, покуда не встретил
ее вчера вечером на станции в Любекино?
--Черт побери, конечно нет! Именно это я и хотел тебе
сказать!
--Твоя тетя Вера,--заметил я,--способна даже
во время бессвязной болтовни сообщить полезную инфор-
мацию. Я имею в виду летние поездки Нины за границу.
Она была в Швейцарии и в Северной Африке. Когда люди упоминают Северную Африку, они обычно подразумевают не Египет, который так и называют—Египет, а соседние страны, в том числе Марокко. Ты был в Марокко, о чём писал мне. Это там ты с ней познакомился?
--Да. Мы оба случайно оказались в отеле в
Танжере, и я узнал, кто она. Но ...
Николай шагнул вперед. Отрезанные от внешнего мира высокими изгородями, мы оба думали о собственных проблемах так же, как и о проблемах друг друга.
--И сколько раз, Николай, ты встречался с ней после этого? Я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому что это может иметь прямое отношение к ситуации в доме. Так сколько раз ты встречался с Ниной с тех пор?
--Каждое лето. Я был в Люцерне, в Венеции, а в прошлом году, так как Нина обещала навестить школьную подругу, мы договорились встретиться в Риме.
--Выходит, ты весело проводил время в Риме, когда
Марина убедила меня ...
--Что значит «весело проводил время»? Я не ожидаю,
что ты все поймёшь, Владимир, но это не какая-нибудь дешевая интрижка. Это великая любовь, истинно духовное чувство, которое испытываешь раз в жизни, а иногда и не испытываешь вовсе. Но я не могу порицать тебя за то, что
ты злишься. Ты был откровенен со мной и считаешь, что
вправе требовать от меня того же ...
--Николай, я не считаю себя вправе ничего от тебя требовать. Ты не обязан давать мне объяснения. Но тебе незачем было так старательно вводить меня в заблуждение.
--В заблуждение?
--Да. На вокзале Киеве, перед тем как мы сели в поезд, ты притворился, будто думаешь, что жена твоего
дяди--блондинка. Позже ты объяснил это цветной фото-
графией, которую тетя Вера в самом деле прислала в Аме-
рику.
--Ради бога, Владимир, что еще мне оставалось делать?
--Трудно сказать. Очевидно, ты считал, что твои по- ступки оправданны. Еще раньше, ты упомянул о «таинственных женщинах (во множественном числе), которые появляются, а потом исчезают, будто ни-
когда не существовали». Я так думал о Марине, а ты, несом-
ненно, о Нине. А я ни о чем не догадывался!
Николай сделал нетерпеливый жест:
--Повторяю,Владимир, ты ничего не понимаешь. Те чувства, которые Нина и я испытываем друг к другу и испытывали долгие четыре года, это... Черт возьми, это святое! И не стой как напыщенный оракул! Неужели ты не можешь что-нибудь сказать?
--Хочешь, чтобы оракул заговорил?
--Если он может сказать что-нибудь толковое.
--Отлично. Тогда оракул, поразмыслив над ситуацией,
скажет, что тебя выбило из колеи не что иное, как простой
старомодный секс.
--Секс?--завопил возмущенный Николай.--Ты сказал
«секс»? Только попробуй еще раз предположить что-нибудь подобное, и--друг ты мне или нет--я так тебя отделаю, что родная мать не узнает! Никакого секса у нас не было, хотя мы этого и хотели! Ну и что тут дурного?
--Слушай, Николай, что скажет тебе твой дядюшка Владимир. Тут нет абсолютно ничего дурного. Но не принимай это слишком всерьез, старина. Наслаждайся сексом, но сохраняй чувство реальности. Не превращай здоровую биологическую потребность в возвышенную страсть из старомодного романа.
--Еще одно слово,--рявкнул Николай,--и я...--Вне-
эапно он умолк, и его лицо конвульсивно дернулось.--
Погоди! Разве у нас не было такого же разговора раньше?
          --Был, в среду вечером. Слова были точно такие же, но ты проповедовал, а я слушал. Когда дело касается тебя самого, всё всегда выглядит по-другому, верно?
Все негодование Николая мигом испарилось. Он задумчиво прошелся взад-вперед по квадратной площадке.
--Это скверно,--заявил Николай.--Я действительно теряю чувство реальности, и это необходимо остановить. Говори и думай что тебе угодно, но у нас с Ниной все по-настоящему. Ты можешь этому поверить?
--Да, если веришь ты.
--Я в этом уверен, и Нина тоже. Мы были близки к безумию. Вопрос в том, что нам делать.
--По-моему, ты уже предлагал этот вопрос на рассмот-
рение.
--Когда?
--В  среду же, прежде чем возник разговор о лю- бовных историях, ты объяснил, что считаешь недостойным лишить твоего дядю Сергея наследства. «Я не могу отобрать
его любимый дом, даже если»... Очевидно, ты хотел
сказать: « ... даже если собираюсь отобрать у него жену».
--Ну, а какое может быть другое решение?
--Не знаю.
--Так больше не может продолжаться!--Николай взмахнул кулаком.--Такое положение невыносимо--оно раз-
рушает нашу жизнь без всякого смысла. Я хочу жениться
на Нине и твердо намерен это сделать, так что рано или
поздно придется выложить карты на стол. Когда мы при-
были сюда и дядя Сергей случайно упомянул о чём-то подобном, я подумал, что смогу это сделать, но у меня не
хватило духу.
--Знаешь, Николай,--задумчиво промолвил я,--я
полагаю, что великая любовь способна оправдать многое.
Но хороший ли это способ?
--Не понимаю. Способ чего?
--Способ сообщать новости. По-твоему, тебе следовало
поведать ему обо всем, изменив конец цитаты?
--Конец цитаты? Какой цитаты?
--В стихотворении поэта:
«Отвечай нам: ты с миром пришел иль с войной,
         Иль на свадьбе плясать, человек молодой?»
Я влюблён--мне и мир, и война нипочем.
          Убежим мы с женой дяди Сергея вдвоём»
--Шуточка не из приятных,--буркнул Николай.
--Ладно, не обижайся. По крайней мере, ты подумал,
как он все это воспримет? .
--Я только об этом и думаю. И Нина тоже--воз-
можно, ты заметил, что ее мучает совесть. Но мне все рав-
но придется рассказать ему--другого выхода нет. Как бы
он это ни воспринял, правда так или иначе выйдет нару-
жу. Неужели в тебе нет ни капли романтики. Как насчет
твоей великой любви?
--При чем тут она?
Ник вынул пачку сигарет, и мы оба взяли по одной, словно дуэлянты--шпаги. Николай воспользовался зажигалкой--пламя отразилось в его блестящих глазах --и снова стал шагать туда-сюда.
--Клянусь на Библии,--заговорил он, демонстрируя снова своё американское воспитание,--что мои от-
ношения с Ниной были невинны, как... короче говоря,
были абсолютно невинны. А вот можешь ли ты сказать тоже самое теперь, когда ты снова нашел свою Марину--ма-
ленькую, привлекательную блондиночку? Были ли ваши
отношения исключительно в стиле «розовых» романов, как
ты уверял?
--На это отвечу я,--послышался голос Марины.
Лунный свет рисовал серебристые узоры на ее лице и
бело-голубом платье. Бесшумно шагая по сырой траве, она
походила на привидение в восточном проеме изгороди. Ник резко повернулся--его сигарета сверкнула и погасла.
--Вы слышали, что я говорил?
--Я не могла этого не слышать, господин Волков-младший. Вы так кричали, что могли разбудить весь дом. Но я отвечу на ваш последний вопрос--и отвечу «нет». Согласно вашим с Ниной стандартам, мои отношения с Владимиром никак не назовешь невинными. Надеюсь, они будут такими же и впредь. Но не здесь! Только когда все ужасы будут позади и мы узнаем, чье лицо скрывалось под маской. Можете считать меня бесстыжей шлюхой--теперь, когда наши отношения не могут повредить Владимиру, меня это не заботит!
--Слушайте, госпожа Сидоренко, то, что я говорил Владимиру, предназначалось только для его ушей ...
--И вы думаете, что я не смогу сохранить это в тайне? У меня на душе--если хотите, можете называть это сове-
стью--было слишком много секретов. Причина моей та-
инственности, господин Волков, в том, что более двух лет
тому назад я была замешана в событие, которое напомина-
ло убийство, хотя и не являлось им. Теперь я полностью
оправдана, а значит, меня не заподозрят и в том, что про-
изошло этой ночью. Разумеется, я никому не скажу ни сло-
ва о вас и Нине, хотя сейчас могу думать лишь о том,
что я наконец свободна!
--Зато я не свободен,--проворчал Николай.--Положе-
ние усложняется с каждой минутой. Так что давайте будем
хранить секреты друг друга. А теперь я намерен пожелать
вам доброй ночи и советую вам с Владимиром сделать то же самое. Хотя я сомневаюсь, что смогу заснуть. Черт возьми, почему все должно быть так сложно?
Шумно дыша, Николай зашагал по восточной аллее между изгородями. Я наблюдал за ним, пока он не скрылся из виду.
--Марина ...
--Разве ты не слышал, дорогой, что сказал Николай? И я с ним согласна--мы должны пожелать друг другу доброй ночи. Я сейчас в таком взвинченном состоянии ...
--Как и мы все, по той или иной причине. У тебя нет
никаких свежих новостей с баррикад? Чумак ип Массальский ...
--Они ушли десять минут назад.
--Да, но что именно ты собиралась им рассказать, на-
стаивая, чтобы меня при этом не было?
--Владимир, я рассказала им то же самое, что и тебе в
бильярдной. Дело не в моем рассказе, а в комментариях
Чумака.
--Ну и что это были за комментарии?
--Я не могу понять этого человека. Большую часть вре-
мени он выглядит рассеянным, если не вовсе полоумным,
а потом либо бормочет что-то невразумительное, либо де-
лает замечания, которые попадают в самую суть проблемы.
--Это в его духе, Марина. Например?
--Например, я рассказывала ему, как Нина хотела вы-
яснить, подозревает ли меня еще милиция в смерти господина Загоруйко, и спросить об этом в районом управлении. «Но, насколько мы знаем, она не обращалась в районное управление»,--заметил Массальский. «Нет,-- сказал Чумак,-- и, если я правильно сужу о характере госпожи Волковой, она бы не стала этого делать. Но как бы она поступила?» И ответил сам себе
голосом, похожим на зенитную пушку: «Думаю, это ясно». Что ему ясно?
--Меня не спрашивай--очевидно, это одно из невра-
зумительных замечаний. А он сказал что-нибудь, попадаю-
щее в самую суть?
--Да, если он имел в виду то, что я думаю.
      --Ну?
--«Если бы вы задумали совершить убийство, Массальский сказал Чумак,--вы бы воспользовались огнестрельным оружием? Наверняка нет, учитывая нынешние законы. Зарежьте вашу жертву, отравите ее, задушите, убейте любым способом, исключая огнестрельное оружие, и если вас поймают, то приговорят самое большее к пятнадцати годам, что на практике означает восемь лет. Но застрелите человека, и вас упекут на пожизненное заключение. А ведь это была попытка убийства, которая только чудом не увенчалась успехом! Идя
на такой страшный риск, вы должны либо иметь возмож-
ность убедить всех, что это самоубийство, либо обзавес-
тись... чем?»--«Обзавестись козлом отпущения,--дога-
дался подполковник.--И, на упомянутую роль предназначалась эта девушка!» Он имел в виду
меня, Владимир!
--Конечно, тебя. Но размышлять об этом в такой час ...
--Я знаю, дорогой, в этом мало толку. Сейчас я вернусь в дом, а ты, пожалуйста, подожди пять минут и по-
том иди следом. Я выключила весь свет на первом этаже.
Возьми это,-- Марина сунула ему в руку электрический фо- нарик,--и поднимайся наверх. Ты помнишь, какую комнату тебе отвели?
--Нина сказала, что предпоследнюю на юга-восточ- ной стороне.
--Наверху фонарик тебе не понадобится. Я зажгу свет
в твоей комнате, прежде чем идти к себе. Увидимся утром,
Владимир. Будем надеяться, что по пути наверх никто из нас не увидит призрака!
Марина удалилась после весьма хаотичного прощания. В саду стало холодно; снова поднялся ветер, принесший
дождевые капли. Выбросив окурок, я собрался закурить другую сигарету, но передумал. Минут через пять я
зашагал к темному дому. Увижу ли я призрака по пути наверх? Едва ли. И все же ...
Я вошел в дом через окно коридора и запер его за
собой. Идя по коридору к центральному холлу и лестнице, я был готов поклясться, что слышу впереди почти
бесшумные шаги. Однако луч фонарика ничего не обнару-жил. Либо этот звук был моей фантазией, либо ночной бро- дяга успел ускользнуть. Но мне не давали покоя тре-
вожные мысли.
Наверху я увидел, как узкая полоска света проникала
сквозь приоткрытую дверь. Очевидно, Марина сдержала обещание и включила электричество в моей комнате. У двери стояла фигура в мантии, она двинулась мне навстречу. Это оказался всего лишь доктор Юровский в халате, однако я почувствовал, как моё сердце подпрыгнуло едва ли не до самого горла.
--Прошу прощения,--извинился доктор Юровский.--
Я пришел поговорить с вами. Свет горел, а вас в комнате не
было. Вы не могли бы пройти на минутку со мной?
--Куда?
--К Сергею Викторовичу.
--Как он?
--Никак не может толком отдохнуть. Несмотря на ус-
покоительное, он то и дело открывает глаза и, по-моему,
хочет говорить. Я спросил: «Кто стрелял в вас?» А он от-
ветил: -е Не знаю».
--Он стоял лицом к лицу с убийцей ближе, чем я сей-
час с вами, и все же не знает?
--Я могу лишь передать вам то, что он мне сказал,-- возможно, это в какой-то степени бред. «Рука прикрывала лицо, и головной убор был странный». Или «незнакомый»-- что-то вроде этого. А теперь он хочет вас видеть.
--Меня? Не может быть! Я едва его знаю.
--Тем не менее это так. Вы пойдете со мной?
--А это разумно, доктор?
--Возможно, нет, поэтому вы пробудете там не более двух минут. Но когда пациент на чем-то настаивает, лучше по возможности его просьбу удовлетворить. Сюда, пожалуйста.
Уже исчезающий свет луны проникал в коридор сквозь окно в западном конце. Руководствуясь им и лучом моего фонарика, доктор Юровский направился в апарта- менты, находящиеся в передней части дома. Мы вошли в
неопрятную гардеробную, расположенную над парадным
входом. Доктор Юровский невнятным шепотом и пантоми-
мой объяснил, что комнаты на востоке принадлежат Нине, а комнаты на западе--ее мужу. Из гардеробной мы свернули налево, в спальню хозяина дома.
На туалетном столике в углу горела лампа, прикрытая
газетами. Дверь в западной стене выходила в темную ван-
ную. В огромной кровати с балдахином на резных столби-
ках лежал Сергей Викторович Волков; его голова покоилась на подушках--нос на изможденном лице казался еще больше, чем прежде,--а испещренные венами руки лежали на стеганом одеяле. Глаза были закрыты. Я подумал, что он спит, и уже собирался удалиться, когда услышал знакомый голос. Казалось, раненый не обращался ни к кому конкретно:
--Готовлю статьи. Готовлю ... А, вот и вы!
Запавшие темно-карие глаза открылись и тут же потухли, попав под тень балдахина. Флегматичный милиционер,  приставленный по требованию Чумака,
положив головной убор на колени, сидел возле одного из фасадных окон, он выпрямился при звуке голоса Волкова. Доктор Юровский подошел к другой стороне кровати.
--Может быть, вам было бы лучше ...--заговорил он.
--Поспать и воздержаться от волнений? Несомненно, кое-кто думал именно так. Терпение, доктор! Терпение, дру-
жище! Картина остается туманной, но начинает приобре-
тать очертания. Скоро я вспомню, кто нажал на курок.
Если я все еще в этом не уверен, то отчасти потому, что
правда выглядит слишком невероятной. А пока что, Алекс,
почему вы заперли все мои бритвы?
--Дорогой друг ...--начал доктор Юровский.
--Это сделали вы, не так ли?--осведомился Сергей Викторович, пытаясь сесть.--После кончины моего отца я, должно быть, остался единственным человеком на земле, который бреется бритвами с опасным лезвием. А вы их заперли. Я не все время дремал и видел вас. Вы сделали это, потому что думаете, будто я сам в себя выстрелил и могу довершить работу, перерезав себе горло?--Внезапно его взгляд и голос изменились.--Кто там стоит у двери? Кажется, Владимир Нечитайло?
--Да, Сергей Викторович.--Я шагнул вперед.--Вы
хотели меня видеть по какой-то особой причине?
--Мои мысли путаются. Но я думаю, что вы не только
честный писатель, но и честный человек. Если так, то не оставайтесь слишком долго среди живущих в этом доме. Они бы свели с ума самого Толстого. Большинство из них погрязли во лжи и глупости, а я,... я худший и
глупейший из них. А все дело в чаровнице.
--В ком?
--Каждый мужчина, наделенный воображением, всю жизнь ищет чаровницу, сирену, обладающую всеми привле-
кательными качествами. Мне кажется, я нашел свою сире-
ну. Я мог бы умереть счастливым, будь я в этом уверен,
но ... кто знает? Вы искали свою чаровницу?
--Да. –
--И думаете, что нашли ее?
--Я это знаю.
--Надеюсь, что это так. Зачем мне разрушать чью-то мечту? Пожалуй, больше я не буду противиться действию снотворного. Будьте счастливы с вашей чаровницей, и пусть вам приснятся приятные сны, которые, надеюсь, посетят и меня. Доброй ночи, друг мой.
Я не мог сказать, были ли приятными его сны, так
как я никогда их не запоминал. Хотя Нина называла от-
веденную мне спальню «Красной комнатой», или «Комнатой судьи», она казалась скучным реликтом екатерининского  великолепия. Я был истощен физически и духовно--и сразу же лег в постель и не просыпался до следующего утра. Говоря точнее, я проснулся в начале двенадцатого. Дождь стучал в окна. Приняв душ и побрившись в ванной, я спустился вниз в половине двенадцатого. В столовой, где серебро на буфете наполнили горячими блюдами, сидел только Николай. Один взгляд на его лицо пробудил во мне вчерашние тревоги.
--Как твой дядя, Николай?
--Доктор Юровский не очень доволен его состоянием. Дядя Сергей из-за чего-то очень возбужден, но не из-за того, чего я опасался. Сегодня здесь сущий ад.
--Почему?
--Пришли Чумак и Массальский. Массальский проводит обыск, рассчитывая найти черную мантию и маску. Чумак побеседовал с дядей Сергеем, но, по-видимому, безрезультатно.--Ник залпом выпил кофе.-- Поешь чего-нибудь. Нина одолжила мне «мерседес». Через час мы с тобой поедем в городок. Чумаксобирается ехать с нами.
--В городок? Зачем?
--Этим утром я позвонил адвокату Шевченко и рассказал о происшедшем. Он пришел в ужас и сказал, что как раз собирался звонить мне.
--Насчет чего?
--Он нашел старый дневник и теперь знает, когда при- зрак впервые явился старому Волкову. Но дело не в этом-- ад кромешный здесь совсем по другой причине. Помнишь пачку бумаг, которую Шевченко вчера забрал с собой?
--Помню. Ну и что?
--То, что нашли еще одно завещание,--ответил Николай.



























               Г Л А В А  9

Пелена дождя колыхалась, как туман, накрыв приятный городок, расположенный на холме за рекой.
«Мерседес» с Николаем за рулем, со мной, сидящим
рядом с ним, и полковником Чумаком, целиком занимавшим заднее сиденье, миновав мост, свернул налево на набережную, потом направо и двинулся круто вверх по улице, которая, невзирая на дождь, выглядела сплошным скоплением ларьков по обеим сторонам. Суббота была базарным днем, и весь городок высыпал на улицы.
--Вот столовая или кафе, о которой я говорил...—начал Чумак.
--К черту столовую!--прервал его Николай.--Прошу про-
щения. Где место, которое нам нужно?
У меня записан адрес.--Я посмотрел на клочок
бумаги.--Нам нужны 18 и 18А по улице имени Гетьманов. Ты когда-нибудь бывал здесь? Где находится улица Гельманов?
--Да разве можно что-нибудь найти после переменоиваний. В юности мне приходилось здесь бывать. Смутно припоминаю, что  офис «Шевченко и сын» находился по адресу 18, а живут они в 18А, или наоборот. Как бы то ни было, но я помню, что это один дом.
--Если бы ты поподробнее сообщил о том, что он ска-
зал ...
--Не могу, так как он сам не пускался в подробности. Возникли новые неприятности--это все, что я знаю. На-
деюсь, он не ушел на ленч или куда-нибудь еще. Ты только посмотри на время!
Мы сильно задержались с выездом. В деревне по дороге, в трёх километрах с небольшим от Любекино, Чумак настоял на том, чтобы зайти в кафе и перекусить,так как с раннего утра ничего не ел. Наконец Николай направил «мерседес» от кафе, по скользкой дороге к месту их назначения.
 Дом номер 18 по улице Гетьманов, представлял собой здание из белого камня с двумя фасадами. Чумак вылез из машины и указал  на медную табличку у двери справа и прошёл с нами через упомянутую дверь в тусклую, скудно меблированную приемную.
--Пожалуйста, пройдите сюда,--послышался власт-
ный голос Стаса Шевченко.
Короткий коридор с двумя окнами, выходящими на улицу, вел из приемной к двери кабинета. На вешалке сле-
ва от двери висел длинный голубой макинтош, с которого
капала вода. Справа от двери тянулся ряд книжных по-
лок, стекла которых казались еще более пыльными, чем в
библиотеке дома в Любекино. Сам Шевченко, скривив губы, стоял на пороге кабинета.
--Добрый день, Николай. С твоей стороны было любезно сразу же приехать.
--Ничего особенного. Простите за опоздание. Надеюсь, это не заставило вас пропустить ленч?
--При таких серьезных обстоятельствах, мой мальчик,
я готов пропустить нечто большее, чем ленч. Но вижу, вы
привели посторонних?
--Они не посторонние, старина, а друзья и помощни-ки. Вы знаете обоих, и они здесь по моей просьбе. Вы не
возражаете?
--Нет, раз вы настаиваете.--В голосе адвоката слы-
шались нотки недовольства.--Однако, господа, я должен просить вас хранить в тайне все, что вы услышите
или увидите. Я знаю, господин Чумак, что вы официально не связаны с милицией?
--Нет, господин Шевченко,--ответил Чумак,--ваше впечатление абсолютно верно.
--Пожалуйста, входите, господа.
Шевченко проводил их в комнату, которая, несмотря на строгий облик, выглядела комфортабельно и даже
богато. Над каминной полкой висел приз за победу в легкоатлетическом соревновании в виде полированного серебряного диска, с выгравированным на нем именем Станислав Шевченко. Другие трофеи стояли на книжных шкафах с эастеклёнными дверцами. Полки с деловыми бумагами располагались вдоль задней стены. На
письменном столе, стоящем боком к окну, лежала стопка
докуметов, которые, как правильно я догадался, Шевченко забрал из дома по поручению Веры Викторовны.
В кабинете было много стульев, но пока что никто не садился. Адвокат, стоя за столом, выбрал из стопки бумаг
длинный вскрытый конверт. Николай, встрепенувшись, посмотрел на него:
--Ну, что все это значит?
--Многое.--Шевченко с мрачным видом взвесил в руке конверт.--Однако в данный момент все прочие об-
стоятельства должны уступить место потрясающей новости,
о которой ты кратко сообщил мне по телефону. Твой дядя
Сергей...
--Дядя Сергей жив.
--Еле жив, как ты сказал. Я обращаюсь к вам, полковник Чумак. Могут быть какие-то сомнения ...
--Что это была попытка убийства?--отозвался Чумак.-- По-моему, никаких. Остальные в этом не так уверены. Доктор Юровский все еще не отказывается от мысли, что это могла быть попытка самоубийства; мой коллега Массальский также испытывает сомнения. Сам Волков-старший, хотя и клянется, что на него напали, не может или не хочет сказать, кто это сделал. С сердцем у него не так плохо, как он полагает, иначе сейчас его бы не было в живых. Но шок был сильным. Хотелось бы побольше доказательств ...
--Да-да,--нетерпеливо прервал его Николай.--Никто
не сочувствует дяде Сергею больше, чем я.--Он снова об-
ратился к адвокату:--Но как насчет новых неприятно-
стей--как будто нам было недостаточно старых? Вы что-
то говорили о другом завещании ...
--Не совсем о завещании.--Адвокат вынул из
длинного конверта сложенный, плотно исписанный лист 6умаги.--Это дополнительное распоряжение к завещанию. К ныне действующему завещанию. Должен признаться, я в полной растерянности. Все же я принял определенные меры предосторожности.
--Меры предосторожности?
--Сегодня утром,--продолжал Шевченко, указав на мокрый макинтош за дверью в коридоре,--я нанес визит в
Любекино. Волковы  доверяли свои финансовые дел филиалу банка «Столичный» в Любекино и все еще это делают по моему совету. Управляющий этим филиа-
лом, пан-господин Шутило, кстати, является любителем-авторитетом в области графологии и поэтому в состоянии рассеять или подтвердить мои подозрения... Одну минуту! К нам посетитель.
Он умолк, глядя в окно, выходящее на улицу. Николай и я посмотрели туда же. Маленький «фольксваген» на слишком высокой скорости для дождливого дня свернул к лрму Шевченко. Чудом не задев припаркован-
вый «мерседес», он остановился у обочины  в сантиметрах двадцати от другого автомобиля. Из машины вышла взъерошенная Вера Викторовна Волкова, с трудом раскрыла зонтик и направилась через тротуар к дому.
--На мои взгляд,--заметил Николай,--ситуация стано-
вится все хуже и хуже. Что это значит, Стас Маркович? Почему здесь тетя Вера?
--Я вызвал ее. Очень скоро, Николай, ты сможешь по-
нять мои затруднения. Мне не хочется делать то, что я вы-
нужден сделать, но у меня не оставалось выбора.
Продолжить объяснения ему не хватило времени. Входная дверь открылась и захлопнулась. Вера Викторовна, в модных платье и шляпке, пытаясь на ходу закрыть зонтик, пробежала по коридору и ворвалась в кабинет.
--Ну?--осведомилась она, бросив зонтик в углу.--
Я была права, не так ли, Стас? Вы нашли что-то важное
в этих бумагах?
Адвокат посмотрел па серебряный диск над камином и на книжный шкаф, потом выдвинул стул из-за
стола:
--Ваш инстинкт, Вера Викторовна, оказался сверхъестественно безошибочным. Садитесь, пожалуйста.
Вера Викторовна бодро плюхнулась на стул, хотя взгляд ее выдавал волнение. Все прочие остались стоять.
Адвокат развернул лист бумаги:
--Это якобы дополнение к завещанию вашего покойного отца. Условия практически не изменяются--ваш племянник по-прежнему основной наследник. Но имеется важное дополнение.
--Дополнение?
--Дополнение или модификация, что и является сущ- ностью понятия «дополнение». Этот документ составлен не по правилам, но если он подлинный, то, несомненно, будет
признан законным. «Моей любимой дочери Вере Викторовне Волковой, которой мы иногда пренебрегали и которую часто недооценивали, я завещаю сумму в десять тысяч гривен, свободную от налогов и долгов, которые могут быть востребованы с моего состояния».
--Чудесно, что отец не забыл обо мне! Но я не понимаю, что означают ваши слова «якобы» и «если он подлинный». 
--Отлично понимаете, дорогая Вера Викторовна. Почему вы это сделали?
--Что именно?
--Почему вы подделали этот документ и постарались,
чтобы я обнаружил его среди других бумаг?
--Я не понимаю, о чем вы говорите!
--Простите, но вы все прекрасно понимаете. Нам всем
известны ваши способности в имитации почерков. Если бы
вы затеяли эту игру не со мной, Вера Викторовна, то могли бы нарваться на серьезные неприятности. Я знаю, что документ поддельный, и господин Шутило из банка это подтверждает. Как я уже сообщил этим господам...
Вера Викторовна вскочила со стула. Блеск ее глаз стал почти маниакальным.
--Так вы им уже сообщили? Даже если все это правда,
что я и не думаю признавать, хороший же вы друг семьи,
нечего сказать! Я считала вас достойным человеком, Стас Шевченко, но вы ничуть не лучше остальных. Вы не толь-
ко оскорбляете меня, но и вызываете сюда, чтобы опозо-
рить перед посторонними!
--Опозорить?--Адвокат вышел из себя.--Я пыта-
юсь не опозорить, а защитить вас, мадам! Вчера вечером я
защитил еще одного члена вашей семьи, когда стало оче-видным, что ... Ладно, это не имеет значения. Позвольте
мне уничтожить этот документ, и больше никому не станет
об этом известно. Но если вы будете спорить со иной и
утверждать, что документ подлинный, то окажетесь в та-
ком положении, когда вам уже никто не сумеет помочь. Это
еще не все, Вера Викторовна. Ваша выходка, которую вы, возможно, считаете необычайно умной, в действительности была предельно глупой. Согласно условиям, предложенным Николаем Волковым-младшим вы должны были получать по пять тысяч долларов 
в год до конца дней. Понимаете, какой огромной суммы вы
лишились ради этих жалких десяти тысяч? Если ваш пле-
мянник изменит свое решение...
--Все в порядке, тетя Вера!--Николай взмахнул обеими
руками, словно пытаясь остановить поезд.--Ваш племян-
ник не собирается менять свое решение. В конце концов,
мы все иногда совершаем странные поступки. Доход оста-
ется за вами--вы будете получать его столько времени,
сколько захотите.
Из глаз Веры Викторовны хлынули слезы.
--Все это чушь!--крикнула она адвокату. Женщине приходится защищать свои интересы в мире, где
все мужчины объединяются против нее! Я не имею в виду
тебя, Николай. Да, я написала это дополнение! Но я сделала это не ради денег--просто я хотела, чтобы люди не думали, будто отец забыл обо мне. Но теперь я понимаю, почему мой план провалился. Меня выдали!
--Никто вас не выдавал, тетя Вера! Вы сами себя вы-
дали. Разве вы не слышали, что вам сказали?
Слезы полились вновь.
--Я неправильно выразилась, Николай, я ведь не являюсь опытным журналистом вроде тебя. Я имела в виду, что кое-кто в доме ненавидит меня и готов на все, чтобы причинить мне вред. И теперь я знаю, кто это!
--Вы понимаете, что говорите, Вера Викторовна?--резко спросил Шевченко.--Ведь не существует никаких доказательств ...
--Вот как? Ну так вот что я вам скажу! Я немедленно отправляюсь домой и разберусь с той личностью, о которой думаю! И не пытайтесь меня остановить! Я очень благодарна тебе, Коля. Твоя старая тетка показала себя с не лучшей стороны. Но уж по мне лучше быть неприятным, чем подлым, злым и жестоким, как кое-кто другой. Так что пусть никто пытается меня удержать!
Ее лицо судорожно подергивалось, а волосы, казалось вот-вот окончательно вывалятся из-под шляпки. Схватив зонтик, Вера Викторовна выбежала из кабинета и понеслась по коридору. Снова хлопнула входная дверь. Из окна мы видели, как Вера Викторовна, спотыкаясь под дождем, поплелась через тротуар к машине. Спустя минуту маленький «фольсваген»  помчался вперед, потом замедлил скорость, дал задний ход в чью-то подъездную аллею, развернулся и поехал в сторону от улицы Гетьманов, откуда недавно появился.
Николай отвернулся от окна:
--Как вы думаете, ничего, что мы позволили ей мчать-
ся сломя голову, чтобы выяснить с кем-то отношения?
Адвокат скомкал злополучное дополнение, бросил
его в  пепельницу и поджег спичкой.
--Рискну предположить,--сказал он, наблюдая за
съеживающейся в пламени бумагой,--что с этой историей
мы покончили. Вера Викторовна не злобная тетушка из сказки--теперь она будет вести себя достаточно благоразумно. Я только беспокоюсь, что Нина Волкова одна в доме с... с чем бы то ни было. Интересно, полковник, о чем вы задумались?
--О призраке,--отозвался Чумак, открывший глаза, словно только что проснулся.--Увлекшись завещанием и
другими, по-видимому, сторонними делами, мы едва не за-
были о призраке. Не будете ли вы любезны, сообщить
мне дату?
--Разумеется, если это в моих силах. Какую дату?
--Насколько я понимаю, много лет назад предполагае-
мый призрак вышел из сада и явился Волкову-старшему. Как я понял со слов этого молодого человека,--Чумак ука-
зал на Николая,--вы в состоянии сообщить нам, когда это
произошло?
--Да.--Адвокат заглянул в лежащий на столе
блокнот,--Точная дата--первое октября 2001 года.
--Вы в этом уверены?
--Мой дневник не оставляет сомнений.
--Первое октября 2001года... Прекраснейший день,--
когда край солнца появляется во всем своем великолепии! Безусловно, вы понимаете смысл этого?
--По крайней мере, я понимаю, что наши мысли дви-
жутся в одинаковом направлении.
--Что касается призрака--безусловно. Что до осталь-
ного--это не столь определенно. А теперь,--энергично
добавил Чумак,--мы должны откланяться. Мои
молодые друзья будут стыдить меня, но я хочу есть и пить.
Они оба сытно позавтракали, в то время как я ...
Адвокат проводил их к двери кабинета.
--Вот мои дневники,--указал он на нижний ярус книж-ных полок в коридоре.--Если вам снова понадобятся мои
услуги, располагайте мною.
--Если...--пробормотал Чумак--по крайней мере, так послышалось остальным--и тут же добавил:--
Позвольте повторить, что я мечтаю о завтраке. У кого-нибудь есть возражения?
--Насчет еды я--пас,--отозвался я,--но что-нибудь крепкое мне бы не помешала.
--Я того же мнения!--воскликнул Николай-- Предпочитаю скотч со льдом. Почему вы сказали «если»? Вы сомневаетесь, что нам понадобятся услуги Шевченко?
Чумак  не стал его просвещать. В итоге в начале
третьего они оказались в оклеенном красными обоями баре отеля. Дождь и базарный день остались за
стенами бара, внутри которого царила еда. Воссе-
дая на массивном стуле, Чумак уже съел пять бутербродов
с ветчиной и приступил ко второй кружке пива.
--Обожаю читать лекции о призраках, как, впрочем, и
на другие темы,--признался Чумак.--Но я упорно воздерживался от этого--сам удивляюсь своему само-
обладанию.
--А к чему сдерживаться?--заметил я.--Вспо-
мните, какое настроение господствует в этом доме. Как
будто нет ничего определенного, и все же ... Прошлой по-
чью, когда я шел по западному коридору, возвращаясь из
сада ...--Я описал инцидент, не упоминая ни Марины, ни
Николая, ни кого-либо еще.--Я мог бы поклясться, что слы-
шу шаги впереди. Но я зажег фонарик и ничего не уви-
дел. Почудилось ли мне, или кто-то в самом деле бродил
по дому?
--Черт возьми, если бы только мы могли подобратья
к этому «приэраку»!—воскликнул Николай.--Неужели мы
настолько тупы, полковник?
--Вовсе нет. Но вы сосредоточились не на том аспекте
дела. Вы уверены, что если бы в настоящий момент знали, кто такой этот призрак, то приблизились бы к разгадке тайны?
--Конечно, приблизились бы!
--Необязательно,--возразил Чумак. Некоторое время он прочищал горло, потом заговорил снова, поста-
вив кружку на стол:
--Я привлеку ваше внимание к одно-
му важному моменту в показаниях свидетелей. Вроде бы
только три человека видели призрака: старый Волков, Вера Волкова и мадам Геращенко. Эти трое, хотя и отличаются друг от друга во всех отношениях, схожи в одном.
--В чем же?
--Подумайте сами. Как только вы обнаружите связь, что не составляет труда, вы поймете...о боже!
Где мой головной убор!
Успевший поднять кружку Чумак снова стукнул
ею о стол и, поднялся на ноги.
--Мое легкомыслие, не позволило мне подметить
другой очевидный аспект. Нам лучше поспешить назад в
дом.
--Значит, есть основания для тревоги? Нам не следо-
вало отпускать Веру Викторовну?
--Я искренне надеюсь, что ничего дурного не случит-
ся. Но когда я подумал о связующем звене между этими
тремя свидетелями ...
--Тогда чего мы ждем? Поехали!
Каким-то чудом мы поставили машину на место  недалеко от бара. Спустя минуту Николай уже вёл «мерседес»  вниз с холма сквозь пелену дождя, маневрируя между редким транспортом. Переехав
через мост он нажал на акселератор, и машина рвану-
лась вперед. Мимо проносились поля и лесные полосы. Николай искусно лавировал между изгородями, за которыми паслись козы и меланхоличные коровы. Чумак сидел сзади, сжимая ручку дверцы. «Дворники» ритмично скользили по ветровому стеклу. Мы почти не разговаривали, покуда автомобиль не промчался через деревеньку не свернул в сторону дома.
--Ваши намеки, окончательно сбивают меня с
толку,--бросил Николай через плечо.--И все же не могли
бы вы прояснить нам кое-что? Какова разгадка тайны при-
зрака и попытки убийства?
--Корень всего этого,--ответил Чумак,--в
одном--в том, что можно обозначить одним словом
секс.
--Секс?!--завопил Николай, словно не веря своим ушам. Вы сказали «секс»?
--Да. Секс играет весьма важную роль в нашей
жизни. Я бы удивился, узнав, что вы не подвержены его
влиянию.
--Не подвержен? Боже упаси! Я никогда этого не ут-
верждал! Но какое отношение это имеет ко мне?
--В определенном смысле никакого.--Чумак
немного подумал.--А может быть, в основе всего деньги?
Не знаю. И все же, если мои расчеты верны, то хладно-
кровный и жестокий план убийства созрел под влиянием
страсти и жадности к деньгам.
--Откровенно говоря, мне не нравится слово «план».
По-вашему, преступников было двое?
--Конечно нет!
--Это прямой ответ?
--Абсолютно прямой. Опять же, если я не ошибаюсь, только одно лицо виновно в преступлении, никто больше
ничего не знал, хотя некая женщина ...
--Некая женщина?--возмутился Николай.--Слушайте,
ваши прямые ответы чертовски похожи на за-
гадочные. Кроме того ...
Машина взобралась на холм, полого опускающийся к
воде. Крыша и трубы дома возвышались над деревьями, покрывавшими маленький полуостров.
--Мы почти приехали...--Николай скорчил гримасу,--и
я надеюсь, в этой гонке не было необходимости... Что это
за звук? Похоже на сирену «скорой помощи».
--Это она и есть. Замедлите на повороте--они спе-
шат больше нашего.
Страх нахлынул на меня, подобно ветру,
дующему со всех сторон. Белая машина с красным крестом на задних дверцах вынырнула между колоннами у въезда на территорию поместья, спустился в лощину и под вой сирены помчался по северной дороге в сторону города.
Чуть сбавив скорость, Николай направил «мерседес» по подъездной аллее к дому, там резко остановился и выскочил из машины. Я выскочил  с другой стороны.
Парадная дверь была распахнута настежь. Нина Волкова в голубом свитере и коричневой твидовой юбке стояла под дождем.
--Как я рада, что ты вернулся, Николай! Это ужасно!..
          --Что-нибудь с дядей Сергеем?
--Нет, с Сергеем все в порядке. Это Вера Викторовна ...
          --Что с ней случилось?
--Она упала. Знаешь, как она бегает, не глядя, куда
ставит ноги.
--Да, но как это произошло?
--Мы толком не знаем. Вера Викторовна вернулась чем-то взволнованная, но не сказала ни слова. Она отвела машину и стала подниматься по парадной лестнице. Внезапно раздался страшный грохот. Доктор Юровский, который был в своей комнате, подбежал к ней. Должно быть, она упала вниз головой. В таких случаях опасаются сотрясения мозга. Мы позвонили в городскую больницу, и доктор Юровский поехал с ней туда в карете «Скорой помощи».
--Она упала сама? Или кто-то?--Николай красноречиво взмахнул руками.
--Господи, этого просто не могло быть!--воскликнула
Нина.--Рядом с Верой Викторовной никого не было. Ближе всех к ней находилась бедная Марина, которая вышла из своей комнаты, но она была достаточно далеко и никого не видела, когда побежала на шум. Николай, я больше не могу этого выносить! Что нам делать?
--Делать, мадам?--переспросил Чумак. Он уже выбрался из машины. Николай и я стояли
под дождем без шляп и плащей. Чумак застыл
как вкопанный, потом сделал властный жест рукой.
          --По крайней мере,--сказал он,--приятно думать, что все приближается к концу. А пока нам остается только
дожидаться ночи.
Дожидаться ночи? Но уже было довольно поздно. Обед, на который остались Чумак и Массальский, пода-
ли в восемь. Нина, Марина, Николай и я ели с трудом. Нам
прислуживала Светлана Яновна. Доктор Юровский остал-
ся в городской больнице, откуда поступали не слишком утешительные сообщения. У Веры Викторовны было сотрясение мозга, помимо перелома левого предплечья и множества ушибов. Не будь она достаточно крепкой, прогноз мог бы оказаться куда хуже. После обеда все разбрелись по разным местам.
По возвращении в дом я был представлен
крепкому усатому мужчине весьма внушительной внешно-
сти--старшему инспектору местной городской милиции Василию Неверову, который произнес не более шести слов. В конце обеда Неверов появился снова, по потом опять исчез. Дождь сменился безоблачным вечером. Я и Марина пошли прогуляться. На Марине было то же бело-голубое платье, что и вчера. Ее настроение быстро переходило от радости к унынию. После десяти при свете луны мы вернулись домой, а когда часы били одиннадцать, находились в бильярдной.
--Черт!--воскликнула Марина,--мне всё это не нравиться. Почему ты молчишь. Если ты не хочешь обсуж-
дать то, что здесь происходит...
--Я готов обсуждать что угодно. Но ...
--Я уже говорила и тебе, и всем остальным, что это был несчастный случай! Вера Викторовна была одна, когда упала. Ты мне не веришь?
--Конечно верю. Но странно, что это произошло в та-
кое время.
--Дорогой, тут нет ничего странного! Ты ведь имел воз-
можность понаблюдать за Верой Викторовной. Я удивляюсь, что этого не случилось раньше. Она хоть и сует всюду свой нос, но страшно неуклюжа. И я хотела поговорить не об этом. Ты пойдешь со мной?
--Куда?
--Увидишь.
Пройдя несколько шагов по коридору, Марина повернула выключатель за приоткрытой дверью и с торжествующим видом ввела меня в музыкальную комнату.
Несомненно, у судьи Ушакова в восемнадцатом столетии это место было в доме главным. Электрические лампочки отбрасывали неяркий блеск на полированные панели розового дерева. На небесно-голубом оштукатуренном потолке, щедро декорированном
каким-то художником, боги и богини резвились, радуя
глаз почти не потускневшими красками. Под южными окнами стояло старинное фортепиано, а в углу-- зачехленная арфа, к которой никто никогда не прикасался. Но екатерининская эпоха и современность тоже оставили здесь свои следы. На западной стене находились два начинающихся от пола окна, точно таких же, как в библиотеке, через которые можно было выйти па лужайку. Проигрыватель стоял между окнами, контрастируя с обитыми парчой стульями и диваном.
--Видишь?--Марина кивнула в сторону проигрывателя.-- Кто-то уже приготовил пластинку.
--Снова попурри из оперетт? Или одна из поп-плас- тинок Веры Викторовны?
--Ни то ни другое. Это поп-музыка иного поколения--
из какого-то мюзикла. Давай послушаем?
Марина сняла колпачок с иглы и нажала кнопку. Она улыбалась, но в ее глазах застыл страх. Музыка началась с мечтательного соло скрипки, вслед за которым прозвучало несколько фрагментов мелодий мюзикла, после чего стены задрожали от мощных звуков вступительного хора.
--Вы не могли бы это выключить?--послышался рез-
кий голос Массальского.
Шум сразу же стих. Нина Волкова решительно шагну-
ла в тускло освещенную музыкальную комнату. Массальский последовал за ней с записной
книжкой в руке.
--Мы вам мешаем?--осведомился я, а Марина бы-
стро подошла ко мне.--Вам нужна эта комната для доп-
роса?
--Нет, я уже задал все необходимые вопросы.--На
лице Массальского было написано мрачное удовлетворение. --Но мне нужно ваше подтверждение.
--Мое?
--Да. Прошлой ночью вы выходили в сад, покуда полковник Чумак и я разговаривали с Мариной  Сидоренко. Когда вы вернулись в дом?
--Не помню--должно быть, около половины третье-
го. Вы и полковник уже ушли.
--Насколько я знаю, сегодня утром вы рассказали ему, что вам показалось, будто кто-то крадется в темноте,
хотя вы не были в этом уверены. Это так?
--Да.
--Значит, там действительно кто-то был. А теперь, госпожа Волкова, вы не возражаете повторить, что вы сегодня обнаружили?
Нина колебалась. Она сменила свитер и твидовую
юбку на более официальное темное платье, подчеркиваю-
щее ее спортивную фигуру. Она посмотрела на Марину, словно ища поддержки, потом подняла глаза к потолку и быстро отвела взгляд.
--Право же,--неуверенно начала Нина.—Полковник Чумак ...
--Полковник Чумак все еще с вашим мужем, госпожа Волкова,--прервал ее Массальский.--Но я уже попросил его придти и, очевидно,  он скоро придет. А пока что, если вы начнете с предисловия ...
Но тянуть время не было необходимости. Чумак,
 появился в дверях и подошел к нам.
          --Ну, госпожа Волкова?--сказал Массальский.
--Это не слишком приятно! --Нина обратилась к Чумаку.--Я ведь услышала чисто случайно. У  одной из наших приходящих служанок, Серафимы,  есть дружок по имени Иван. Об остальном я и понятия не имела до сегодняшнего дня, когда услышала перебранку между Серафимой и Светланой Яновной. Они постоянно ссорятся, но на сей раз это выглядело особенно неприятно. Я вошла в кухню, когда Светлана говорила...
--Мы вас слушаем?
--Должна ли я это повторять?
--Мы расследуем попытку убийства вашего мужа. По-
жалуйста, продолжайте.
--Я вошла в кухню, когда Светлана говорила:--Hy, я, по крайней мере, не бегаю среди ночи тайком на встре-
чи с мужчинами. Потом  вставила какое-то замечание о том, как девушки вели себя в ее время...--
Нина выпрямилась.--Конечно, мы не можем обращать-
ся со слугами так, как обращались сто пятьдесят лет назад.
Я это понимаю и одобряю--надеюсь, у меня достаточно
широкие взгляды. Но всему есть предел. Мне кажется...
--Одну минуту!--прервал ее Массальский. Он заглянул в записную книжку и обернулся к Чумаку:--Теперь
мы знаем, что Серафима прошлой ночью ходила на свидание к своему дружку. Она могла выйти через заднюю дверь, но тем не менее воспользовалась открытым окном в коридоре. Серафима вернулась около половины третьего и едва не столкнулась с Владимиром Ивановичем, но успела проскользнуть в бильярдную, прежде чем он включил фонарик.
--Ох уж эта бильярдная!--воскликнула Марина.--
Все грешницы ее посещают, не так ли, Нина?
--Ради бога, Марина, что с тобой происходит? Никто не
говорил ...
--Вы хотели что-то мне сообщить?—спросил Чумак у Массальского.
--Да. Если все успокоятся--вы слышите меня, госпожа Сидоренко?--я постараюсь в этом разобраться. Не имеет никакого значения, когда именно Серафима вернулась домой. Важно то, когда она вышла из дому и что видела, уходя. Вы просветите нас на этот счет, госпожа Волкова?
Нина с трудом сдерживалась.
--Не понимаю, почему вы решили расспрашивать об
этом меня. Почему бы вам не спросить саму Серафиму?
--Я уже ее спрашивал. Как и всякая женщина, она не
слишком полезный свидетель, когда речь заходит о ее лю-
бовных делах. Возможно, мне лучше рассказать самому.
Это не имеет отношения к любовной жизни Серафимы, зато непосредственно касается расследования. Серафима утверждает, что она выскользнула из дому без четверти двенадцать. Это было за пятнадцать минут до того, как полковник Чумак и я впервые посетили библиотеку. Припоминаю, госпожа Волкова, что без четверти двенадцать мы расспрашивали вас в гостиной.
--Да,--согласилась Нина.
Марина собиралась заговорить, но я ее опередил.
--Могу я задать вопрос, подполковник? Вы хотите сказать, что Серафима что-то видела, выходя из дому через окно в конце коридора?
--Точнее, секунд за двадцать-тридцать до того, как
она вышла через окно.
--Ну и что же она видела?
--Мужчину в халате, выходящего через то же окно с
пакетом под мышкой.
--Мужчину В халате?--я уставился на него.--
Но это абсурд!
--Почему?
--Никто не носит халат без четверти двенадцать ночи.
Вы что, действительно верите этой истории?
--Да.--Массальский щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание слушателей.--Имейте в виду, что то, о чем мы говорим, лишь ее впечатление. Это мог быть вовсе не халат, а под мышкой тот человек мог держать вовсе не пакет. Не забывайте также, что Серафима находилась на весьма солидном расстоянии. Она шла от черной лестницы и свернула в восточный коридор, а окно находилось позади центрального холла, в самом конце западного коридора. Свет горел, но лампы там тусклые. Человек стоял спиной к Серафиме, так что она даже не может определить его рост.
--Ей кажется, что она видела призрака?--спросил
Чумак.
--По пути на свидание она не думала о призраках. Когда им удобно, они быстро забывают о таких вещах. Серафима видела только человека в чем-то, похожем на халат, державшего что-то, похожее на пакет. Но кто был этот человек? Куда он направлялся? Когда он вернулся? Вам не кажется, что это...--Он сдержался и добавил, повернувшись к Чумаку:--Вам не кажется, что все в точности соответствует теории, которой мы с вами решили придерживаться?
--Кажется. Даже если отбросить элемент сверхъесте-
ственного, это жутковатая маленькая пьеса, которая
требует обсуждения наедине.
--Согласен. Что вы вытянули из Сергея Викторовича?
--Все, что рассчитывал. Он был вполне готов к сотруд-
ничеству. Мы приближаемся к развязке, Олесь Константинович.
--Думаю, что так и есть. Хотя, возможно, это может и не сработать. Надеюсь, остальные нас извинят.
Массальский вышел. Чумак последовал за ним и закрыл за собой дверь. Потрясенная Марина смотрела на потрясенную Нину, накал эмоций в комнате, кажется, подскочил сразу на несколько градусов.
--Выходит, маленькая Серафима тайком бегает по ночам на свидания!--воскликнула Марина.—Но что здесь странного! Другие люди ведут так же, верно?
--Верно,--отозвалась Нина.--Но я не хочу это обсуждать--предоставляю это вам с Владимиром. Прошу меня извинить.
Дверь снова закрылась. Эмоциональная температура оставалась на том же уровне.
--Ну?--осведомился я.--Каков смысл вашего
обмена колкостями? И что мы будем делать теперь?
--Снова поставим пластинку.--Взгляд Марины был на-
пряженным и в то же время отсутствующим. Она подошла
к проигрывателю.--Слушай.
Музыка вновь наполнила комнату звуками, подобно тому, как сосуд наполняется водой.
--Здесь чередуются несколько музыкальных тем,-- сказала Марина. Прислушайся к словам--они весьма многозначительны.
Темп изменился. Послышалась барабанная дробь, которую сменило соло молодого человека, певшего о своей возлюбленной. Мелодия была волнующей, но слегка зловещей.
--Слышишь?--воскликнула Марина, а я решительно
направился к проигрывателю.--Что ты делаешь?
          --Выключаю эту чертову штуку.--Я так и сделал, пос-ле чего в комнате внезапно воцарилась тишина.-- Говоришь, слова весьма многозначительны? Что может быть многозначительного в мюзикле? Нина права, Марина. С тобой что-то не так. Что все это значит?
--Я думала о деле.
    --Об этом деле?
--Конечно. О попытке убийства.--Глубоко вдохнув, Марина посмотрела на потолок, где боги и богини--Марс и
Венера, Аполлон и Дафна--застыли в игривых позах.--
Надеюсь, глаза ответят мне вскоре любовью и нежнос-
тью...--Ты не обманул ничьего доверия, Владимир, сообщив
мне, что сказал сегодня Чумак? Он заявил, что мо-
тивом преступления считает секс и деньги. Ну так кто же
преступник? И какая женщина его вдохновила?
--Успокойся, девочка. Я не хочу, чтобы ты снова до-
шла до истерики.
--Снова?
--Вчера вечером в поезде ты начала развивать самые дикие теории. Среди них было предположение, что Николай
Волков, возможно, на самом деле не Николай Волков, а самозванец. Это полная чушь. Мы знаем, что он Николай Волков и что он не имел никакого отношения к этому преступлению. В то же время ...
--Да?--Марина вся напряглась.--Мы знаем, что он не
имел к этому никакого отношения, но в то же время ... что?
--Я беспокоюсь.
--Из-за чего?
--Массальский считает, что у Николая не было никаких причин убивать своего дядю. Но он не знает того, что знаем ты и я. Николай и Нина уже четыре года любят друга--они попали в безнадежную ситуацию, и их нервы в еще худшем состоянии, чем наши. А это мотив.
--Ты имеешь в виду ...
--Нет, Марина, я ничего не имею в виду.--Я мерил шагами комнату.--Даже если бы я сомневался в неви-
новности Николая,--а я не сомневаюсь, хорошо его зная,--
он единственный из всех, кого мы никак не можем подо-
зревать. Во время выстрела Николай был с Массальским и Чумаком, так что его алиби может подтвердить каждый из них.
--Но кто же стрелял? И кто эта женщина, которая, на-
меренно или нет, вдохновила этого человека на убийство?
Знаешь, Владимир, кто, согласно этой теории, эта женщина?
--Ну?
--Это должна быть я.
--Ты спятила?
--Надеюсь, что нет, хотя не уверена. Пожалуйста, не
сердись и не набрасывайся на меня.--Марина стиснула ку-
лаки.--Я подозрительная личность--неизвестная вели-
чина. Разве не естественно, если именно я окажусь хлад-
нокровной злодейкой, стоящей за всеми этими тайнами?
Как ты считаешь?
--Не очень убедительно. Если только не предположить, что убийца я, а ты обеспечила мне алиби на то время, пока я отсутствовал в бильярдной, чтобы выполнить грязную работу, но ведь это просто неправдоподобно. Соучастницей какого другого мужчины ты могла быть?
--В том-то и дело, что никакого! Я уже говорила тебе,
и это чистая правда. Конечно, я по-своему нравлюсь Сергею Викторовичу и, наверно, доктору Юровскому, но не так, как ты имеешь в виду. С тех пор как я встретила тебя, Владимир, никаких других мужчин не было!
--Значит, все это всего лишь твои бредни? Так я и ду-
мал. Ты, как обычно, мучаешь себя из-за каких-то ночных
кошмаров.
--Ты не понимаешь, Владимир. Тебе не приходилось переживать настоящего кошмара, когда тебя подозревают в убийстве, а мне приходилось. Возможно, это действительно воображение, но в нем может оказаться больше правды, чем ты или я думаем. Прошлой ночью, когда они сказали мне, что я
свободна от подозрений, я была готова летать по воздуху. Но это продолжалось недолго. Может быть, ты доверяешь милиции, но я--нет. Кто знает, не солгали ли они или даже Чумак? Что, если речь идет не о некоей женщине, вдох-
новившей несостоявшегося убийцу, а просто о самом убийце, которому они расставляют ловушку? Любой может догадаться, кто этот убийца. «Mы знаем, что это вы, Марина Сидоренко. Или Величко, или как вы предпочитаете себя называть. Почему бы вам не быть благоразумной и не признаться?»
--Слушайте,--громко произнёс чей-то голос,--пора это
прекратить.
Дверь в музыкальную комнату распахнулась, и в проеме возникла фигура полковника Чумака.
--Простите, что я вмешиваюсь,--продолжал он более
сдержанным тоном,--но пришло время кому-то вмешаться.
Если вы будете продолжать в том же духе, мадам Сидоренко, то скоро нам придется отправлять в больницу еще одного пациента. Настала пора кому-нибудь сыграть роль Эдипа--только не Эдипа из распространенной выдумки, который якобы родился в венской психиатрической клинике по желанию Фрейда, а Эдипа, разгадавшего загадку. С вашего позволения, я хотел бы разгадать несколько загадок и сорвать несколько масок. Вы даете
мне разрешение, мадам?
В отчаянии Марина подбежала к мне и тут же отпря-
нула:
--Конечно, даю, хотя мое согласие не имеет никакого
значения. Только если ...
--Только если я не буду лгать и расставлять ловушки? Будьте спокойны, для вас не предназначено никакой лжи и никаких ловушек--вы уже получили их более чем достаточно. Я всего лишь прошу, чтобы вы и
мой друг Владимир, как глубоко заинтересованное лицо во всем, что касается вас, сопровождали меня в библиотеку, источник стольких треволнений. Уверяю вас, вам ничего  опасаться!
Обняв за талию Марину, прислонившуюся к моему плечу, я постарался успокоить ее. Мы последовали за Чумаком по тускло освещенному коридору к двери библио-
теки и столкнулись на пороге с вышедшим из комнаты Массальским.
--В доме царит великое молчание,--заметил Чумак.-- Куда все подевались?
--В конце концов...--Массальский взглянул на часы,--
уже скоро полночь. Все пошли спать или, по крайней мере,
сказали, что идут спать. За исключением Юровского, ко-
торый еще в больнице. Но двери никогда не запирают, так
что он может вернуться в любое время.
--Пока что никаких признаков?
--Никаких.--И Массальский зашагал по коридору.
Великое молчание, как, впрочем, и великое напряжение, царило и в библиотеке. Горел только торшер у письменного стола. Комната выглядела значительно опрятнее. Разбитое окно отремонтировали, бумаги положили на стол, с ковра почти полностью отмыли пятна крови. Двери в гардеробную и в книгохранилище были плотно закрыты. Чумак обвел взглядом книжные полки, обитые гобеленовой тканью стулья, выцветшие ковер и портьеры.
--Вполне естественно,--продолжал он, вынув из кар-
мана пачку сигарет и зажигалку,--что объяснения будут происходить здесь. Ведь это не только место преступления, но и «логовое Сергея Викторовича». Весьма любопытный персонаж! Вы видели его самого и слышали, как описывают его те, кому он нравится, и те, кому он не по душе. Некоторый инфантилизм, присущий всем Волковым-- от старого  с его любовью к разным машинам до Веры Викторовны с ее не слишком остроумными шутками,--в нем наиболее заметен. Но должны ли мы это порицать, имея столько детского и в нашей собственной натуре? Возможно, с ним не всегда легко ужиться. Но можем ли мы осуждать его, вспоминая свои собственные недостатки?
Каковы основные характерные черты
Сергея Волкова помимо страсти к прошлому? Чувствительность в сочетании с цинизмом; добродушие, сменяемое иногда вспышками раздражения и гнева; любовь ко всему таинственному--от страшных историй о призраках до замысловатых детективных головоломок. Сергей Волков--романтик, озлобленный неудачами и тоже в прошлом. Позвольте повторить, что библиотека--его логово. Здесь он читал. Здесь он размышлял. Здесь он диктовал письма. Здесь он ...
--Обдумывал статьи и  пьесу, которую собирался написать?--предположила Марина.
--Марина,--резко осведомился Чумак, он когда-нибудь говорил вам, что пишет пьесу?
--Конечно! Он говорил ...
Чумак, жонглируя сигаретой, опустился в огромное кресло спиной к двери в гостиную. Марина села в
меньшее кресло напротив, а я поместился на его под-
локотнике.
--Он когда-нибудь говорил это,--настаивал Чумак,-- если ему задавали прямой вопрос? Многие свидетели, слышавшие Сергея Волкова в этой комнате прошлой ночью, цитируют его слова о том, что он уже не-
которое время «готовит драму».
--«Готовлю драму,--в свою очередь процитировал я,-- которая исследует поведение человека в состоянии
стресса». Сергей Викторович казался поглощенным этим. В половине третьего ночи я заглянул в его спальню, и он повторил мне «готовлю драму», находясь в полусознании под действием успокоительного.
--Ну и в чем тут разница?--спросила Марина.--Ведь
это одно и то же, не так ли?
--В данном случае,--ответил Чумак,--это со-
вершенно разные вещи.—Он прикурил потухшую сигарету---Пожалуйста, не забудьте, что до сегодняшнего дня, когда я сумел основательно побеседовать с Сергеем Викторовичем, я не встречал этого человека, хотя чувствовал, что в какой-то степени знаю его. Я знал его работы.
--И он вызвал вас, верно? Отправил вам записку?
--Нет, Марина,  не он вызывал меня.
--Но ...
Хотя у меня не было явных подозрений по поводу
упомянутой записки, якобы пришедшей от него, я тем не
менее почувствовал, что она содержит несколько нехарак-
терных для этого человека фраз. Мы пришли к выводу, что
записку подделала Вера Викторовна, которая надеялась, что я совершу чудо и с пренебрежением отвергла меня, когда я чудес не продемонстрировал. Сергей Викторович заявил, что не писал этого послания и что отнюдь не желал моего присутствия здесь. Пригласил меня сюда ваш друг Владимир Иванович.
--А почему не Волков?--спросил Марина.
--Потому что он боялся меня,--ответил Чумак.--Ведь он весьма инфантилен.
--Боялся вас?
--С самого начала, я ощущал в этом деле присутствие двух характеров: детского, но довольно отталкивающие, хотя и не преступные, и черты  более зрелые, злобные и
хитрые,--противодействующие друг другу. Мне казалось,
что вы, Владимир, Николай и, к сожалению, Массальский, делаете очень серьезную ошибку в ваших рассуждениях. Вы считали, что одна и та же персона притворялась призраком и совершила преступление.
--А разве это не так?
--Не так. Именно это и явилось причиной нашего за мешательства!--Чумак выпустил облако дыма.—Чтобы подтолкнуть вас к правильному ответу, я сегодня
подчеркнул, что призрак вроде бы являлся в трех случаях
и трем людям: Виктору Волкову много лет назад, Вере Викторовне и Светлане Геращенко В течение одной недели в прошлом апреле. Разбирая проблему мнимого призрака, я задумался, что общего имеют друг с другом эти трое.
--Но я все еще этого не понимаю!--запротестовал я.-- Если вы намерены объяснить нам загадки и сорвать
маски, то сейчас самое время это сделать. Что общего у
этих трех человек?
--Каждый из них в разное время и по разным причи-
нам был на ножах с Сергеем Викторовичем.
Марина съежилась в кресле. Я вскочил па ноги:
--Игорь Анатольевич, прошлой ночью Сергей Викторович сумел сказать мне кое-что, борясь с действием успокоительного. Не оставайтесь слишком долго среди людей, живущих в этом доме. Они погрязли во лжи и глупости, а я, худший и глупейший из всех.
--Да-да,--кивнул Чумак.--Он продолжал в
том же духе добрую половину ночи. Сергей Викторович
погружен в бездну раскаяния, он кричит, как от боли, вспо-
миная о содеянном.
--В бездну раскаяния?--переспросил я.--Боже
мой, неужели вы утверждаете, что Сергей Викторович--пре-
ступник, повинный в этих грязных делах?
Чумак постучал рукой по столу:
--Нет, Сергей Викторович не совершал преступления. Но это он, и только он изображал в этом доме призрака.
 
           Г Л А В А  10

--Игорь Анатольевич, вы сошли с ума?
 --Искренне надеюсь, что нет.
--А как же быть с появлениями призрака прошлой ночью?
--Мой дорогой Владимир Иванович, никто не видел призрака прошлой ночью.
--Но послушайте ...
--Владимир Иванович,--нетерпеливо прервал его Чумак,--советую вам прислушаться к моим словам.
Он поднялся, рассыпая пепел, и покосился
поверх голов собеседников на левое окно библиотеки.
--Факты, к которым я хочу привлечь ваше внимание,--
продолжал Чумак,--включают фрагмент семейной
истории, сообщенный мне, хоть и невольно, вашим другом Николаем Волковым. Кажется, о том же эпизоде он поведал вам за обедом в кафе в среду. И это поможет нам приступить к реконструкции.
Когда Сергею Викторовичу было толь-
ко двадцать два, а самому Николаю не более двух лет, дом потряс взрыв. Молодой Сергей после бурного
скандала с отцом и ссоры с Верой спокойно упаковал че-
модан и покинул дом. Вскоре выяснилось, что он живет с молодой актрисой, чье имя, как сообщила нам
Вера Викторовна, Валентина Садовская.
Что случилось с Садовской, мы не знаем, да это и не
имеет особого значения. Нам известно, что в сентябре того
же года, так сказал вам Николай, Сергей Викторович вернулся сюда. Внешне он выглядел таким же спокойным, и все обвинения от него отскакивали. Но первого октября-- запомните эту дату—Виктор Волков увидел призрака.
Незадолго до сумерек, когда он стоял у окна библио-
теки, фигура в мантии и маске появилась со стороны за-
падного входа в сад, двинулась через осеннюю лужайку и
внезапно бросилась на него, словно собираясь схватить и
унести. Виктор Волков, этот железный человек, испытал сильный шок.
Кто же осуществил этот маскарад? Едва ли практич-
ный старший сын Волкова Николай и тем более едва ли обожавшая его дочь. Но Сергей--другое дело. Вы начинаете понимать?
--Да,--отозвался я.--Все вроде бы сходится. Сергей Викторович делал вид, будто его не заботят отцовские
вспышки гнева. Но ...
--Но так ли это было на самом деле? В результате в
его голове созрел план. Сергей Викторович был молодым человеком, куда менее заторможенным, чем сейчас. Весь реквизит--мантию, маску и прочее--легко можно было купить или изготовить. Виктор Волков притворяется, будто не верит в привидения и не боится их? Отлично, он ему покажет--напугает старого скандалиста до смерти! Сергей так и поступил, хотя никогда в этом не признался, более того --он лгал, что никогда не слышал об этом инциденте.
Сигарета Чумака погасла, и он прикурил её снова, чиркнув зажигалкой.
--С годами можно привыкнуть ко всему--даже к таким
людям, как Виктор Волков,--и Сергею это удалось.
Он использовал отцовский страх перед сверхъестественным и одержал победу. Но теперь нужно было соблюдать осторожность. Сыграв однажды козырной картой, Сергей не должен был использовать ее снова против того же врага, иначе его могли бы заподозрить. Жизнь временами не слишком его баловала, но он находил утешение в мире грез. Искусство, книги, музыка могут служить достаточным утешением.
К тому же его утешало кое-что еще. Сергей Викторович уже не был молодым человеком. В весьма зрелом возрасте он познакомился с молодой девушкой, которая ныне известна нам как Нина Волкова, сразу влюбился в нее и женился на ней.
--А потом?--осведомилась Марина.
--Ситуация не только не стала хуже, а, напротив, зна- чительно улучшилась. Старому Волкову поправилась моло-
дая жена Сергея. Как мы знаем, Нина Волкова очень
обаятельна--к тому же она выглядела толковой, искрен-
ней и прямодушной. У Сергея Викторовича появились основания смотреть в будущее с оптимизмом. Старик не может жить вечно. Когда это препятствие исчезнет, небеса очистятся, и все его мечты осуществятся.
Казалось, все шло к этому. Виктор Волков подхватил пневмонию и умер. Но блаженство не продлилось долго. Кувшин с табаком упал и разбился, было обнаружено новое завещание, и Виктор Волков из могилы нанес ответный удар. Но беды Сергея Викторовича этим не исчерпывались. Дело было не только в том, что он все потерял и что новый наследник должен был приехать из Америки. Ведь Николай Волков-младший сразу заявил, что не намерен отбирать у дяди дом. И Сергей Викторович мог бы этому поверить, если бы рядом не находился некто, постоянно вливавший ему в уши яд, сеявший страхи и сомнения.
--Некто?--Марина задрожала, и я снова присел на
подлокотник ее кресла.
--Вот именно. Но подумайте о том, что произошло,
прежде чем ядовитый шепот сделал свое дело. Сергей Викторович пребывал в мрачном состоянии духа, когда в период между находкой второго завещания и принятием какого-либо решения по этому поводу, призрак появился дважды за одну неделю. Но являлся ли он кому-либо из тех, кого Сергей Викторовичсчитал своими друзьями и союзниками? Являлся ли призрак Нине, которую Сергей Викторович любит по-настоящему, вам, Марина Сидоренко--вы ведь ему нравитесь?--или доктору Юровскому, которому он симпатизирует и покровительствует? Нет, он являлся Светлане Геращенко и Вере Викторовне, а эти двое--совсем другое дело.
Теперь вполне очевидно,--продолжал Чумак, от-
махиваясь от табачного дыма,--что Вера Викторовна при каждой встрече с братом набрасывалась на него с упреками и придирками. В ее присутствии он сдерживается, хотя и не без труда. Сергей Викторович обещал ей солидный годовой доход и сдержал бы слово, если бы остался наследником состояния. Деньги для него ничего не значат и никогда не значили. Но любит ли он сестру? Ответьте на это сами.
В отношении Светланы Яновны Сергей Викторович лишь однажды позволил себе саркастический выпад. Но сама кухарка предоставила нам частичное объяснение, хотя, по-моему, неверное. Эти двое не ладят друг с другом. Сергей Викторович, по мнению Светланы Яновны, думает, что она все делает ему назло, хотя он всего лишь считает--возможно, справедливо,--что она не умеет готовить. Сергей Викторович никогда не уволил бы прислугу с солидным стажем и не выгнал бы Веру Викторовну из дому--ни при каких обстоятельствах он не нарушил бы статус-кво. Что же он мог предпринять?
Мало того что Сергей Викторович, как я уже говорил, пребывал в мрачном и озлобленном состоянии, так еще се-
стра и кухарка создавали постоянные трения, доводящие
его до безумия. Значит, они не любят его и объединились
против него? Хорошо, он им покажет! В результате при-
зрак появляется дважды, исчезая способами, о которых мы
уже догадались.
--Конечно,--сказала Марина,--я должна верить вам, если вы так говорите ...
--Так говорю не только я, госпожа Сидоренко.
--А кто еще?
--Сам Сергей Викторович.
--Раз Сергей Викторович это признает, я тем более обязана верить. Но все же, если он не сумасшедший ...
--Он отнюдь не сумасшедший.
--Называйте это как хотите! Но то, что произошло много лет назад, это одно, а то, что случилось в этом году,
совсем другое. По-вашему, Сергей Викторович ведет себя как маленький мальчик, откалывающий шуточки в заброшенном доме?
--Именно так.
--Человек его возраста? Какая чушь! И что бы вы ни говорили, он же культурный человек!
--В своих вкусах мы можем быть культурными и утон-
ченными,--по крайней мере, мы льстим себе, так думая,--
но всегда ли таковы наши чувства? Расхожему тезису о том, что мудрость приходит с возрастом, противоречит человеческий опыт. Вы думаете, что никогда бы не смогли поступить так глупо, как Сергей Викторович? Но если бы вы все же так поступили, то смогли бы в этом признаться?
--Нет,--ответила Марина.--Я понимаю, что вы имеете
в виду. Простите, я была не права--мне не следовало так
говорить. Раз я сама способна на любую глупость, то как
могу судить других?
--Вы слишком романтичны. Умоляю вас, избавьтесь от
мрачных мыслей. У вас есть дар наслаждаться жизнью, так воспользуйтесь им, Марина Сидоренко, И позвольте Владимиру Ивановичу вам помочь! Итак ...
--Итак, вы утверждаете, что Сергей Викторович осуществил весь этот маскарад. Теперь я понимаю, что это так. Я наблюдала за ним, пока он диктовал мне или просто говорил со мной, и видела, что он поглощен своими мыслями. Сергей Викторович обдумывал свой план перевоплощения в призрак старого судьи. Он рассчитывал так напугать этих женщин, чтобы они раз и навсегда перестали ему досаждать. Ему не удалось добиться успеха, но не в этом дело. Какой же реквизит он использовал? Тот же, что и много лет тому назад?
--Едва ли.--Чумак взмахнул рукой.--Ман-
тию, черную шелковую маску с прорезями для глаз и пару
нейлоновых перчаток он приобрел в городке. Неудиви-
тельно, что мой коллега, обыскивая дом, не смог их найти. Пока Сергей Викторович сам не рассказал нам об этом, никто не мог догадаться, что они были спрятаны под кроватью, которую он тогда занимал.
--Тогда занимал?--переспросил я, положив руку
на плечо Марины.--Разве он теперь ее не занимает?
--В настоящее время Сергей Викторович, как говорится, приходит в себя. Но он слаб и полон раскаяния.
--Опять раскаяние?--В голосе Марины звучало презре-
ние.--Но что еще его гложет? То, что он пугал эту ста-
рую каргу Веру Викторовну?
--И это, и многое другое,--ответил Чумак.--
Вспомните его подавленное состояние начиная с апреля.
В какой-то степени Сергей Викторович сопротивлялся
собственному намерению наряжаться призраком. Но ли-
цемерный мучитель вливал яд ему в уши, нашептывая,
что, когда приедет новый наследник, он перестанет быть
хозяином дома и будет изгнан из него. И Сергей Викторович решил ...
--Кто же был этот мучитель, Игорь Анатольевич?--Она впервые назвала его по имени, что говорило о полном доверии.
--По-моему, Марина, все указывает на это.
--Не знаю.--Марина снова вздрогнула.--Иногда мне кажется, что я вижу, куда вы клоните, а потом все снова
заволакивается туманом. Но этот мучитель и есть убийца,
которого мы ищем?
--Да.
--Тогда, пожалуйста, продолжайте и расскажите нам все. Я больше не буду вас прерывать. Что решил Сергей Волков?
--Идти до конца. Дьяволы одержали победу. Как многие боялись, а кое-кто горячо надеялся, Сергей Волков решил покончить с собой.
Неизменная сигарета в очередной раз погасла, но на сей раз Чумак не стал ее зажигать. Он прошёл мимо нас к письменному столу. Марина и я поднялись и повернулись к нему. Торшер отбрасывал яркий свет на стол и папку с промокательной бумагой; луна серебрила неэанавешен ные окна.
--Сергей Викторович решил покончить с собой. Прошлой ночью в этой комнате перед группой свидетелей он практически признался в своем намерении. У него есть револьвер и коробка патронов; револьвер заряжен. Но даже доведенный до отчаяния, он не в силах отказаться от театральных приемов. Ведь пистолет-то газовый.
Его жена, отправившаяся на станцию встречать но-
вого наследника, должна вернуться около десяти. С ней
прибудут и другие, включая, как полагает Сергей Викторович, секретаршу, отправленную им с бессмысленным поручением привезти книги, которые можно было заказать по почте. Когда все соберутся, наступит время для эффектного финала. Услышав звук подъезжающего автомобиля, он встает перед этим креслом у стола, поднимает пистолет и стреляет себе в сердце!
Чумак, тяжело дыша, ткнул пальцем в упомянутое кресло.
--Вообразите,--продолжал он, обратившись ко мне,-- будто вы снова подъезжаете сюда вчера вечером. Но подумайте, что творится в уме хозяина дома. Сергей Викторович провел, как он считает, свой последний вечер в этом мире, делая наброски для письма в литературное приложение. Приготовления завершены, наступила темнота, он слышит звук машины, подносит оружие к сердцу, не прижимая к груди--самоубийцы не любят причинять себе лишнюю боль,--стискивает зубы и нажимает на спуск.
Гремит выстрел. Сергей Викторович чувствует сильную боль, когда порох прожигает его халат на груди--и это все. Он в ужасе падает в кресло. Его жена перезарядила револьвер, и он выстрелил в себя холостым патроном. Хотя он отлично понимал, что и «боевым» газовым патроном он не смог бы причинить себе существенного вреда.
Марина шагнула вперед, но не произнесла ни слова.
          --А потом?--спросил я.
--Сергей Викторович сразу осознал, что произошло, и почувствовал отвращение к тому, что собирался сделать. Он зашел слишком далеко и едва не свалял дурака. Но теперь не время размышлять--нужно вставать и сражаться. Незачем признаваться ни в попытке самоубийства, ни в чем-либо еще. Ему кажется, что он сможет придумать правдоподобное объяснение. Вы сами заявили--и несколько свидетелей это подтвердили,--что прошло довольно много времени, прежде чем вы, Николай и Шевченко подбежали к окну библиотеки.
Все свидетели отметили выражение резкой боли на лице Сергея Викторовича и физического дискомфорта, демонстрируемого им впоследствии. Для этого была веская причина. Его ударило пыжом от холостого патрона, на нем был опаленный порохом халат, под которым болела обожженная кожа. Что касается пыжа, то Сергей Викторович мог в самом деле выбросить
его на лужайку. Последовавший дождь помешал тщательным поискам. Или же, так как в гардеробной нет уборной, он мог открыть кран и бросить пыж в раковину умывальника, чтобы его смыло в водопроводную трубу. Лично я голосую за последнее.
Что же произошло, прежде чем свидетели вошли в библиотеку через окно? Сергей Викторович бросил револьвер на пол рядом с левым окном и поспешил в гардеробную. В шкафу висели два халата, похожие на тот, который был на нем. Он повесил опаленный жакет в шкаф, надел один из висевших там и вернулся к своему креслу, готовясь к представлению. К моменту вашего появления он уже придумал свою историю.
До сих пор его отношение к призраку было весьма парадоксальным. Утверждая, что никакого призрака нет, Сергей Викторович надеялся, что некоторые—Вера Викторовна  и Светлана Яновна--в него поверят. В конце концов, он был единственным призраком в доме. И с Верой Викторовной он добился успеха.
Столкнувшись с необходимостью объяснить револьверный выстрел, Сергей Викторович воспользовался всей этой историей и превратил призрака в зловещего визитера, который выстрелил в него холостым патроном. Конечно, он допустил оплошность--он не учел, что левое окно закрыто и заперто. Видя, что правое окно распахнуто, он решил, что левое также открыто за портьерами. Благодаря его актерскому мастерству и гипнотическому голосу рассказ прозвучал убедительно. Но самые вдохновенные лжецы часто споты- каются на подобных мелочах.
--Значит,--осведомился я,--в его истории не
было ни слова правды?
--В истории о визитере в маске? Ни единого слова.
           --Но доктор Юровский подтвердил ...
--Забудьте об этом на некоторое время. Сосредоточь-
тесь на том, что произошло здесь, когда вошли все свиде-
тели.
Я  живо представил себе эту сцену.
--То, что вы говорите, Игорь Анатольевич, похоже на правду,--сказал я.--Я словно наяву вижу Сергея Викторовича, высокого и худого, с изможденным лицом и гипнотическим взглядом. Он пробовал покончить с собой, но у него ничего получилось. Он попытался обмануть нас рассказом о призрачном визитере и снова потерпел неудачу, хотя меня его история убедила. Я понимаю, что он чувствовал, несколько раз пройдя через ад ...
--Теперь мы можем сделать вывод, что ему был угото-
ван очередной ад. Вот почему я прошу вас сосредоточить
внимание на происшедшем между началом одиннадцатого
и без нескольких минут одиннадцать. Некто, надеявшийся,
что Сергей Викторович покончит с собой, и молившийся об этом, понял, что попытка провалилась, и знал, почему это случилось. Этот человек понял, что обстоятельства предо-
ставляют ему идеальную возможность для убийства, а ложь Сергея Викторовича полностью защитит преступника.
Он воспользовался этими обстоятельствами. Я снова прошу вас вспомнить сцену, разыгранную у вас на глазах. Если вы сосредоточитесь на ней, то поймете ...
Чумак  оборвал фразу. Дверь открылась, и на по-
роге появился Массальский. Коридор позади него был абсолютно темным. Массальский включил фонарик, который держал в руке. Чумак обернулся:
--Началось, Олесь Константинович?
--Да,--ответил Массальский.--Несколько минут назад. Прошу всех соблюдать осторожность!
--Превосходно! Идите в центральный холл--я присо-
единюсь к вам через минуту.—сказал Чумак.
Массальский двинулся в восточном направлении, освещая фонариком темный коридор. Чумак подмигнул Марине и мне.
--Как вы слышали, пароль: «Всем соблюдать осторож-
ность».--Сам он, похоже, не собирался этого делать.--
Однако нет никаких причин, чтобы вам двоим не оставать-ся вместе. Если хотите увидеть конец этой комедии ...
--Да? – выдохнула Марина.
--Тогда потихоньку следуйте за мной.
Сунув сигарету в пепельницу, Чумак выключил торшер у стола. Теперь комнату, в которой кипело столько эмоций, освещала только луна за окнами. Потом чиркнула спичка, и отблески огонька мелькнули в глазах и на губах Марины. Высоко подняв зажженную спичку, Чумак направился к двери. Я двинулся следом, обнимая за плечи Марину. Массальский оставил дверь широко открытой. Чумак также не стал ее закрывать. Он повел нас по коридору к двери музыкальной комнаты--ее дверь оставалась открытой с тех пор, как мы недавно покинули ее,--и вошел вместе с нами внутрь. Спичка погасла, Чумак негромко выругался и зажег другую.
--Кое-что может произойти, хотя и не обязательно,--
прошептал он.--Если это произойдет, то в течение следую-
щих пятнадцати минут. Стойте на месте--не отходите от
двери и не садитесь. Минуту-две можете разговаривать, но
только шепотом. Если увидите или услышите, что кто-то входит в библиотеку ... Короче говоря, что бы вы ни увидели и пи услышали, молчите и не вмешивайтесь. Если в указанное мною время ничего не произойдет, нам придется заканчивать игру по-другому. Если это случится, соблюдайте осторожность! А теперь прошу меня извинить.
Колеблющийся огонек двинулся по коридору к центральному холлу и погас. Чумак не стал зажигать новую спичку. Несмотря на ковер на полу, мы слышали его шаги. Лунный свет проникал в коридор через западное окно, протягивая серебристую дорожку по полу сантиметров на двенадцать--пятнадцать. Старый дом казался вымершим--не было слышно даже скрипа половиц. И все же какой-то звук доносился в музыкальную комнату. Я крепко прижимал к себе Марину, чтобы она не дрожала. Наш тихий шепот еле слышно звучал в темноте.
--Владимир!
  --Ш-ш!
--Я ведь говорю не громко?
  --Нет. Что это?
--Он сказал, если мы увидим, как кто-то входит в биб-
лиотеку ... Но почему кто-то должен туда входить?
--Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, это не в биб-
лиотеке, а в гардеробной.--Я дал волю воображе-
нию.--Думаю, это Сергей Викторович.
--Сергей Викторович?
--Он не у себя в комнате--недаром Чумак толком не ответил на этот вопрос. Держу пари, он настоял на
том, чтобы ему позволили вернуться в свое «логово», и ему
постелили на кушетке в гардеробной.
--Но, Владимир, почему...
       --Шш! Ради бога, тише!
--Чумак  сказал, что мы можем говорить пару минут. Почему Сергей Викторович должен там находиться?
--Очевидно, они расставили убийце ловушку на случай, если он предпримет еще одну попытку.
--Еще одну попытку? Когда все знают, что жертву ох-
раняет милиция?
--Разве все об этом знают? Кстати, ты обратила вни-
мание на слова Чумака ...
--Ну?
--«Нет никаких причин, чтобы вам двоим не оставаться вместе»,--сказал он.--По-моему, нет причин, которые могут помешать нам и в дальнейшем... Марина Сидоренко, вы окажете мне честь, став моей женой?
--Владимир, неужели у нас получится?
--А почему, черт возьми, у нас не должно получить-
ся? Потому что тебе кажется, что у Нины и Николая это не
всерьез?
--Нет, не поэтому. Просто я думала...
--У нас все получится, моя сладкая колдунья!
  --Ну и кто из нас теперь говорит громко?
  --Я буду говорить так, как хочу. Иди сюда.
--Я уже здесь. Как я могу быть еще ближе?
--Иди...
Больше я не говорил ни громко, ни тихо, так как в
этом не было необходимости. Мы с жаром целовались и
сколько времени это продолжалось, никто не мог
сказать. Я слышал, как часы в гостиной хрипло про-
били четверть первого. Вскоре после этого правая рука
Марины, обнимавшая меня за шею, внезапно соскользнула вниз, словно указывая куда-то. Я весь напрягся, сразу вер- нувшись к реальности.
Кто-то тихо шел по коридору со стороны центрального
холла. Я не мог бы поклясться, что  слышу именно
шаги. Звук был слишком неопределенным, но у меня создалось впечатление, что кто-то приближается с недобрыми намерениями. Сначала я слышал даже не шаги, а что-то наподобие повторяющегося скрежета металла по твердой поверхности.
В дверях музыкальной комнаты, где стояли я и Марина, происходило нечто вроде бесшумной и неподвижной борьбы. Я с трудом различал в темноте широко открытые глаза Марины, но понимал светившуюся в них мольбу так же ясно, как если бы она произносила ее вслух.
«Ты не уйдешь отсюда? Ведь нам велели оставаться
здесь!»
«Я должен!--отвечал мой взгляд.--Кто-то идет в биб-
лиотеку и ... «
Лунный свет, проникавший сквозь западное окно, продвинулся на несколько сантиметров и сейчас касался западной стороны дверного проема библиотеки. Ступив на мгновение на пятно освещенного участка, незнакомец, видимо, заколебался, прежде чем шагнуть в открытую дверь. Отблески луны заиграли на предметах, которые он держал в руках, и я осознал происхождение скрежещущего звука. Человек на ходу затачивал бритву с прямым лезвием в точильном блоке.
Это решило дело. Я вырвался из рук Марины и быст-
ро, но бесшумно двинулся по коридору. На пороге библио-
теки я остановился, шаря глазами по освещенной луной
комнате в поисках лица незнакомца. Ради того, чтобы по-
ложить конец загадкам и тайнам, я был готов на лю-
бой риск. Пускай злодей нападет на меня, лишь бы он обернулся!
Но незнакомец не нападал и не оборачивался, не заботясь о том, что творится у него за спиной. Точильный блок, очевидно, исчез в кармане--из его левой руки протянулся вперед узкий луч фонарика. Находясь на четыре шага впереди меня, незнакомец направился к закрытой двери гардеробной в алькове, взялся за ручку и открыл ее. Луч фонарика устремился внутрь. Сделав правой рукой, в которой находилась бритва, пробный взмах в воздухе справа налево, человек шагнул в гардеробную.
--Ну-ну!--послышался знакомый голос.
Раздался резкий щелчок, и яркий свет на секунду ослепил меня. Несмотря на это, я сразу заметил фигуру
Сергея Викторовича, сидящего на кушетке, прислонившись
к подушкам. Сергей Викторович, также ослепленный светом, держал в руке конец длинного шнура, прикрепленного к свисающей с потолка лампе. Но даже полная слепота не помешала ему обратиться к таинственному визитеру.
--Входите, приятель,--заговорил он своим красивым
голосом.--Решили попробовать снова, а? На сей раз все
бы подумали, что я перерезал себе горло? Ладно, господин инспектор, вам лучше его увести.
Незнакомец резко обернулся и наклонил голову, словно готовясь к атаке. За моей спиной, когда ко мне  вернулась способность видеть, открылась дверь книгохранилища. Инспектор уголовного отдела с ощетинившимися усами решительно шагнул через альков.
--Отойдите в сторону!--сказал он мне.--Нам не нуж-
ны посторонние.--Инспектор обратился к незнакомцу.—Адвокат Шевченко, я задерживаю вас за попытку убийства Сергея Викторовича Волкова. Должен предупредить, что все, сказанное вами, будет зафиксировано и может быть использовано против вас в суде.
«Насмотрелись американских фильмов,--подумал я,--разве так я представлял себе поимку преступника».

Прошло время. В воскресенье мы сидели в длинном
баре, уютно освещенном настенными лампами в
красных абажурах. Что-то вроде обсуждения событий.
В углу за столиком восседал с кружкой пива полковник Чумак. Напротив сидела Марина, потягивая третью порцию фруктового коктейля. По одну сторону от нее Николай Волков смаковал виски с содовой, а по другую я проделывал то же самое с водкой. Табачный
дым медленно поднимался к потолку.
--Значит, это был старина Шевченко?--гром-
ко осведомился Николай.--Но что толкнуло его на это гряз-
ное дело? Вы говорите, что он рассчитывал заполучить
Нину?
--Если ты замолчишь минут на пять,--заметил я,-- Игорь Анатльевич сможет все нам объяснить.
--Я совершенно нем!--заявил Николай.--С этого момента по сравнению с моей немотой Сфинкс выглядит болтуном, а собрание квакеров--толпой сплетников. О'кей, кладывайте!
Чумак отложил сигарету.
--Если мне позволят начать с начала, а не с середины, как меня, кажется, вынуждают поступить,--чопорно проворчал он,--то мы сможем полностью обнажить мотивы вышеупомянутого адвоката Шевченко.
Впервые я встретил этого господина в пятницу ночью,
когда он приветствовал Массальского и меня длинными фразами, содержащими крайне мало информации. После этого Шевченко надел макинтош, который оставил ему сын, взял набитый портфель и уехал, вернее, якобы уехал, в своей машине.
Запомните этот макинтош--длинный, легкий, голубой
плащ, который мы впоследствии видели висящим в кори-
доре перед его кабинетом. Запомните и портфель. Мы вер-
немся к этим предметам. Любопытно сравнить ту маску, в которой он появлялся перед окружающими, с его подлинным лицом. Маска изображала степенного, начисто лишенного воображения, верного друга семьи. Реальное лицо, невольно проглядывающее из-под нее, имело совсем другие черты. Этот человек умен, даже остроумен и отнюдь не лишен воображения--когда он забывается на минуту, его манеры становятся не менее театральными, чем у самого Сергея Викторовича.
Но его основная характеристика--тщеславие. Он просто его олицетворение. Стремление становиться в позу и вещать бросается в глаза. Кажется, Сергей Викторович прокомментировал эту черту?
Николай стукнул кулаком по столу.
--Еще как! «Не стойте и не надувайтесь, как Кони
перед тем, как высказать свое суждение»,
--Верно,--кивнул Чумак.--Эта его особенность
столь же очевидна, как страсть Шевченко к созерцанию
себя в зеркале.
--Зеркало!--Кулак Николая снова опустился на стол.--
Боже правый, ну конечно! Я заметил, как он бросал взгля-
ды на большое венецианское зеркало над камином в биб-
лиотеке, когда стоял рядом с Ниной. Но я никогда не ду-
мал ...
--Даже когда зеркала нет поблизости,--сказал Чумак, --его могут заменить полированный серебряный
диск и стекло книжного шкафа. И то и другое есть в его
кабинете, где мы побывали в субботу. Но прошу прощения! Я забежал вперед и теперь должен вернуться.
Вечером в пятницу, незадолго до одиннадцати, Сергею Викторовичу выстрелили в грудь. Это была не неудавша-
яся попытка самоубийства с холостым патроном, которую
я вам уже описал, а настоящее покушение. Нам уже было известно то, что говорили Нина, Николай Волков, Владимир Иванович и Шевченко во время поез-
дки в автомобиле со станции к дому. Мы также знали, о чем беседовали эти четверо вместе с Сергеем Викторовичем, Верой Викторовной и доктором Юровским во время многозначительных эпизодов в библиотеке, прежде чем Сергей Викторович выставил всех оттуда без двадцати одиннадцать. В рассказах очевидцев наш достойный адвокат начал представать в весьма любопытном свете.
--Что вы имеете в виду?
--На вокзале в Киеве, где вы втроем сели в поезд, Шевченко уже настаивал на возможности самоубийства. Он не слишком на это напирал--даже дал задний ход, когда
понял, что зашел чересчур далеко,--но постоянно выдви-
гал это предположение. Смысл его сетований состоял в том, что он опасается самоубийства и хочет его предотвратить.
С другой стороны, что вы услышали в автомобиле по
пути к дому? Сергей Викторович приобрел револьвер
22-го калибра, правда, газовый. «Револьвер был ошибкой. Я не должен был позволять ему покупать его, а тем более показывать, как им пользоваться». Кажется, Шевченко так сказал?
--Слово в слово,--подтвердил я.
      Чумак недовольно поморщился.
--Не забывайте, что Шевченко не только семейный адвокат. Он также ведет уголовные дела и знаком с милицией, где, в свою очередь, знают его. Если бы он действительно хотел помешать Сергею Викторовичу приобрести огнестрельное оружие, то для этого было бы достаточно шепнуть пару слов милиции. Сергей Викторович ни о чем бы не догадался, но не получил бы
ни лицензии, ни револьвера. Проделать такое не составля-
ло труда--я могу сослаться на ряд подобных случаев. Но
Шевченко не принял никаких мер. Его лицемерные слова свидетельствовали о двух вещах: о том, что он, по-видимому, достаточно опытен в использовании огнестрельного оружия,  и как мы теперь знаем, это соответствует действительности, и о том, что за его мнимым дружелюбием к Сергею Викторовичу скры-
вается злобный оскал. Что касается преувеличенной, под-
черкнуто отеческой привязанности к Нине Волковой ...
--Она вовсе не была отеческой, не так ли?--спро-
сила Марина.--Я слышала, как позапрошлой ночью Вера Викторовна публично озвучила одну из своих диких догадок и, кажется, оказалась права. Она заметила, что Шевченко куда сильнее, чем следовало бы, интересуется Ниной. Это была правда, верно?
--Да, Марина. Догадки Веры Викторовны неоднократно оказывались правильными. Добрейший Шевченко уж очень старался держаться поближе к Нине Ворковой, упоминая ее имя в разговоре, даже когда в этом не было никакой надобности. В своем безмерном тщеславии он не сомневался, что, как только умрет муж Нины, она сразу же
упадет в его объятия.
--А сама Нина?
--Думаю,--ответил Чумак,--что ей это и в голову не приходило. Она добросердечна, импульсивна, возможно, излишне доверчива. И она полностью доверяла адвокату Шевченко.
--Как и другие, если на то пошло,--буркнул Николай.
  --Да, ваш дядя тоже доверял ему.
--Я имел в виду ...
--Мы знаем, что вы имели в виду. Но Шевченко привлекала не только Нина Волкова. Сергей Викторович был состоятельным человеком, и, если бы он умер, наследницей стала бы его жена. Можно лишь догадываться, что вдохновляло его в большей степени-- сама Нина или ее деньги. Но он видел перед собой радужные перспективы. Его нашептывания подталкивали Сергея Викторовича к самоубийству. Если бы семена сомнения проникли в душу Сергея Викторовича и он
покончил собой, все сложилось бы, по мнению адвоката,
наилучшим образом. Если бы самоубийства не произошло...
--То он не остановился бы перед убийством?
--Безусловно. Прибыв на сцену как раз к тому момен-
ту, когда в сумерках раздался револьверный выстрел, Шевченко обнаружил, что самоубийство не состоялось, и был вынужден менять весь план. Объяснение всех дальнейших событий можно увидеть в словах и поступках адвоката, после того как вы оказались лицом к лицу с Сергееем Викторовичем, который только что попытался убить себя. Шевченко знал, что произошло,--как показывают его вопросы, он догадывался о каждом поступке Сергея Викторовича. Конечно,--рас-
судителыю добавил Чумак,--выслушивая пока-
зания свидетелей, я не мог быть уверен, что мои усиди-
вающиеся подозрения в отношении Шевченко непременно
оправдаются. Мы нуждались в дополнительной информа-
ции, подтверждающей эти подозрения, и такая информа-
ция появилась позднее.
--Слушайте!--воскликнул Николай, вставая, чтобы привлечь к себе внимание.--Теперь вам уже незачем
быть таким чертовски осторожным. Мы знаем, что дядя
Сергей выстрелил в себя. Попытка самоубийства обернулась для него серьезным потрясением и опаленным халатом, который он повесил в шкаф, надев другой. Вскоре появились Шевченко, Владимир и я. Дядя Сергей поведал нам и остальным историю о призрачном визитере. Вы абсолютно правы: старый Шевченко догадался о том, что натворил дядя Сергей. Произошло нечто вроде словесной дуэли между ним, огрызающимся на дядю Сергея, чтобы заставить его признаться в попытке самоубийства, и дядей Сергеем, не поддавшимся на это. «Этим вечером,--сказал Шевченко,--вы были в таком угнетенном состоянии, что почти...»--«Почти что?»--осведомился дядя Сергей, и тогда адвокат спросил, не хочет ли он еще что-нибудь нам сообщить.--Николай склонился над столом.--Все это мы уже знаем. Но в библиотеке, кажется, произошло еще несколько значительных эпизодов. Забудьте об осторожности, поржалуйста, и расскажите о них.
--Ну,--отозвался Чумак,--как вы должны по-
мнить, один важный инцидент произошел незадолго до то-
го, как Шевченко произнес упомянутые вами слова. Вы подвергли сомнению рассказ вашего дяди, продемонстрировав, что левое окно закрыто и заперто изнутри. Это запечатлелось в вашей памяти?
--Конечно! Ну и что?
--Ваш дядя был сильно расстроен. Разгневанный и униженный, он поспешил к левому окну и открыл его. Напоминаю, что ранее он надел пару резиновых перчаток. Как Сергей Викторович сказал вам, он приобрел эти перчатки для экспериментов с отпечатками пальцев. Ему уже удалось взять несколько отпечатков, хотя в этом не было никакой необходимости. Сергей Викторович заявил, что пытается установить личность «призрака». Как вам должно быть ясно, тесты на отпечатки пальцев служили всего лишь дымовой завесой. Так как он сам и был упомянутым «призраком», он проводил эти тесты с единственной целью отвлечь внимание от себя. Но у него были карточки с отпечатками и резиновые перчатки, которые он надел в вашем присутствии. Впослед-
ствии состоялся диспут о том, были на нем эти перчатки или нет, когда он подбежал к левому окну и открыл его.
--Ну?--осведомился Николай.
--Ваш дядя абсолютно искренне не мог этого вспомнить. Но я могу дать вам ответ. Несмотря на ваше впечатление перчатки все еще были на нем, когда он открывал окно, и я готов это доказать. Одну минуту!
Чумак начал сосредоточенно рыться во внутрен-
нем кармане пиджака. Среди множества бумаг он наконец
нашел нужный ему лист, который положил на стол.
--Вот ваши показания. Вы дали их при свидете-
лях Массальскому и мне. Массальский записал их слово в слово, а я не без труда скопировал. Вот что вы ответили Массальскому насчет перчаток. «y меня создалось впечатление, что он стянул их и держал в левой руке, прежде чем подошел к окну и открыл его. Но это всего лишь впечатление. Я не могу в этом поклясться». Вы сказали, что так же ответили ваше-
му дяде. Владимир Иванович и Шевченко заявили, что они ничего не помнят о перчатках,--Владимир Иванович, потому что он был честен, аШевченко, потому что не знал, какой ответ пойдет ему на пользу. Но вы подтверждаете ваши показания?
--Да,--кивнул Николай.--Ну и что?
Чумак  вернул бумагу в карман.
--В начале второго ночи,--продолжал он,--вы при-
сутствовали в библиотеке, когда Массальский и я обсуждали результаты опроса свидетелей. На средней раме с обеих сторон от шпингалета в пыли остались четкие отпечатки всех пальцев правой и левой рук Сергея Викторовича -- большие пальцы снизу, остальные сверху. Тогда вы повторили ваше заявление, сказав, что ваш дядя, должно быть, оставил отпечатки, поднимая окно. Но этого не могло быть!
--Почему?
--Попробуйте поднять такую раму, держа в левой руке пару резиновых перчаток. При этом вы сможете оставить
четкие отпечатки пальцев. Но вы не сможете этого сделать,
не оставив в пыли широких пятен от перчаток. Однако Массальский утверждал, что на окне не было таких пятен. Только в отдалении от четких отпечатков имелись небольшие пятна, где раму трогали руками в перчатках. Смысл этого стал мне очевиден. Когда ваш дядя открывал это окно, ударив по шпингалету кулаком или ребром ладони и подняв раму, на нем все еще были перчатки.
--Как же так?--почти взвыл Николай.--Ведь от-
печатки дяди Сергея были на окне! Вы имеете в виду, что это старые отпечатки?
--Они могли быть старыми,--ответил Чумак, но не были таковыми.
--Тогда как же они там оказались?
--Вы можете увидеть это в любой момент.
Кроме них, в баре присутствовало еще несколько посетителей, собравшихся здесь в воскресный вечер. Необходимость вести разговор на пониженных тонах угнетала не только Николая-американца, идея которого и была пригласить всех в бар, но и меня и даже Марину.
--Прошу вас!--взмолилась она, беспокойно двигая
бокал взад-вперед по столу.--Меня не было там, когда
вы спорили об отпечатках пальцев и прочих вещах. Но ведь это не имеет особого значения, верно? Важен план убийства и тот, кто его замыслил--Шевченко, которого
Нина считала непогрешимым! Что творилось у него в го-
лове в то время, когда все это происходило?
--Хорошо подмечено!—Чумак устроился поудобнее.--О
чем он думал? Что он делал? Как напрягался его мозг в стремлении найти способ добиться своего? Неужели все его замыслы обернутся ничем и Сергей Викторович останется в живых? Нет! Шевченко все еще считал себя
непогрешимым. И судьба не замедлила предоставить ему
очередной шанс.
Что произошло дальше? Из гардеробной в библиотеку
ворвалась Вера Викторовна, возбужденно говоря о пачке бумаг, которую она обнаружила в кабинете отца и остави-
ла в гардеробной. Вера Викторовна в самом деле нашла эти бумаги в потайном отделении отцовского письменного стола. Поскольку мы будем хранить это в секрете, могу добавить, что одной бумаги она там не находила--добавления к завещанию старика, согласно которому ей завещались деньги. Вера Викторовна сама подделала это дополнение и подложила его к остальным документам, не имеющим никакой ценности. Я верю ее клятве, что она сделала это не ради денег, а с целью доказать всем, что «дорогой отец» не забыл ее.
После этого Вера Викторовна прибегла к своей обычной тактике--стала придираться к брату и семейному адвокату. Веря в абсолютную честность Шевченко, она вынудила его взять с собой бумаги и просмотреть их. Открытие дополнения должно было доказать, что ее дочерняя преданность вознаграждена по заслугам.
Но у адвоката были совсем другие планы. Он ис-
кал пути достижения собственных целей. Помня, что фор-
туна благоволит к смелым, он решил действовать дерзко,
чтобы не сказать нагло, ибо ему представилась для этого
прекрасная возможность.
--Погодите!--воскликнул Николай.—Прекрасная возможность для чего?
--Неужели вы не понимаете?--изумился Чумак.-- Шевченко согласился взять бумаги из гардеробной,
но они были ему не нужны. Он направился в гардеробную
и закрыл дверь перед носом Веры Викторовны, когда она попыталась войти следом. Адвокат хотел унести из гардеробной в своем портфеле что-то другое--то, что могло открыть путь к успеху. Ну, что это было?
--По-моему, я знаю,--неуверенно отозвался я.--
Он хотел взять один из двух халатов, висевших в шкафу.
--Попали в самое яблочко!--одобрил Чумак.—Что значит, когда дружишь с людьми из органов!
Адвокат знал все привычки своей жертвы, в том числе и эту. В шкафу висели два халата, очень похожие на тот, который тогда был на Сергее Викторовиче. Один из них был опален порохом после того, как он выстрелил в себя холостым патроном, другой был целым и невредимым. Шевченко должен был забрать последний.
Итак, Шевченко вошел в гардеробную. Пачку бумаг, которые тогда были ему не нужны, он спрятал под кушетку,
чтобы они не попались никому на глаза. Вот почему я по-
том заглядывал под кушетку, но к полуночи бумаги уже
убрали оттуда. После этого он запихнул неповрежденный
жакет в свой портфель.
На ваших глазах Шевченко дерзко вышел из гардеробной, застегивая портфель. Вы видели пачку бумаг, которую он якобы забрал с собой? Разумеется, нет! Чтобы сбить вас с толку, он взял только одну бумагу --оплаченный счет--и засунул его под клапан портфеля так, чтобы он торчал наружу. Вера Викторовна схватила счет, но адвокат велел ей вернуть его. Вы были почти готовы поклясться, что видели все бумаги, а он удалился с тем, что ему требовалось--неповрежденным халатом из шкафа.
--Но за каким чертом ему понадобилось красть непо-
врежденный халат?--не выдержал Николай.
--Потому что теперь в шкафу оставался только халат,
опаленный порохом. Предположим, будущую жертву уда-
лось бы каким-то образом заставить снова переодеть жакет?
Сергей Викторович считал, что в шкафу висят два халата, но в действительности там оставался лишь один. Если бы он снова надел обожженный халат, путь к убийству стал бы легким. На письменном столе лежал заряженный револьвер--воспользовавшись суетой, адвокат мог украсть его в любой момент и заменить на боевой. В случае необходимости стрелять можно было
бы издалека--если бы пуля попала Сергею Викторовичу
в сердце, следы пороха на халате указывали бы, что ра-
на нанесена самоубийцей, приставившим дуло вплотную к
груди.
Вы спросите, каким образом Шевченко мог заставить Сергея Викторовича надеть обожженный халат? Думаю, в тот момент он еще сам не был уверен, что это ему удастся. Вера Викторовна пыталась поскорее спровадить его домой, но он не уходил--его изощренный ум все еще изыскивал способы. Тем временем возникло еще одно из непредвиденных обстоятельств, которые так нас смущали. Появился доктор Юровский и подтвердил историю Сергея Волкова о визитере в маске.
«Не оставайтесь слишком долго среди людей, живущих в этом доме,--предупредил Сергей Викторович позднее.--Большинство из них погрязло во лжи и глупости». Он говорил правду--каждый из находившихся здесь, виновный и невиновный, имел свой маленький секрет. Но каждый говорил и действовал согласно своему характеру. Помните это и не судите Юровского слишком строго.
--Значит, Юровский лгал?--спросил Николай.
--Конечно лгал, но не забывайте о моем предупреж- дении. Доктор Юровский неплохой человек--его даже
нельзя назвать особенно нечестным. Вы видели и слышали
его, так что в состоянии оценить его характер. Даже при
нашей системе «государства всеобщего благосостояния», к
которой я, признаюсь, не испытываю большой симпатии,
никакой закон не может принудить врача заниматься прак-
тикой. А Юровский любит легкую жизнь, как он сам мо-
жет вам подтвердить. Занимаемое им здесь положение не
обремененного обязанностями медика, живущего при боль-
ном, его вполне устраивает.
Конечно, Юровский понимает, что является нахлебником за столом мецената, и совесть побуждает его отрабатывать свой хлеб. Поэтому, когда благодетель лжет, он считает своим долгом подтверждать эту ложь. Вот и все.
--Прошу прощения,--запротестовала Марина,--но это
далеко не все и даже не самое важное. Это уводит нас от
главной темы, которой ...
--Которой, как вы собирались сказать,--согласился Чумак,--является история жестокой, хотя и осуществ-ленной не без блеска попытки убийства. Отлично! Вернемся к Шевченко, который ломает голову над своим планом в окружении компаньонов в библиотеке.
Как ему побудить жертву надеть обожженный халат? Кажется, он без особой надобности привлек ваше внимание
к тюбику клея в ящике письменного стола. Быть может,
ему пришла в голову мысль пролить клей на Сергея Викторовича, заставив его таким образом сменить халат? Но это невозможно! Клей на рукаве едва ли вынудил бы Сергея Волкова спешно переодеваться, тем более в халат, носящий явственные следы его попытки самоубийства. Перспектива казалась безнадежной.
Но ангел-хранитель не оставил своего любимца! Вы знаете, что произошло. Вера Викторовна, как обычно затеяв бессмысленную ссору с братом, слишком энергично взмахнула банкой с медом. Разумеется, мы не должны подозревать Веру Викторовну в соучастии
в замысле адвоката. Если рассматривать ее в роли заговорщика, то это был бы худший заговорщик в мире.      
Просто она из тех людей, которые сами напрашиваются на различные неприятности--таков уж ее характер. Банка разбилась о каминную полку, и мед перепачкал жакет ее брата. Убийце только это и было нужно. Теперь Сергею Викторовичу придется переодеться. Это уже не клей на рукаве! Даже обнаружив, что третий халат исчез, такой аккуратный человек,
как Сергей Волков, наверняка предпочтет следы пороха липкому меду. Конечно, Сергей Викторович не мог в опаленном халате выйти из библиотеки и посетить церемонию по случаю дня рождения сестры. Но он ведь не обязан был это делать. Чтобы никто не вошел и не стал его звать, он запер на засов обе двери.
Но Шевченко, разумеется, уже решил его судьбу—Сергею Волкову предстояло умереть. Что же сделал Шевченко, когда покинул дом Волковых, якобы соби-
раясь домой?
--Да, что же он сделал?--подхватила Марина, сжимая и
разжимая кулачки.--Комната еще не была заперта, не так
ли? Левое окно оставалось открытым настежь?
--Безусловно,--согласился Чумак.
--Тогда как же он поступил? Вы нам расскажете?
--Расскажу, когда упомяну еще об одном встречном течении, не связанном с преступлением.
--Если так, то зачем о нем упоминать?
--Потому что оно окончательно убедило меня в винов- ности адвоката,--ответил Чумак,--и также потому, что оно касается вас.
--Меня?
--Да, Марина.—Прикурив сигарету трубку, Чумак посмотрел на меня и Николая.--Эта молодая девушка два года назад оказалась замешанной в деле об отравлении в. Массальский и я знали об этом. Мы сразу узнали ее--
и нам было известно, что она невиновна. В ночь с пятницы на субботу Массальский решил поговорить с ней. Ранее девушка не проявляла желания сотрудничать, но теперь эмоции прорвали плотину, и она поведала всю историю.
До этого времени я только подозревал, что наш непог-
решимый адвокат виновен. Но это были всего лишь празд-
ные размышления, и я мог ошибаться. Если мои подозре-
ния были верны, то он должен был попытаться разыграть
вторую попытку самоубийства. Но такому опытному юрис-
ту, конечно, нужна была линия обороны. Если милиция
откажется верить в самоубийство, кто лучше подойдет на
роль козла отпущения, чем девушка, которую однажды уже
подозревали в убийстве?
Но как Шевченко мог узнать о ее прошлом? Согласно рассказу самой Марины Сидоренко, только Нина Волкова знала ее историю. Встревоженная Нина хотела спросить у Массальского, подозревает ли еще милиция ее подругу.
Марина Сидоренко заставила ее пообещать, что она не сделает этого,--Нина обещала и сдержала слово. Кстати, Массальский не мог знать, продолжает ли Марина быть под подозрением у милиции. Но будучи
хорошей подругой, Нина все-таки хотела узнать, каково положение Марины с точки зрения закона. К кому же она
могла обратиться?
Ответ пришел из моего фрейдистского подсознания. При условии соблюдения строгой конфиденциальности Нина обратилась бы к юристу: юристу, чья про-
фессия--хранить секреты, единственному человеку на све-
те, которому она полностью доверяла. Позже я спрашивал
об этом Нину Волкову, и она подтвердила мое предполо-
жение. Если бы обстоятельства сложились по-иному, Марина  оказалась бы в сетях Шевченко.
Конечно, это по-прежнему были всего лишь подозрения. Но теперь я чувствовал, что они верны, и был готов к поединку. Мои праздные размышления оказались правильными: адвокат был виновен, и теперь я могу более или менее точно воссоздать его поступки. Воспользовавшись суетой, на которую он сам жаловался,
Шевченко украл револьвер с письменного стола, прежде чем гостей выставили из библиотеки без двадцати одиннадцать. Револьвер лежал у него в кармане, когда он говорил со мной в гостиной. Шевченко надел длинный голубой дождевик--преждевременно, так как дождь начался гораздо позже, но он был осторожным человеком, --и шляпу, взял портфель, где находился только украденный халат, и вышел к своему автомобилю.
Но Шевченко далеко не уехал. Оказавшись за пределами дома, он оставил там машину, вернулся и проскользнул в сад через вход, расположенный подальше от дома. Шевченко стоял у восточного входа в сад, лицом к все еще открытому и ярко освещенному окну, понимая, что пришло время осуществить его план.
Было без нескольких минут одиннадцать. Сергей Викторович, как и предвидел Шевченко, в опаленном порохом халате находился в библиотеке. Неподалеку, в музыкальной комнате, попурри из оперетт подходило к
концу, перекрывая все звуки в доме.
Торжествующий Шевченко стоял в метрах трёх-четырёх от окна--на подходящем расстоянии для стрельбы в цель. Он мог громким возгласом подозвать Сергея Викторовича к открытому окну. Любой стоящий у этого окна, как вы видели сами, оказывался в перекрестном освещении. К тому же к услугам адвоката была мишень--черное пятно от пороха на левой стороне груди бордового халата.
Шевченко поднял револьвер и выстрелил. Но этим дело не кончилось. Оружие нужно было вернуть в библиотеку, чтобы никто не узнал о его исчезновении; его должны были найти рядом с телом предполагаемого самоубийцы. Адвокат побежал через лужайку к окну, чтобы бросить револьвер в комнату. Риск был не слишком велик. Луна светила тускло; он бежал, опустив голову и прикрывая лицо левой рукой.
Но Сергей Викторович? О чем он думал в тот страшный момент--он ведь избежал гибели только потому, что пуля попала слишком низко? Его подозвали к окну, в темноте мелькнула вспышка, и что-то более твердое, чем пыж из холостого патрона, ударило его в то же самое место. Сергей Викторович много говорил если
не о призраках, то о визитере в черной мантии. И теперь
к нему бежала из сада фигура в длинном темно-голубом
дождевике, который легко можно было принять за мантию.
Сергей Викторович не узнал нападавшего, поэтому пришлось долго и терпеливо расспрашивать его в субботу, убеждать его, что увиденное ему не почудилось. В тусклом свете даже шляпу было невозможно разглядеть--он скорее чувствовал, что с головным убором что-то не так.
Теперь вы начинаете понимать? Сергей Викторович испытал страшное потрясение--ему казалось, что его атакует выдуманный им же призрак. Он действовал чисто инстинктивно. Чтобы хоть как-то защититься от приближающейся фигуры, нужно было закрыть окно. Шатаясь, Сергей Викторович протянул руки к раме.
Разумеется, Шевченко ни тогда, ни в другое время не собирался разыгрывать призрака--он был практичным че-
ловеком, который задумал совершить убийство. И все же
в решающий момент его нервы почти сдали. Он хотел толь-
ко бросить оружие в библиотеку, а его жертва в эту мину-
ту кинулась к окну! Не заботясь об отпечатках пальцев,
которые в любом случае не обнаружили бы, так как он дер-
жался только за рукоятку, адвокат швырнул револьвер ми-
мо своей жертвы в комнату, где тот отлетел по ковру к
креслу.
Лужайка, фигура незнакомца, лунный свет--все сме-
шалось перед глазами Сергея Викторовича. Он чувствовал
боль--возможно, это конец. Голыми руками, оставив от-
печатки, которые мы потом нашли, он ухватился за раму
и опустил ее, потом ударил ребром ладони по шпингалету
и запер окно. Повернувшись, он сделал несколько неуве-
ренных шагов в обратном направлении и рухнул рядом с
револьвером.
Чумак сделал большой глоток пива и со стуком по-
ставил кружку на стол.
--Вот вам ваша запертая комната! Как я уже утверж-
дал в разговоре с Массальским, мы с самого начала рассматривали факты под неправильным углом. В конечном счете, комната оказалась запертой, так как каждый персонаж драмы действовал в точном соответствии со своим характером. На сей раз Сергей Викторович не намеревался никого одурачить, но ему едва не удалось это с нами проделать.
--А Шевченко?--осведомился Николай.--Что сделал потом этот гнусный негодяй?
--Его поведение едва ли можно назвать образцовым,--
согласился Чумак.--Но все же дальнейшие поступки
адвоката заслуживают внимания. Он не мог сразу вернуться домой--ему нужно было забрать пачку бумаг, которые он якобы уже вынес, но в действительности спрятал под кушетку в гардеробной.
Шевченко стал дожидаться удобного момента. Между половиной двенадцатого и без четверти двенадцать, когда мы все были чем-то заняты, он проскользнул в дом через открытое окно в конце западного коридора. Без четверти двенадцать, за пятнадцать минут до того, как Массальский и я впервые посетили библиотеку, он снова выскользнул наружу с пачкой бумаг и, как я подозреваю, шляпой под мышками.
Серафима, увидев его с большого расстояния, приняла макинтош за халат, а пачку бумаг за пакет--ее рассказ добавил еще один фантастический элемент к общей картине.
Узнал ли Шевченко тогда, что Сергей Викторович жив? Возможно, но я так не думаю. Скорее всего, он узнал об этом только на следующее утро из телефонного разговора с Николаем Волковым.
Тем временем, обследовав бумаги по настоянию Веры Викторовны, которая уже вызывала у него кое-какие подозрения, Шевченко обнаружил поддельное дополнение  и воспользовался им. С тем чтобы укрепить свое положение, он решил сначала обвинить Веру Викторовну, а потом предложить ей свое покровительство.
Нужно признать, Шевченко разыграл для нас в своем офисе превосходное шоу! И все же в нем имелся один изъян.
Он утверждал, что не помнит дату первого появления «призрака» перед Виктором Волковым, и сказал, что разыскал ее в архиве только в субботу утром. Однако стеклянная дверца той секции книжной полки, где он, по его словам, хранил свои дневники, была так густо покрыта пылью, что стало ясно--к ней давно не прикасались. Шевченко все время помнил нужную нам дату, но, подобно многим преступникам, пытался сделать так, чтобы его заявления выглядели очень правдоподобно--это был перебор.
Потерпев однажды неудачу, попробовал бы Шевченко снова совершить убийство? По всей вероятности, да, если бы он был уверен, что выйдет сухим из воды. Я осторожно намекнул ему, что Массальский склонен считать происшедшее с Сергеем Викторовичем попыткой самоубийства,--фактически я не солгал, сначала Массальский этого отнюдь не исключал. Да, я ловко сы-
грал искусителя. Только Шевченко не знал, что его жертву
охраняет милиция в лице вызванного инспектора уголовного розыска местного отдела милиции. Прежде чем мы покинули его кабинет, произошел еще один маленький инцидент. Среди многих спортивных трофеев достойного господина я заметил кубок, полученный за победу в национальных состязаниях по стрельбе из револьвера в Киеве.
Я неосторожно пробормотал «Киев», но так как вы двое интерпретировали это как «если», то, учитывая обстоятельства, я не стал вас разубеждать. Потом, когда я с Массальским беседовали с  инспектором, выяснилось, что он  пришёл к тем же выводам, что и мы. Убедить его не составило труда--оказалось, что фирма «Шевченко и сын» уже некоторое время пребывает в весьма шатком финансовом положении. Погруженный в бездну раскаяния Сергей Викторович дополнил картину деталями покушения на его жизнь.
Оставалось прояснить еще один момент. Покинув кабинет адвоката, Вера Викторовна, которая в «очередной раз» решила, что брат плетет против нее какие-то интриги, помчалась домой разбираться с ним. Но неприятности вновь настигли ее. Поднимаясь наверх, она оступилась и упала с площадки вниз головой. Особого вреда это не причинило--женщина скоро поправится. Но боюсь, тринадцатое июня не назовешь счастливым днем
рождения.
Конечно, не было твердых гарантий, что Шевченко непременно совершит очередное покушение на жизнь своей жертвы. Но Сергей Викторович в хорошо знакомой вам манере настаивал, чтобы ему поручили роль приманки. Позвонив Шевченко, как старому другу семьи, я поведал ему, что Сергей Викторович требует, чтобы его перенесли вниз, позволив лежать рядом с библиотекой.
Если бы Шевченко решился на второе покушение, какое бы оружие он выбрал? Конечно, не исключался еще один револьвер, но первый был в руках милиции, а на сей раз не должно было возникнуть никаких сомнений, что это самоубийство. Сергей Викторович пользовался опасной бритвой с острейшим лезвием, и, хотя Юровский запер все его бритвы, такое оружие--вариант беспроигрышный--его может раздобыть кто угодно.
Милиция наблюдала за Шевченко и мы не вмешивались, так как это была их территория. Но до последней минуты не могло быть полной уверенности в предстоящем покушении; мало ли для чего упомянутый господин в поздний час уехал из дому в своей машине. За ним последовала милиция, и только когда он проезжал через деревушку, что в пятнадцати минутах езды от дома Волковых, милиция  сообщила по телефону, что наш подозреваемый, возможно, нанесет сюда визит и просили передать инспектору информацию. Ловушка была расставлен--слишком самоуверенный преступник вошел через парадную дверь и угодил в сети. Думаю, что, если не брать в расчет мелочей чисто эмоционального характера, рассказывать больше не о чем.
Чумак осушил свою кружку и поставил ее на стол.
--Да,--согласилась Марина,--это объясняет все фак- ты. Но что будет дальше? Что нам делать теперь?
--Снова выпить,--громко провозгласил оптимист Николай.--Стаканы пусты? Что будем пить? Всем то же самое?
--Да,--отозвался я,--но теперь моя очередь
угощать, так что садись.
Николай продолжал стоять, сунув руку в карман. Прежде чем он успел возразить, я собрал стаканы и кружку, поставил их на поднос и отнес к стойке. Бармен наполнил сосуды заново и исчез. Однако меня не оставляло легкое беспокойство. Прежде чем взять поднос, я обернулся. Николай и Марина стояли рядом.
--Слушай, старина!--заговорил Николай, зловеще понизив голос.--Насчет этих мелочей эмоционального характера, о которых упомянул твой полковник...
--Да?--одновременно спросили я и Марина.
--Не знаю, что он имел в виду, но тебе не кажется, что
он что-то заметил... Хоть это и не связано с преступлением...
--О чем ты? Если ты насчет меня и Марины ...
--Прости, если лезу не в свое дело, но как насчет тебя
и Марины?
--И ты прости мне то же самое, но как насчет тебя и
Нины?
--Я не беру назад ни одного слова из того, что думал и
говорил по поводу Нины, но ...
--Но что?
--Это красивая мечта, старина, вот и все. Если мое присутствие не требуется милиции, то я через несколько дней отбываю в Нью-Йорк. Причем отбываю в одиночестве. Если бы Нина поехала со мной, ее бы до конца дней мучила совесть. Не уверен, что и моя совесть была бы спокойна. Думаю, в глубине души она по-настоящему любит только дядю Сергея. Все великие романы оборачиваются в итоге иллюзиями и ловушками! Вот почему я хочу спросить тебя кое о чем. Последние сутки ходили разговоры, что вы двое собираетесь пожениться ...
--Вот как?--усмехнулся я.--Давай будем при-
держиваться фактов. Я просил ее выйти за меня замуж, а
она велела мне убираться к дьяволу.
--О чем ты?--Марина так сильно вздрогнула, что стакан на стойке опрокинулся. Правда, он был пустой, так что это не имело особого значения.--Я никогда не говорила ничего подобного. Я сказала ...
--Что ты сказала? Скажи теперь--не важно, что мы
находимся в пивной: ты выйдешь за меня замуж?
--Слушайте!--вмешался Николай, мрачно поглядев на
Марину.--Хорошенько подумайте, прежде чем ответить. Я
хорошо отношусь к вам обоим и хочу видеть вас счастли-
выми. Два таких человека, как вы, могут отлично ладить
друг с другом, пока не называют это любовью. Но если
они женятся, всему приходит конец. Я это знаю, так как
сам был женат. Послушайте дядюшку Ника, послушайте
голос разума! Не делайте этого! Как бы вы ни старались,
что хорошего может у вас получиться, если накопленный
человечеством опыт говорит «нет»?
Голубые глаза Марины устремились на меня.
--Тем не менее,--улыбнулась она,--мы…

 


 
          Г Л А В А  11

Сергей Бондарев молча уставился на меня, словно ожидая продолжения. Потом включил кофеварку и засыпал кофе. Нарезал хлеб и достал из холодильника сыр и колбасу. Когда кофе был готов на кухне показался выспавшийся Чумак. Он оглядел нас изумлённым взглядом и спросил.
--Вы что, до сих пор не ложились?
--Слушал о твоих подвигах,--ответил Бондарев.—Я многое знаю о тебе, но о борьбе с призраком слышу впервые. Меня удивляет только,--Бондарев повернулся ко мне—почему вы пишите или рассказываете в каком-то старомодном стиле?
--Это индивидуальная манера писателя,--ответил Чумак, неожиданно для меня став на мою защиту.—Кому не нравиться, может не читать. Владимир Иванович! Вы не забыли, что нам нужно лететь в Киев?
--Я готов.
--Подождите,--прокурорским голосом заговорил Бондарев.—Так дело не пойдёт.
--Как?—спросил Чумак.
--Я не услышал конца этой увлекательной истории. О тебе, Игорь, речь не идёт. С самого начала твоей деятельности я видел, что ты внимательно слушаешь, проворачиваешь в голове несколько вариантов, и только потом делаешь свои гениальные выводы. Я хочу знать, что ответила Марина моему гостью?
--Ответит могу я.—Чумак уже намазывал маслом хлеб и положил кусок колбасы.—Они поженились.
--А если хотите знать последнюю фразу из будущего романа,--подхватил я, то вот она: «А почему бы нам не попробовать»--сказала Марина».
--Тогда почему вы не взяли свою очаровательную жену в наш город?
--Так она ждёт ребёнка. И меня, конечно.
Чумак решительно встал. Папка, с которой он не расставался в своих поездках, уже лежала рядом.
--Я вызвал машину,--Бондарев тоже был готов к отъезду на работу. Я вспомнил, что говорил Чумак: «сколько бы не выпил Сергей и сколько бы ночей не спал—он всегда, как свежий огурчик приходит на работу». Он и вправду был чисто выбрит и в глазах не было ни тени усталости.
Мы по дороге отвезли Бондарева в прокуратуру и выйдя из машины он пригнулся к оконцу задней дверцы машины:
--Передавайте привет своим женщинам.—Откозырял на американский манер и скрылся в здании прокуратуры.