Дело в шляпе. Главы 11, 12

Глава 11. Вузовская юность.

Конечно, девушка в силу своей неуемной энергии, юности, оптимистического и компанейского характера была всегда душой и заводилой любой молодежной компании. И тусила, и зажигала, как и все студенты. Но в перерывах, еще умудрялась писать статьи в университетской многотиражке, ходить на дополнительный факультет искусствоведения, посещать курсы французского, играть в драмкружке и хорошо учиться. И, конечно, любить единственного таинственного Джеймса Бонда, тактично отвергая  ухаживания парней. Естественно, Вера не была ханжой. В ее жизни имели место и танцы-манцы-обжиманцы с дежурными поцелуями, и наглые мужские домогательства, в ответ на которые просто открывалась дверь и предлагалось выйти из ее окружения, дома, жизни раз и навсегда. Но таким тоном и взглядом, что нахал ретировался сразу и безропотно.

А встречи с Анри были очень редкими, иногда всего на несколько часов. И от таких краткосрочных свиданий в душе оставался горький осадок. Нет, все было прекрасно и изысканно, с нежными ласками, вниманием, подарками, чудесами-сюрпризами, но... Неопределенность. Недоговоренность. Таинственность с  постоянными, ненавистными  форс-мажорами, когда любимый срывался буквально за полчаса, меняя все намеченные планы. И невозможность, на грани бессилия, зайти за границу загадочного «но». Какое-то внутреннее чувство всегда останавливало ее от лишних расспросов-вопросов-предложений. И в то же время девичья гордость резала сердце острыми лезвиями, постоянно бередя раны расставания и неоформленности отношений,  терзая горькими мыслями: «Тебя просто используют, как красивое украшение, которое даже никому особо и не показывают. Действительно, фамильная бижу, без фамилии... в красивой шкатулочке. Заложница чувственных страстей».

А из «длительных поездок» в памяти остались Ташкент, Ашхабад, Самарканд, Алма-Ата и Медео, Иссык-Куль, Бурятия. В них Анри совершенно преображался. Если в Париже любимый был импозантным иностранцем, то в бывших среднеазиатских республиках становился щедрым гостеприимным представителем местного населения. На любом базаре мог поговорить на нужном диалекте и пошутить, и поторговаться, и везде у него находились верные друзья. А на знаменитых чистых и целительных озерах они были рядовыми скромными путешественниками. И даже сходили в предгорья Тянь-Шаня в Киргизии и совершили пешеходный переход через прибайкальскую тайгу к голубому красавцу Байкалу. «Поиграли в простых туристов», - улыбаясь, говорил любимый. И долго еще романтичная Верочка хранила цветочек эдельвейса, сорванный в горах и преподнесенный ей трогательно на мужской ладони, а потом, засушенный, между страничек книги китайского поэта Ли Бо, подаренной Анри. И акварельку, написанную с любовью на Байкале, на которой она запечатлела своего загадочного возлюбленного и себя, кружащихся в вальсе, под высокими соснами.

Этот дорогой человек стал для нее не только любимым. Она воспринимала его, как родного отца, как лучшего верного друга. У которого можно было безмятежно и легко заснуть на плече, зная, что ни одна мошка, комар, или пылинка не долетит, не коснется, не потревожит её счастливого цветного сна. Когда Анри находился рядом, с ним было легко, просто, искренне и надежно.


Он все умел делать. Выбирать самые вкусные и спелые гранаты и ароматнейшие дыни, свежевать барана и готовить из него сочный шашлык, разводить костер с первой спички и варить вкуснейшую уху из омуля и сига, катать Верочку на лодке, легко и непринужденно гребя веслами или легко переносить на руках через горную речушку. Несколькими пассами рук, точечным массажем  мог снять головную боль, которая нет-нет, да напоминала Вере о себе.  А какие песни он пел под гитару. И как чувственно и красиво играл, профессионально перебирая струнами. Её несравненный обожаемый мужчина умел жить, любить, отдыхать и творить. Потому что всё его волшебное и бережное отношение к ней, разукрашенное чудесными яркими и фантастическими красками, по-другому, как творчество любви, или искусство любви, назвать было нельзя.


Наверное, он так же и работал. Наверное. Но этого Вера не знала. И смирилась. Как смирилась с редкими встречами и неоформленными законно отношениями. То, что в паспорте отсутствовал штамп, ее совершенно не смущало. Но то, что чистую верную любовь церковь называла блудом, в долгие месяцы разлуки убивало наповал.


Вот так незаметно с песнями, с веселыми студенческими вечеринками, с серьезными сессиями и бессонными ночами, потраченными в основном не на любовную страсть, а на подготовку к экзаменам, пролетело время учебы, которое было четко разделено на встречи и разлуки с Анри. И по большому счету, только этим и измерялось.


Глава 12. Французско-американско-русская тема.

Наконец-то, соизволил появиться долгожданный чемодан, с полуоторванной ручкой. Напомнивший ей героя из какого-то давнишнего фильма, хорохористого деревенского хахаля, с залихватски засунутым за ухо цветком и фуражкой набекрень.

— Где же ты болтался, дружочек, с какими сумками китайского происхождения терся, забыв про хозяйку, —   шутливо «выговаривала» Вера новому чемодану.
— Обманул меня, что  благородных кровей, с хорошей родословной, от известной фирмы. «Китайса подпольная»,  вот ты кто, если даже ручка набекрень свернулась с первого раза, —  чемодан, понимающе-извиняюще поскрипывал-повизгивал колесиками, как верный, но загулявший пес, и старался прижаться к ногам вдруг развеселившейся хозяйки.


— Ваш автобус номер двенадцать, где Вы так долго ходите, —   выпалила ей недовольно представитель туроператора, —  выход направо, затем прямо.
На удивление и облегчение курортницы, бас стоял практически рядом со зданием аэропорта. Веселенький беленький с большой цифрой «12» на лобовом стекле. Водитель, подхватив гулёну-чемодан, поместил его в багажное отделение, а Вера, зайдя в салон, обомлела. Несколько молодых мужчин обаятельно улыбались, взмахивая в знак приветствия руками, возбужденно и громко приветствовали её по-французски: «О, ля-ля! Салют! Салют!» И Вера в ответ радостно разулыбалась, расфантазировалась: «Вот это учудил Анри! Сейчас под аплодисменты и песни парней вылезет из-за заднего сидения, или, наоборот, войдет в переднюю дверь с шикарным букетом и в шляпе, которую снимет и наденет на меня. И вообще, здорово, что в их отеле будут отдыхать французы. И ни одного русского в автобусе, странно, конечно», —   подумала она. Ею, наконец-то, овладело какое-то безудержное отпускное веселье, легкость и радость предвкушения долгожданной встречи с Анри.

Но вместо ожидаемого чуда в дверь впорхнула худенькая мадам с пачкой ваучеров в руке, быстро раздала их туристам и с удивлением посмотрела на Веру.
— Вы, в какой отель? В какой? Вам с нами не по пути. Выходите и отправляйтесь в зону прилета. Ваша фамилия? Вас уже искали и объявляли по громкоговорящей связи. Быстрей, быстрей... —   и под мужские охи и ахи, под грустные крики: «Катастрофа, катастрофа», —   мечтательнице пришлось ретироваться. Она плелась по опустевшей площади аэропорта, жалея, что нельзя было уехать с французами и ругала себя последними словами.

—  Ах, ах, ах, шляпа швах, ведущий специалист, без мудрости и знаний которого, некоторые коллеги не могут прожить и дня. Верка, сколько можно быть мечтательной и невнимательной идиоткой. Даже не посмотрела толком на табличку. Увидела номер автобуса и, вперед! И все чудес ждешь. Получила ведь уже по мордасам очередными непредсказуемыми событиями. Хватит, Вера, становись нормальной респектабельной дамой. Через пять месяцев – тридцать пять лет! У некоторых уже и внуки рождаются, а ты все девочкой, как цветок в проруби, болтаешься...

Аэропорт встретил ее прохладой и рассерженным туроператорским громогласием. И на все подобающие в такой обстановке вопросы-обвинения, Вера смиренно ответила,
— Ну, считайте, вот такая дура вам досталась, тупая, неграмотная, слепая и глухая российская туристка. Закажите мне такси, я сама доеду до отеля. Здесь недалеко! —  Рассерженная представительница туристического бизнеса, ожидавшая вероятно ответного скандального натиска, который часто бывает среди россиян, как-то обмякла и сочувственно произнесла,
—  Да, ладно, с кем не бывает. У нас индивидуальный трансферт оформлен одному иностранцу в отель рядом с Вашим, если он согласится, то Вас подвезут. —  И опять глупое сердце екнуло надеждой: «А вдруг, это Анри, вдруг это его сюрпризы?!»


— Джордж из Вашингтона, —  представился ей внушительный седой староватый дядька. Пришлось знакомиться и даже мило беседовать те пятнадцать минут, что они ехали до отеля. Вера, к стыду своему поняла, что ее английский, который проходил раньше на «ура» в заграничных поездках при ресторанно-магазинном общении «принеси-подай-налей-покажи-сколько» оказался таким «пэссив, пэссив, пэссив», лежащим донными пластами в языковых недрах, «во глубине сибирских руд». Она с трудом понимала быструю живую речь американца. А уж, что он понимал в ответ... лучше было и не гадать.

Море порадовало негой, теплыми волнами и полупустым пляжем в обрамлении раскидистых пальм, приветливо шелестящих длинными зелеными листьями-косами. Вера подмигнула им и поздоровалась с высокими стройными деревьями,
—  Привет, подружки! Распустили буйны косы, где ж, любимые матросы? —  А пальмы зашушукались и ничего не ответили. Они были такими же одинокими, как новенькая туристка, хотя непрестанно находились в центре внимания отдыхающих.

Вера сразу же познакомилась с пожилой парой русскоговорящих немцев,  узнала ответы на вопросы: что, где, сколько и как. Немного позагорала в лучах заходящего солнца и ушла в номер готовиться к ужину. Грусть опять овладела ей. Каждый свой шаг она примеряла к шагу Анри, которого, увы, не было рядом. И жалобно зазвенел  в душе женщины восточный колокольчик...

Море мне ноги лизнуло,
Как верный пес. Снова
Кошки скребут на душе.

А у входа в ресторан, она встретила шумную компанию подвыпивших французских парней, веселых и симпатичных, уже поужинавших. И так же, как те в автобусе, они восхищенно улыбались, поднимали пальцы, сложенные латинской буквой «V», желали доброго вечера и приятного аппетита. И опять кольнуло у Веры в сердце, что все неспроста, что где-то за этим кроется Анри. Кроется - скрывается... Она улыбнулась дружелюбным ребятам, послав воздушный поцелуй, и подняла большой палец вверх, в знак одобрения.

—  Ну, не заплаканной же букой, несчастной закорюкой мне ходить, —   решила молодая женщина. Но было грустно, не хотелось ни есть, ни пить, ни заводить с кем-либо знакомства. Слишком долго и трудно, преодолевая из последних сил невообразимые жизненные завалы-перевалы, шла она к этому отпуску, чтобы он так печально и одиноко начался на гостеприимном, веселом и радушном средиземноморском острове.

А в ресторане к ней подбежала мужская копия известного в недалеком прошлом популярного «академического» дуэта и подобострастно, глядя снизу вверх, делая широкий жест рукой, сказала,
— Можете брать все, что пожелаете! И ни в чем себе не отказывайте! — Вера с нескрываемым презрением посмотрела на этот огрызок «цукера», как она сразу же прозвала толстого человечка, и ответила на английском языке, что просит прощения, но абсолютно не понимает, о чем говорит мужчина. А тот, от неожиданности, с отвисшей вмиг челюстью, быстро ретировался.

— Ох, Верка, Верка, —  подумала она. «Весело» тебе будет одной отдыхать. Хорошо хоть не "турцайка" с "ебиптом", а Европа. Анри, Анри! Ты так и не расстался за все эти годы со своими форс-мажорными обстоятельствами. И, вообще, каким ты стал? Какой ты?

Прогуливаясь вечером по длинной дорожке, тянувшейся вдоль берега моря, незадачливая курортница встретила «рафинада-цукера», идущего с женой и ребенком. Он в почтении расшаркался, Вера чуть заметно улыбнулась, а жена смерила ее с головы до ног оценивающим ревнивым взглядом. На этом закончился первый отпускной день одиночного плавания – островного пребывания. Без Анри.


продолжение следует   http://www.proza.ru/2011/09/17/1426