Горгулья и Замок

                Горгулья и Замок.
       Три дня ветер дул с востока, и три дня ветер приносил тающую на языке полынную горечь дыма. Дым отдавал сосновыми дровами, жареным мясом и корицей. Дым терзал легкие, выжимал слезы из глаз и оставлял привкус страха. На третий день ветер переменился и теперь дул с запада, гоня на восток остатки дыма и сухие листья. А на четвертый день пришли погорельцы, и вместе с ними вернулся дым: теперь он поднимался над горизонтом пухлыми перекрученными столбами, а по ночам горизонт подсвечивало зарево. Дым, наряду с еженощным заревом, служил подтверждением историям беженцев – пугающим историям.
        Гарт, в свои одиннадцать лет, знал толк страхам. Трижды за свою короткую жизнь видел он зарево: в первый раз, - когда горела Суходревка,  в которой он родился и вырос. Он помнил, как бежал, цепляясь за руку матери в подсвеченной отблесками пожаров тьме. Помнил, как нарос за спиной тяжкий перестук копыт, как всадник – черный провал в огневеющем мраке нагнал их. Помнил свист клинка, и хруст разрубаемой плоти. Помнил, как упала, тонко вскрикнув, мама. Он тоже упал, и это спасло ему жизнь: клинок только оцарапал русую голову, а спешиваться, чтобы добить его, воин не стал. Он пролежал, укрывшись в густой траве всю ночь, а наутро пошел, пошел с пустотой в душе и в сердце, и слезами на глазах. Тело матери так и осталось лежать не погребенным среди высокой травы.         
    Два дня он скитался, ел ягоды, слушал вой волков и ночевал в канавах. На третий день он пришел Замку.  Гарт до сих пор называл давшую ему прибежище твердыню Замком, Замком с большой буквы, хотя и знал его настоящее название – Эрденхолл. Иных столь громадных сооружений он не видел, хотя и слышал от бродячих торговцев и проповедников, об Алом холме, башни которого столь высоки, что за них цепляются облака, Чернодреве  - каменной громадине величиной с голову только рукотворную. Слышал, но не видел.  Он вообще мало, что видел только зарев и пожаров нагляделся предостаточно. 
   Мальчик потянулся, чувствуя, как хрустят косточки в затекшем от долгого сидения теле. Сидеть здесь, на стене оседлав изъеденную временем горгулью, ему очень нравилось и, наверное, поэтому (Кто знает, где здесь причина, а где следствие?) это строго запрещалось. Горгулью он тоже любил, можно сказать, она была его другом молчаливым, но верным.  Хотя и говорили, что горгульи слуги демонов и что в полнолуние, как только луна достигнет зенита, они оживают, щелкают каменными клыками и отправляются на поиски тёплой крови, он не верил. В первый раз, услышав эти рассказы,  он залез горгулье на шею, перевесился ей через голову и исследовал высеченную в камне пасть в поисках клыков. Их там не обнаружилось, а нашелся только язык – длинный и раздвоенный, но настолько заросший мхом и лишаем, что было видно, что давно он уже не пробовал крови. Да и выглядело изваяние не кровожадным, а скорее задумчивым. Наверное – думал иногда мальчик – скучно год за годом век за веком пялится на рассвет. Он сам иногда встречал утро вместе со своим каменным другом, и ему нравилось, как солнце золотит крышу донжона и одевает в радугу святых на витражах капеллы.  Но любоваться этим зрелищем годами?
   На дворе звонко ударил колокол, наполнив утро голосом начищенной меди. В хлеву надсадно заорала свинья, к ней немедленно присоединились из разных углов замка несколько собак, лошадь и осел. Ночной сторож на крыше главной башни ругнулся, пнул подвернувшуюся ему под ногу облезлую кошку и полез отыскивать своего дневного сменного. Звучали вступительные аккорды человеческой симфонии под названием жизнь.
   Густой звонкий бас колокола еще висел в воздухе, когда Гарт, сверкая босыми пятками, соскользнул во двор, ловко избежав  столкновения с прогуливающийся там свиньей. Свинья здорово надо сказать смахивающая на кусок половика, зыркнула на него и пошла дальше.
  Вслед за свиньёй он почти столкнулся с Яной – старшей поварихой замка. Вопреки (или возможно благодаря) общему мнению о поварихах она была не полной доброй женщиной в белоснежном переднике со скалкой в руках, а худой, напоминающей висельника старухой. Фартук впрочем, присутствовал, только он был не белый, а коричневый из дубленой кожи наподобие тех, которые носят кузнецы или палачи. Вместо скалки она сжимала в руках колотушку.
  Когда Гарт попытался проскользнуть мимо, эта не типичная повариха ухватила его за ухо своими жилистыми длинными пальцами с такой силой, что мальчику почудилось, что это самое ухо сейчас оторвется.
 - Ты где пропадал постреленок? А?! Снова на крыше сидел? Тебе ведь ясно запретили! Или не достаточно? Может, у тебя зад по розгам соскучился? А!
 Он мог бы возразить, что запрещали ему сидеть на крыше, а сидел он на стене, но взрослым попробуй, объясни разницу.
   - А ну марш на кухню быстро! – и во избежание превратного толкования своих слов она подкрепила последние предложение ударом колотушки по филейной части мальчика.
Пришлось подчиниться.
  Кухня Эрденхолла во избежание пожара была возведена поодаль от остальных строений, и чтобы подойти к ней, надо было миновать небольшой пятачок вытоптанной земли. Оный пятачок облюбовали гуси – былые и красноносые только и ждущие, чтобы ущипнуть проходящего мимо мальчишку за голые ноги. Гарт пробежал мимо них быстро обдав жирных птиц грязью из под пяток. Жалко он не взял с собой прута или палки -  тогда можно было хлестнуть, как рыцарь бьет мечом раз-два и они бы разбежались. А еще лучше поймать гуся и зажарить. Он ел один раз жареного гуся на пиру по случаю женитьбы лорда Рикарда – господа пировали в зале, а во дворе накрыли столы двора для всех желающих – и он, конечно, попал в их число. Наелся он тогда славно вот бы каждый день так.
   Ирга – вторая повариха, не такая злая и не такая высокая, как Яна и в отличие от неё очень толстая оторвала его от наблюдения объектов своей гастрономической страсти и втащила в кухню – вертеть вертел. Это занятие гарту претило -  созерцание ароматной аппетитной тушки на расстоянии вытянутой руки и невозможность эту самую рыку вытянуть, схватить птицу или там дичь, наполнить рот мысом и горячим соком.… Один раз оно попробовал отщипнуть маленький кусочек – крылышко утки, но Яна заметила и так настучала по пальцам поварешкой, что он еще недель не мог их толком согнуть -  разогнуть.
   На сей раз, на вертел насадили пару обмазанных медом кроликов, скворчащих роняя в огонь капельки жира и крови. Гарт, сидя на корточках, медленно поворачивал вертел над огнем, следя за тем, что бы на тушках образовывалась  тонкая равномерная корочка. Работа была несложная, требовала только внимательного пригляда, и можно было послушать разговоры. Сегодня все беседы крутились вокруг одной темы – беженцев и зарева на горизонте.
 - Говорят – начала Ирга –  лорд Черного солнца ополчился на лорда Светлого солнца, говорят он идет на Рассветный водопад, сжигая все на своем пути. Говорят, что горит Мариенбург.
 - Мариенбург не может гореть – он каменный.
  - Какой бы он ни был, я сама слышала – горит, как есть горит. Или я тебе врать буду?
 - Еще как будешь – кто у меня давеча одолжил полкроны сказав, что вернет к лету? Лето есть, а полкроны где? Нема их нема.
 - Ах, так? Ты мне так будешь? Я с ним как с человеком, а он мне полкроны. Да я тебе много чего припомнить могу. Иль нет? – и разговор перешел на темы, имевшие малое касательство к лордам и войнам. 
 Гарт повернул вертел -  один из кроликов уже почти приготовился, а другой оставался почти сырым. Он продолжал прислушиваться к разговорам, напрягая свои большие оттопыренные уши, но разговор продолжал вертеться вокруг крон, которые кто-то кому-то не вернул. Видимо теплая, насыщенная паром и приятными запахами атмосфера кухни не располагала к беседам о крови пожарах и смертях.
 - Кроликов-то кроликов, его милость требует – всполошилась Ирга, мечась в облаках пара и расталкивая поварят, - кролики где, где кролики?!
Гарт старался сидеть как можно тише. Кролики были у него, и когда он поправлял вертел, один из них шлепнулся в горячие угли и обгорел.
 - Негодный мальчишка – закричала толстая повариха – где кролики?!
Гарт молча указал на результаты своего труда. Ирга всплеснула руками и прижала ладони к щекам. У неё была привычка всякий раз, когда она огорчалась чему-то или удивлялась прикладывать ладони к щекам и смотреть вот так вот на виновника происшествия, прежде чем разразится гневной тирадой или пустить в ход поварешку.
  Гарт думал, что она его сейчас отколотит, но он ошибся. Сначала пришла Яна и две женщины долго переругивались, и старшая повариха то и дело улыбалась, показывая гнилые зубы. Потом пришел старик, которого все звали просто старик, и который чинил котлы для кухни и точил ножи, и он долго, что-то говорил, поминутно воздевая к затянутому паром потолку свой корявый палец.
   Мальчик сначала пытался разобрать, о чем спорят, потом попробовал отряхнуть кролика, но Яна потребовала, чтобы он отошел. Он и отошел, но сперва отщипнул от тушки кусок и успел сунуть его в рот, когда повариха отвернулась. Мясо было отменное, сочное, сдобренное медом и специями – такое не каждый день перепадает. И вкус угля почти не заметен, что только поварихи взъярились? Все же не так плохо как в прошлый раз, когда он случайно разлил котел с  говяжий похлебкой для пира. Тогда его вздули так, что он три дня не мог сидеть и послали в конюшню – выгребать навоз. Присматривать за лошадьми ему понравилось больше чем ощипывать птицу или таскать дрова на кухне, но спустя несколько дней один поваренок ошпарился, и на кухне стало не хватать рук – вот его и вернули. Может теперь, его снова пошлют на конюшни?
  Тем временем спорящие пришли, похоже, к некому соглашению. Старик, который просто старик ушел, подволакивая ноги и шамкая губами, словно проговаривая спор еще раз. Яна напоследок улыбнулась и ушла. Осталась только Ирга, которая, похоже, была чем-то опечалена.
«Похоже – подумал Гарт – сейчас будет выволочка, интересно только знать какая. Но хоть без обеда – та меня не оставят?» в желудке уже ощутимо урчало.
  Судя по всему, однако, наказание откладывалась. Полная повариха извлекла из углей кролика, осмотрела  - мальчик видел, как она поджала губы, заметив ямку на месте отщипнутого куска, и думал, что сейчас-то она разразится, но нет. Ирга только осмотрела тушку, близко поднося её глазам, а потом вдруг сунула кролика гарту. Тот вытаращился и от удивления чуть его не уронил вторично.
 - Это, что мне?
 - Можешь съесть. И давай проваливай с глаз моих. У тебя сегодня свободный день.
Это требование Гарт выполнил с не малым удовольствием и не меньший скоростью – из кухни он выбежал столь быстро, что гуси шарахнулись в разные стороны, а некоторые даже попытались взлететь.
   Первым делом мальчик утолил свой голод, кроликом запивая водой из колодца. Мясо было вкусное – значительно лучше похлебки из моркови, бобов и гороха которую он ел последние десять дней. Большую часть кролика он на всякий случай оставил «на потом». В конце концов, врятли Ирга снова расщедрится, на что нибуть подобное. Повариха была добра к нему и порой подкармливала, но на сей раз, она устроила ему просто королевский пир, да еще и отпустила на целый день.
   «А ведь могла бы наказать – с тревогой подумал Гарт – очень просто настучала бы мне этой своей поварешкой, или розгами по заду. Но не стала. Чудно». Впрочем, в жизни встречались веще еще чуднее, и он не стал задумываться над причинами столь странного поведения поварихи.
      Года Гарт закончил свой завтрак, солнце уже стояло высоко над горизонтом, и вновь ударил замковый колокол отбив время. Мальчик потянулся и встал. Была только четверть, и у него впереди был целый день – день, в который ему не придется ни драить полы, не чистить овощи, ни таскать дрова для кухонных печей. День, в который он может делать всё, что захочет. Ну и чего же ему хочется? – Гарт поскреб ногой пятку. Можно пойти во внутренний двор посмотреть, как сражаются рыцари, а можно сходить к воротам поиграть с другими мальчишками в чижа. Можно поплавать в теплом зеленоватом рву – у горелой башни, где он особенно широк, а можно залезть на плоскую крышу старой казармы и лежать нам на солнышке, глядя вниз на тех, кто приезжает – уезжает. Можно было многое, но для начала мальчик решил навестить своего верного каменного друга – горгулью.
   Каменное чудо-юдо по прежнему стояло на своем вечному посту меж зубцов и смотрело на дымные столбы. Теперь их было пять, пять черно-сизых перекрученных колонн подпирающих небосвод. Каждый столб – сгоревшая деревня или острог. В каждой деревня полтора – два десятка дворов, в каждом дворе семь-восемь человек. Вот и считай, сколько человеческих душ, сейчас поднимается к небесам с этим дымом.
 - На что смотришь – спросил Гарт, залезая на спину горгулье. Она не ответила – впрочем, она никогда не отвечала. Мальчик устроился на стершийся, выглаженной дождем и ветром спине каменного чудовища, и посмотрел вдаль, положил подбородок меж двух бугорков некогда бывших ушами.
   Горгулья была теплой, гладкой и сидеть на ней было удобно – можно было упереть ноги в основания её мощных лап как в стремена и восседать на ней как рыцарь на боевом коне. Можно было зажмуриться и представить что под тобой не безжизненный камень, а горячий скакун, который унесет тебя под облака за дым пылающих городов за сами эти города, к морю чистому голубому и неспокойному. Представить можно многое, но стоит открыть глаза и вот перед ними не лоснящаяся от пота шея воображаемого коня, а изъязвленная временем выя горгульи, а за ней не беспокойное море, а рыже-желтые поля, перемежаемые буро-зелеными пятнами леса и так до самого горизонта.
   Гарт слез со своего каменного седалища на парапет стены и прислушался. Можно было расслышать, как мерно стучат сапоги – то совершает свой обход караульный. Стражники дважды  в день дозор обходившие стену уже ловили его несколько раз, и бывало, уложив животом на шершавую лавку, от души отделывали его розгами. Бывала правда и так, что они его отпускали, наговорив на прощание непонятных слов вроде «Каждый постреленок жить, хочет» или «Нравится ему штаны просиживать – не моя забота». Зависело это от того, кто его ловил – старый Карл которого все называли дядькой, и который всех называл сынками, мог не только отпустить, но и угостить каким нибуть гостинцем или рассказать что нибуть интересное, а Ральф, которого звали хромым, хотя с ногами у него всё было в порядке -  отколотил бы.
    Мальчик соскользнул, вниз прячась между зубцом и передними ногами горгульи. Здесь можно было затаиться и глядеть в щель между полом и выступающим брюхом чудовища, а если что, то можно спрыгнуть со стены во двор на наваленную внизу солому. Гарт приник щекой к холодному каменному полу и выглянул. Сначала была виден только парапет стены и железная дверь в башню на самом пределе зрения, но потом появились две пары ног и волочащиеся за ними древко копья.
   Он лежал на земле и поэтом мог разглядеть только заляпанные грязью сапоги да нижние части кожаных штанов и не мог понять кто это.
 - Дымит, дымит – проворчал один латник, и мальчик узнал дядьку Карла – могет и так случится, что нас на войну погонят.
 - А ты не каркай – посоветовал второй незнакомый Гарту воин – вечно ты каркаешь спасу от тебя нет. Слышал новость?
Карл отозвался в том плане, что не у всех есть время слушать всякий бред. «Чай я не баба – сказал он – щобы у колодца сплетничать»
 - А зря – сказал тот не знакомый – много интересного можно услышать коли постараться.
  - Что, например – сказки о том, как Черное солнце вывел в поле десять десятков тысяч людей и сжег Мариенбург?
 - Ну, с десятками тысяч переборщили, но Мариенбург горит – эвон погляди, сколько дымов на горизонте. Откуда они, по-твоему – от смолокурен?
Карл сказал, что касательно смолокурен он ничего не знает, но голова ему дадена затем, что бы он её думал и не принимал на веру всяческого характера слухи и бредни.
 - Вот уж не знаю, зачем тебе голова дадена. Скажи лучше, смазал ли ты решетку, а то сэр Ринтон мне давеча говорил, что если мы не смажем решетку, то он….
Разговор перешел на другие темы, а жаль. Гарту нравилось узнавать новости из большого мира, новости об ополчившихся друг на друга лордах и великих битвах. Из разговоров взрослых, обрывков услышанных фраз и клочков, случайно подслушанных бесед он знал, что идет война, знал, как лорд Черное солнце напал на лорда Светлое солнце и осадил его замок.  Знал он также, что владетель Эрденхолла лорд Рикард присягнул на верность солнечному лорду Себастьяну и своими глазами как старший сын милорда Рикарда отправился на войну в сопровождении дюжины рыцарей и впятеро большего количества латников и оруженосцев. Но пока эти шесть десятков человек были единственной данью, которую собрала с них война и, не смотря на дымы, толпы беженцев и тревожные слухи Эрденхолл жил своей размеренной жизнью.
   Гарт легко спрыгнул вниз в солому, запорошив глаза себе и пробегающей мимо стряпухи. Та замахнулась на него полотенцем, но он ускользнул, успев, убегая показать ей язык. Он чувствовал легкость в теле и в душе и впереди у него был свободный день.
  Для начал решил сходить на передний двор также называемый плацем, посмотреть, как сражаются рыцари. Потом он, возможно, поплавает во рву или сходит к лесу посмотрит, не вызрела ли черника, но сперва надо сходить на плац – теперь хотя солнце уже не припекало, как летом всё равно воины старались заканчивать до наступления полуденной жары.
  Попасть на передний двор, возможно, было двумя путями: можно обойти донжон и  потом мимо кузни и казарм выйти к нему с боку этот путь был самым простым, но кузнец и вечно толпящиеся у него латники  не любили праздношатающихся и могли запрячь в какую нибуть работу, а тогда прости-прощай свободный день.  Был и другой путь – можно было выйти из замка через заднюю калитку, обежать кругом стен, перескочить через заплывший ров около круглой башни, и там, в стене была устроена потайная дверь, вернее дверь потайная для всех кроме Гарта.  Оная дверь была выкрашена в цвет стены и заросла мхом так, что заметить её, не подходя к стене в упор было невозможно, но он то подходил в упор и не раз – когда собирал в обилии произрастающую на валу чернику или плавал во рву. Сначала он подумал, что нашел потайной ход, через который в случае осады отправится к соседям быстроногий гонец и испугался, но, осмотрев дверь, Гарт понял, что её уже много лет как никто не пользовался – доски прогнили, а засов проржавел до такой степени, что когда мальчик дернул, как следует он отвалился и дверь растворилась. За ней обнаружилась полуподвальная комната, заваленная какими-то прогнившими досками, полуразваленными, изъеденными червями бочками и тому подобным хламом. В противоположенной стене была еще одна дверь, в отличие от первой стойко сопротивлявшаяся воздействию времени, но отпиралась – запиралась она изнутри при помощи щеколды. Выводила она в кухонный подвал, и Гарту уже случалось пользоваться её.
   Из Замка он вышел без особых затруднений – заднюю калитки охранял двое латников всецело занятых игрой в кости. Внимания босоногому лопоухому мальцу они не уделили, и он беспрепятственно покинул крепость.
   Около передних ворот выросла деревня с постоялым двором, но задняя калитка не удостоилась такой чести – там стояло только два полуразрушенных дома, в одном из которых обитался старик который просто старик – большую часть времени проводил он в замке, но ночевал почему–то здесь. За этими развалюхами раскинулось поле с проплешинами в тех местах, где трава уже начала желтеть. 
   Выйдя из замка Гарт, пошел вдоль рва, трава пусть и пожухшая приятно щекотала босые ступни. Все мальчишка замка бывали здесь, за задней стеной, поскольку это было наилучшее место для ловли лягушек, игры в догонялки, фехтования деревянными палками и тому подобных забав, но только ему, подкидышу удалось найти дверь о который, похоже, не знал сам лорд Рикард. Никому, не одной живой душе он не говорил о своей находке  - это оставалось его тайной, тайной почти бесполезной, но согревающей душу.
   Основным достоинством рва у круглой башни являлась его ширина – вернее, её отсутствие. Собственно говоря, преграду долженствующую остановить осадные башни, тараны, черепахи и те приспособления, которые хитроумные ридиольцы нарекли D;; Moiosa, мог перескочить мальчик одним не особенно длинным прыжком. Некогда ров был  глубже, канава-то была порядочная, хотя и заплывшая и заросшая водолюбивым кустарником, но по дну теперь струился только полузадушенный ручеек.
   На вал Гарт взобрался с легкостью, ему даже не пришлось вставать на четвереньки. Было, наверное, когда-то время, когда вал летом обмазывали глиной, а зимой обливали водой до тех пор, пока тот не покрывался ледяной коркой, по которой не то, что не взойдешь, с крюками не влезешь. Времена эти если когда и были, то безвозвратно прошли – теперь никто не удосуживался хотя бы обойти стену понизу. Хотя, несомненно, стоило - бы. 
   Дверь располагалась в том месте, где стена присоединялась к башне, в маленьком каменном кармашке. Прямо над дверью была устроена новомодная крестообразная бойница с небольшим круглым отверстием для гаковниц и самопалов и щелью для луков. Гарту порой, особенно в темноте, чудилось, что из этой бойницы кто-то за ним наблюдает, наблюдает, как он перепрыгивает ров, карабкается по валу, открывает жутко скрежещущую дверь, следит за ним неотступно, при этом никак себя не проявляя. Мальчик несколько раз пытался заглянуть в бойницу, пытался залезть по стене, отходил, подпрыгивал, но тщетно. Она оставалась недосягаемой и, в конце концов, Гарт убедил себя, что ему лишь чудится. Это было несложно – он ведь знал, что Круглая башня пустует – только стража иногда наведывается на верхнюю площадку, а остальные три этажа отданы на откуп крысам и летучим мышам.
    Гарт ухватился за подгнившую доску, потянул, обдирая руки и пачкая пальцы чешуйками осыпавшийся краски. Дверь, медленно, словно нехотя приотворилась, протяжно скрипя ржавыми петлями. Скрежет был такой, что казалось, на него вот-вот сбежится все замковая стража, но толстые стены замка надежно глушили любой звук. Он дернул еще пару раз, и дверь, наконец, открылась, взрывая рыхлую землю. Мальчик замер прислушиваясь – после скрипа петель тишина показалась оглушающей. Все было тихо – только в полях верещали кузнечики.
   Он, осторожно, стараясь, не спотыкнутся об какую - нито доску пролез в наполненную запахами тьму за дверью. Пахло преимущественно пылью с небольшой примесью гнили и мышиного помета. Пробивающийся через дверной проем столб света вырывал из тьмы скелеты бочек, груды каких-то досок, даже полусгнившей остов неведомо как сюда попавшей лодки, черневшей в сумраке как скелет додревнего чудовища. Двигаться здесь надо было очень осторожно – можно было застрять, спотыкнуться, и сломать ногу.
   К счастью, Гарт бывал здесь не раз и успел изучить этот склад рухляди. Сперва надо было перелезть груду бревен, осклизлых, в лохмотьях сгнившей коры, стараясь при этом не зашуметь, потом на четвереньках проползти под остовом лодки, прижимаясь к полу и стараясь не задевать, способные разодрать и кожу и рубашку шпангоуты и, наконец, обогнуть кучу наваленных друг на друга бочек. Проделавши все это, он оказался перед второй дверью – добротно сработанной из не подверженных гнили сосновых досок, и обшитой медными полосами. Медь позеленела, а сосна потемнела, но дверь еще не утратила своей прочности – пожалуй, сейчас она не сразу бы поддалась даже тарану.
Запиралась она при помощи засова прилаженного к внутренней стороне. Засов входил в выдолбленное в камне углубление, и для того чтобы отодвинуть его Гарту пришлось долго расшатывать неподатливую железную полосу. Сама же дверь открылась легко – почти без скрипа. И это было хорошо, поскольку выводила она не куда-нибудь, а в кухонный подвал.
  Оный подвал был заставлен разнообразнейшими бочонками, сундуками, ларями – в дальнем углу красовалась сломанная куриная клетка, в которую можно было вместить трех Гартов. Пол был чисто выметен, а припасы были разложены аккуратными рядами – все свидетельствовала о том, что за этим место следят на совесть. Здесь надо было соблюдать осторожность – то и дело сюда заглядывали посланные за вином слуги и пажи, спускались за специями и мукой поварята, порой приносили зерно мельники.
   Мальчик пополз на четвереньках по проходу между бочонками с вином и пивом. Сделанные из мореного дерева бочки вышиной превосходившие Гарта были составлены не плотно  - между ними оставались узкие лазы. Передвигаться по ним можно было только на животе, но зато шансов, что тебя заметят, практически не было.
   Хлопнула, отворяясь, дверь и полумрак подвала прорезал луч света. Гарт упал на живот, прижимаясь к холодному, шершавому камню. «Кому приспичило – подумал он – паж, поваренок или кто похуже?» Похуже мог оказаться, старший повар, виночерпий да и пожалуй любая повариха. Если поварята или пажи то его лишь засмеют, повариха может, как следует вздуть, а старший повар мог сделать что похуже. Говаривали, что когда-то, когда не уточнялось, он забил до смерти одного поваренка за воровство. Гарт в толк не мог взять зачем – еды в замковом подвале было невероятное количество – одних только бочек с вином было не менее сотни штук. Сколько - же можно отсюда утащить на своем горбу? Вряд ли еды от этого станет меньше.
    Он застыл в напряженной позе, полусогнувшись, как готовый броситься на добычу хищник – прислушивался. По звуку шагов можно распознать, кто идет – если конечно знать. Если слышно звонкое шлепанье босых ног по камню – значить идет поваренок или конюшенок, а коли, звучно стучат кожаные сапоги, то поднимай выше – то приближается латник оруженосец или - же рыцарь. Гарт напрягал уши так, что ему казалось, будто они сейчас отвалятся, но не слышал ничего окромя собственного дыхания. Последние было настолько громким, что мальчик испугался, как бы его не услышали. Попробовал задержать его – получилось не очень. Почему-то стало очень громко стучать сердце, а долго спертый воздух в груди не продержишь – пришлось с громким шипением выпустить его через рот.
   Вот послышалось шлепанье чьих-то босых ног по камню,… да нет, это где вода капает. Странно в кухонном подвале всегда сухо было. Кажется, смотрителю скоро влетит. Может, кто дверь отварил, и не вошел. Шагов то неслышно, иль нет вот, наконец,… сбоку… глухое клацанье и какой-то шелест. Так, понятно лапти. Обмотка расплетается, вот они и шелестят. Все хорошо только непонятно что - же тогда хлюпало… и вот опять. Хлюп – хлоп. Как будто плачет кто–то или в рукав сморкается.
   Гарт всунулся в проем между бочками и поджал ноги. Бочки пахли смолой и просочившимся пивом, он занозил руки об их бока, но тут было безопасно, и мальчик понимал это. Для того, чтобы разглядеть его - надо нагнуться, да и то темень такая, что не поймешь: мальчик там иль тюк с зерном.
   Жалко он лежит к проходу ногами, а не головой. Было бы интересно посмотреть, кто это шатается по подвалам и притом плачет. Или сморкается.
  Лапти пошелестели еще чуть–чуть и остановились. Раздался глухой стук, скрип, и хлюпанье переливаемой жидкости. Цедят пиво. Интересно это надолго? Ноги, уже продолжительное время пребывавшее в согнутом положении затекли, а в коленках нарастала зудящая боль. Еще немного, и их придется вытянуть, а под бочками навалена сухая солома, чуть пошевелись – шороху не оберешься. Что же все-таки делать? Гарт прислушался, не закончила ли неизвестная ему персона цедить пиво, но нет. Вжав подбородок, в грудь и скосив глаза, он смог увидеть в промежутке между собственными ногами кусочек устланного соломой пола, пару растрепавшихся лаптей и рядом с ними – нижнею часть какого-то сосуда. Так один кувшин наполнен, другой, судя по всему, наполняется, когда же все это закончится? Рассудок подсказывал, что не скоро. День выдался жарким, а латники и рыцари были весьма охочи до холодного пива.
   Гарт упер ноги в обвод бочки, руками уперся в пол и начал вытаскивать себя из прохода, стараясь не шуметь, впрочем, именно стараясь. Соломинками щекотали ему спину и хрустели, ломаясь, заскрежетал о камень, невесть как подпавший под спину мальчика глиняный черепок, а напоследок он еще и стукнулся макушкой о стоявшую во втором ряду бочку. К счастью звук вышел не громким.
   Вытянув, наконец, ноги и приняв более удобную позу, Гарт все-таки не удержался  - взглянул из-за бочки. Очень уж хотелось посмотреть, кто его спугнул. Оказалась Ирга. Он смог разглядеть только спину поварихи, когда та удалялась, балансируя несколькими глиняными кувшинами на деревянном подносе, и потому не видел, плакала она или нет, но по здравом размышлении решил, что все-таки нет. И то спрашивается, что могло до слез расстроить степную уже не молодую женщину, железной рукой управлявшую всей кухней? И мальчик решил, что ему только почудилось.
    Из подвала Гарт выбрался без особого труда. Подождав пока пройдет девушка, несшая корзину рогаликов, он шмыгнул мимо пронзительно пахнущих конюшен, мимо пустой нынче кузницы, мимо шумных казарм, к плацу.
   Передний двор - он же плац, использовавшийся рыцарями для тренировочных боёв, был ограничен со всех сторон – сзади его подпирала мрачная громада донжона, слева высились казармы – с узкими окнами-бойницами и толстыми стенами. Справа проходила наружная стена с пристроенными к ней конюшнями, а спереди стоял барбакан – с подъемным мостом и железной решеткой. Сейчас эта самая решетка была опущена, а внешние ворота закрыты.  Гарт удивился. Очень удивился. На его памяти ворота днем никогда не затворяли. Ночью они, конечно, накрепко запирались, и от заката до рассвета в замок проникнуть никто не мог. Но стоило только солнцу показаться над горизонтом, как дубовые створки растворялись и оставались в таком положении весь божий день. Всякий – хоть купец с товарами, хоть пилигрим с раковинами мог пройти невозбранно. Теперь же ворота были не только заперты – по парапетам стены прохаживались арбалетчики (и если глаза Гарту не врали оружие их было в полной готовности), а на пряслах между башнями красовалась гаковница. Стоящий рядом с ней усердно чесавшийся канонир держал в руке тлеющий фонарь.
   Ну и дела! Мальчик видел столбы дыма и зарева, он знал, что идет война, где-то вдали за лесом гибнут люди, горят дома, но он никогда не дерзал подумать, что нападению может подвергнуться Эрденхолл. Это же, сколько людей надо собрать, какой силищей надо обладать, чтобы пробить эти каменные стены, взобраться на донжон…. Нет, такого не может быть.
  Надо сказать, что гарнизон замка, похоже, так не считал. Латники и слуги, возглавляемые дядькой Карлом, перетаскивали на стену каменные ядра, порох в навощенных мешках и рубленый свинец, сидящий в углу двора старик который просто старик оперял стрелы и увязывал их в аккуратные пучки.  Гарт испугался как бы и его не заставили, что нибуть делать, но видимо мальчишкам такую ответственную работу не доверяли – он разглядел несколько ребят своего возраста праздно сидящих у стены. Один из них Йогль, Гартов приятель, долговязый парень с волосами цвета инквизиторского костра приветственно помахал рукой.
  - Слышал новость, – спросил он, как только Гарт подошел, не тратя времени на всякую ерунду навроде приветствий. – Черное Солнце взял Рассветный Водопад. Говорят, он перебил весь гарнизон и всех кто был в замке. Говорят, он вырезал сердце из груди лорда Себастьяна и съел его. Говорят….
  - Говорят, несомненно, многое,  – неожиданно вклинился в разговор старик, который просто старик, – а ты,  молодой балбес,  только и знаешь, что слушать весь этот говор да повторять, да еще, наверное, и приукрашивать.
   - Я не вру….
 - Молчи и слушай, когда с тобой говорят старшие, – старик потряс согнутым пальцем перед носом Йогля. – Так вот, ничего Черное Солнце не ел. Он все-таки не зверь дикий, чтобы там про него не говорили. Но Водопад он взял, это и вправду так, и сразил он доблестного лорда Себастьяна, и вместе с ним много других лордов и рыцарей, доблестных и не очень. Да, да сразил. Кастелян лорда Себастьяна успел послать нам с голубем письмо. Помощи, у нас просил, да, да просил, значит у нас, что бы мы
им на выручку супротив Черного солнца шли – старик усмехнулся в нос – да только дураков нету. Сына его милости тоже убили, слыхали?
 - Да что ты городишь старая развалина, – возмутился Йогль, отодвинувшись на безопасное расстояние от цепких стариковских рук, – откедова это все ты знать, можешь, а?
 - Неслух ты безухий вот кто. Человеческим языком говорю, письмо нам прислали. С голубем. В нем все и написано, и про Черное солнце, и про лорда Себастьяна, и про сына его милости.
 - Как будто ты умеешь читать?!
 - А, что бы ты подумал, умею. Не все такие непрошибаемые тупицы, как ты и твой отец!
 - Между прочим, мой отец….
 - А я надо сказать….
Гарт выключился из дискуссии. Голоса спорщиков по прежнему звучали на заднем плане, но придавал он им не больше внимания, чем стуку учебных мечей или топоту сапог. Он вспоминал сына его милости, вспоминал как он в блестящем доспехе, с гербом Эрденхолла – синей раковиной на щите и котте. Вспоминал, как трепались на утреннем ветру гербовые значки на пиках и знамя во главе покидающий замок колонны. Вспоминал, как кричали им в след, маша, руками и платками все обитатели замка. Они с Йоглем тогда долго говорили и пришли к выводу, что, несомненно, уехавшие на войну удостоятся великих почестей и станут героями, и неплохо бы сбежать из замка и присоединится колонне, а там…. Там видно будет. А теперь оказывается, они героями не стали, почестей не удостоились, а погибли где-то далеко, защищая какой-то Солнечный Водопад, который вообще хрен знает, где находится…. Жаль. Все-таки хорошо, что они тогда не убежали.
 - Вот мне интересно, – Гарт с некоторым удивлением услышал собственный голос – из них хоть кто–нибуть вернулся?
 - Ты о ком парень, – воззрился на него старик, и мальчик понял, что пока он размышлял, беседа уехала далеко вперед.
 - О сыне его милости. О Солнечном Водопаде. О тех, кто его защищать уехал.
 - А это ты о них. А я то думал…. Не знаю. Про то в письме ничего не сказывалось. Я разумею, что из рыцарей может, кто и выжил, за них ведь можно выкуп немалый получить, а латники, сержанты, арбалетчики и прочие простородные перебиты, хотя кого-то возможно на рудники угнали. Про то не ведаю. Видел, как Ирга плакала?
 - Ирга, - неожиданная смена темы вогнала Гарта в тупик – ты повариху, что ли имеешь виду?
  - А кого же ещё? Её, её. Других Ирг тут нету, имя то еще редкое. Так вот сына у неё убили. Молодой помнится мне, парнишка был, а воевать отправился. Лучником. Стрелять он здорово умел, тут ничего не попишешь. Бывало, когда неподалеку стрелецкие состязания проводили, он всегда первые призы брал, а сам такой махонький был, с русыми волосами. На тебя походил, хотя постарше был.
  - А вот чего она сегодня она такая печальная была – сказал Гарт. «И вот почему она мне кролика дала вместо того, что бы отстегать. А я то и не знал….»  - я не знал.
 - Впредь знайте парни. Ну ладно пошел я к стрелам своим, поскольку вижу я, что Карл на меня уже зыркать починает.
 - Иди, иди. Хорошо поговорили.
 - Хорошо!? Тебе все хорошо. Вы с такими разговорчиками поосторожней. Третьего дня, один юный балбес – навроде вас, только не голоногий оборванец, а паж, брякнул за обедом, что вроде как Черное Солнце вовсе не такой плохой и зря значится мы с ним воюем. И что вы думаете? Вытащили его, не медля во двор, и всыпали не мене сотни палок. И орал он как свинья и умолял и плакал – до сих пор сесть не может. А был он между тем благородных кровей, самому лорду Рикарду племянником приходился. Так что говорю я вам поосторожней. Зыркайте кто слушает, когда говорите.
  - Ну что – спросил Йогль, придвигая губы к самому уху Гарта, стоило старику отойти – думаешь, правда? Думаешь, Солнце будет штурмовать Эрденхолл? А?
 - А ты вокруг посмотри. Старик стрелы мастерит, на стенах самопалы, в кузнице молот звенит, мечи куют.
 - Мечи всегда куют. Я надобно тебе знать давеча попросил кузнеца дать мне меч, раз уж такие дела и война и вообще, так он мне сказал, что куда он даст мне с удовольствием так это под зад, и приказал выматывать. Я и слинял, а иначе он бы меня точно избил.
 - Кто такому, оборванцу как ты даст меч? Ну-ка глянь-ка!
 - Куда глянуть – Йогль зачем-то воззрился в небеса.
 - Во двор глянь дуралей. Погляди, какие люди!
 - Надо же. Ты только погляди Гарт. Это же сам лорд Рикард.
Гарт поглядел. Действительно во двор по ведущий от донжона деревянной лестнице спускался лорд Рикард и его леди жена сопровождаемые мастером над оружием и пухлым мальчишкой лет двенадцати, облаченным в прекрасно сделанный и подогнанный под детскую фигуру доспех.
 - А это точно лорд Рикард – усомнился Йогль – непохож он, не похож, на лорда имею виду, не похож.
Владетель Эрденхолла на лорда действительно походил мало. По причине жары он не одел не плаща, не камзола, а облачился в простую белую рубашку и синие штаны. Между штанами и рубашкой просачивалось не малое пузико, вместо волос на голове блестела лысина, а щеки у него были пухлые и красные как переспелые помидоры. В руке этот нетипичный лорд сжимал обглоданную куриную кость с прицепившимся к ней непрожеванным кусочком хряща, которую он использовал заместо скипетра.
 - Вот те на, это что наш лорд? И вправду не похож.
 - Зато его жена похожа на леди.
Жена лорда Рикарда, леди Лиандра и впрямь походила на благородную какой, в сущности, и являлась. Зеленые шелковое платье, кружева, золотая сеточка на волосах. Взгляд поверх голов и сморщенный изящный носик – как будто весь замок провонял навозом.
 - А это кто сзади? Мальчуган какой-то?
 - Я – то почем знаю. Наверное, сын. Наследник. Я его никогда раньше не видел.
  - Ты вообще ничего не видишь, за исключением жратвы и поварих.
 - Слушайте, слушайте – голос мастера над оружием взрезал тишину – и не говорите, что не слышали!
 - Я и не говорю – пробурчал Йогль, но за исключением Гарта его никто не услышал – давай ори громче.
 - Слушайте! Молодой лорд Персиваль сын нашего господина лорда Рикарда желает боем позабавиться! По причине храбрости своей желает не один на один, а один супротив многих желает он биться! Кто из холопов дерзнет….
 - Давай почапали – сказал Йогль, теня Гарта за рубаху – пошли, как он выразился дерзать.
 - А что будет, если кто господского сына стукнет?
 - Его попробуй, стукни – по металлу попадешь. В доспехе он ведь.
Йогль подошел к мастеру над оружием и поклонился милорду и миледи. Вернее попробовал поклониться, чуть не грянувшись оземь. Гарт в меру сил и способностей сымитировал его движение.
  Милорды – пробормотал он, касаясь пятерней своих немытых и нечесаных волос – миледи. На большее его не хватило. Внутренности уже как говорится, превратились в студень, колени тряслись, и оттого он страшно боялся свалиться, прям перед высокородными персонами. Но не свалился. Повезло.
  Йогль оказался посмелее. Приставать лорду или леди он, тем не менее, не отважился и обратился к мастеру над оружием которого он встречал раньше.
 - Сэр – сказал он – как будет проходить предстоящий бой и будет ли нам выдано оружие и ….
 - Ты парень не по адресу обратился. Видишь – он указал на собравшуюся в углу двора кучку людей – там Ральф инструктаж проводит. Он же и оружие вам выдаст. Гарт не мог поручиться, но ему почудилось, что при последних словах лицо мастера озарила мрачная усмешка. Мрачная. И жестокая.
 - Слушай, давай не пойдем – он ухватил Йогля за рукав.
 - Чевось?
  - Не пойдем, давай говорю. Ральф меня не любит.
 - Он вообще никого не любит – Йогль презрительно скривил губы – да такой шанс может раз в жизни выпадает. Иль боишься!?
Что он мог ответить на такой вопрос? Пришлось пойти.
   Инструктаж начался с демонстрации плети – видимо для вдохновения юных умов. Выглядел, эта плеть надо сказать жутко – с тремя хвостами по два локтя каждый, с острыми металлическими бубенчиками на концах этих самых хвостов – такая рассечет плоть до кости, да и на дереве отметину оставит.
 - Ежели кто – рычал Ральф – ежели кто его милость заденет, или паче того ущерб какой причинит – так того я сам этой плетью так отделаю, что в век помнить будет. Поняли?! Он встряхнул плеткой. Хвосты извивались как щупальца гидры и лоснились как сытые гадюки. Гарт испуганно взирал.
  - Так, теперича об оружие. Сколь вас тут собралось?
Призывам мастера над оружием вняли многие, и позабавить боем молодого Персиваля собралось полтора десятка человек. Не менее десятка Ральф немедленно завернул, напутствовав пинками по филейной части. Каким то чудом не Гарт не Йогль в их число не попали.
  Так, парни – латник вытащил откуда-то несколько деревянных мечей – вас тут как я вижу пятеро, а мечей всего-то четыре штуки, так что кто-то пойдет драться, вооружившись, как говорится смекалкой и смелостью.
Гарт предчувствовал, что будет дальше – в конце концов, Ральф его никогда не любил, но легче от этого не стало.
 - Эй, та горгулий сиделец! У тебя я вижу ручонки слабые, да и сам ты какой-то хлипкий, так, что без меча обойдешься.
 - А…. А как же мне биться?
Латник заржал. Громко.
 - Биться, скажешь тоже…. Руками парень. А если что так ногами иль головой. Будет тебе полезный опыт – ежели конечно выживешь.
«Ой, втянул ты меня Йогль – подумал мальчик – похоже, бить нас будут. Сильно».
Раздали мечи. Гарту ничего не досталось, Йогль получил обломанную рукоятку от метлы.
 - Это не меч – возмутился он – это палка! Такую я и сам найду, коли захочу! У милорда настоящий меч, как мне супротив него с деревяшкой биться?!
Ральф съездил его по уху – не больно но, судя по тому, как покраснел мальчик – обидно.
 - У его милости специально затупленный турнирный меч, дабы вас холопов не перерезать. А ты скажи спасибо, что тебе такой дали, потому как вижу я, что тебе сподручней было бы коровьими лепешками кидаться. Иди, давай воитель. Все вы идите! Не видите, что ли, что милорд уже готов!
 Милорд и вправду был готов. Играло солнце на полированной глади доспехов, настоящих железных доспехов, не какого нибуть кожушка. Настоящий метал, все, как и положено рыцарю – кираса, набедренники, наплечники, налокотники, ожерелье, шлем – все сверкает. Лезть против такого с палкой – только людей смешить. А с голыми руками….
  Персиваль застыл в центре опустевшего плаца, спиной к солнцу. Правая рука на мече, на левой щит с синей раковиной, глаза сощурены.
   Милорд – обратилась леди Лиандра к своему мужу – они ждут вашего сигнала.
Её слова, похоже, вывели лорда Рикарда из летаргии.
 - Начинайте! – вскричал он и резко взмахнул костью. Кусочек хряща от столь поспешного движения отлетел и шлепнулся на песок, но этого никто не заметил.
  Поскольку Персиваль оставался статичным, первый удар нанесли дворовые мальчишки – правда, не слишком умело. Памятую о предостережение Ральфа, они не дерзали нанести удар, а только вились кругом, изредка пытаясь достать палкой щит. Гарт держался, сзади выжидая пока, у кого нибуть не выбьют палку.
   Поначалу молодой лорд не нападал, только отбивал щитом неумелые слабые удары. Спустя некоторое время это, похоже, ему прискучило, и мальчик дернул из ножен меч. Засвистала стальная полоса, и Гарт мог только порадоваться, что ему хватило ума не лезть в первые ряды. Поскольку, несмотря на то, что меч был турнирным, не заточенным покалечить им все равно можно было здорово. Что Персиваль и продемонстрировал.
   Первой его жертвой стал Йогль. Разворот, короткий почти без замаха удар в предплечье – и вот мальчишка, скуля, валится в пыль, выпуская из рук бесполезную палку. Этим собственно можно было удовлетворится, но нет, Персиваль решил добить поверженного. Еще один разворот еще один удар – на сей раз в спину. Йогль уже не скулит, воет, катаясь по земле тщетно пытаясь обхватить пораненные места руками. Еще один удар. И еще один. Вопли переходят в плачь. Еще один удар. Ну, вот теперь, похоже, наследник Эрденхолла удовлетворен. Оставив за спиной рыдающую жертву, он идет навстречу новым. Те пятится. Напрасно.
 «Ёшкин кот это же был Йогль! А за ним, похоже, буду я. Вот так, разворот и удар».
Из пяти мальчиков трое уже лежали на земле, один из оставшихся со стоном бросил палку и побежал. Персиваль догнал его и ударил плашмя по задней части. От удара тот пронзительно взвизгнул и упал на четвереньки. Молодой лорд продублировал удар. По тому же месту. Его жертва взвизгнула еще пронзительнее, и свалилась на живот.
   Так, теперь разворот. К Гарту. Мальчик пятится, пятится до тех пор, пока за спиной у него не оказывается Ральф с плетью в руке. Пришлось остановиться. И шагнуть вперед.
   Персиваль приближался медленно,  прикрываясь щитом. «Может быть – думал мальчик – если упасть сразу, бить будут меньше? Или нет? Йогля он бил уже, после того как тот упал».  Лорденыш занес меч, солнечный блик заплясал на клинке. Удар. Каким-то чудом Гарт увернулся – сталь вспорола воздух рядом с лицом. Он видел, как удивленно сузились глаза Персиваля. И прежде чем тот сумел вновь поднять меч, напал сам. Отчаянно и неумело – в конце концов, его никто никогда не учил драться. Правой рукой он что было сил, вцепился в мечевую руку противника, левой ухватился за ожерелье. Оно было гладким и скользким, пальцы соскальзывали. И он понял что пропал.  Потому, что неприятель  оправлялся от неожиданности, а он сам НЕ ЗНАЛ, ЧТО ДЕЛАТЬ. Ну что же – его ведь не учили драться. А через мгновение Персиваль ударил. Щитом. Грудь Гарта взорвалась болью, он отлетел на несколько шагов и упал на спину. «Теперь можно не вставать. Можно ждать пока он подойдет и начнет. Разворот удар. Еще разворот еще удар».
  Лорденыш надвигался неудержимый как приливная волна и страшный как апокалипсис. Гарт лежал на песке, прикрывая глаза рукою от солнца. Грудь болела так, что больно было даже дышать. Он слышал скрип сабатонов по песку и пытался по этому скрипу угадать, когда будет нанесен первый удар. И что важнее, куда он будет нанесен.
  Персиваль встал у левого бока поверженного, отложил щит, покрепче перехватил меч обеими руками. Глаза его рыскали по телу жертвы, словно выискивая наиболее уязвимое место. Все стихло – были слышны разоряющиеся за стеной птицы и тихая беседа милорда с миледи.
 - Мне это не нравится – говорила леди Лиандра – зачем воспитывать в ребенке жестокость?
 - Мальчик растет – ответствовал лорд Рикард предварительно рыгнув – пусть привыкает. И  снова махнул костью.
   Солнечный луч блеснул на клинке и лорденыш ударил. Рубанул. Со всей силы сверху вниз. Гарту показалось, что его разрубили пополам, глаза заволокла багровая паволока боли. Ненадолго. Очень скоро немилосердные зрительные органы сообщили ему, что Персиваль снова поднимает меч.
«Когда же – думал избиваемый – когда же это закончится? Я ведь уже лежу, что ему в конце концов надо?»
   Солнце снова одело бликами воздетый к небесам меч и вновь установилось тишина. Вновь можно было услышать, как галдят пернатые. Слышно было, как урчит и хрустит лорд Рикард, высасывая костный мозг. Меч снова пошел вниз. Удар. В грудь. Если бы ребра умели говорить, сейчас бы они орали.
  Персиваль уже привычным движение поднял клинок, солнечный отблески с утомляющим постоянством заплясали на стали. Упорно продолжали галдеть пернатые.
 - Ну – спросил лорд Рикард, отбрасывая высосанную кость.
Неожиданно как факел в тумане и звонко как весенний лед ударил колокол. Ударил отбив терцию. Медный глас плыл над головами, пугая птиц и вселяя в сердца надежду. Меч пошел вниз. Удар. В песок. Лезвие ушло в землю на треть, а непогашенное движение бросило Персиваля на рукоять. Если бы ни кираса он мог бы здорово искалечиться.
 - Гм – сказал лорд Рикард. Кость он отбросил, и, задумавшись, сунул в рот палец. Ошибку он осознал только укусив. 
  Колокольный звон словно разбудил душу Гарта спрятавшеюся где-то покуда тело покорно принимало побои. Душа эта еще не была сломлена и настойчиво требовала решительных действий. Хотя грудь живот плечи и бедра казалось, превратились в один сплошной синяк, а каждой движение – даже вздох или стон сопровождались болью, он перекатился. Ушел от удара. И, похоже, достаточно таки резво – во всяком случае, Персиваль не успел прореагировать.
  Рассудок настойчиво убеждал Гарта остаться на земле, лежать, не двигаясь, тогда авось и пощадят, но мальчик не стал его слушать. Преодолевая сопротивление избитого, непослушного тела, которому хотелось только свернуться в клубок, да поскуливать он ударил. Ударил ногой под колено пытавшегося вытащить меч господского отпрыска. Тот упал, обрушившись наземь, лавиной плоти и стали. «Как…как легко. Он что получается уязвим?!»
 - Это не опасно – взволновалась леди Лиандра – он же упал!
Лорд Рикард высказывание своей жены не прокомментировал. Похоже, он слишком увлекся боем.
  Под руку Гарту подпало, что-то гладкое, округлое. Он схватил, поднес к глазам – оказалась палка Йогля. Обломок метлы длиной в полтора локтя с острым сломом. Ну вот хоть какое-то оружие. Он пополз, опираясь на локти и колени, сжимая свою деревяшку как последнюю надежду. Пополз к Персивалю, который барахтался в песке как выброшенный на берег левиафан.
   Падение вышло не слишком удачным – лорденыш потерял меч и запорошил глаза песком. Забыв о своем противнике, забыв о бое, забыв о мече, забыв обо всем, он откинул забрало, сдернул с руки перчатку и полез себе в глаз пальцами. Зря. Потому что в этот момент Гарт раздирая себе, горло жутким криком прыгнул на него и ударил. Ударил заостренным концом подобранной им палки. В лицо. Под забрало. Со всей силы, и, похоже, сила та была немалая, поскольку Персиваль закрыл лицо руками, закрутился на месте и взвыл. Ему отозвались собаки.
  Тишина взорвалась. Тишина погибла. Воцарился шум. Все обитатели замка, собравшиеся на плацу, заорали, заговорили, завопили и закричали одновременно. Притом каждый хотел, что бы его вопль крик или вой был громче остальных. Леди Лиандра бросилась к своему истошно орущему сыну. Вслед за ней к нему же бросились две служанки, мастер над оружием, замковый лекарь и почему-то кузнец. К Гарту бросился Ральф, размахивая плетью, и что-то бессвязно рыча. Добежал. Ударил, расчертив грудь мальчика кровавыми полосами. Хотел ударить еще раз, но мастер над оружием перехватил руку.
 - Подожди – сказал он – сейчас решим, что с ним делать. Сообща. Не надо самодеятельности.
   Решение рождалось в муках.
   - Этот гаденыш – кричала леди Лиандра указывая на Гарта – этот гаденыш искалечил моего сына! Слышите!? Он искалечил моего сына!
 Все слышали. Но никто не комментировал. За исключением лорда Рикарда.
 - Миледи – возгласил он – без ран и ушибов не бывает рыцаря. Раны это ….
Закончить ему не дали. Лиандра взвыла как сирена, которой отдавили хвост.
 - Негодяй! Позорище дома своего! Гнусный подонок! Да как ты смеешь – она начала задыхаться на глазах выступили слезы – да как ты смеешь говорить о ранах и ушибах, когда речь идет о твоем сыне! Моем сыне! Нашем сы-ы-ыне-е-е!!!
  Тут миледи выдохлась. Она прижала руки к груди, зашаталась – похоже, было, что она скоро упадет в обморок. Но не упала. Жаль.
 - В старину  - сказала она, совладав с собой – холопу, поднявшему руку на господина, отрубали руку.
Ральф оскалился и взялся за свой фальчион.
 - Ну, то было в старину – резонно возразил лорд Рикард – и потом зачем такая жестокость?
Леди Лиандре, похоже, очень хотелось задушить своего мужа. Голыми руками.
 - Это не жестокость! Это справедливое воздаяние!
«Справедливое – подумал Гарт – что в нем справедливого. Я всего лишь ответил ударом на удар! И, видимо, зря».
 - А какой, собственно говоря, ущерб, причинен моему сыну?
 - Лекарь говорит – желчно ответствовала миледи – что поврежден глаз. Что повреждения возможно необратимы. Ты же мой супруг решаешь не карать….
 - Тихо женщина! Умолкни!
И женщина умолкла. Видимо осознала, как это нелепо выглядит – она высокородная леди стоит в окружении челяди и орет несказанно на собственного супруга. Да еще и поносит его бранными словами. Позор!
 - Надо его высечь – вынес вердикт Лорд Рикард – и дело с концом.
 - Но ведь то был мой сын! Наш сын!
 - Может быть, его выгнать из замка? Изгнать? – внес свою лепту мастер над оружием.
«Это ведь он мою судьбу решают». Гарт понимал, что он должен испытывать ужас, но он не боялся. Мысли ползали медленно как земляные черви.
 - Именно так – хозяин Эрденхолла, наконец, нашел выход из положения – изгнать. Он причмокнул губами – изгнать и дело с концом. Ральф!
 - Да милорд?
 - Открыть ворота. Выкинь это из замка и проследи, чтобы оно не смогло вернуться.
«Теперь я уже это. Впрочем, если подумать, откуда ему знать мое имя?»
    Как его вытащили из замка, Гарт не помнил. Путь от плаца, чрез барбакан, ров и деревню к лесу слился в одно сплошное пятно. Вроде как ему вслед что-то кричали, а кто-то сверохочий до расположения леди Лиандры даже швырнул в него камнем. Вроде – как Ирга хотела дать ему утрешнего кролика, а Ральф ей не позволил. Вроде как поскольку разум мальчика был затуманен побоями.
  В себя он пришел на опушке. Ральф бросил его наземь, попутно шваркнув лбом, а высунувшийся из земли корень. Гарт остался лежать. Перекатиться, переползти, хотя бы повернуть голову он не мог. Было слишком больно.
 - Знаешь Гартеныш – задумчиво сказал латник – это ведь судьба. Помнится мне два лета назад ты вперся в замок через те ворота, который сейчас оставил за спиной. А сейчас ты выматываешься через те же самые ворота. Судьба. Я еще тогда считал, что не надо пускать всяких проходимцев. Но тебя пустили. Что поделаешь – нужны были рабочие руки. Эй, что ты разлегся?! Ты до сих пор на земле лорда Рикарда. Вставай, давай! А не можешь вставать – ползи!
  Гарт не мог не того ни другого. Горели оставленные плетью полосы на груди, саднили и ныли те места, куда ударял раз за разом меч – пусть затупленный, но все равно стальной. Боль расползалась горячими ручейками по телу, болели даже те места, куда его никто не бил. «Что я вам сделал? Почему вы не хотите оставить меня в покое? Вы избили меня, изгнали из замка, почему вы не позволите мне хотя бы полежать тут. Полежать в покое. Всё равно я скоро уйду».
  - Вставай – голос Ральфа еле слышно доносился сквозь багровую пелену боли – вставай!
Но он не вставал. Оставался лежать на земле, распластав руки и ноги, вывернув голову. Латник кричал, щелкай в воздухе своей плеткой, даже пнул его пару раз – безрезультатно. В конце концов, он схватил мальчика за шиворот разодранной  рубахи и поставил на ноги. Гарт думал, упадет, но не упал. Ноги стали как две деревянные палки, но на палках тоже можно ходить. Он и пошел. Медленно переставляя непослушные конечности, смотря вниз, он шаг за шагом покидал владения лорда Рикарда. Навсегда. С каждым шагом он осознавал, что не вернется. Понимал, что никогда больше не увидит башен Эрденхолла, никогда не пройдет сквозь барбакан. Он не вдохнет больше запахов кухни, никогда не окунется в зеленоватую воду замкового рва. Он никогда не залезет на спину горгулье, никогда не спросит её, как она провела ночь. Никогда. Замок отбросил его, отрезал, как отрезают ломоть хлеба. Навсегда. Теперь у Гарта не было дома. Не было дороги назад.
        Ральф эскортировал его с полмили и решил этим ограничиться. Они остановились около огромного, полу засохшего дуба. Хотя лен лорда Рикарда здесь не кончался, латник считал, что отсюда мальчик не сможет найти обратного пути.
 - Ну, ка – скомандовал он – повернись ко мне. Гарт повернулся. Очень хотелось лечь, хоть бы и здесь, средь выпирающих из земли корней, но он боялся, что, сделав это, он уже не встанет. Не сможет идти дальше. А идти надо было, поскольку встречать ночь в лесу, не имея не одеяла ни теплого платья – не лучшая идея. Надо найти хоть какое нибуть жилье. Людей. И надеяться на то, что эти люди позволят ему переночевать хотя бы в овине. Хоть где. Но под крышей.
 - Иди – напутствовал его Ральф – и не возвращайся. Дорога у тебя одна  - куда глаза глядят. Проваливай.
  И Гарт пошел, пошел туда, куда глядели его глаза. Пошел без надежды на возвращение.
                2
    Ручей рассекал лесную чащу пронзительным пенистым клинком. Он был центром питчей жизни, сюда приходили на водопой животные. Привлеченные этими самыми животными сюда же наведались хищники – как двуногие, так и четвероногие. Тихие заводи ниже по течению порой навещали знатные лорды – поохотится на водяную птицу. Порой сюда забредали группы охотников из Эрденхолла, желающие пополнить замковые погреба свежей дичью. Встречались здесь, конечно – же, и браконьеры.
    Только вот те, кто вышел к ручью сегодня не подпадали не под один из этих критериев. Гарт наблюдал за ними уже час и мог сказать это с точностью. Для начала их было много. Слишком много. Куда больше чем в любой – даже самой многочисленной группе охотников. Мальчик не мог сказать, сколько точно – из своего укрытия среди корней склонившейся над водой плакучей ивы он видел только часть лагеря, но даже в этой части их было не меньше трех дюжин. Потом они были вооружены  - и не охотничьими рогатинами да связками дротиков, а боевым оружием. Отливала синевой сталь мечей и доспехов, скалились составленные в кучи алебарды и гизармы.  Можно было заметить арбалеты разных типов – с воротом, со стременем, с зубчатой рейкой. Было, однако, видно, что воины отдавали предпочтения новомодному огневому оружию – Гарт насчитал около трех десятков самопалов и хандканнонов, заметил даже гаковницу на колесном лафете. И еще он заметил герб на коттах и кафтанах латников. Герб, которой в Мортхолде знал каждый. Зачерненное солнце с волнистыми лучами. Герб Черного Солнца. Знамя Чернодрева, которое также называли знаменем черной зари.
   Гарт сполз с ветки. Он видел достаточно. Воины черного солнца в лесу близ Эрденхолла. Война решила, наконец, взять свое. Первым его побуждение было бежать назад, предупредить лорда Рикарда.  Потом мальчик вспомнил, что у него больше нет дома. Лорд Рикард для него больше не сюзерен, а просто один из владетельных лордов Мортхолда.
   Телесная боль уже начала утихать – на местах ударов уже прорисовались, роскошные пурпурно лиловые синяки, но переломов вроде как не было. Болела душа. Стоило Гарту смежить веки, как перед глазами проплывали видения. Он видел Эрденхолл: кухню и горелую башню, донжон и задний двор, конюшни, плац, казармы…. Видел самого себя  сидящего верхом на горгулье, плавающего во рву, спорящего о чем-то с Йоглем. Он представлял, что – бы сейчас делал, если бы не нанес тот злополучный удар, не ввязался в злополучный поединок. Судя по солнцу, в замке уже отзвонили сексту. Сейчас в предзакатных сумерках, было бы приятно сидеть на нагретой солнцем спине горгулье, смотреть на угрожающую темную громаду леса и мечтать. Мечтать о странствиях и подвигах, играючи преодолевая в мечтах опасности и сокрушая врагов.
    А вот сидеть в полумраке в этом самом, наполненным шорохами лесу, с вооруженным отрядом под боком…. Нет, это не то. Мечтать приятно в тепле, сидя у очага или на худой конец у свечки, зная, что о чем бы ты не мечтал, наутро окунешься в успокаивающую рутину ежедневных дел и забот. «Но ведь этого не будет правда? Я не знаю, что будет со мной этой ночью, и что уготовал для меня завтрашний день? Я сижу, охватив себя руками, и дрожу от холода, а теплее не станет. Будет только холоднее. Будет хуже. С каждым днем. Меня выбросили, как выбрасывают из дому не нужную вещь. Нету дороги назад….»
   Гарт приподнялся, пролез между мшистых корней, высунул голову из–за коряги. Посмотрел. Все оставалось по-прежнему. Воины черного солнца, судя по всему, обосновались здесь надолго. Кто–то спал, завернувшись в одеяла, кто-то чистил, точил и приводил в порядок орудие. Кто–то перекусывал, но холодной пищей. Костра они не разводили. Может выйти из укрытия окликнуть их? Нет. Он хорошо помнил, как горела родная деревня.  Слишком хорошо. Надо переждать.
   Переждать не удалось. Гарту не пришлось выходить к воинам черного солнца – они сами вышли к нему.
 - Проклятье – взревел невысокий, приземистый латник в кольчуге и островерхом шлеме, обмотанном куском зеленой шерсти – лазутчик!
По лагерю прошла волна движения. Вылетали из ножен мечи, разбирались составленные копья. Заскрипели вороты арбалетов. Гарт оказался в кольце.
 - Ты малец, чей будешь?
 - Я из Эрденхолла, сэр – мальчик сильно сомневался в том, что вояка был рыцарем, но решил добавить это обращение – сбежал, сэр.
 - Это удача Рыбулько – обратился к приземистому другой воин, высокий в кирасе и саладе.
 - Удача, Юнгенбаум. Удача – согласился Рыбулько.
А в чем заключалась та самая удача, Гарт так и не понял. Во всяком случае, не сразу.
                3
  Ему дали еды. Он съел все без остатка – полкраюхи хлеба, сыр – восхитительно твердый, ласкающий язык и гортань, с голубыми прожилками и длинное полоску вяленого мяса. Он съел все и облизал пальцы.
 - Ну, ты даешь – восхитился – все смолотил и даже не запыхался – Эй, Родрик, глянь, какого мы прожорливого подобрали.
    Родрик Юнгенбаум оторвался от меча, который он полировал масляной тряпицей. Заглянул мальчику в глаза. Гарт не отвел взора, хотя ему хотелось. Очень хотелось. Взгляд высокого воина, казалось, пронизывал плоть до костей.
 - Ну, ка – промолвил он, опускаясь перед Гартом на корточки – поговорим. Кем ты был в Эрденхолле?
 - Дай человечку поесть, Юнгенбаум – недовольно пробурчал Рыбулько. Тот не обратил внимания.
 - Как твое имя? Кем ты был? Есть ли у тебя в замке родные и близкие?
 - Меня Гартом кличут…милорд. Я поваренком был, но меня погнали, поскольку е господского сына во время драки зацепил….
 - Так…. Зацепил говоришь…. На колени – неожиданно приказал рыцарь.
 - Простите господин….
 - На колени – отчетливо повторил Юнгенбаум – быстро.
 - Гарт поспешил исполнить приказ. Преклонять колени ему было не впервой – он склонял их пред лордом Рикардом перед его женой…. Долгий список. Теперь его дополнит сэр Родрик.
  Мальчик стоял на коленях опустив голову и смотря на нахально сунувшийся ему под нос венчик борщевика. Юнгенбаум, похоже, что-то искал. Расстегнул кафтан, сунул руку под рубашку, повозился и вытащил на свет божий, какой-то медальон который он носил заместо креста.
 - Так, берись за цепочку… да, да вот так правильно перед лицом держи…- рыцарь вручил Гарту извлеченный из под рубахи предмет. Это было миниатюрное солнце – такое, какое было на гербе. Мальчик подцепил цепочку одной рукой. Тяжелая.
 - Так повторяй за мной – Я…. Как тебя зовут?
 - Гарт милорд.
 - Я Гарт сын…. Чей ты сын?
 - Я не знаю милорд. Его убили….
 - Убили…. Ну, Гм ладно – рыцарь прокашлялся.
 - Повторяй за мной: Я Гарт клянусь служить
 - …клянусь служить….
 - …клянусь служить Сэру Родерику Юнгенбауму и его сюзерену Лорду Ринальди Черное Солнце владетелю Чернодрева…
 - …Чернодрева владетелю….
 - …клянусь служить в жизни и смерти, до последнего издыхания, клянусь крестом животворящем, клянусь солнцем и светом, клянусь небом и землею.
 - Целуй.
 - Простите милорд – робко переспросил Гарт – я не понимаю.
 - Символ целуй. Солнце. Вот так… правильно.
Гарт неловко коснулся обветренными губами бронзового солнца. Оно было холодным как лед, несмотря на то, что рыцарь носил его под рубашкой. Едва он успел проделать данную манипуляцию, как рыцарь выхватил медальон у него из пальцев, повесил себе не шею и затолкал обратно под платье.
 - Так парень. Ты теперь поклялся в верности. Иди с Рыбулько он тебе объяснит, что к чему.
  Рыбулько, встал, оправил волосы и махнул рукой.
    Идти пришлось не долго. Они остановились около узловатого дерева, простиравшего свои скрюченные ветви к небесам, как старуха во время молитвы. Рыбулько расположился на выступающем из земли корне, Гарт уселся на землю, скрестив ноги.
 - Так парень, да будет тебя известно, что меня зовут Рыбулько Рыбник – на рукавах кафтана у него были действительно нашиты суконные рыбы – я состою на службе у Родрика Югенбаума. Как и ты кстати. Ты ведь принес присягу. Отныне для тебя, как это говорится э - э –э для тебя всегда найдется место под крышей и за столом. Ты ведь знаешь кто такой лорд Черное солнце?
 - Владетель Чернодрева, господин – этим собственно его познания и ограничивались, Он еще слышал о том, что лорд Черное Солнце вырезает и съедает сердца своих врагов, но решил об этом не упоминать. Разумно решил.
 - Я же сказал, как меня зовут. Рыбулько Рыбник. Так меня и называй. Оставь господинов, сэров и прочих милордов для прихвостней лорда Себастьяна. Ха! Запомнил парень?
Гарт запомнил, хотя это и было для него внове.
  - Чернодрева парень? Ха, да ты сильно отстал от реальности. Лорд Черное солнце владеет уже не только Чернодревом, но и рассветным водопадом. Время двух солнц прошло, осталось одно -  черное.
 - Я запомню гос… Рыбулько.
 - Мотай себя на ус. Ты видел, что написано на медальоне Юнгенбауму?
На литом бронзовом солнце действительно было что-то нацарапано, но Гарт не знал что.
 - Не Рыбулько. Я не умею читать.
 - Гм – латник нахмурился – поразительное совпадение. Я тоже не умею. Но надо сказать, что там нацарапано «Свобода равенство и братство». То есть мы приносим равенство угнетенным и свободу не равным,… то есть постой наоборот. Равенство мы приносим неравным, а свободу…. Ладно хрен с ней. Мы делаем всех людей равными вот что!
 - То есть если один человек выше, а другой ниже вы отрезаете высокому голову, да?
Рыбулько заржал так, что с деревьев облетели последние листья.
 - Ну, ты даешь. Нет. Вот если один человек богатый, а другой бедный, а ты разделишь деньги между богатым и бедным поровну, что будет?
 - Оба станут бедными…
 - Рыбулько шумно вдохнул, почесал затылок и согласился, что в известном смысле да. – Но – заметил он – в таком случае установится справедливость.
 Гарт снова не понял. Вообще ничего не понял.
 - Ну, вот для примера тебя выгнали из замка за то, что ты стукнул сына лорда. Разве это справедливо? Чем сын лорда лучше тебя?
 - Ну – Гарт замялся. Как объяснить этому странному человеку, то, что он впитал с молоком матери?  - ну ведь он сын лорда….
 - Ты на него напал? Сам напал?
 - Нет….
 - Защищался значить. А тебя за это изгнали. Да и отколотили предварительно, как я гляжу.
   -Да-а.
 - Справедливости, сталбыть с гулькин нос. А вот теперь тебе мой вопрос парень. Тебе никогда не хотелось этого изменить? У тебя ведь в замке, наверное, остались какие нито друзья. Ведь их может не сегодня-завтра, тоже могут поколотить и изгнать.
« А ведь он прав - подумал Гарт – в замке остался Йогль, Ирга, которой я напоминал погибшего сына, и все они тоже могут пострадать. Что там случилось  с Йоглем? Ему ведь тоже здорово досталось от Персиваля».
 - Но, что я могу сделать? Я ведь не мечом драться не умею….
 - С мечом драться другие умельцы  найдутся. Ты лучше скажи – Рыбулько хитро прищурился – правда, что в Эрденхолле есть тайный ход?
 - Он есть но… - Гарт понял, что проговорился. Поздно понял.
Рыбулько встал.
 - Что, но – холодно спросил он – ты нам не скажешь?
 -  Я не…. – «Что же я наделал – ужаснулся мальчик – теперь они узнали про тайный ход, про дверь в стене башни….»
 - Подумай Гарт, подумай – Эрденхолл больше не твой дом, теперь твоим домом стал Чернодрев. Ты принес присягу. Ты клялся солнцем и небом, землей и водою  и еще бог знает чем. Нет дороги назад.
 «Моим домом был Эрденхолл, стал Чернодрев. Мои друзья отвернулись от меня, и меня приняли незнакомые люди. Можно ли приставить назад отрезанный ломоть?»
 - Я проведу вас. Только…
 - Что парень?
 - Вы ведь не будете их убивать?
 Рыбулько коротко хохотнул.  – Убивать парень? Нет. Мы принесем им справедливость.
                4
   Они остановились на опушке. Эрденхолл темнел перед ними, бездонным провалам в темной ночи. В узких окнах бойницах донжона в сорока футах над землей мерцал огонек почти невидимый отсюда. «Свеча, небось. Может, кто книжку читает или капеллан молится. По стенам неторопливо ползали светлячки факелов – всего трое на всю протяженность. Еще теплился огонь над барбаканом – Гарт знал что там, в укрепленной на железном шесте жаровне всегда тлеют угли.
 - Я насчитал троих стражников со светом – свистящим шепотом проговорил Рыбулько – а на круглой башне, где ход этот вообще никого.
 - Странно – удивился Юнгенбаум – совсем нападения не ждут – Ну ка парень. Это громада в центре донжон?
 - Да ответил Гарт, напряженно вглядываясь во тьму.
 - Так, а это что за задание снизу с острой крышей… или нет, погоди не острой…вот проклятье темень такая, что хоть глаз выколи.
 - Это казармы – развеял его сомнения мальчик – а рядом кухня.
 - Гм, а это что за хренотень слева… нет, не тут. Левее.
 - Амбар – или если сказать точнее большой сарай, где они с Йоглем играли в прятки салочки и еще бог знает что – он деревянный стрехой крытый.
 - Хорошо. Рыбулько, эту темень надо осветить.
 - Понимаю – мальчик не видел в темноте лиц, но почувствовал, что воин ухмыльнулся – амбар. Вспыхнет как миленький.
 - Молодцом. Арбалетчикам прикажи бить на движение, огневиков пока придержи, а то они такую бучу сотворят – всю округу перебудят. Гарт со мной.
 - Но ведь вы обеща… - мальчик запнулся.
 - Если кого убьют – то это неизбежные жертвы. Цель оправдывает средства.
 Сначала он шли, полусогнувшись, стараясь не шуршать палыми листьями, и держатся в тени. Потом залегли –  между лесом и стеной было поле ярдов эдак в пятьдесят утыканное редким кустарником. Гарт легкий и гибкий полз с грацией ящерицы спасающейся от преследования. Юнгенбаум хотя и сменивший свои пластинчатые доспехи на легкую кольчугу скрипел, хрустел и трещал как сильно подвыпивший бегемот, продирающийся сквозь джунгли. Но не жаловался.
  К счастью стража на стенах относилась к своим обязанностям, мягко говоря, спустя рукава. Один раз – когда они уже подползали ко рву, из горелой башни на парапет стены вышел стражник. Гарт вжался в землю, припав к неровной каменистой почве сильнее, чем дитя к материнской груди. Он перестал дышать, перестал двигаться, и чувствовал, что Юнгенбаум за его спиной предпринимает аналогичные попытки.
    Стражник в их сторону даже не глянул. Просто прошелся по парапету и лязгнул за собой дверью.
 - Даже какое-то непочтение к нашим усилиям – пробормотал рыцарь – ну да ладно. Где ты говоришь эта дверь?
 - Близко уже. Но тут ров.
 Ров они пересекли без особых проблем: Гарт белкой перескочил воду поверху Юнгенбаум перешел в брод. Мальчик вскарабкался на вал, коснулся руками холодного камня стены. Так вот и дверь. Он уцепился за подгнившие доски, потянул. «Подумать только, не далее как сегодня утром я шел этим же путем на плац, посмотреть на бои. А теперь я этим же путем возвращаюсь – да не один».
  Дверь отварилась. Гарт нырнул в привычную затхлость полуподвального помещения, умело лавирую в лабиринте прогнившего деревянного лома. Рыцарь лавировал не столь умело о чем свидетельствовал жуткий грохот треск и ругательства производимые им покуда он пробирался через завалы. Оставалось надеяться, что толстые стены башни погасят любой звук пытающийся вырваться наружу.
 - Проклятье – проворчал Юнгенбаум – они тут что специально огораживались – не получив ответа он продолжил – так, Гарт, тут скоро будет шум, стрельба, а возможно и драка. Ты во двор пока не высовывайся, тут посиди, хорошо?
   Мальчик присел на ребро сгнившей лодки. Время тянулось мучительно долго – не было видно не зги, и было слышно только дыхание рыцаря. «Что же я наделал? Я веду в свой дом пусть и бывший незнакомых людей. Да, они были добры ко мне, Рыбулько говорил о  свободе,… но кто знает каковы они на самом деле? Юнгенбаум говорил – цель оправдывает средства. Какая же у них цель, и какие средства?»
  Прибыл Рыбулько, известив о своем появление громким треском прозвучавшем, когда он доломал остов какой-то бочки. Пробравшись к рыцарю, Рыбник сообщил, что люди здесь.
 - Ну, если уже…. Парень, куда выводит эта дверь?
 - В кухонный подвал. Там будет еще одна дверь в конце, через неё можно попасть на плац.
 - А амбар где?
 - Амбар там сбоку. Налево нужно свернуть.
 - Хорошо. Рыбник бутыли готовы?
Рыбулько ответствовал, что, да готовы и вскоре Гарт услышал какое-то позвякивание, но задумываться о том, что это такое было некогда. Небольшое помещение наполнилось людьми, мальчик слышал лязг металла, в неверном лунном свете, пробивающемся сквозь открытую дверь, видел, как они взводят арбалеты, в последний раз потягивают ремни лат, проверяют, легко ли выходят из ножен мечи. Они – вне всяких сомнений готовились к бою. «Что я наделал? Что я наделал? – повторял про себя мальчик, но поздно. Не было дороги назад».
 - Так – сказал Юнгенбаум – с богом. Да прибудет с вами солнце. Пошли – он выдвинул тихо скрипнувшую щеколду, отворил дверь и ступил в кухонный подвал. Его люди следовали за ним.
  Гарт, прижавшись к стене, смотрел на проходящую мимо него вереницу воинов. Смотрел в ужасе. Сначала он пытался их пересчитать, но потом бросил это занятие, а латники продолжали идти мимо него безликими тенями во мраке. Наконец последний кнехт ступил в кухонный подвал, и почти одновременно в унисон грянули выстрелы из самопалов. Зашипели стрелы. Запахло гарью. «Началось. Господи помоги мне, началось!» Забыв об указаниях Юнгенбаума, мальчик  выбежал из своего безопасного убежища. Напрасно. Было слишком поздно. Не было дороги назад.
                5
 Юнгенбаум шел первым за ним следовал Рыбулько. В правой руке Рыбник сжимал корд – в левой толстостенную бутыль зеленого стекла, матово поблескивающую в лунном свете.  Из горлышка торчал пропитанный маслом кусок холстины, а сам сосуд был на две трети наполнен так называемым «Лесным пожаром» - смесью земляного масла, селитры и канифоли. Горела эта хрень даже под водой.
 - Как днем будем драться – сообщил Рыбник – так запалю, что держись.
 - Себя не запали. Не переусердствуй. Амбар и казармы, помнишь?
 - Не младенец, знаю что делаю. Знаешь, а мне даже жаль этого, как там… Гарта. Хороший парень.
 - Знаю. Мне тоже жаль. Но мы стараемся для общего блага. Он зажженного нами огня вспыхнет пламя, которое охватит весь Мортхолд. Осторожней!  - рыцарь поддержал под руку споткнувшегося Рыбулько – не пролей пожар себя на руки.
  Они выбрались на скупо освещенный луной плац. Юнгенбаум шел, прижимаясь к стене. За ним следовали вылезшие из подвалов воины. Почти у всех на поясе висели разнокалиберные бутыли с «Пожаром». «Идеальный момент для удара – подумал рыцарь – латники вылезает из заваленного хламом подвала по одному, если сейчас стрелков на стены, да выход из круглой башни перекрыть будет бойня. Был бы в этой крепости толковый командир…. Впрочем, зачем зря рассуждать. Такого командира здесь нет – был бы  - солнечных к стенам не подпустили бы».
 - Начинать –  спросил подошедший Рыбулько – уже все наши во дворе. Перед дверьми казарм я стрелков поставил и обе хуфницы. Никто не выйдет….
 - У казарм, что даже часового не было?!
 - Был один – латник осклабился – только сонный какой-то, вот мы ему и позволили заснуть. Вечным сном.
 - Как зажжешь  - сразу стреляй. И на донжон.
 - Ладно. Ну – это уже относилось к собравшимся во дворе кнехтам – начинай.
Некоторое время ничего не происходило. Юнгенбаум знал, что сейчас его воины открывают небольшие носимые у пояса жаровни, раздувают едва тлеющие угли и зажигают прикрепленные к бутылям хвосты. Пусть огонек еле теплится, много ли нужно промасленной маслом ткани, что бы вспыхнуть?
  Первым бутылку бросил Рыбник, взмах и гибельный снаряд летит на кровлю казарм. Слышится жалобный лязг, когда бутылка разбивается о гонт и почти сразу же на крыше расцветает огненный цветок. Вязкая жидкость вспыхивает желто-рыжим пламенем, огненные  ручейки текут по доскам, те занимаются. Вслед за первой бутылкой летят другие, крыша превращается в сплошное ревущее огненное покрывало, такая же судьба постигает амбар. 
  Из казарм доносятся протяжные вопли. Вот распахивается дверь, на пороге появляется молодой парень – в одной только набедренной повязке, с блуждающим взором и покрытым сажей лицом. Щелкает арбалет и в груди спасшегося из огня вырастает болт. Парень оседает, заваливается назад, но его отталкивают, и из дверей казарм вырываются их обитатели. Полуголые, ослепленные пожаром, очумевшие, не понимающие происходящего. Вероятно, им кажется, что, выбежав из охваченного огнем здания, они спасутся.
   Нет. Свистят болты и стрелы, воины черного солнца с дюжины шагов хладнокровно косят беззащитных людей. Харкают  огнем и свинцом хуфницы, под ноги уцелевшим летят сбереженные бутыли. Чудом выживших и вырвавшихся добивают мечами. Бежавшие из огня гвардейцы лорда Рикарда думали спастись. Они ошибались – огонь был повсюду.
  Какой-то вконец ошалевший человек прет прямо на Югенбаума  - с голыми руками. Шаг в сторону удар – прямо в трахею. Кровь брызжет фонтаном, в свете пожаров она кажется черной. И вправду светло как днем, но что это за день?
   Из казарм вырывается последний латник –  уже объятый огнем. Пламя обвивается вокруг него, он кричит, крик его ввинчивается в небеса, но те остаются безучастными.
 - На донжон – орет Рыбулько, указывая мечом на подсвеченную отблесками пожаров каменную громаду – оставьте этих, они уже мертвы! На донжон!
    Латники черного солнца воют как вырвавшиеся из ада черти. Они пьяны от крови, они чувствуют себя неуязвимыми, и никто не поднимает на них руку. Те, кто мог это сделать, те, кто должен был защищать замок, лежат перед ставшими их братской могилой казармами.
 - Смерть  - кричит Юнгенбаум – смерть! Он так же взвинчен убийствами, как и остальные, он рубит все, что подворачивается под его меч.
 Гремят самопалы, гулко гаркает притащенная на руках гаковница.
 - На донжон – не умолкает Рыбник  - рубите двери! На донжон! Смерть им всем!
 Какой – то воин взбегает по деревянному мостку, и рубит топором двери. Стонет, расщепляясь, дерево, жалобно визжат, скукоживаясь, скрепляющие доски медные полосы.
«Наверное, тем, кто сейчас вскакивает со своих постелей в донжоне, кажется, что они провалились в ад».
  Дверь не выдерживает, и воин вламывается, внутрь отшвыривая обломки досок. Слышатся крики, и почти сразу же – звон мечей. Что же, кто-то, наконец, решил встать на защиту Эрденхолла. Тогда его, Юнгенбаума долг  - скрестить мечи с этим смельчаком.
  Ворвавшись в главную башню замка, Родрик спотыкнулся о труп. Труп латника с Черным солнцем на камзоле. «Первая потеря. Сколько десятков мы уложили там во дворе, три или четыре? А потеряли всего одного…. Пока».
 - Умри убийца, – завопил какой то человек в ночной рубахе, но с мечом бросаясь на Юнгенбаума – Умри-и-и-иии!
 «Похоже тот самый смельчак. Что же посмотрим, каков он в бою».
 Защитник замка ударил, Родрик парировал, да так, что искры посыпались. Юнгенбаум махнул мечом, метя по ногам, его противник отскочил. И ударил сам. Запели мечи. Рыцарь отвел несколько ударов, потом перешел в наступление. Его враг снова попятился и тогда Родрик рубанул. С разворота, целя кончиком меча горло. Раздался влажный хруст, меч выпал из руки защитника.
 - В следующий раз – посоветовал Юнгенбаум умирающему врагу – надень доспехи. И проверь стражу на стенах.
                6
  Гарт метался по Эрденхоллу, ослепший от слез, горя и дыма. Он метался, спотыкаясь о трупы. Некоторые он узнавал. Некоторые узнать было уже не возможно. Он нашел Иргу на пороге кухни, пригвожденную копьям к земле. Она была еще жива, еще пыталась куда- то ползти, пыталась что-то сказать. Кровавые пузыри лопались на её губах, она вытягивал перед собой руки, словно пытаясь что-то схватить…. Потом руки бессильно стегнули землю, последний пузырь, лопнув в уголке рта. Она умерла, так ничего и не сказав.  А что она могла сказать? Проклясть убийц перед смертью, проклясть его Гарта, поскольку он тоже убийца? «Это правда. Я убийца такой же, как они все. Это я их убил. Я поддался  на уговоры и рассказал про тайный ход».
 - Мальчик – заслышав голос позади себя, Гарт обернулся и напрягся, готовясь бежать  - мальчик, мальчик…. Мальчик помоги мне…. Мальчик, мальчик…. Помоги мне.
 Помочь говорившему не мог бы никто. Он умирал – живот его был распорот, и кишки волоклись по песку причудливыми лиловыми змеями.
  Мальчик, мальчик – продолжал свою литанию умирающий – помоги мне, мальчик, мальчик, мал… это ты!
 Говоривший узнал Гарта и в тот же миг, мальчик узнал его. Это был Ральф.
 - Это ты. Ты провел их в замок курицын ты сын, ты…. – на большее сил у стражника не хватило – ты-ы-ы-ы – он вытянул руку, указывая пальцем на гарта – ты-ы-ы-ы – рука упала, и Ральф затих. Глаза его закатились.
  Гарт развернулся на пятках и побежал. Побежал мимо выеденной огнем скорлупы казарм, побежал мимо тлеющих остатков амбара. Он бежал мимо донжона, в котором еще шел бой, бежал мимо кузни, бежал мимо превратившихся в надгробие кухонь. Бежал мимо круглой башни, сквозь которую смерть пришла в замок…. Куда он бежит, он понял только тогда, когда достиг своей цели.
  Она стояла недвижимая как простояла много веков. Камень не трогали распри смертных.
 - Здравствуй – Гарт коснулся кончиками пальцев каменной морды. Ему показалось, то горгулья одарила его неодобрительным взглядом. 
 - Я не хотел – прошептал мальчик, сглатывая слезы – честно не хотел. Просто Ральф меня бил и я….
 Взгляд стал еще неодобрительнее.
 - Я честно  - Гарт всхлипнул, и попытался закрыть ладонью изваянные неведомым скульптором очи – не хотел….
 Он пробежался ладонью по  каменным векам, коснулся сглаженных ноздрей. Сунул руку в пасть. И похолодел. Там где раньше был только шершавый камень, и мягкий мох его ладонь нащупала острые твердые бугорки. Клыки. Мальчик попытался отдернуть руку, но поздно. Челюсти пришли в движение и словно тисками сдавили ладонь Гарта.
 - Это невозможно -  пролепетал он, пытаясь высвободить руку – ты каменная. Горгулья дрогнула. Заскрипела. Заскрежетала. И сдвинулась. Камень исполосовали трещины, в воздух взметнулась каменная крошка, а горгулья, не расправляя крыльев полтела. В первый и последний раз.
  Здоровенная каменная туша грянулась со стены в ров, увлекая за собой вопящего мальчика. Он пытался удержаться пытался высвободить руку, но тщетно. Они упали в ров, раскраивая воду и взметая тучи брызг.
 Спасите – закричал Гарт, когда падал. Второй раз закричать он не смог поскольку, поскольку голова его оказалась под водой. Он забился, рванул к поверхности, к пробивавшемуся солнечному свету. Он хотел вынырнуть. Но не смог. Руку пронзила острая боль, и мальчик понял, что горгулья все еще держит его. Он поднырнул к каменной морде. Ему снова показалось, что чудище смотрит на него неодобрительно, но при этом во взгляде улавливалось некоторое… удовлетворение.
 - Ты ведь была моим другом – прошептал про себя Гарт.
 - Да – ответствовала горгулья, была – и потому не отпущу.
Грудь словно сковали тесным обручем, легкие горели. Он рвался к свету к воздуху, которые были совсем близко на расстоянии вытянутой руки, но они, дразня своей близостью, были недостижимы.
 - Смирись – говорила взглядом горгулья – втяни в себя воду и умри. Не тебе тягаться с камнем.
 Гарт не верил. Он продолжал изо всех сил рваться к свету,  к поверхности, рваться, превозмогая боль. Напрасно. Камень держал его крепко.
 - Смирись. Втяни в себя воду. Смирись.
«Нет, надо бороться, я смогу выплыть. Это так близко. Я бы выплыл не, будь я прикован».
Н продолжал бороться, продолжал биться продолжал пытаться. Но это ему не помогло. Гарт почувстовал как против его воли разжимаются до боли стиснутые зубы. Как всовываются ему в грудь влажные пальцы. Как вливается в легкие вода. Больше он ничего не почувствовал. Он перестал бороться. Он умер.
  Горгулья пошевелилась на своем мягком илисто ложе. Разжала челюсти, выпуская мертвое уже тело на волю. Выпуская к свету.