Параграф 6. Гипсокартон

Пробуждение оказалось менее приятным, чем ожидалось, хотя части тела при беглом напряжении мышц подавали признаки жизнеспособности и даже не отзывались приступами или уколами боли.
Бывают же периоды в жизни, когда не везет и не везет по-крупному, словно стая черных кошек не просто перебежала тебе дорогу, но и не удержалась от того, чтобы расцарапать тебе лицо. Голова жутко болела, по-видимому, мозг расширился от перегрева и давил со всех сторон изнутри на черепную коробку. Фокусы Джейла поначалу забавляли Тео, но теперь они начали действовать ему на нервы. Шоковая терапия могла бы быть не до такой степени болезненно шоковой, ведь он сам не знал, насколько близко находился к своему болевому порогу. Несомненно, еще пары пуль или колотых ран было бы достаточно, чтобы получить кайф вселенского масштаба.
Ясным было одно – Тео прикоснулся к точке невозврата, к той грани, которую все смутно видят до тех пор, пока не почувствуют ее острие у себя в брюхе. И струйка запекшейся крови на левой половине подбородка свидетельствовала об этом, не говоря уже о свежем ручейке, бьющего из виска и стекавшего по правой щеке. Пара капель оставила свой след и на губах, которые Тео невольно облизнул, ощутив знакомый ржавый привкус.
«Еще чуть-чуть и я стану Носферату», - от этой мысли он натянуто улыбнулся, хотя его состояние было далеко от нормы.
Тео тяжело дышал, периодически присвистывая, поскольку легким еще требовалась серьезная реабилитация, тем более осталось неизвестным, какое количество альвеол пало смертью храбрых. Но хотя бы ощущалось поступление кислорода (уже неплохо), значит, его не довели до состояния хорошо прожаренного бифштекса.
Теперь для верности осталось найти точку опоры, ведь он и так отключился лежа на левом боку со свешенными руками (притом не стоит даже заикаться о том, что левая рука сильно затекла, поэтому на нее не стоило полагаться и взваливать непосильную ношу). Оставалось надеяться лишь на правую руку и на мышцы пресса, чтобы принять мало-мальски вертикальное положение. Тео для большей уверенности зацепился пальцами свободной руки за спинку скамейки и постарался как можно резче себя поднять. Попытка не увенчалась особым успехом, поскольку тело без каких-либо колебаний отозвалось жуткой болью, которая была невыносимой в большей степени тем, что невозможно было определить ее очаг. Она была вездесущей, отзывалась эхом даже в конечностях. Однако Тео смог устоять перед искушением и не разжал пальцы, поэтому спинка скамейки была покорена, подобно Эвересту, теперь надо было перебороть себя и постараться сесть. Раз, два, три, выдох...
И стиснув зубы, задача была решена. Тем не менее даже после подобных телодвижений пришлось восстанавливать и без того затрудненное дыхание.
«Меня поджарили, как курицу на гриле или в меня ударила молния?» - вопрос чрезвычайно важный для науки, ведь тогда можно будет доказать, что Тео пережил невероятное, и он вполне достоин упоминания в каком-нибудь журнале.
Однако местность вокруг Тео не возбуждала прежней радости. Конечно, вполне вероятно, что глазные нервы поджарились до румяной корочки, но это не мешало ему рассмотреть контуры предметов. Все те же стоящие деревья и солнечный диск над ним, но все это застилала какая-то пелена, будто ко всему вокруг добавился оттенок темно-серого, словно здесь недавно проходили боевые действия или же кто-то решил устроить костер из использованных покрышек. Обстановка не изменилась, но сориентироваться было непросто. И нигде поблизости не было видно нашего джентльмена Джейла.
Пока Тео пытался собраться с мыслями и рассматривал окружающую обстановку, он не обратил внимания, что все еще держит один раскаленный уголек (видимо левая рука вновь начала обретать прежнюю чувствительность). Но молниеносный электрический импульс, обработанный, наконец, мозгом, дошел до цели, заставив ладонь разжаться. За этим последовали глухой удар и тихое позвякивание цепочки. Вновь дали о себе знать эти проклятые часы, напомнившие предысторию всего произошедшего. Тео поднес свою пострадавшую руку как можно ближе к лицу, чтобы разглядеть следы от жизнедеятельности часов. Осталось лишь небольшое красное пятно.
Часы упали недалеко, он вполне мог дотянуться и поднять их, но у него не было ни малейшего желания делать это. Тео смутно осознавал, что Джейл прекратил показывать свои фокусы, теперь началось настоящее представление, пусть даже тот был галлюцинацией, но это же неудивительно, ведь Тео давно посещали размытые образы, да и он свыкся со своим внутренним наставником, вечно дававшим ценные указания.
«Еще пару-тройку раз и они не выдержат», - вдруг из глубин его памяти выплыла эта фраза, оброненная невзначай его собеседником. Вот наступил и еще один раз, значит им еще долго не протянуть, А Тео врожденные аккуратность и уважение к чужим вещам не могли позволить просто так глазеть на упавшие по его вине часы. Тем более ощущалась некая связь между ним и этой вещицей, нечто наподобие магнитного притяжения. Он протянул руку и зацепился не слишком послушными пальцами за цепочку и потянул раскрывшиеся после падения часы на себя. Его взгляд невольно снова притянули надписи, нацарапанные на внутренней стороне крышки. Тео взял их. На этот раз они были холодными, как и подобает металлу, но уже с надтреснутым циферблатом, видимо его тщетно пыталось спасти закаленное стекло.
Morituri te salutant. Емкая и простая фраза, которую Тео смог без труда прочесть про себя. Он всегда ее знал. Краткое приветствие гладиаторов, шедших на смертный бой в Колизее с озлобленностью в голове и с надеждой обрести свободу в сердце.
Aut mors, aut nihil – еще одно выражение, выбитое на обратной стороне крышки часов. Вполне оправданный выбор. Даже всем известный Спартак пошел дальше, он плюнул на правила и решил устроить свое светопреставление, выбрав третий путь – смерть по своей воле, не став кормом для разъяренных тигров и львов на радость беснующейся толпе.
Выбор есть всегда. Да, но кто-то вечно умалчивает о наличии трех путей, как в сказках, а не двух – добра и зла, пусть это и звучит глупо. Детей учат правильным вещам, просто память коротка – забивается быстро новыми впечатлениями.
Часы восстановили свой привычный ход, словно никогда и не останавливались. Теперь полнейшую тишину наполняло размеренное тиканье. Тео прекрасно понимал, что ему отмерено от силы десять-сорок минут, потому что еще не было слышно гула подлетающего вертолета. Стрелки часов теперь указывали в какую-то непонятную точку в пространстве. Тео не мог толком разобрать эти надписи, потому что у него двоилось в глазах. Ему показалось пару раз, что они были нацелены, то на Vanitas и Invidia, то на Cupiditas и Hypocrisis, но за точность трактовки никто поручиться не мог. Если даже он разглядел все верно, то его душу можно было демонстрировать, как самое крупное, доселе обнаруженное вместилище греха. «И еще средневековые богословы уверяли, что главный грех человека – похоть. Они не знали меня, я ведь не вожделею направо и налево, правда, у них и на это нашлись бы теологически обоснованные аргументы».
Джейла нигде не было видно поблизости, хотя вокруг сгустились искусственные сумерки, он мог легко и незаметно стоять подле Тео, ничем не выдавая свое присутствие.  А ведь атмосфера накалялась, он ощущал это так же отчетливо, как и то, что под плотным слоем теней, окружавших его, скрывается его старый знакомый, он не может пропустить такое зрелище.
«Даже не стоит строить из себя наивного мальчика, ему все известно, мы с ним давно знакомы, даже сложно припомнить, сколько лет, практически, сколько себя помню. Да, он всегда толкал меня делать выбор. Обычно в подобных случаях используют монетку, но у него была другая стройная концепция на этот счет. Лишь точный механизм может решать чью-либо судьбу, причем не исключался ни один из возможных факторов. Как раз маленькие циферблаты показывали реальное время до наступления каждой из трех возможностей: в первом – Я (личный выбор), во втором – обстоятельства (подчинение сложившейся ситуации) и в третьем – вмешательство высших сил (полная отрешенность от всего и всея, по принципу: будь, что будет). Сложно сказать, когда кто-то впихнул шар судьбы в корпус из-под часов 1929 года, но они самодельные, никто бы не решился сделать подобную вещь, потому что она не от мира сего. Как же я был слеп, не замечая, что жизнь моя подчинена механизму, пусть и непогрешимому. Я создал пристанище для своей души, некий сосуд. Свою метку я получил давно, видимо сейчас часы сбились или же душа не выносит мук, я не могу понять.
Что ж. я знаю тайну Джейла, моего старшего брата. За всей этой болтологией о выборе скрывается жажда стать той самой направляющей высшей силой, ему нужно полное подчинение. Хех, эта алчность до власти, всегда я удивлялся, как ему удалось заполучить такой порок?»
- Ведь так, Джейл? И попробуй только возразить, я же тебя знаю! – закричал из последних сил Тео, хотя обожженные гортань и голосовые связки сильно протестовали против подобной выходки, предпочитая шепот.
Ответа не последовало, да и это было не особо важно, поскольку Тео был абсолютно уверен в своей правоте. Он также прекрасно знал любимую привычку Джейла – уходить в тень или прятаться за кем-то во время каких-либо неудобных диспутов. «Я привык находиться в тени – оттуда все намного лучше видно», - это была его любимая присказка. Еще бы Тео ее не знал, ведь он прожил с братом под одной крышей целых девять лет, а потом все оборвалось.
- Скажи, что ты не врал мне! Все так и было на том горном серпантине? – голос начал изменять Тео, срываясь в визгливое пике.
Он прекрасно помнил тот последний поистине счастливый день. Если сказать, что он обожал своего брата, то означало не сказать ничего. Это было обоготворением сродни идолопоклонству. Хотя и разница в возрасте составляла десять лет, это им не было помехой. Старший брат научил его всему, посадил семя любви к наукам и высокому. Можно сказать, Тео до определенного момента скользнул по рельсам, уложенным еще тогда, в забытом детстве.
В тот самый день Джейл обещал ему растолковать о повадках перелетных птиц. Он даже успел обронить пару слов о ласточках и стрижах, пока завязывал галстук перед зеркалом. Тео так и не понял ни слова из того беглого объяснения, потому что, глядя на брата, он воображал надеть такой же элегантный костюм и ни в чем не отставать от него. Конец его грезам принесло братское прикосновение к его голове. Затем Джейл побежал вниз по лестнице, наспех попрощался с родителями и хлопнул дверью.
Дальше память Тео окутывает мрак, но он отчетливо помнил, что известие о смерти брата грянуло, как гром среди ясного неба, заставив его биться несколько дней в неистовой истерике, истошно вопя. В довершении всех бед родители ушли также глубоко в себя. Мать была даже на грани попадания в клинику для душевнобольных. Она так и не смогла окончательно выйти из депрессии – невозможно смириться с потерей той крупицы мироздания, которая связывает тебя с собственной жизнью.
Отец был более стойким к ударам судьбы, посвятив себя уходу за бедняжкой-женой, обращая мало внимания на своего единственного оставшегося отпрыска. Конечно, нельзя умолчать о том, что он распорядился и об оказании лечения своему младшему сыну, что способствовало скорейшему выходу из кризисного состояния, поэтому через пару месяцев Тео уже вернулся к играм со своими сверстниками, ничем не отличаясь от обычного ребенка. Но это была лишь внешняя оболочка. Внутренне же ему пришлось в большей степени перенести эту трагедию в одиночку, поскольку он не мог ни у кого спросить совета, никто не отзывался на его призывы о помощи (а что говорить о хваленых психологах, у которых у самих проблем больше во стократ, чем у рядового homo sapiens). Тем более отец строго велел не упоминать о случившемся, дабы не заставлять хранительницу семейного очага переживать. Соответственно Тео остался один на один с собой, подавив в себе самые тайные страхи, страдания и переживания.
- И теперь ты пришел за мной? Ты доволен тем, кем я стал? Я – ведущий менеджер по продажам одной из крупнейших риэлторских фирм с приличным годовым доходом. Посмотри, сейчас здесь все пылает, включая меня самого, я горю изнутри. Это горят путы манипуляторов, я теперь свободен! – сорвался на крик Тео.
От нехватки кислорода он запрокинул голову. Глухой стук оповестил его, что он уперся в полую гипсокартонную стенку, которая мало чем походила на привычную спинку скамейки. Да ему было на все плевать, он жил иллюзиями всю сознательную жизнь, которые сейчас все разом обязаны рассеяться, его сила возросла стократно.
Он взглянул на псевдосолнечный диск, который был всего лишь квадратиком флуоресцентных ламп. Откинувшись назад, оказывается, легче дышать, однако, легким нечем было насытиться – все вокруг заполняла субстанция из дыма с примесью каких-то расплавленных химикатов (сложно определить каких именно – нынче все токсично), но пахнет терпимо, местами даже приторно-сладко.
Надышавшись этой смеси, Тео выдохнул немного дыма и закрыл глаза. Гнетущая боль поселилась в нем уверенно и надолго, терроризируя нервные окончания. О ногах, как вообще о чем-то, служившем на благо его тела, Тео перестал думать давно. Ему с наибольшей долей вероятности не суждено будет больше ими воспользоваться.
Все же он решил вновь открыть глаза, которые разъедала едкая пелена в помещении, чтобы взглянуть (возможно, в последний раз) на однообразную и унылую обстановку. И как выяснилось это решение оправдало себя: что-то в окружающей обстановке изменилось, появились какие-то новые детали. То ли глаза уже привыкли к грязно-серой дымке, то ли во всей царившей суматохе вентиляционная система не переставала исполнять свои прямые обязанности.
«Тео, ты бредишь, это слишком для тебя. Этот темный силуэт не может быть твоим братом. Ты давно забыл, как выглядят твои родители, а теперь решил вспомнить давно стертое прошлое. Лучше подумай о приятном, ты достиг своей цели. Ты обманул всех кукловодов. Теперь твоя жизнь полностью принадлежит тебе. Тебе даже удалось большее! Теперь свободны все, кого ты больше всех любишь и наказаны те, кто просто заслужил эту участь. Сейчас и тебя ждет заслуженная награда», - знакомьтесь, внутренний голос Тео. Теперь в нем перестали выделяться нервозные нотки, он спокоен и в некотором роде сквозил безразличием, слишком холодным.
«Только у нас мало времени. Ты хозяин, никто твое право не собирается оспаривать, но я все же настоятельно рекомендую подобрать вон тот черный ствол. В обойме ровно две пули, ты и сам это прекрасно знаешь. В противном случае наемники манипуляторов заберут твою душу без остатка. Пора! Я слышу их голоса, не мешкай».
- Заткнись! – завопил в исступлении Тео.
«Эй, старина, так точно не пойдет. Мы же партнеры, не забыл? И так ты нас выдаешь с потрохами. А я не хочу умереть, как безродная псина, я еще не побывал в Европе, у меня же такой огромный потенциал. Совсем ты меня не ценишь», - надменно-хамские интонации вновь обрели свое законное место.
Тео был готов вышибить себе мозги лишь бы не слышать больше эти бредни, хотя львиную долю идей подкладывал именно этот «помощник». И с каждым годом становилось сложнее определить степень разумности в его рассуждениях, но в даре убеждения ему, безусловно, не было равных. И вуаля – переломный момент этой кампании, спланированной, четко подготовленной, безрассудной и неизменно кровавой.
Да, что-то, в самом деле, помогло Тео вернуть контроль над своим сознанием (вполне вероятно и здесь не обошлось без вмешательства Джейла). Теперь он видел все, как сторонний наблюдатель. Вырисовывалась масштабная картина маслом. Удивительно, как только его не остановили раньше? Ведь, по меньшей мере, четыре этажа под ним должны представлять собой руины. Не исключено, что перекрытия не выдержали, и список жертв вследствие этого пополнится. Что же может привести к нему? Только окна и пожарная лестница в правом крыле, где-то в пятидесяти метрах от его распростертого тела.
Какой тонкий расчет. Лишь две пули и один путь для отступления при трех возможных вариантах: сдаться, оказать сопротивление или же пустить пулю себе в лоб. Все это приходилось обдумывать под неутихаемое тиканье часов и учащенное сердцебиение.
Да, Тео не боялся, ведь он был давно мертв, скорее столь долгое ожидание его утомило. Это было сродни очереди в поликлинику к любому врачу, когда перед тобой непрестанно влезают по какой-либо причине, а ты пропускаешь по доброте душевной. Тео столько раз представлял себе свою смерть: в сновидениях или сидя в одиночестве. Даже в безумных фантазиях она была быстрой, может в ряде случаев с некоторой долей мучений. Отдадим должное театральным подмосткам: умирать без конвульсий и последнего слова незаметно, что ли.
Хотя уже без травм обойтись не удалось. Две пули от охранников почувствовали вкус его плоти, оставив свои отметины в обеих ногах. Но Тео доковылял до лифта, получив еще одну живот от того, кому он снес пол-лица из дробовика. А затем он был в прямом смысле поражен мужеством своих коллег, таких же крыс, которым не дали времени сбежать из тонущего в панике здания. Некто додумался кинуть в него его же гранатой, хотя сам же герой неизбежно пострадал от разлетевшихся осколков и, возможно, сейчас лежал, где-то растянувшись на полу в нелицеприятном виде (скорее всего он будет единственным счастливчиком, который выживет, потому что не сдался). Все же это геройство заставило Тео пролететь до стенки, около которой он сейчас мирно коротал время, выбившись из сил и истекая кровью.
«Хватит думать о тех засранцах, которые получили по заслугам. Им же ни за что не выдвинули обвинения, поскольку все куплено в этом мире, а тебя бы упекли минимум за клевету. Чего же ты медлишь? Хочешь, чтобы тебя приняли за очередного городского психопата? Пойми, никто не поймет твои взгляды и расчеты, а самое сокровенное всегда было принято уносить с собой в могилу, составляя для потомков нелепые завещания», - голос вернулся, набравшись уверенности, по-видимому, напускной. – «Да и тем более раз в твоем послужном списке столько деяний, то тебе точно не составит большого труда дать свинцу попробовать твой мозг на вкус. И придется напротив очень сильно постараться, чтобы предложить иной выход, а твой разум давненько превратился в фарш, сегодня его даже подвергли термической обработке. Мне отсюда видна его румяная корочка. Или ты предпочитаешь бифштекс с кровью?»
«Да, чертовски остроумная шутка», - Тео и не мог себе представить до какой степени может дойти его помутненное сознание. Он в западне во всех отношениях. Предположим гипотетически: его не пристреливают на месте, значит, дальше следуют пестрые заголовки в газетах, показушная ненависть и скорбь у тысяч людей, сидящих у своих ящиков в гостиных, затем ему дадут какого-нибудь невзрачного, мягко говоря, адвоката, ибо у нас демократия и всякие там права, даже маньяк – человек («как это мило, я не могу»). Этот проворный юрист выбивает судебно-медицинскую экспертизу, его клеймят невменяемым и по решению суда отправляют на принудительное лечение в психиатрической лечебнице, скорее всего до конца дней своих. Конечно, не курорт на Багамах, но хотя бы государство заботится о нем, оно выполняет свои социальные задачи. Даже заочно он будет приносить выгоду: журналисты будут строчить сенсации, тираж их изданий взлетит; государство покажет слаженную деятельность правоохранительных органов и судебной системы - бесплатный пиар; кинопродюсеры может возьмутся снимать про него ильм, обязательно с акцентом на трудном детстве, заплатив за права его лечащему врачу, ведь он же марионетка, а они всегда безотказны. Хех, от таких перспектив невольно потянешься к револьверу.
«Эй, стоп!» - Тео мысленно приказал сам себе, но получилось невыразительно.
К своему удивлению, он крепко сжимал в руке пистолет, рассматривая все его вырезанные линии, медленно направляя его на себя. Даже в господствовавшей разрухе отполированное блестящее серебристое оружие не смогло избежать участи остального интерьера: он тоже покрылся легким слоем пыли и нагрелся от частого использования. Дуло неумолимо приближалось, а Тео так же тупо смотрел в его пропахшую порохом бездну. Оставалось совсем немного до штурма здания – топот ног внизу ненавязчиво свидетельствовал о готовящейся операции.
«Сейчас или никогда. К черту все! Пусть ад мне будет пухом!», - Тео закрыл глаза, засунув пистолет себе в рот, держа палец на спусковом крючке.
- У тебя в запасе минут двадцать, и ты верно подметил, что там как раз для тебя варят котлы, - голос прозвучал из темноты, но Тео прекрасно знал, кому он принадлежит.
Он решился выйти из мрака закрытых глаз в сумрак окружавшего его помещения. Джейл был там, прислонившись к противоположной стене опустив голову, держа в правой руке свои очки. Вокруг и так было не слишком светло, но его силуэт, сотканный из прежних теней, прекрасно выделялся на фоне остального хаоса, он поглощал весь окружающий свет, все его малейшие оттенки. Сложно было понять (хотя кто говорил, что будет легко?), что скрывало его лицо: длиннополая шляпа, копны длинных волос или же это был очередной его трюк. Тео же не мог толком ничего произнести в ответ: и язык завязался морским узлом, и подходящие слова куда-то испарились, и голосовые связки ему изменили, хотя немногим раннее он был способен на истошный вопль. Он просто смотрел на очертания фигуры, шевеля пересохшими губами со следами запекшейся крови.
- Перед тобой стоит все тот же выбор, - беспристрастно произнес Джейл, глядя в пол. – Меня нельзя принимать за высшую силу, я лишь могу привнести успокоение, надежду или веру, но приговор выносить я не в силах.
- Брат... – еле выдавил из себя Тео, что прозвучало хриплым шепотом. Ему показалось, что от этого заявления его собеседник сделал какое-то едва заметное движение, потому что он заметил неожиданный блеск в его глазах.
- Когда-то я им был. Стоит только вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, сколько страданий и боли причинено, сколько надежд утрачено, сколько наваждений рассеяно, а в основе все течет и течет золотой песок времени. Не думай, что я явился тебе по этой причине, это всего лишь совпадение, мне своих забот хватает, так что сейчас, как и всегда, тебе придется выпутываться самому.
Тео все жадно смотрел на своего брата или на то, что им представлялось, но теперь его начали одолевать сомнения. Могло ли это быть обманом зрения, предвестником предсмертной агонии, очередной галлюцинацией? Он не был уверен в верности ни одной из возможностей.
«Уверуй! Ты безумен!» - нечто возвышенное промелькнуло в этих словах.
Тем более ему отмерили время, лучше просто заткнуться и ждать, какой же будет развязка этого водевиля. От него требуется лишь одно – принять свою кончину, как данность. Осталось выбрать способ. Вполне вероятно, что тень напротив олицетворяет собой проснувшуюся в нем совесть или же под ней скрывается демон, жаждущий получить его душу, решив лично убедиться в том, что Тео настроен действовать решительно. Конечно, зрелище может затянуться, поскольку ни одна из сторон не решается сделать первый шаг. Молчание стянуло колючей проволокой все пространство вокруг. Лишь тиканье часов не прекращало вбивать гвозди в гроб каждой прошедшей секунды.
- Убей меня... – шепнул едва различимо Тео, когда очередная струйка потекла по его губам, подбородку, где замерла на мгновенье, а затем устремилась небольшими каплями к полу. Ему больше не приходило в голову ее глотать.
- Ты просишь о слишком большом одолжении. Раньше боролся, пусть и за мнимые ценности, а сейчас решил сдаться? Даже ты, психически неуравновешенный член социума, поддался действию самого известного смертельного яда – тщеславию. Раньше ты был самым неуловимым мстителем всего мегаполиса. Да, ты достиг определенных высот, но теперь посмотри, как пришлось низко пасть. Ты не отличаешься от любого мерзавца, которого подстрелили во время угона машины. Еще одна жертва больного общества? Да, оно все в язвах, но ты сам скатился в эту яму, - Джейл говорил отстраненно, словно разговаривал с частичками пыли, витавшими в воздухе.
- Отчасти ты в этом виноват, брат, - смог произнести Тео, собрав последние силы, чтобы обвинение прозвучало более менее весомо и вся его суть дошла до Джейла без промедления.
Похоже, эта фраза оказала некое воздействие на прислонившуюся к стене фигуру. По крайней мере, она удостоила Тео прямым взглядом, хотя невозможно было узнать это наверняка, но он почувствовал, что в его нутре упорно пытаются проделать отверстие, и его кишки начали добровольно завязываться в узлы. И вновь это едва уловимое мерцание на уровне глазниц.
- Думаешь, ты смог меня в чем-то уличить или поймать? Ничего подобного. Ты сам виноват, что не обратился к врачу и лелеял в себе фантазии о том, чтобы поквитаться с этим миром. Ведь вспомни, что ты в первый раз почувствовал ужас и страх, когда сам себя окончательно надломил. А я просто вместо тормоза нажал на газ, и мое тело, скорее всего, прокормило не одно поколение червей.
- Но зачем?
- Все просто, друг мой. Если ты не хочешь устроить ДТП с участием себя и горного барана, то точно вывернешь руль в другую сторону. Самодовольному человеку - самодовольная гибель. Не скажи, но не мне судить. Моя жизнь обрела смысл именно в тот последний миг – я спас животное в отличие от всех болтунов из разношерстных фондов защиты дикой природы. Вполне очевидно, что по недальновидности и отсутствию виновника происшествия люди решили повесить на меня всем известный ярлык: покончил с собой бедолага. А все безропотно повелись, и никто больше не несет ответственности, никому нет дела. Подумаешь куча искореженного металла вперемешку с кровавым рагу, эка невидаль! Однако теперь я здесь, а у тебя осталось не более десяти минут на обдумывание решения.
Манера говорить, сами слова, голос – все это настораживало Тео, слишком уж велика была разница между его представлениями о своем родном брате и тем, кто стоял перед ним (или же его разум играл с ним снова в кошки-мышки?). Хотя поистине странный вопрос, ибо и так его сознание растворено в потоке бессознательного, убивших его личность, может пять, восемь или десять лет назад.
«Может этот тип знает что-то о манипуляциях, может он захочет прервать тебя, снова захватив власть над твоей жизнью? Или же он и есть недостающее звено в твоей неполноценной системе бытия?» - последнее, что смог пискляво сообщить внутренний голосок Тео.
Дальше произошло то, что выпало за рамки осознанности. Темный силуэт совершенно неожиданно сделал резкий рывок по направлению к Тео, который смог его уловить лишь благодаря шлейфу теней, оставленного своим хозяином. Теперь лицо Джейла находилось в нескольких сантиметрах, можно было без труда ощутить его прерывистое прохладное дыхание. Внутри у Тео все скрутило, его впервые в жизни одолевал страх. Нет, не просто страх, а вселенский ужас, когда ты видишь кошмарный сон, но не в силах вырваться из его пут.
Но самым ужасающим было не внезапное появление этого потустороннего создания перед его носом. Вселяло леденящий холод обдающее жаром лицо Джейла. Его буравило пристальным взглядом составное лицо, состоявшее из двух противоположных частей.
С одной стороны оно имело черты до боли знакомого облика брата. В карем миндалевидном глубоко посаженном глазе, как и в опущенном уголке губ, читалась усталость наравне с неимоверным внутренним напряжением. Лишь в зрачке был виден свет, словно вары машины или огни поезда дальнего следования отражались в нем, предупреждая о том, что скорость набрана – назад повернуть невозможно.
Вторая же половина затмила первую своей противоестественностью, от нее и исходило по большей части то самое тепло. Тео уставился на глаз той же формы, только состоявший из одного белка молочно-белого цвета и зрачка насыщенного черного цвета, окруженного сетью крупных и мелких кровяных сосудов и капилляров, которая простиралась до затылка и задевала нос, оставляя даже полосу на щеке. Они беспрестанно пульсировали и находились так близко к поверхности кожи, что испускали неяркое красноватое свечение.
Джейл устремил свой алчный взгляд на Тео, желая насквозь прожечь его оболочку и мозг и увидеть его агонию. Постепенно белок наливался кровью, усиливая натиск на естество избранной жертвы, сжимая ее в тисках и заставляя вскипать все внутренние жидкости. Дополняла картину безумная односторонняя ухмылка, обнажившая ряды стройных  белоснежных зубов под «всевидящем оком», которая жаждала зрелищ и крови, готовая разорвать кого угодно за считанные доли секунды. У нее не было края, ибо тянулась она бесконечной заостренной тенью, прорезавшей щеку параллельно губам, которые в свою очередь застыли, ни один мускул не дрогнул. Вся ненависть кипела в этом демоническом оскале.
Однако из глаз не переставали литься слезы. Они стекали вниз и исчезали во мраке. Существо, по всей видимости, обладало внеземной силой воли: страдая само, оно обрекало на мучения других.
От этого зрелища у Тео перехватило дыхание, грудь сперло, ему хотелось провалиться сквозь землю, раствориться в кислоте, лишь бы не являться участником происходящего. Он хотел отвернуться или закрыть глаза, но Джейл крепко зажал рукой его нижнюю челюсть, от чего мышцы перестали повиноваться. Довольный содеянным темный джентльмен облизнул губы, при этом еще больше напоминая сорвавшегося с цепи зверя, сбежавшего из психушки Преисподней, если таковая и существует.
- Взгляни на меня! Смотри, что представляет собой человек! Я и есть неприкрытая личина его души. Все мы грешны, это состояние сводит нас всех с ума, и я горю. Скажи, тебе это хорошо видно?
Только сейчас Тео почувствовал, что его изнутри раздирает крик отчаяния, бессилия, подпитываемый безотчетным ужасом, но он смог лишь выдавить капельки вымученных слезинок. А Джейл входил в раж, не ослабляя свою железную хватку.
- Смотри внимательно, не забывай, потому что это мое проклятье, и я его несу. А ты алчный паразит, жаждущий признания! Ты возомнил себя свободным, а ты знаешь, что, наоборот, себя в оковы вогнал? А знаешь, что ты забился в самый дальний уголок своего подсознания, там обитают все твои недомолвки. Ты бегаешь сам от себя, разбрасывая по пути осколки стекла, тлеющие угли, неутоленные амбиции и панику. Ты даже не подозреваешь скольких людей, нуждающихся в донорских органах или переливании крови, лишил возможности жить, а? вижу, ты немного растерялся, но сейчас мы это поправим, - вся эта тирада была произнесена Джейлом ледяным спокойным тоном, без срывов и излишних эмоций.
Тео был в этот момент похож на забитого маленького щенка, которого хотят сейчас же утопить за украденный кусок колбасы или же на напуганного маленького мальчика, увидевшего страшилу в кладовке, который заметил его, несмотря на скрывающее его одеяло, и подкрадывался к нему все ближе. Комок подступил к горлу, из глаз, иссушенных донельзя, потекли с новой силой слезы, разбавляя кровавые подтеки на его лице. Всхлипывая, он пытался нащупать свободной правой рукой хотя бы одну складку в облачении Джейла, за которую можно было бы ухватиться, но тщетно. Его рука соскальзывала, делала дугу в воздухе и падала на колени.
 - Нет, не надо, - все, что смог промямлить Тео во время очередной попытке удержаться за воздух.
В отместку Джейл выпростал свободную руку из мрака и схватил Тео за воротник того, что когда-то могло называться рубашкой, еще приблизившись к лицу своей жертвы. Он загнал свою добычу в угол, получая немалое удовольствие от игры с ней. Его ухмылка стала еще шире и кровожаднее.
- Знаешь, что-то у меня в горле пересохло. Лучше посмотрим старые семейные фотографии или пленки, это бесспорно захватывающе. – Джейл не внимал немым мольбам Тео прекратить его мучения. Он, наоборот, сильнее впился ему в ворот так, что кончики его пальцев зацепили кожу на горле, а второй рукой все сдерживал челюсть своего брата, призывая не упустить ни единой детали.
И под неустанное тиканье часов свет вдруг начал мерцать. Тео от этого мелькания стало дурно, он был на грани потери сознания. Лицо Джейла все стояло перед его глазами в хищном оскале, но оно одновременно с этим все отдалялось, уступая свое место новому видению. Тео едва сдерживался, чтобы его не стошнило прямо на себя. Мозг ныл от переизбытка впечатлений и температуры, полученных за все это время. Один лишь взмах век, подобный крыльям бабочки, летевшей в тот день на аромат распустившихся васильков, прервал его прострацию.