Женька капитан дальнего плавания

Женька — капитан дальнего плавания

Каждую неделю я с нетерпением жду понедельника, чтобы увидеть по каналу «Евразия» передачу «Жди меня» и жалею, что раньше ее не было. Я не могу быть равнодушной к чужому горю. Плачу и радуюсь вместе с ее героями. Она вызывает положительные эмоции и веру, в то, что на земле больше хороших людей, которые помогут в беде, не будут безучастными и окажутся рядом. Я решила написать о том, как храбрый и сильный мужчина — капитан дальнего плавания, оказался беспомощным в жизненном океане. Оказавшись наедине со своим горем, он не смог достойно выплыть, стал тонуть. Он нуждался в поддержке, и если бы кто-то оказал ее в тот момент, его судьба не оказалась бы столь драматичной, он бы достойно прожил свою нелегкую жизнь. А может, его ищут и не знают, что он сто тысяч раз каялся, ругал себя за минутную слабость.

***

После окончания торгового института я устроилась администратором в продовольственный магазин. Моей обязанностью было следить за порядком в торговом зале и за разгрузкой машин, отмечать водителям время прибытия и убытия. В моем подчинении работало человек десять грузчиков и столько же техничек.
С самого раннего утра я находилась в торговом зале, помогала продавцам оформлять витрину — выкладывать товар. Времена были тяжелые: не было продуктов, и мы вынуждены были выставлять на витрины каретки с яйцами или железные банки дешевых консервов. Также я контролировала грузчиков, чтобы не сбежали и не напились, вовремя оказались на эстакаде, при въезде машин на разгрузку.
Магазин был большой, за день мы разгружали по две-три машины с вином и водкой, а летом к этому количеству добавлялось пиво. Это был основной товар, который приносил прибыль нашему магазину. В те трудные годы мясо, колбасу, сыры, мясопродукты разрешали реализовывать только с шести вечера, в конце рабочего дня.
На продажу мы резали по пять ящиков сливочного масла, расфасовывали его по полкило, мясо и колбас привозили мало — покупателям не хватало. Желающих было гораздо больше, и это часто вызывало конфликтные ситуации, обязанностью администратора было предотвратить конфликт, не давая ему распространиться и вылиться в жалобу. В те времена на жалобы реагировали остро. Если она подтверждалась, руководство магазина лишали премии или понижали в должности, а за обвес и обсчет продавцов привлекали к уголовной ответственности, что сейчас забыто и не делается.
Грузчиками работали, мягко говоря, пьющие люди. После зарплаты они неделями не выходили на работу. И нашему руководству дополнительно приходилось нанимать рабочих или с продавцами разгружать машины с товаром. 
Однажды при разгрузке вина один из грузчиков упал в обморок. Его все звали Женькой, мне было неудобно так к нему обращаться, и я назвала его Женей, он поправил меня, мол, я — Женька. И не иначе. Это был мужчина лет сорока, огромного роста, мордатый, беззубый, обросший, с громким, хорошо поставленным голосом. Грузчики безоговорочно ему подчинялись. Говорят, он пользовался этим и если продавцы не давали взаймы денег, а их у него почти никогда не было, мог организовать саботаж и сорвать разгрузку вино-водочной продукции, что грозило большими штрафами. Женька называл себя бригадиром, хотя такой должности у нас не было. Увидев упавшего, я напугалась, но грузчики успокоили, объяснив случившееся голодным обмороком. Оказывается, получив зарплату они пропивали ее, не оставляя денег на продукты. Происшествие меня потрясло.
Я была молодая, наивная и не представляла, как люди могут довести себя до такой жизни. Когда Женьку привели в чувство, мы с заведующей магазином Марией Григорьевной его накормили. Он был благодарен мне, потому что никто никогда не обращал на них внимания, обмороки случались и у других грузчиков. Я предложила, чтобы им ежедневно варили суп из кильки или из костей, таким образом, я добилась, что грузчики были всегда  накормлены и, пропив зарплату, спешили на работу, где ждал обед.
Мне жаль стало Женьку, я замечала, что он цитирует классиков, поет романсы. У него был хороший голос, среди пьяниц он выделялся своей неординарностью. А еще у него была замечательная черта — он никогда не обманывал! И я по молодости по собственному желанию решила взять над ним шефство. Он стал хранить в моем сейфе свою зарплату, так как боялся ее пропить. Однажды, я предложила ему не всю зарплату забирать, а понемногу копить, чтобы к весеннему празднику купить одежду. Его кирзовые сапоги были заношены, одежда порвалась. Мой родственник — неплохой парень спился, и неоднократно сидел в тюрьме за хулиганство, может, поэтому я захотела помочь Женьке.
Из его денег сложилась приличная сумма. Женька уважал меня, ходил по пятам и всех стращал: «Если кто обидит Сауле, я оторву ему башку». Мы со стороны смотрелись смешно: я — полутораметровая пигалица и он — огромный неухоженный медведь. Все посмеивались над ним, а он ходил, как первоклассник, и спрашивал, когда я куплю ему новые штиблеты? Все это время он не пил, и казалось, что достаточно немного помочь, и он станет нормальным человеком. Я чувствовала, что это незаурядная личность. При разгрузке крупногабаритных грузов он мыслил, как инженер и мог придумать приспособление, чтобы затратить минимум усилий. Однажды, в наш магазин прибыло новое оборудование — холодильники и холодильные  витрины — громоздкие и тяжелые. Под дождем  до ночи грузчики разгружали  его. Утром Женька заболел. Мы предложили ему отправиться домой. Никто не знал, где он живет. Он отказался и отлежался в закутке для рабочих. Мы варили для него бульоны, и Женька в течение недели выздоровел, пополнел и посвежел. Он был грамотным и делал продавцам замечания за ошибки: они сами писали ценники на продукты, товаровед не успевала. Однажды, молодая продавщица попросила его научить танцевать вальс. Женька преобразился, его лицо похорошело, глаза заискрились, он от природы был статным, галантно взял ее за руку и закружился в вальсе.
Жаль, что у меня не было времени, а как хотелось иногда спросить его: «Кто ты, почему с таким способностями, стал пьяницей?» У нас в магазине была большая текучесть среди вспомогательного персонала, но всего несколько грузчиков, и в том числе он, не рассчитывались, потому что им идти было некуда.
Наконец, мы выбрали день, и пошли с ним в соседний промтоварный магазин. Я была знакома с продавцами, и мы вместе обули-одели нашего Женьку. Оставшиеся деньги я вернула ему и строго предупредила — не пропивать. В праздничные дни мы дежурили, а я по графику отдыхала.
Весна вступила в свои права, после первого дождя по городу плыл опьяняющий аромат, выделяющийся молодыми почками, смешанный с запахом дождя. На деревьях и кустарниках дрожали новорожденные зеленые листья. Они были такими нежными, что казались прозрачными, и на деревьях смотрелись женственно, как шифоновые платья под солнечными лучами.
Обычно, в эти дни редко выдавалась хорошая погода, но в этом году она оказалась жаркой. Я любила праздник 1 мая — День солидарности трудящихся всех стран. В этот день все предприятия должны были пройти в колонне демонстрантов по площади под звуки духового оркестра и выкрикивать лозунги о дружбе и братстве. Колонна проходила через центр города, где стояли трибуны, и руководители города приветствовали нас, объявляя о заслугах каждого коллектива. Пройдя мимо трибуны, мы становились свободными.
Наше управление торговли было большим, дирекция поставила всех в известность, что  до обеда работать мы не будем, руководству хотелось похвастаться большим коллективом. В магазине оставались только те, чья обязанность была принять товар и разгрузить его. Мы шли в колоне по десять человек, впереди шествовало начальство, у всех было прекрасное праздничное настроение. Увидев Женьку, наш директор был приятно удивлен. В управлении знали его, он неоднократно ездил со мной получать оберточную бумагу. Главный бухгалтер, увидев его такого нарядного, спросила, случайно, не женился ли он? В тот день ему было сказано много комплиментов.
Женька, облаченный в новую одежду, шел с нами в одном ряду, смущенно улыбался и всех спрашивал, как он выглядит. И каждому объяснял: «Это Сауле — молодец, приодела меня», — как будто чувствовал себя виноватым за свой внешний вид.
Наш коллектив по-своему любил его, и после ночной разгрузки он это почувствовал: баловался, как ребенок, шалил. Мы несли знамена, они были большими и тяжелыми, грузчики-мужчины помогали их держать. После демонстрации мы должны были загрузить их в машину и отвезти в магазин, где они будут храниться до следующей демонстрации. Они числились на мне, я пересчитала знамёна и попросила Женьку отвезти, мы попрощались, он ушел.
Прошли праздники, начались будние дни. Когда я пришла на работу, дворник, подметающая территорию магазина, встретила меня со словами: «А ваш Женька пропил свою одежду!» Я промолчала, но расстроилась и на душе стало погано.
К эстакаде подъезжали машины, грузчиков не хватало, а этот горемыка не показывался. Я пошла в подсобку, где после разгрузки отдыхали грузчики. Женька лежал на списанной старой холодильной витрине, и, увидев меня, горько заплакал. Я ждала от него чего угодно, но только не слез  — двухметровый детина, которого я заставила перед праздником подстричься, причитал: «Убей меня, подлеца, я не оправдал твоего доверия!» Мне ничего не оставалось, как успокоить его, и пообещать, что в следующий раз буду умнее и не оставлю ему денег. Заодно попрошу продавцов взять  над ним шефство. Он упал на колени и стал целовать мои туфли. «Ты святая, — говорил он, целуя их. — Я проработал в магазине больше трех лет, и ни одна сука не захотела мне помочь!»
Я уговорила его выйти и  разгрузить товар. Я боялась штрафов, и мне некогда было выслушивать, что какие-то суки заставили его напиться, а потом сыграть в карты, и проиграть деньги и одежду.
Мне было неприятно, как будто наш избалованный котенок нагадил на мой любимый ковер. На другой день, когда все грузчики вышли на работу, я отправилась разбираться с ними. В их отсутствии мы вынуждены были обращаться к посторонним, случайным людям, оплачивая их труд из своего кармана. Грузчиков я отругала и пообещала лишить премиальных, а также пообещала вычесть из их зарплаты потраченные деньги. Но к Женьке это не относилось, в те дни он работал, не покладая рук, все машины были выгружены в срок, а он, стараясь реабилитироваться в моих глазах, заставил остальных грузчиков поднапрячься.
Он все-таки уговорил меня выслушать, про свои злоключения. В парке Женька встретил бывших «корешей», похвастался перед ними новыми шмотками, они уговорили сыграть в карты. «Когда я все проиграл, у меня появилось желание, броситься под трамвай!» — признался он. Убедившись, что я его простила, он стал петь романсы, и читать стихи Цветаевой и Пастернака. Я поинтересовалась, откуда у него такие знания? И тогда он ответил: «Никто не знает, кем был Женька Царев! Завтра принесу фотографии, и ты увидишь, кем был я».
У меня было трое сыновей, один из них заболел, и я долго отсутствовала на работе. А потом захворала мама, и я попросила разрешения частично использовать свой отпуск. Моя мама жила в рабочем поселке. Я забрала с собой детей и ухаживала за мамой, лечение не помогало, ей становилось хуже. Увы, спасти ее не удалось, в общем, мой отпуск затянулся на месяц. На работу я не звонила, там никто, кроме заведующей, не знал, что произошло в моей семье. Отпуск пришлось использовать полностью.
Казалось несправедливым, что мама так рано ушла из жизни, ничего хорошего в ней не повидав. Она вырастила нас, а мы не имели возможности помочь ей. Она никогда не увидит своих внуков, ни моей новой квартиры, я плакала и ничему не радовалась.
Заведующая, узнав, что я целый день плачу, приказала срочно выходить на работу. Скорее всего, она переговорила с моим мужем, и таким образом, решила отвлечь меня от моего горя.
Когда я появилась на работе, мне сообщили, что Женька подрался с грузчиком Сашкой и чуть его не зарезал. Оказывается, его посадили!  «А Сашка?» — спросила я. «Да жив, пьяница, Женька его только поцарапал!»
Заведующая магазином Мария Григорьевна спросила: «Что будешь делать, защищать Женьку?» Я возмутилась, почему я должна стать его защитником? И тогда она выдала: «Это ты виновата, зачем взяла шефство над ним? Он конченный, деградировавший человек. А ты возомнила себя Макаренко, собралась перевоспитывать пьяницу, одежду купила, а он дурак в тебя влюбился, что, не поняла? Не видишь? Я знаю, что он тебе не нужен, у тебя муж-красавец, ты любишь его. А этот ходит влюбленный, романсы напевает, каждый день приходит надушенный одеколоном». Я рассмеялась. Мария Григорьевна посмотрела с укором: «Даже в торге заметили, как он изменился. Он впервые за много лет почувствовал себя человеком. Ты и вправду с ним чудо сотворила, тебя не было, он не пил, а как узнал, что тебя долго не будет, потускнел. До этого ходил, сиял, а теперь с ним такая беда случилась. Мы тоже виноваты, не обращали внимания на Женьку, все некогда было, а ты молодец — добрая, Бог поможет тебе. Я недавно разговорилась с ним, умный мужик, понимает, что неправильно живет, начитанный, тебя ждал, с фотографиями ходил… Наш торг ходатайство написал. Коллектив возьмет на поруки, директор позвонит, я переговорю: вытащим, может, мужик впрямь остепенится, женится. Ты видела, какие у него мускулы, фигура? Недавно разделся на эстакаде и как культуристы мускулы свои демонстрировал. Ему бы такую жену, как ты, и мужик горы перевернул бы! Представляешь, впервые он почувствовал заботу и уважение. Тут одна молоденькая продавщица к нему благосклонность проявлять стала, а он тебя ждет». Я виновато улыбнулась. Мария Григорьевна опять укорила: «Для тебя смех, а ему срок грозит, поедем выручать вместе — начальник милиции мой сосед по дому, петицию отдадим, может, поможет!»
Виновным оказался Сашка, он рассказал грузчикам, что Женька влюблен в меня. Над Женькой стали смеяться, тогда он схватил нож, которым резали масло, и ударил обидчика. А в это время в магазине находился милицейский наряд, который забирал пьяных из вино-водочного отдела. Техничка-дура выскочила в торговый зал и закричала: «Убил!» Женьку и увезли.
Сашка виновато задрал передо мной рубаху, он это делал перед каждым, ему это даже нравилось, и показал неглубокую царапину. Мне жаль стало Женьку, я никогда, не обращала на него внимания. Правда, замечала, что он менялся при моем присутствии, но связывала это с уважением к себе. С каждым днем он становился лучше, не паясничал, как раньше, цитировал афоризмы знаменитых людей, читал стихи, старался показать свою ученость. Мне стало смешно, я, как всегда, влипла со своей добротой, надо мужика отшить и пусть живет, как прежде.
Начальник милиции оказался понимающим человеком. Он отпустил Женьку при нас, я долго его благодарила. А Мария Григорьевна меня потом отругала: «Чего ты там перед ним раскланивалась? Там никаким уголовным делом не пахло, на черта им пьяница, лишнее уголовное дело, с него и взять нечего».
Тут осмелевший Женька заступился за меня: «Зря вы так говорите. Это неуважение к милиции, мое дело им выгодно — раскрытое преступление, лишний процент для раскрываемости. Сауле ему понравилась, и он решил перед ней показать свое могущество!» Я была сыта могуществом начальника и проделками Женьки!
Общаться с Женькой перестала, старалась не замечать его. Мне это удавалось. Он понимал, смотрел, как побитый щенок, я не заходила в их комнату, если мне нужны были грузчики, отправляла за ними техничек.
Женьки хватило ненамного, он вновь стал попивать. Конечно, я тоже была виновата, нельзя было с ним так поступать! И в коллективе что-то стало меняться не в лучшую сторону, меньше стали шутить, больше сплетничать. Я  не понимала, что сломала человека, нужно было до конца опекать его, а я занялась своими проблемами. Нормировщица Флора на именинах дочери рассказала мужу про влюбленного грузчика и назвала меня Макаренко, муж не понял и устроил скандал. А Женька поблек, стал хуже выглядеть, не балагурил, не пел. Он раньше своим озорным поведением украшал нашу серую повседневную жизнь.
Однажды мне сказали, что Женька занемог и попал в больницу. Мы сразу ощутили его отсутствие — он был самым сильным среди грузчиков, хорошим организатором. К тому же, дольше всех проработал в нашем магазине. Говорят, его состояние ухудшилось после тюремной камеры.
Заведующая предложила проведать его вместе. Мы накупили хорошей еды, фруктов и соков. В палате лежало несколько мужчин, довольно приличных, увидев нас, они засуетились, принесли стулья. Женька лежал бледный — у него оказалось больное сердце. Увидев нас, он засмущался, и покраснел, заведующая толкнула меня плечом, и я опять почувствовала себя неудобно. Мне было стыдно, что так она отреагировала. И тут представительный мужчина спросил: «Это вы — Сауле? Он столько про вас рассказывал, спасибо, что вы ему помогаете». Женьку пригласили на кардиограмму, он ушел с медсестрой. А мужчина рассказал, какая трагическая судьба сложилась у Женьки. «Если бы рядом с ним в тот момент оказался добрый, как вы, человек, возможно, она не оказалась бы такой драматичной».
Евгений Царев был капитаном дальнего плавания. Ходил в Тихом океане — ведь с раннего детства мечтал стать матросом. Однажды он спрятался на судне, а может, ему помогли, когда мальчишку обнаружили, они были  далеко в океане. Матросы полюбили смышленого, не по годам рослого мальчика. В четырнадцать лет он выглядел как юноша. Предусмотрительно взял с собой учебники, матросы заставили его изучать школьные науки. Выяснилось, что он из династии потомственных моряков: прадед был адмиралом на царском корабле, дед  — морским капитаном, а отец  умер старпомом, не успев стать капитаном. Мать Женьки быстро нашла утешение в водке, и мальчик был представлен самому себе. В общем, он стал юнгой. Никто его не искал, и моряки, скучавшие по суше и детям, усыновили его, баловали, обучали.
Потом он закончил мореходку стал капитаном большого красивого судна, которое ходило по морям и океанам. Женился на красавице — дочери начальника пароходства. Возвращаясь из далеких стран, он привозил жене меха и красивую одежду. Дома была дорогая техника, о которой еще не знали в нашей стране. Он старался создать в семье уют, которого не знал в родительском доме. Никто не знал где его мать, а Женька не искал — была обида на нее, что лишила нормального детства. В их семье мужчины рано умирали. У него не было близких родственников, жены моряков не хотели рожать много детей и воспитывать в одиночку.
Мы были поражены, когда мужчина перед нами выложил потрепанные фотографии. Женька был в военной форме, которая шла ему, молодой и красивый. Его жена была красавицей, и он везде нежно ее обнимал. Оказывается, каждый раз он обещал жене, что перейдет на другую работу в порт, и будет вести спокойную семейную жизнь. Но он любил море, ему нравилось бывать в дальних странах, и как картежник клялся-божился, что отправляется в последний раз. Все-таки устроившись в порт старшим диспетчером, через некоторое время не выдержал и сбежал, тайком от жены снова ушел в море. Он понимал, что так долго не может продолжаться.
Стал замечать, что  жена не ждет его, как прежде с нетерпением. Потом она сделала аборт, заявив, что не хочет, чтобы ребенок вырос без отца.
Как-то вернувшись, он обнаружил: жена в спальне не одна — рядом с ней был молодой мужчина. Когда разъяренный Женька схватил его за грудки, она воскликнула: «Лучше бы ты утонул в своем море!» Он остервенело бил обоих, не давая выйти из дому, соседи слышали крики о помощи, но милицию не вызывали. Они знали, что жена ему неверна и считали, что он прав.
Он расколошматил все японские сервизы и хрусталь, порвал и изрезал всю ее и его одежду. Оставив их, ушел из дому, прихватив всю наличность, которую привез. Взял с собой шикарный портфель из крокодильей кожи, туда положил все семейные фотографии и ушел навсегда. Он долго ездил по стране, отдыхал на юге. Там встретил молодую красивую женщину и приехал с ней в Казахстан. Деньги у него закончились, он собирался устроиться на работу.
Однажды встретил мужика-бомжа, который назвался мужем его новой жены, и сделал вывод — все женщины одинаковы! Потом она призналась, что бросила мужа-пьяницу и специально поехала на юг, чтобы найти там мужчину своей мечты. Женька понял, что снова ошибся. Избив ее, он бежал без документов, оставив у нее все, захватив лишь  портфель с фотографиями. Потом он добрался до Караганды.
У Женьки не было средств к существованию, потому что кроме моря, он ничего не знал. Несколько лет он перебивался случайными заработками, пока не прибился к нашему магазину. Он не помнил, сколько прошло с тех пор лет. Первое время он путешествовал за счет денег, которые у него имелись. Его никто не искал, а он не пробовал узнать о своей жене. Выжила она или осталась инвалидом? Я представила, во что он мог превратить свою красавицу жену и ее любовника в порыве гнева.
Вот такая история оказалась у нашего грузчика Женьки. Когда мы вошли в больницу, я обратила внимание, что в холле стоит пианино. И когда мы беседовали в отсутствии Женьки с его соседом по палате, я слышала, как на пианино кто-то играл этюды Шопена, а потом зазвучал вальс «Амурские волны». Мы вышли с заведующей из палаты. Женьки нигде не было. Но у меня возникло ощущение, что это он сидит за инструментом. Я подошла близко, он меня не видел.
Женька играл, из его глаз катились слезы, черные огромные волны Амура перекатывались, он ничего не видел и не слышал. Возможно, в тот момент он был далеко в океане, и видел себя, молодого и отважного, на корабле среди членов своей команды, там, где нет предательства и лжи.