Батюшка Дон кн. 1 гл. 2

Из станицы Вёшенской Михаил Кошевой выехал затемно, когда не поймёшь, ночь на дворе или проклюнулось робкое испуганное утро. Случайно подвернулась оказия, знакомый казак Семён Завалин по служебной надобности проезжал мимо его родного хутора Татарский.
- Надоело, хочу до дома... - накручивал себя Михаил накануне.
Кошевой заранее сговорился с возничим, отпросился у начальства и сейчас, зарывшись для согрева в дурманящее сонное сено, дремал в поскрипывающих розвальнях.
- Слышь, Михаил! - обратился к нему Семён. - Спишь али как?
- Дремлю…
- Намедни возил я станишного дохтара Коновалова, - начал Завалин. - Он мне и поведал чудную байку. Мол, два года назад служил он в Красной Армии. Случился однажды скоротечный бой в еврейском местечке. Налетели «беляки» и почали стрелять из ружей, а госпиталь «красных» разворачивался. Местные жители вышли поглазеть, стояла жинка с красавицей дочкой.
- Вечно им не сидится дома… - недовольно буркнул пассажир.
- Дохтар услыхал пронзительный крик за спиной, то красноармеец угодил под шальную пулю. Он подбежал к солдату и обнаружил, что пуля попала ему в ногу, задев кость, пошла вверх и прошила мошонку.
Михаил от удивления приоткрыл уставшие глаза, а казак продолжил:
- Коновалов зачал перевязывать бойца, когда к нему подлетела жинка, её дочь також ранили. Закончив с раненым солдатом, дохтар помчался в их дом и побачил, что та ранена в живот и мучается от нестерпимой боли. Надежды на то, что она выживет, не было... Он кое-как перевязал девку и забыл о ней.
- Не до того тогда было! - вяло поддержал рассказчика Кошевой.
- Опосля их дивизия сызнова отбила городок, - кивнул головой Семён. - Коновалов обнаружил девушку с огромным животом. Она прибывала на седьмом месяце беременности. Ровно через 278 дней от ранения она народила пацанёнка. Девка клялась, что ни с кем не гуляла. 
- Энто получается, - откликнулся Михаил, - пуля ранила солдата, с семенем полетела дальше, попала девушке в живот и её обрюхатила?
- Каких только чудес на свете не бывает! - Завалин широко зевнул.
Следующие полчаса они ехали в молчании. Лишь изредка возница бормотал что-то под нос, и вяло шевелил вожжами.
- Я вот об чём думаю себе… - Семён разговаривал без остановки. - Послабления от Советской власти идёт. Вишь ты разрешили частную торговлю. Откудова только в лавках всё сразу появилось. Чудно!.. Спичек и соли нигде не было, а тут враз всего навалом…
- Прятали... - сказал Кошевой. - Шкурники!
Семён продолжал что-то бормотать. Михаил, чертыхаясь про себя на неспокойного попутчика, принялся расслабленно размышлять: 
- Как-то получается неправильно, - он подоткнул под ноющий бок охапку сопревшего сена. - За что боролись?.. Зачем прогоняли лабазников и лавочников? Чтобы вернуть обратно? Непонятно…
В начале весны 1922 года до них докатился из Москвы загадочный НЭП.
- Разрешили нанимать работников! - возмущался в душе Кошевой. - Это что ж получается, опять бедные будут гнуть спину на богатеев? 
Он из-за холода перевернулся телом на другую сторону и зло сплюнул:
- Зачем тогда революцию делали?.. Зачем столько лет воевали?
Весна не торопилась забирать законную власть. Не зная, какой сегодня день на календаре, ни за что не поверишь в её приход. Угрюмые сугробы по обеим сторонам наезженной дороги и не думали таять. Никаких звуков свойственных весне и пробуждению жизни не наблюдалось.
- Холодно, как зимой… - пробурчал он себе под нос.
Природа спокойно спала до одной ей известного срока. Тишину звёздной ночи нарушали редкие всхрапы замордованной кобылки, да скрипучие стоны рассохшихся престарелых саней.
- А я ишо кумекал, голову ломал, на чём ехать! - охал Семён. - По времени на телеге надо бы, а вишь, в степи снега…
Возница полулежал на краю низкорослых розвальней. Его ноги почти касались деревянных полозьев, обитых снизу узкими полосками железа.
- Всё ж таки легче стало жить… - сообщил он безучастному собеседнику. - Нынче мне в хуторском Совете довели годовую норму налога.
- Сколько же?
- Сдам осенью десять мер зерна и гуляй. Красота!.. Так энто ж иное дело! Излишек можно продать, детишков одеть, обуть…
Худая лошадёнка, засыпая на ходу, почти остановилась, и казак нехотя прикрикнул на неё:
- Ходи быстрее!
- Тьфу ты! - возмутился вслух Михаил и сплюнул на ноздреватый снег. - Только о себе, о своих детях и думаете…
- А кто о них кроме меня подумает? Жинка моя два года назад от тифа померла. Зараз думаю, может поджениться?.. На нашем хуторе такая одинокая солдатка проживает…
Завалин начал подробно рассказывать намеченный план устройства будущей жизни, но Михаил его больше не слушал.
- А ведь, правда, - его осенила простая, как любая истина догадка. - Скоро жене рожать, как тогда жить?
Кошевой горько сморщился и поглубже натянул на голову сползающую папаху. В последнее время он сильно болел. Лихорадка трепала его всё чаще, он весь высох и пожелтел, словно опиумный китаец. Михаил знал, что его собирались уволить со службы по состоянию здоровья.
- Ну и хрен с вами! - решился он и сказал вполголоса: - Я своё отвоевал, отслужил, нехай другие послужат…
- Што кажешь?
- Я не тебе…
Всё чаще ему казалось, что всё для чего он жил раньше неправильно. Он смотрел, как нагуливали жирок новоявленные «нэпмены» и глухая злоба копилась в растерзанной непониманием душе.
- Неужто и товарищ Ленин предал нас? - задумывался мнительный Кошевой. - Куда ж они там, в Москве смотрят?.. Неужто не видят, чем дело закончится? Зачнут люди думать только о собственном кармане, появятся крепкие собственники земли, артелей и гаплык… Прощай революция!
Беременность жены многое переменила в его сложившихся ценностях. Он часто ловил себя на мысли о будущем ребёнке. Михаил искренне хотел, чтобы тот жил легче, счастливее, чем отец. За это он боролся, для этого проливал свою и чужую кровь. Он мечтал увидеть взросление сына и поэтому сейчас боялся умереть.
- Странно! - Кошевой плотнее запахнулся в желтоватый видавший виды полушубок. - Столько раз бывал на краю гибели и никогда не боялся, а зараз страшно…
Ранения и нажитые болячки тревожили его, и он с раздражением думал, как Евдокия Пантелеевна, так он уважительно называл молодую жену, будет маяться с малышом без него.
- Да ишо племяш Мишка на руках, лишняя нагрузка на неё… - Михаил некстати вспомнил дружка детства. - Где нынче Григорий?.. Убили верно!
Кошевому от чего-то стало жалко вдруг ставшего врагом однополчанина.
- А всё едино, - подвёл он невесёлый итог. - Займусь хозяйством, поживу на земле. Сколько протяну, всё моё, а там видно будет…
- Приехали! - Семён обернулся к затихшему седоку. - Вон виднеется твой хутор Татарский.
- Благодарствую! - очнулся Михаил и размял шею.
За тягучими размышлениями он не заметил, как доехали до места назначения.
- Авось, когда свидимся!
- Как Бог даст...
Кошевой неуклюже спрыгнул с медленно катившихся саней и мелко затрусил в сторону смутно видневшегося хутора. Он осторожно перешёл по ненадёжному льду притихший Дон и, попав на родную улицу, облегчённо вздохнул:
- Ждёт меня Дуняшка.
В оконце дряхлого мелеховского куреня, примостившемся на самом краю обрыва, призывно горела керосинка. Михаил поневоле ускорил не совсем твёрдый шаг, он сильно соскучился по желанной жене.
- Зараз скажу ей, - решился Кошевой, - что уйду со службы… 
На талом снегу в лучах восходящего холодного солнца ритмично поблёскивали бойкие серебристые ручейки. Празднично отсвечивала зеркальная гладь щедро разбросанных по двору лужиц.
- Небось обрадуется! - рассчитывал казак реакцию жены.
Кое-где над  снегом победоносно возвышались крохотные островки оттаявшей чёрной земли.
- Новая жизнь начинается! - сказал он вслух и резко отворил жалобно скрипнувшую калитку.
 
***
Берёзовый чурбачок, сантиметров двадцати в поперечнике, развалился пополам от точного удара с глухим промороженным шепотом скрытого недовольства.
- Чёрт его принёс! - Михаил Кошевой вымещал накопившуюся злость на заготовленных с осени дровах.
Ржавый дедовский колун входил в пролежавшие неласковую зиму заготовки дров с характерным звуком. Он легко разрывал мёртвую плоть распиленных поперёк деревьев и затормаживал, только доходя до большой, в давнишних шрамах колоды, отрезанной из комлевой части некогда могучего дуба.
- Ничего его не берёт, - Михаил поднял половинки только что разваленного чурбака и лихо, двумя ударами, их снова ополовинил. - Заговорённый он что ль?
Жена давно просила его пополнить запасы печного топлива, но за хлопотными делами ревкома всё было недосуг. Сегодня, после того, как Кошевой вернулся из окружной станицы, он почти сразу ушёл заготавливать корм для прожорливой печки. Ему необходимо было побыть одному, подумать…
- Здорово бывали! - приветствовал родственника смущённый Григорий, когда тот зашёл на кухню, после короткого разговора с возбуждённой женой. - Дюже ты исхудал, Михаил…
- Здорово! - ошарашенный неожиданной встречей негромко ответил свояк. - Не чаял тебя встретить.
- Я и сам не думал, што доживу, - как на духу признался Мелехов. - Однако нужда заставила возвернуться!.. Не смог боле без куреня, без детишек…
Больше они не сказали друг другу ни слова, не сговариваясь, отложили трудный разговор на ближайший вечер. Наскоро перекусив, Кошевой в одной гимнастёрке ушёл на баз и сейчас с громким уханьем на коротком выдохе, выполнял месячную норму порубки.
- Как поступить с Григорием? - мучился Михаил, устанавливая очередную жертву.
Он выпрямился и проводил жену, шедшую на вечернюю дойку, подобревшими глазами. Она смешно покачивалась на ходу, как торопящаяся к реке ожиревшая утка и тщательно выбирала удобное место для прохода к дальнему сараю.
- Точно казак будет, - подумал Кошевой, с нежностью глядя на остро выпирающий живот беременной жены. - Да хучь бы и девка!
- Иди уж в курень, хватит рубить! - крикнула она.
- Зараз…
Михаил сам удивлялся переменам, происходящим в его, казалось навек зачерствевшем суровом сердце. Он всё чаще думал о Дуняшка, о её будущем и об их ребёнке. В последнее время Кошевой чувствовал себя плохо и всерьёз опасался умереть, оставив их без кормильца.
- Эх, Гришка, Гришка! - по старой памяти он уменьшительно называл про себя друга лихой юности. - Что ж ты наделал…
Он, по-хозяйски, спрятал от дождя колун под навес и сноровисто сложил наколотые дрова в аккуратную стопку. Набрав полную охапку остро пахнущих свежесрезанным деревом поленьев, Михаил вошёл в натопленную кухню. Григорий сидел в той же позе и курил, как последний раз в жизни. Кошевой пристроил ношу у печки, отряхнул руки и с издёвкой спросил:
- Всё сидишь?
- Сижу...
- И что прикажешь с тобой делать?
        - Делай што хошь, - Мелехов обречённо вздохнул, нервно застёгивая и расстёгивая пуговицы на рубашке, - сдай в «Дончека», а хошь сразу расстреляй…
Михаил решительным шагом, как человек, принявший смелое решение, двинулся в горницу. Григорий смотрел ему вслед, на его выпирающие, синхронно двигающиеся под вылинявшей гимнастёркой лопатки и отвлечённо думал:
- Ить через несколько минут энти руки, мабудь, нажмут курок револьвера. Приглушенно треснет, как сломанная ветка, сухой выстрел и моя жизнь, толком не начавшись, навсегда прервётся.
Недавний враг появился в дверях, держа в руках лист пожелтевшей бумаги, с николаевским орлом и чернильницу-непроливайку.
- Пиши! - коротко приказал он.
- Што писать-то? - Григорий вопросительно поднял соболью бровь.
- Диктовать буду…
- Да какой писарь из меня? - заупрямился смущённый Мелехов. - Как из дерьма пуля…
- Пиши, кому говорят!
Григорий неловко взял в руки писарский инструмент, и преувеличенно внимательно рассматривая перо с засохшими остатками синих чернил, приготовился к неожиданному уроку правописания. Михаил начал диктовать с небольшими паузами:
- Податель сего красногвардейский командир, направляется от имени революционных хлеборобов Донской волости для оказания помощи в строительстве новой жизни пролетарского Донбасса. - Григорий, немного вспотев от непривычки, выводил корявые буквы. - Прошу оказать всестороннюю помощь Шелехову Григорию Пантелеевичу в обустройстве на новом месте… Чего остановился?
- Ты с глузду съехал... - удивился казак. - Какому Шелехову?
Михаил строго посмотрел на застывшего, словно изваяние, свояка. Он сидел, незряче глядя перед собой расширившимися от удивления глазами.
- Ты меня отправляешь на Донбасс…Чего мне там делать? - спросил опешивший Григорий. - Я же на земле хотел пожить… Я пахать и сеять хочу, понимаешь?
- Пахать он хочет! - взвился разбуженным кочетом Кошевой. - Тебя никто не спрашивает, хочешь ты аль не хочешь.
Он энергично обошёл вокруг стола, резко нагнулся к находящемуся в прострации Мелехову и сказал:
- Харлампия Ермакова вчера арестовали.
- Ты шо?
- А он у тебя полком командовал… - негромко, словно по секрету сообщил он. - Как ты думаешь, командира повстанческой дивизии пропустят?.. То тоже…
- С каких делов, ты Михаил таким добрым стал? - спросил недоверчиво Григорий.
- К тебе у меня жалости нет! - Михаил пятернёй сграбастал ворот его рубахи. - Наших бойцов, загубленных тобой, никогда не забуду…
Он выпрямился и тяжело дыша, отошёл в угол комнаты. Через минуту он, слегка успокоившись, продолжил:
- Болею я... Шибко хвораю.
- Заметно…
- Вот думаю иногда, помру, а на кого оставлю Дуняшу с сыном… А ты в таком разе поможешь, заберёшь к себе...
Григорий некоторое время сидел тихо не находя, что ответить.
- Брось Михаил! - найдя подходящие слова, произнёс он. - Тебе же, как и мне двадцать восьмой год идёт… Ишо жить и жить!
- Крепко пожили, будя...
В притихший курень, с ведром молока, пахнущим весной и степными вольными травами, вошла Дуняшка. Она испытующе посмотрела на родных мужчин и женским чутьём, уловил в напряжение, витавшее в комнате, попыталась его разрядить:
- Совсем я замучилась с «Пеструшкой»...
Женщина, болтая на ходу, прошла к побелённому мелом припечку и принялась перецеживать парное молоко в глубокие глиняные кувшины.
- Ногами перебирает стерва, чуть ведро не обернула!
- Лето видать почуяла... - равнодушно сказал брат.
        Михаил непонимающе посмотрел на жену, потом на Григория. Постепенно к нему вернулось ощущение реальности, и он устало присел к столу.
- Давай, давай пиши! - весело посоветовал мучитель. - И подай свои личные документы, я посмотрю, што можно сделать…
- Держи... - Григорий достал из внутреннего кармана шинели потёртые бумаги.
Кошевой повертел их в заскорузлых, неловких пальцах, примерился.
- Спробую исправить… - он попросил жену принести большую цыганскую иголку.
Она удивилась, но без лишних слов выполнила просьбу мужа. Пересев поближе к окну, Кошевой принялся за непривычную работу.
- Видел однажды, как писарь штаба приказ переделывал, чтобы не переписывать. - Михаил острым концом иглы подчистил завитушку в первой палочке буквы М. - Теперь порядок...
- Мишенька, родной! - вскинулась Дуняшка.
Он вернулся к столу и взял из рук спешно дописавшего письмо Григория, перо с надломленной деревянной ручкой. На удивление быстро продолжил бывший завиток вверх и загнул верний конец влево. Затем удовлетворённо подул на бумагу и протянул её Мелехову. Он удивлённо посмотрел на переделанные документы и восхитился:
- Ловко! - Григорий перевернул бумажку. - Чуть подчистил закорючку, пририсовал спереди чёрточку и готово…
- Знай наших! - заулыбался Кошевой.
Его свояк не мог до конца поверить, что Михаил решился помочь ему, да ещё таким необычным способом.
- Григорий Шелехов… - бывший сотник негромко прочитал по слогам, стараясь привыкнуть к новому имени.
- Кто это? - не поняла Дуняшка.
- Твой братец! - довольный окончанием операции засмеялся Михаил. - Я, когда председательствовал в хуторном Совете, поставил на паре чистых листов бумаги печать. Думаю, мало ли чего… А оно вишь, сгодилось! Раз и появился новый человек.
Сестра новорождённого понимающе вскрикнула, прижала ко рту сложенные вместе ладони. Потом с благодарностью обняла улыбающегося мужа и призналась:
- Какой ты у меня… Как ловко ты это придумал!
- Только никому ни слова! - Кошевой мигом посуровел и погрозил указательным пальцем. - Понимать должны, чем мне энто грозит…
- О чём речь?
- Завтра на ночь собери ему харчей на дорогу.
- Всё сделаю Мишенька…
- Пойдёшь пеши до Миллерово, оттудова по железной дороге доберёшься до Юзовки. Там у меня боевой товарищ проживает. Фамилия Хрущёв - запомнил?.. Он служил в нашей части комиссаром на Царицынском фронте. Найдёшь его, адрес напишу... перекажешь привет от меня. Он тебе поможет устроиться.
- Понял… - выдавил из себя Григорий.
- Согласен?
- Ежели нечего терять, то можно рискнуть всем!
Мелехов или вернее отныне Григорий Шелехов, механически кивал головой, понемногу привыкая к перспективе новой цивильной жизни. Он не знал, как отблагодарить родственника и, чтобы замять паузу, тихо спросил:
- Только как же нам поступить с Мишаткой?
- Обустроишься на новом месте - опосля заберёшь, - казалось, у Кошевого продуманы ответы на все вопросы. - Только помни, о чём я тебе сказал. Ежели што - помоги…
- Конешно! - поспешил успокоить Григорий зятя. - Век буду помнить…
- Связь будем держать через моего знакомца, - продолжил невозмутимый Михаил. - И хватит об энтом… 
 Обрадованная удачным завершением дела Дуняшка быстро собрала на обеденный стол.
- Давайте вечерять! - позвала она.
Мужчины неторопливо выпили припасённую хозяйкой бутылочку самогонки, закусили яешней из десяти яиц на сале и напоследок молчаливо закурили. Говорить больше было не о чём и Шелехов, посадив рядом с собой сынишку, задумчиво слушал его бесхитростную трескотню:
- Матвейка Шипулин схотел отнять у меня литок для игры в бабки, так я ему врезал…
Он нежно погладил сына по вихрастой круглой голове и внимательно смотрел на него, словно хотел впитать в себя узнаваемые, родные черты отпрыска.
- Сызнова предстоит дальняя дорога, - думал расстроенный Григорий, - один Бог знает, когда я увижу Мишатку в следующий раз...

***
В апреле 1920 года постановлением ВЦИК Советской республики впервые создавалась обширная Донецкая губерния. В её состав вошли Бахмутский, Мариупольский и Славяногорский уезды Екатеринославской губернии. Старобельский, часть Изюмского и Купянского уездов Харьковской губернии. Таганрогский, часть Донецкого и Донского округов области Войска Донского.
Появившееся в разгар гражданской войны территориальное образование изначально казалось крайне недолговечным и искусственным.
- Что может объединить столь разнородные местности и различные людские интересы? - думали большевики в Кремле.
Соль богатейших Бахмутских солеварен и купеческую хитрость юга Слабожанщины. Мариупольских прирождённых рыбаков, намертво приросших к берегам Азовского моря и свободолюбивых сынов Донских степей. Ответ на этот непростой вопрос, оказался лежащим на поверхности, вернее под нею:
- Уголь и металл!
Именно они сумели соединить, сплести, спаять интересы тысяч людей. Причём настолько крепко, что в некогда Диком поле за короткое время вырос, возмужал и расцвёл индустриальный Донбасс.
- «Юзовка» - назывался его центр.
Будущий Донецк - столица богатого шахтёрского края, через три года после создания одноимённой губернии, представлял собой несколько разрозненных и зачуханных рабочих посёлков. Они сладострастно прижимались к нескольким мелким, примитивным шахтам и одному крупному металлургическому заводу, основанному когда-то практичным валлийцем Джоном Хьюзом.

 

 
Продолжение http://www.proza.ru/2012/01/04/148