Матрёна, выйди

      - Матрён, ты ли, нет ли, выглядываешь-то? Не вижу я.
      - Я. А чего?
      - Выйди-ка. Чё скажу тебе.
      - Не. Неохота. Потом скажешь. Стренимся как-нибудь, скажешь.
      - Да ты что, я забуду потом-то! Ну, спустись.
      - Ну, значит, ерунду хочешь сказать, а то б не забыла.
      - Ну, тебе что, спуститься, что ли, лень? Или труд большой?
      - Ещё бы не труд! С четвёртого этажа, с моими-то ногами. Хорошо тебе там, на первом. Раз – и на скамейке.
      - Ну, спустись, говорю. Что ты какая нелюбопытная. Не интересуешься ничем.
      - Не, неинтересно. За столь годов всё перевидала, не удивишь ты меня ерундой своей.
      - Да почём ты знаешь, что ерунда-то? Не слыхала, а уж решила!
      - Так, чай, не в первый раз. Чушка какая-нибудь. Не охотница я до баек-то.
      - Матрён! Ну, прошу тебя, выйди.
      - Чего тебе приспичило-то так? Сплетня свежая? Говори оттуда, я услышу.
      - Да чего ж я буду на весь двор!
      - А как раз и нет никого. Говори.
      - Да вон фортки-то открыты у всех. Спустись! Потом пожалеешь. Вот так вдруг помрём, а ты ничего и не узнаешь!
      - Типун тебе! А помрём – меньше сплетен принесём с собой туда-то, оно так-то лучше, налегке…
      - А если это тебя касается? Тоже неинтересно?
      - Нет. Если меня, без тебя коснётся, мимо не проскочит.
      - Ну, тада я сама подымуся.
      - Как же ты подымешься, коли я слушать не хочу?
      - Гордая уж больно ты, Матрёна, и обидеть не боишься. Нам ить жить ещё сколько по-соседски-то.
      - Ты же только что помирать собиралась.
      - Вот люди есть – гордыню свою отращивают как горб! И носют! Потому и тяжело порой спускаться-то!