Музыка - Карл Май

Музыка.


Фридрих Ницше, человек, который сам писал музыку для оркестров и подвергался резкой критике, говорил – «Без музыки жизнь была бы заблуждением.» Я не могу не согласиться. Раньше я считал, что музыка – это обыкновенная потребность человека, развлечение, наравне с просмотром телевизора или игры в компьютер. Но чем дольше я живу, тем боле убеждаюсь, что музыка – это целый неотъемлемый от нас мир, который заполняет нашу жизнь новыми чувствами, мыслями и переживаниями. Жизнь без нее была бы серым полотном и заблуждением. 

Дело шло к полудню. Золотое солнце было высоко над головами жителей Иерусалима, было очень жарко. Громоздкие бежевые плиты, которыми были покрыты улицы города, раскалились до предела. Несмотря на это, узкие улочки старого города были полны людей. Мусульмане торопились в ближайшие мечети на полуденную молитву, христианские миссионеры водили толпы паломников к Храму Горба.
Старый сефард, в длинном коричневом халате в белую полоску, сидя полу - боком ехал на дряхлом осле. Он хладнокровно оглядывался вокруг, время от времени пофыркивая и прищуриваясь. Его седую голову покрывала белая повязка, чем то напоминающая тюрбан. На ходу колыхался грязно – желтого цвета кончик длинной седой бороды.

Имамы на минаретах уже начинали петь молитвы, зазывая верующих. Могучие голоса пронизывали каждую частичку города. Растягивая окончания слов, их пение начинало напоминать тонкую, зарождающуюся на твоих глазах, арабскую вязь. Турецкие солдаты, облаченные в темно – синие мундиры и опоясанные ремнями с желтым полумесяцем, изображенным на бляхах, так же собирались на молитву. Многие из них шли, понурив голову, и смотрели себе под ноги, а иные, придерживая красные, как кровь, фески, бежали, дабы не опоздать.

Служащий в иерусалимском консульстве Российской империи молодой человек шел по торговой улице, на которой, в основном, располагались лавки христианских арабов. Так же там присутствовали еврейские булочные, в которых днем и ночью готовится новая, воздушная выпечка, арабские и турецкие лавки со сладостями, которых нигде боле нельзя было найти. Неповторимый запах легематов – манных шариков в золотой хрустящей корочке, варенных в меде и кардамоне, который разносится чуть – ли не на всю улицу. Крошечные магазинчики, в которых невысокие сухие старички с седыми бородками и в черных мантиях продают нательные кресты, благовония и иконы. Все эти фрагменты повседневной жизни создают единую картину этого маленького, но самобытного и яркого мира, где краски это религия, разнообразная культура, нравы, а холстом – старинный город, жемчужина мировых религий.

Бледнолицый молодой человек в черном сюртуке быстро шел к Дамасским воротам города – там его ждала важная встреча. Он проносился мимо разнообразных людей, которые порой кричали ему вслед: кто от злости, а кто ради привлечения внимания на свой товар. Неприятно скалясь, он не обращал никакого внимания и продолжал идти вперед, периодически поправляя черные волосы рукой. Сам молодой человек был хорош собой, только чрезмерно бледен, как будто был болен. Заработок позволял ему одеваться с изыском, и он никогда не пренебрегал покупкой новой одежи.

Вскоре, юноша начал присаживаться за столик к человеку, в сером пиджаке, в коричневато – рыжей шляпе и с длинной рыжей бородой. Столики принадлежали кофейне, которую содержал французский капиталист, местный меценат. Чтобы попасть на небольшую веранду, надо было подняться по немногочисленным ступенькам прямо с улицы. Кофейня называлась «Синий верблюд» - ;;;;;;; ;;;;;, о чем можно было прочесть на вывеске, перед входом в саму кофейню.

Молодой человек, запыхавшись, усаживался за столик, раз за разом прося у своего соседа прощения за опоздание. Тот в свою очередь, укорительно глядя на него сквозь стеклышки круглых очков, кивал головой, мол, хватит с тебя, голубчик. Когда молодой человек расположился, рыжебородый снял шляпу и слегка приклонил голову:

- Несказанно рад вас видеть, Иван Антонович, в этом чудном месте. Стоит сказать, что я считаю ваше двадцати минутное опоздание совершенно непозволительным. И да, вам конверт из Москвы, насколько я понимаю, от вашей знакомой, - назидательно произнес человек со шляпой, протягивая Ивану Антоновичу коричневый сложенный напополам конверт.
Иван недоверчиво оглядел руку соседа, на среднем пальце которой, был напоказ надет большой золотой перстень, с багровым рубином. Медленно переведя свой взгляд на лицо напротив сидящего человека, Иван аккуратно вытащил конверт меж его пальцев, и не осматривая, сунул в карман панталон.
 – Благодарю – с, Вадим Анатольевич, благодарю. Да, и простите мне мое опоздание.… На работе задержали, бумаги, пипифаксы et extera.
- Бросьте вы это, пустяки. Я заказал две чашечки арабского кофе на песке, надеюсь, вы не против такого начала дела? – прищуриваясь, спросил Вадим Анатолиевич, опуская голову набок.
- Нет, нет. Даже благодарен вам, право… Кофе – это правильно. – неловко изобразив подобие улыбки промямлил Иван Антонович.
- Вот и славно, - продолжил другой, - теперь я бы хотел приступить непосредственно к делу. – сделав паузу, он снова прищурился и продолжил, - вы мне давеча написали письмо, что хотите меня увидеть и переговорить со мной об одной, важной для вас, теме. – Филиппенко – так была фамилия Ивана Антоновича, утвердительно кивнул, играя бровями и морща лоб. – Я поразмышлял о вашей истории и с точки зрения философии, он заинтриговала меня. – Все таким же серьезно – деловым тоном говорил Вадим Прокопов.

Помимо них, на веранде «Синего верблюда» сидело много разного народу. Со всех стороны слышалась достаточно отчетливая иностранная речь, чаще всего французский и немецкий.  Сидели в основном работники консульств, военные, моряки, служащие почтовых станций. Все поголовно были в шляпах. Меж столиков юрко шнырял смуглый, как шоколад, паренек – официант, в черной тюбетейке, исшитой  переливающимися нитками. В кверху поднятой руке он держал старый поднос, на котором стояли маленькие позолоченные турки, с черным кофе. Подле каждой турки был стакан с водой. 

- Так и чем же, все – таки, вас заинтриговал мой вопрос, сударь? – С нетерпением, обтирая ладони о колени, спросил Филиппенко, еще более бледнея. В этот момент мальчишка с подносом поставил на тяжелый стол, разукрашенной глины, пару стаканов воды и турки с чашками. Прокопов положил медную монетку мальчишке на ладонь, и тот, улыбаясь грязными зубами, побежал с подносом в кофейню.
- Вы сказали давеча, что ваша жизнь, как болото и что в ней не хватает света и музыки? – проговорил Прокопов, глядя на собеседника исподлобья, сквозь очки.
- Именно так.

- Угум –с. Но, понимаете ли? Каждый человек сам себе оркестр, и каждый человек, подобно композитору, создает мелодию, темп и звучание своей жизни? Куда же в наши дни без музыки? Человек без нее никуда. Вот вы говорите, что вашу жизнь ничего не сопровождает, что вы застряли посреди голой пустыни , вам одиноко и ничего не доставляет радости. А почему? Да потому что вы сами того не желаете.  И как это – «Нет Музыки» - есть музыка! Только, пардон, ваша музыка – испражнение, подстать настроению.  – излагая свою мысль, Вадим Антонович воодушевился до невероятных пределов. Блестя глазами, он взмахивал руками и придвигался ближе к своему, не на шутку ошарашенному, слушателю. Даже некое подобие самодовольной улыбки озарило вечно холодное лицо его.

Иван Антонович – напротив, был задавлен мыслью своего разбушевавшегося собеседника. Прикусив нижнюю губу, он глядел на еще полную чашечку кофе, иногда виновато, даже испуганно, поглядывая на Прокопова. Тот, в свою очередь, продолжал ораторствовать.
- И вы сами себе архитектор, композитор, или, как хотите, кто угодно – помните это! На самом деле – протянул он, вынимая часы, - мне уже пора идти. Вы же опоздали? Опоздали. Ну да ладно. – он сделал последний глоток кофе, а затем залил в себя остаток воды и встал из – за стола. –

- И еще одно, музыка она во всех. Музыка есть везде. Она, как синева на небе или как соль в море. Дружите с собой и прислушивайтесь к себе. Дело, возможно, только лишь в вас, а не в обстоятельствах. Начните менять свое отношение к жизни, менять себя по отношению к ней.  И тогда пустыня вам покажется раем! Удачи вам и держите себя в руках. – Человек с рыжей бородой надел свою шляпу, простодушно кивнул головой и ушел, оставив несчастного служащего консульства Российской империи, который был, будто молнией поражен, одного, наедине со своими мыслями.

- Музыка, - пробормотал он чуть слышно, - музыка повсюду… - после слов об изменении отношения и себя, он уже готов был обидеться, но потом передумал – возможно, он и дело говорит. С себя начать? Да пжлста! Эй, гарсон, чтоб тебя, иди – ка сюда, быстрее, быстрее – закричал Иван Антонович мальчишке – разносчику, - Водки пожалуйста, и… и, Музыки! Музыку давай! Будем все менять!

Мальчик, вытянув губы в трубочку, кивнул и ушел в здание.