45 Тоска

45. Тоска

Сегодня Ефим Ильич был очень удручён и подавлен. Он не стал ужинать, а сел на диван, положил возле себя кучу сборников поэзии и стал перебирать страницы. Ему хотелось найти строки о радости бытия, о счастливой любви, о прекрасных друзьях, о природе и птичках, о гномиках и черепахах… Он хотел отвлечься. « Мороз и солнце!!! День чудесный…»- прочитал он, и на сердце его пролилась первая капля радости. Он открыл следующую страничку наугад - «Пора, пора! Рога трубят, псари в охотничьих уборах…». Фима улыбнулся. « Подъезжая под Ижоры, я взглянул на небеса и воспомнил Ваши взоры, ваши синие глаза…». Ефим Ильич опять улыбнулся и поудобнее устроился на диване. Он взял другую книжицу. « Неземная радость мне сердце обуяла, с нею к звёздам воспарю я сейчас, пожалуй». « Ключ бежит в ущелья гор, В небе свит туманов хор, Муза манит к воле, в поле, Трижды тридевять и боле…». «Да,- подумал Фима,- и у Гёте были странности в стихах, но, быть может, виноваты переводчики?» Он открыл третью книгу. « И даже если сплю, твой образ дивный чарует взор и сердце непрерывно». Конечно, это последние две строчки сонета. Шекспир. « Вот жаворонок вдруг проснулся голосистый и полетел, с сырым раставшися гнездом. Он утру шлет привет, с чьей груди серебристой поднялся солнца лик в величии своём…». Фиме стало тепло и радостно. Он представил себе жаворонка и тёплое солнце. « Мело весь месяц в феврале, и то и дело свеча горела на столе, свеча горела…» Фима задумался - радостно это или нет - про свечу??? Так и не найдя ответ, он открыл последний томик. « Живи ненасытно, легко и бурливо, иначе ты время бездарно просвищещь, Ведь счастье, поверь мне, сбегает стыдливо, Когда его долго и тягостно ищешь…». « Ненасытно? Легко? Бурливо???»- Фима задумался и вновь не понял, прав поэт или нет. Но он вынес одну мудрость из чтения чужих стихов – надо жить просто, любить ближнего, любить птичек и деревья, радоваться природе и солнышку. Может, оно и правильно ????

Фима включил телевизор. Диктор вещал:
«….проблемы на Ближнем Востоке носят искусственный характер, а здесь, в США,- объективный характер. Но события на Ближнем Востоке являются акцией отвлечения внимания от глубины пропасти в США. Это средство переключения внимания, попытка снизить накал проблем в США, хотя в США гораздо более глубинные процессы, чем на Ближнем Востоке».

 Фима переключил канал:
«Когда б я властен был над этим миром злым,
Я б сокрушил его и заменил другим,
Чтоб не было преград стремленьям благородным
И человек мог жить, тоскою не томим…..»-
заунывно читал стихи восточного мудреца длинноволосый поэт.

Фима снова переключил канал. Задористо пела девушка из самодеятельного ансамбля:

Ты не спрашивай меня, кого полюбила,
Всё равно я не отвечу, любила - забыла.

Мой милёнок был красивый.
Как кобыла сивая,
Хорошо, что разлюбила,
Теперь я счастливая.

Широко любовь шагает,
В такт не поспеваю,
Милый вирши сочиняет,
А я подпеваю…………..

Фима вернулся на прежний канал, там, где поэты читали стихи:

 Время-это молния, Небо-это мельница.
В мельнице дробятся черепа людей.
Молния сверкает, Мельница крутится,
И на Землю падают звёздочки дождей.

Фима немножко был поэтом, и он перефразировал четверостишие:

Время, Небо, Мельница , Молния сверкает
И дробятся в мельнице черепа людей,
Жернова работают и собака лает,
И стихи слагаются про сезон дождей.

Поэт с длинными волосами продолжал:

 Отчего я не умер от разлуки с тобой?
Отчего я остался? Отчего я живой?
Почему эти ночи без тебя так грустны?
Почему эти руки без тебя холодны?
Ты ушла на рассвете
В безвозвратную даль.
И остался на свете я один.
И печаль.

Фима разозлился и ответил поэту экспромтом:

Хорошо, что не умер,
Хорошо, что живой.
Я уже не страдаю от разлуки с тобой.
Хорошо, что остался я на свете один,
Сам себя согреваю, сам себе Господин……..

О, между Фимой и Поэтом с длинными волосами возник диалог. Поэт плакал:

Жизнь - текущая река,
Человек-кораблик,
По течению плывёт,
Как подбитый зяблик.
Кружит нас водоворот,

Вертят ветры злые,
Тут изгиб, тут поворот,
Там – враги лихие…

Фима окончательно вышел из себя и вновь выдал экспромт:

Тут подправил, там- огрех,
Делал дело, вышел грех.
Засмеялся, тут же скис,
Как припомнил, что Маркиз,
То ль де Сад, то ль Карабас
Шутку для тебя припас:
Жив- живи и не ропщи,
А коль помер- не взыщи………

Поздно вечером Ефим Ильич записал по памяти свои стихи в блокнотике в клеточку, но добавил в сегодняшнюю поэзию элемент почитания Всевышнего. И хотя Фима не был приверженцем ислама, стих получился красивый и многозначительный:

Идёт караван по пустыне,
Устало ступают ноги,
Шагают верблюды к Медине,
Туда, где повержены боги.

Песок забивает уши,
И режет глаза болью,
Высушивает жажда душу,
И слёзы становятся солью.

Оазис дрожит и тает,
Блестит серебристой пылью
И медленно улетает,
Расправив прозрачные крылья.

На старых мазарах заброшенных
Злые шакалы тявкают ,
Когда караван подходит,
Они, как собаки, гавкают.

Верблюды уверенной поступью
 К мазару тому приближаются,
Шакалы, как змеи пустынные,
По норам своим расползаются.

Идёт караван на Север,
Идёт из Мекки в Медину,
И воют в пустыне шакалы,
Бессильные пред ЕДИНЫМ.

Написав последнее слово ЕДИНЫЙ, Фима глубоко задумался. Он думал о вечности, о Едином и Несотворенном, о Творце и Тварях, потом вспомнил о своих родственниках, которых у него вроде и не было, о своих женах и любимых девушках, которые оставили его, о Степаниде, верной и заботливой спутнице жизни, о беспутном Василии и его отце, о своих учениках и текстологии, никому не нужной сейчас. За окном собиралась метель. Фима вновь подумал о птичках, цветочках и кабачках, и на сердце его пролилось что-то теплое и приятное. «Придет настоящая весна, я куплю огородик и буду дышать свежим воздухом, слушать кузнечиков, выращивать фасольку и репку, кабачки и патиссоны. ..» .Фима не заметил, как уснул прямо за столом. А проснувшись через полчаса, потянулся всем телом вверх, надел упавшие с ног тапочки, широко зевнул и лёг спать. Теперь уже до утра….