Страхи, угрозы, тревоги

Страхи, угрозы, тревоги, характерные для тех или иных  исторических эпох и поколений общества, отражают как текущую социально-политическую жизнь страны, так и более глубокие факторы, лежащие в недрах национального самосознания, менталитета россиян. Это своего рода «коллективная матрица», во многом мотивирующая массовое поведение, объясняющая, почему сознание граждан принимает то или иное направление, как формируются и разрушаются мифы, как спокойные, стабильные отрезки исторического времени сменяются на неустойчивые, взрывоопасные. Общий характер страхов и тревог, выявленный в ходе исследования, лежащего в основе настоящей монографии,  позволил лучше понять главные, стержневые черты минувшей эпохи, отмеченной чертами стабильности и устойчивости, и, одновременно, социально-политическим застоем, кризисом и даже деградацией политических институтов, призванных обеспечивать устойчивое развитие страны и общества.  Именно выход страны на траекторию устойчивого экономического и социального развития, как это представлялось в середине 2008 г., когда проводилось исследование, и обусловил социально-психологическую стабилизацию российского общества.
Действительно, страхи, которые довлели над обществом 10-15 лет назад, – распада страны, гражданской войны, экономического коллапса и т.д., – оставались в прошлом, хотя и не ушли из массового сознания полностью. Заметно снизилась угроза терроризма, а «чеченский фактор» постепенно переместился на периферию общественного внимания. Именно в 2008 г., на вершине реального или иллюзорного благополучия,  после некоторого спада позитивных оценок ситуации в стране, вновь стали подниматься  показатели, характеризующие  обстановку в России как нормальную и благополучную. Однако, как показало исследование, наряду с подобной позитивной тенденцией, все определеннее проявляла себя и  контртенденция, ставшая, в значительной степени, оборотной стороной тех общественных перемен, которые произошли в стране за последние пять-шесть лет. Политическая и социальная стабильность сама по себе перестала восприниматься значительной частью населения, прежде всего молодежью, как приоритетная ценность, тем более, что в последние годы все отчетливее стали проявляться элементы застоя, как политического, так и в возможностях социальной мобильности. Тем не менее, преодоление кризиса 90-х, в том числе и социально-психологического, рождало надежду у очень многих на то, что общественная стабильность и экономический рост – это всерьез и надолго.  И именно в этот момент Россия столкнулась с новыми вызовами, внешними и внутренними. Существенное усиление конфронтации с западным миром, особенно отчетливо проявившееся в дни военного конфликта на Кавказе, но одновременно продемонстрировавшее возросшую геополитическую самостоятельность России, было воспринято скорее как позитивный аккорд, логично вытекающей из всего внешнеполитического курса, выстроенного В. Путиным в последние годы своего президентства. А вот симптомы мирового экономического кризиса, неожиданно как для общества, так и для властей, больно задевшие Россию, скорее заставили многих россиян усомниться в реальности и фундаментальности социальных и экономических достижений «путинской эпохи».
Что же на этом фоне составлял в 2008 г.  основной круг озабоченности и беспокойства россиян? Как и раньше, в него вошли, в первую очередь, рост цен на товары и услуги, алкоголизм и наркомания, кризис системы ЖКХ, рост жилищно-коммунальных платежей и в целом низкий уровень жизни значительной части населения. Россиян, как и население любой другой страны, находящейся в фазе стабильности, прежде всего, волнует все то, что, так или иначе, затрагивает их непосредственные, повседневные интересы.  Одновременно изменения претерпели и формы реагирования россиян на кризисные явления в социально-экономической сфере. С одной стороны, несколько сократилось число тех, кто готов в форс-мажорных обстоятельствах, бороться «за место под солнцем» радикальными методами, в том числе, с оружием в руках, с другой стороны, несколько вырос уровень готовности протестовать в рамках легальных возможностей. Но, самое тревожное изменение – заметный рост числа тех, кто вообще не намерен что-либо предпринимать, чтобы адаптироваться к новой реальности и, прежде всего, искать дополнительные источники заработка. Если в 1999г. почти  каждый второй опрошенный был готов к этому, то в 2008 г. –  только треть. Почти в шесть раз  выросло число тех, кто утверждает, что ничего делать не будет, даже если настанут трудные времена. Разразившийся зимой экономический кризис во многом подтвердил подобные оценки – большая часть тех, кто непосредственно пострадал от последствий кризиса, продолжают ждать и надеяться, что «все само рассосется», а не искать активных путей преодоления житейских невзгод. В то же время, следует признать, что настроения недовольства в обществе есть, и при определенных условиях они могут перерасти в открытые, в чем-то спонтанные, а в чем-то организованные формы протеста. Неэффективность политических партий и представительной власти как каналов для выражения массового недовольства, вполне может привести к тому, что протестная активность примет иные, нестандартные и неожиданные формы. И все же, несмотря на рост протестных умонастроений,  запас социальной прочности, даже в условиях начавшегося кризиса, остается все еще достаточным, потому что за последнее десятилетие наши сограждане накопили огромный жизненный опыт выживания в самых экстремальных условиях. Одновременно с этим к 2008 г. стал все более отчетливо формироваться и негативный тренд восприятия многими россиянами окружающей реальности, как «застойной». Однако на момент исследования эта тенденция еще не перешла в новое качество - в целом в обществе по-прежнему преобладали настроения в пользу стабильности, умеренных эволюционных перемен. Однако резко обостряющаяся экономическая ситуация может потребовать более быстрых и решительных действий.
Конкретные страхи и фобии, степень их распространенности в обществе определяются его общим социально-психологическим состоянием. Чаще всего из положительно окрашенных чувств россияне ощущают поддержку со стороны своих близких, что может свидетельствовать об опережающем разрушении традиционных для российской ментальности отношений внутрисемейной и межсемейной взаимопомощи именно там, где, казалось бы, она должна в наибольшей степени сохраняться – в так называемой «малой России». Среди позитивно окрашенных чувств значатся и такие, как чувство гордости за собственные успехи или успехи членов семьи и чувство удовлетворения от того, что все движется по плану.   Носители подобных ощущений – это, прежде всего, благополучные в материальном отношении люди. А это означает, что разница в условиях материального благосостояния генерирует в современном российском обществе не только различия в доступе к разного типа материальным благам, но и своего рода принадлежность к двум разным мирам – к миру, где ты уверен в себе, можешь управлять своей жизнью и рассчитывать на поддержку окружающих, и к миру социальной эксклюзии, для которого характерно зависимое, отчужденное существование, без опоры на социальные сети, при этом, не только без чувства уверенности в себе, но, как правило, и без каких-то надежд на будущее.
Лидером негативно окрашенного чувства стало чувство несправедливости всего происходящего вокруг, которое свидетельствует о нелигитимности для наших сограждан сложившихся в России общественных отношений. Объективности ради, следует заметить, что острота переживания социальной несправедливости в последние годы несколько притупилась. Еще одно выраженное негативно окрашенное чувство – это чувство собственной беспомощности повлиять на происходящее вокруг. Примечательно, что чувство беспомощности очень тесно связано с ощущением несправедливости всего происходящего, образуя в сочетании с ним поистине «гремучую смесь», изнутри подрывающую и психику, и физическое здоровье многих россиян – ведь жизнь с постоянным ощущением несправедливости происходящего и одновременным пониманием невозможности что-то изменить, означает нахождение в состоянии длительного и очень опасного по своим последствиям так называемого повседневного стресса. Начиная с 2000 г., в обществе росли показатели социального оптимизма российского населения. Стало больше людей, уверенных в том, что государство развивается в правильном направлении, доверяющих руководству страны, довольных тем, как складывается их собственная жизнь.  Экономический кризис снизил эти показатели, но не настолько, чтобы говорить о «серьезных переменах декораций».
Результаты анализа эмоциональной самоидентификации россиян дали следующие результаты: большинство наших сограждан склонны оценивать свое эмоциональное состояние сдержанно, без крайних оценок. Во всяком случае, почти половина респондентов, на вопрос о том, каким образом они могли бы себя охарактеризовать – как оптимиста или пессимиста, выбрали промежуточный вариант ответа – «где-то посередке». Обращает на себя внимание, что неблагополучное положение людей не загоняет их в эмоциональный тупик, и уж тем боле не сталкивает их в психоэмоциональную пропасть.   Несмотря на то, что последнее десятилетие стало переломным периодом в социальных умонастроениях российского общества, сами граждане весьма неоднозначно оценивают те изменения, которые происходили в это время в их ощущениях. О том, что они стали боле уверенными и что их страхи и тревоги развеялись, заявили четверть опрошенных. Об усилении тревожности и снижении уверенности признались чуть более одной десятой опрошенных россиян. При этом большинство россиян связывало динамику своего мировосприятия с изменениями в своем собственном внутреннем мире, в своем психологическом состоянии, а не ищет их корни  в «большой политике», в отношении которой все эти годы нарастало значительное отчуждение.
Помимо глобальных страхов, у многих людей время от времени возникают ситуации, когда они испытывают чувство страха, тревоги, незащищенности. С одной стороны, подобные случаи можно рассматривать как сугубо личное дело отдельного человека, проявления его частной жизни, в значительной степени обусловленные психофизиологическими особенностями личности. С другой стороны, данные о том, в каких ситуациях люди чаще всего испытывают тревожность, в чем ее наиболее распространенные причины, кто является носителем страхов, а кто их объектом – помогает составить реальное, приближенное к интересам и проблемам граждан, представление о жизни общества в целом. Среди таких «малых страхов» лидируют по частоте упоминаний – «уличные страхи».  С учетом довольно высокого уровня уличной преступности, в России актуализация этих страхов вполне объяснима. Однако за гранью объяснения и понимания другая ситуация, когда четверть россиян испытывает чувство страха во время посещений государственных учреждений, таких как милиция, суд, административные органы, почти столько же опрошенных испытывают чувство тревожности в транспорте, а также в больницах, поликлиниках.
Что же касается вопросов о том, от кого россияне ждут наибольшей опасности для себя и своих близких, и чего они больше всего опасаются лично для себя, то анализ ответов на данные вопросы можно свести к трем основаниям. Во-первых – кто боится. Данные свидетельствуют о том, что чувства страха и тревоги сегодня не локализуются в рамках какой-то определенной социальной группы или групп, их испытывают большинство наших сограждан, независимо от пола, возраста, дохода. Во-вторых, – чего боятся. В отношении предмета страха россияне не отличаются чем-то необычным – они опасаются, прежде всего, за жизнь и здоровье свое и близких, а также за собственное имущество. В-третьих, – где и кого боятся. В характеристике источников страха для россиян проявляется яркая специфика современной России. Помимо таких обычных для любого общества источников опасностей как бандиты и улица, чрезвычайные происшествия и транспорт, у россиян есть и довольно специфические страхи, ставшие отличительным признаком их эмоционального самочувствия. Это страх перед террористами и перед чиновниками, тревога, которую люди испытывают в государственных учреждениях и в учреждениях здравоохранения. «Страшилки», сверхъестественного свойства, которые навязывают обществу СМИ, широко пока не прижились, однако тревожные симптомы уже есть – более трети наших сограждан воспринимают всерьез те или иные иррациональные угрозы, среди которых особой «популярностью» пользуются оговоры и сглазы.
Вполне закономерный вопрос: а на кого наш сограждане надеются в обеспечении своей личной безопасности? Оказывается, что в поддержании собственной безопасности большинство россиян рассчитывают в основном на себя, поскольку на государственные и общественные институты надежды у них мало, а на высшие силы надеяться умеют не все. Поэтому наши сограждане стараются самостоятельно заботиться о своем здоровье, усиливать личную безопасность, делать сбережения на черный день, повышать квалификацию и учиться.
Помимо личных тревог и страхов, россиян, безусловно, волнует и то, что представляет угрозу для государства, всего общества. Анализ полученных данных позволяет выделить три группы угроз – по доле россиян, которые испытывают в отношении них сильную тревогу и постоянный страх. Прежде всего, это опасения, связанные с военными конфликтами с ближайшими соседями и резким снижением уровня жизни, характерные для абсолютного большинства опрошенных.  Вторую группу составили угрозы, в отношении которых сильную тревогу испытывают от четверти до трети  россиян (средний уровень тревожности). Сюда относятся - возможность гражданская войны в России, войны со странами Запада, возможность потери государственного суверенитета, диктатура и массовые репрессии. И, наконец, в группу угроз, в отношении которых россияне испытывают наименьшую тревожность, включаются такие как распад России, «оранжевая» революция, насильственное свержение власти, межэтнические войны и раскол внутри правящей власти. Как видно, минимальную тревогу вызывают угрозы, связанные, в первую очередь, с изменениями внутри политической элиты государства. Очевидно, ситуация в этой сфере сегодня представляется россиянам стабильной и не допускающей ни «борьбы за власть», ни государственного переворота, ни распада страны.
Одной из примет переломного во многом 2008 г.  стала возросшая роль тревог и страхов, связанных с  опасениями и угрозами внешнеполитического характера. Как следует из результатов исследования, на первое место в их перечне выдвинулось расширение НАТО с перспективой включения в этот альянс Грузии и Украины. Почти половина россиян видит большую опасность в возможности втягивания России в долгосрочный конфликт на Кавказе. Что же касается угроз со стороны мирового терроризма и опасности перерастания общей нестабильности в новую мировую войну, то они отодвинулись ныне на третье и четвертое места. 
Можно утверждать, согласно результатам проведенных исследований, что российское общество заметно изменилось под влиянием сразу нескольких тенденций – и долгосрочных, и относительно новых, сформировавшихся в условиях начавшегося экономического кризиса. Это нашло свое выражение в ослаблении целого ряда старых страхов и фобий, сформировавшихся в 90-е и, напротив, актуализации новых вызовов и угроз, как внешних, так и внутренних. Причем, появление новых проблем, связанных с ухудшением социально-экономической ситуации в стране и мире, произошло на самом пике позитивных ожиданий россиян, когда был пережит синдром кризисных 90-х, и общество поверило, что Россия – успешная страна, которая вышла на траекторию устойчивого социального и экономического развития.
Неожиданно оказавшись перед лицом новых вызовов в экономике и политике, резко выросших рисков дестабилизации, и общество и власти пока не проявляют готовности к решительным действиям, выработке новых подходов и стратегий. Скорее присутствует ожидание того, что кризис скорее рано, чем поздно «достигнет дна», экономика снова пойдет вверх, а надо лишь немного потерпеть, ничего не меняя по существу. Если же оптимистические оценки не оправдаются, то уже в ближайшее время может начаться серьезная переоценка тех стратегий и приоритетов, которые, казалось, вполне оправдали себя в минувшее «сытое» десятилетие. Эта переоценка неизбежно будет сопровождаться ростом экономической и политической активности, отдельных групп, как общества, так и элиты, всего населения страны в целом, повышением рисков социальной дестабилизации. Но на сегодняшней день подобного «разворота тренда» не наблюдается, напротив, на фоне негативных симптомов общество еще теснее готово сплотиться вокруг федеральных властей как «последнего островка стабильности», вымещая свое недовольство на уровне властей местных и региональных.
В условиях начавшегося кризиса, несколько сократилось число тех, кто готов в форс-мажорных обстоятельствах, бороться «за место под солнцем» радикальными методами, в том числе, с оружием в руках. Так же пока не просматривается роста протестных настроений, особенно в столицах. Что действительно выросло, так это число тех, кто вообще не намерен что-либо предпринимать, чтобы адаптироваться к новой реальности и, прежде всего, искать дополнительные источники заработка. И это весьма тревожный симптом, свидетельствующий о «возвращении» многих россиян к жизненным практикам 90-х, когда главной задачей было просто выжить, найти в окружающей реальности ниши, где можно было переждать трудные времена. Если возвратные тенденции действительно возобладают, то вполне вероятной становится деградация не только социальной, но общественной и политической жизни. Набирающий обороты кризис, безусловно, усилит многие страхи и фобии, тем более,  что реалии кризиса стали осознаваться подавляющим большинством россиян, а многих кризис затронул непосредственно. Однако перехода «количества в качество» до сих пор не произошло, если иметь ввиду под «качеством» выработку новых жизненных стратегий в экономической и социально-политической сферах. На практике это означает, что значительная часть общества продолжает находиться в «режиме ожидания», не требуя от властей решительных действий. Но устоит ли политическая конструкция, если эти ожидания затянутся или не оправдаются совсем?
Действительно, политическая система, выстроенная в России во времена президентства В. Путина, еще в спокойные, докризисные времена вызывала определенные сомнения относительно своей жизнеспособности и представлялась едва ли не самым слабым, уязвимым звеном достижений эпохи, особенно по сравнению с, казалось, беспрерывными и устойчивыми успехами в социальной и экономической сферах, в выстраивании новой российской государственности. И вот настал кризис. Экономические успехи стали моментально «сдуваться как воздушный пузырь», а вот в сфере партийно-политической жизни, по крайней мере, пока все остается относительно спокойным, стабильным, и это при том, что появились новые миллионы безработных граждан, почти две трети россиян оценивают свой ущерб от кризиса как существенный и очень существенный, а перспективы выхода из кризиса остаются достаточно туманными. В чем же дело? В прочности самой созданной конструкции, или может быть в успешной «прокремлевской» пропаганде, в пассивности общества  или особенностях его социальной структуры? А если все-таки нынешняя стабильность, политическая тишина будут нарушены, в сторону каких идей повернется протестная волна граждан, материальное положение которых пошатнется?  Не ждет ли нас очередная «смена декораций», которая не раз происходила в веке минувшем, возможен ли «левый поворот», многократно предсказанный политологами?
Сегодня сохраняющееся доверие к властям – это пусть и прочная, но по сути единственная «линия защиты».  Но уже сегодня действия властей в целом, отдельные выступления лидеров страны, в частности, далеко не всегда воспринимаются обществом как адекватные сложной и быстро меняющейся социально-экономической ситуации в стране. Экономический кризис многократно увеличивает как социальные, так и политические риски для страны и отдельных ее граждан, однако оценить эти риски пока достаточно сложно. Отсутствие эффективных институтов для выражения недовольства и протестных настроений, политической активности граждан может сыграть крайне негативную роль при переходе кризиса на следующую, более глубокую стадию. Политические партии, как проправительственные, так и оппозиционные,  во многом превратились в мертвые манекены, существующие скорее «для проформы», чем для решения реальных политических задач. Поддержка или неподдержка этих партий обществом никак не сказывается на механизмах обратной связи, они лишь в очень малой степени являются институтами гражданского общества. В этих условиях совершенно очевидно, что государственные и политические институты страны, формировавшиеся в совсем иной обстановке, не справляются с испытаниями кризисом.
Однако несмотря на мрачные предчувствия одних политиков и экспертов и радостное предвкушение перемен другими, «политическая надстройка» страны остается пока стабильной. Угроза кризиса пока не привела ни к существенному снижению уровня доверия к лидерам страны, ни к правящей партии, ни к федеральным властям в целом. В отличие от «дефолта» 1998 г., когда экономический кризис воспринимался большей частью общества как крах руководства страны, свидетельство его недееспособности, и фактически предопределил смену курса, которая произошла уже при В. Путине, нынешний кризис до сих пор не подорвал доверия общества к власти. Некоторое снижение рейтинга двух лидеров страны, произошедшее с  начала осени 2008 г., на «пике» их популярности после успешной войны на Кавказе, естественно, и пока не катастрофично для них. Зато «на минусах» оказались многие другие, не менее важные звенья государственной вертикали. Существенно «просел» совокупный рейтинг доверия главам субъектов федерации – руководителям областей и республик, как показали прошедшие в начале марта в ряде регионов выборы местной власти, в стране открыто проявилось недовольство некоторыми действующими главами муниципальных образований, а сами выборы прошли в более острой конкурентной борьбе, чем обычно в последнее время. Кризис практически никак не сказался на традиционном для последнего периода низком уровне доверия к политической оппозиции, как левой, так и либеральной. Партийная система в стране остается управляемой, а избиратели не воспринимают партии как проводников собственных интересов. А это означает, что трансформация политической системы будет, скорее всего, связана с политической реанимацией других институтов общества, возможно профсоюзов или муниципалитетов.
В то же время кризис все в более явной форме вскрывает противоречия внутри российских элит, значительная часть которых, особенно связанная с крупным и средним бизнесом, не скрывает своего недовольства чрезмерно возросшей ролью государственной бюрократии в управлении экономическими процессами,. неэффективностью и коррумпированностью судебной системы, низким уровнем политических и экономических свобод в целом. Как бы ни складывались личные отношения между избранным президентом Д. Медведевым и “национальным лидером” премьером В. Путиным, очевидно, что многие политические силы, недовольные В. Путиным, готовы сделать ставку на Д. Медведева и, соответственно, наоборот. Противоречия между ключевыми «игроками» команд правящего «тандема» становятся достоянием общественности. При этом, по мнению многих аналитиков,  неизбежно настанет  тот момент, когда с В. Путина общество начнет спрашивать не как с национального лидера, а именно как с Председателя правительства РФ, причем в условиях, когда трудности социально-экономического характера будут возрастать. Продолжающий развиваться экономический кризис объективно ослабляет позиции Владимира Путина, его лидерство, его способности генерировать идеи по управлению государственным кораблем. Естественно, эти обстоятельства могут способствовать постепенному перетягиванию власти в  сторону Д. Медведева, усиления его позиций как самостоятельного главы государства, имеющего собственную политическую повестку дня». На эти процессы будет накладываться естественное стремление элит и части общества к переменам, давно назревшим, пусть и не революционным. По  мнению Д. Фурмана,  «в правящей верхушке в целом, какое-то смутное ощущение, что надо что-то немножко скорректировать, что тот путь, которым мы шли при Путине, это правильный путь, Но уже хватит, уже начинается какой-то новый этап, и новый этап предполагает какой-то хотя бы новый стиль и новое лицо».  И значит, какие бы планы не созревали в головах наших лидеров, жизнь, запрос на перемены рано или поздно должен будет взять свое. Уже обозначились и идейные векторы, вокруг которых группируются сторонники одного и другого лидера. От Д. Медведева ждут “новой оттепели”, продолжения умеренно-либеральных реформ, от В. Путина – более традиционного, жесткого силового курса обозначенного им в период его второго президентского срока. 
Однако все перечисленные  факторы все же не предвещают сколько-нибудь существенной переконфигурации политической системы России, если, конечно, ее не постигнет государственный и экономический коллапс, что все же не представляется сколько-нибудь вероятным, а значительных перемен в политической системе страны тем более ожидать сложно.  В основе ее видимой стабильности лежат более фундаментальные основания, чем политическая и экономическая конъюнктура. Принципиальной альтернативы политике властей сегодня все-таки скорее нет, причем по весьма серьезным причинам – само общество, с одной стороны, не готово к какой-то альтернативе идеологии массового потребления и выстраивания своей автономной частной жизни, плоды которой только-только начало вкушать, что, в общем-то, практически исключает вероятность мобилизационного сценария под левыми знаменами.  Однако постепенные перемены не только возможны, но и неизбежны. Сегодня созданные сверху, дистиллированные от проникновения в них несанкционированных веяний, интересов, личностей, общественные институты  во многом мертвы, выполняют скорее символическую роль, чем какие-либо значимые для общества функции. Административная вертикаль “склеила” страну, создала единое, но неживое и необжитое политическое пространство. Задача следующего политического этапа – наполнить это пространство живым содержанием, востребовать, хотя бы частично, энергию самого общество и направить ее в созидательное русло.