Современным читателям о книге Бориса Грушина

Современным читателям о книге Бориса Грушина «Мнения о мире и мир мнений»

Личность Бориса Грушина является легендарной для социологов нашего поколения. Он относится к числу тех, кто фактически заново, «с нуля» воссоздавал в СССР социологическую науку, запрещенную на протяжении четырех десятилетий.  На его век пришлось много ожесточенной борьбы с воинствующими догматиками, которым приходилось доказывать прописные истины, давно не требующие доказательств в наше время, много побед и временных отступлений, но его огромная и энергия и энтузиазм неизменно приносили свои плоды. Именно он первым начал в СССР проводить опросы общественного мнения, стремясь к тому, чтобы они стали нормой публичной жизни страны. Он уже в горбачевские времена стал инициатором создания ВЦИОМ. Огромное число людей, сегодня маститых социологов, обязаны ему своими первыми шагами в науке и самим выбором своей профессии. Его книга «Мнения о мире и мир мнений», изданная в 1967 году, стала и первой серьезной книгой самого Б. Грушина, и первой в истории российской социологии книгой, посвященной проблеме изучения общественного мнения. На момент своего выхода она стала сенсацией, своего рода «научным бестселлером», который расхватывали с полок книжных магазинов. Уже это определяет ее место в истории социологии, но что ее чтение может дать современному читателю, живущему в совсем иной эпохе, которому совсем непонятны идеологические споры тех, уже очень отдаленных от нас лет? А книга Б. Грушина, надо признаться, очень конъюнктурна и полемична в хорошем смысле слова, она обращена к своим тогдашним современникам, «советскому человеку» той эпохи, она отражает время ее написания может быть даже в не меньшей степени, чем рассчитана на поиск вечных научных истин.  Надо сказать, что для нас, помнящих Бориса Андреевича в расцвете его жизненных сил, каким он был зажигательным оратором и блестящим собеседником, его литературное наследие далеко не полностью  отражает обаяние его личности.
Напомним читателю, что середина 60-х – время излета той общественной эпохи, за которой прижилось наименование «оттепель». Это было время поисков и иллюзий, во многом развеянных последующими десятилетиями. Наиболее активные, молодые и энергичные люди того времени, «шестидесятники», ярким представителем которых был и Б. Грушин, еще не ушли в диссидентство, явное или неявное, они стремились придать строю, заметно тормозившему развитие всего нового, особенно в сфере общественных наук и общественных отношений, более человеческие и динамичные черты,  построить «социализм с человеческим лицом». Понятно, что изучение общественного мнения находилось как бы в эпицентре борьбы за «обратную связь» между омертвевшей, догматичной системой и живым, пробуждающимся обществом. На это идеологически были нацелены и широко обсуждавшиеся, но так всерьез и не начавшиеся  «косыгинские реформы» в экономике, призванные создать систему обратных связей между обществом и властью, между планированием и живым человеком, объектом этого планирования.  В книге Б. Грушина не просматривается и тени сомнений относительно социализма советского образца как самого передового, отражающего общенародные интересы строя, причем это не только своего рода «фигура умолчания», рассчитанная на цензуру, но и искренние убеждения «шестидесятников»  в том, что советский строй жизнеспособен и перспективен, его следует лишь «оживить», улучшить в процессе, как тогда говорили, борьбы «хорошего с еще более лучшим». Судя по грушинским опросам, настроения исторического оптимизма доминировали и в обществе, быстро преодолевшем послевоенную разруху, и устремленном в будущее. Сомнения и разочарования появились у поколения Б. Грушина уже в последующую историческую эпоху, после раздавленной «Пражской весны», после идеологического погрома только начавшей становиться на ноги социологии в 1972 году, вынужденного профессионального прозябания в середине и конце 70-х. А потом – вспышка энергии в горбачевские времена,  членство в Президентском совете  при «раннем» Ельцине и глубокая растерянность в последние годы жизни…
Но вернемся к контексту середины 60-х, времени еще полного надежд и необъятных планов. За что и с кем боролся Борис Грушин, доказывая право социологии в целом и изучению общественного мнения, в частности, на существование в СССР? Почему это не было очевидно тогдашним «генералам» от науки и идеологии? Дело в том, что монопольное право на научную истину «в последней инстанции» признавалось официальными идеологами лишь за историческим материализмом, который, согласно тогдашним догматам, давал полную и исчерпывающую картину развития общественных отношений на путях строительства коммунистического общества. Согласно эти догматам, советское общество носило в целом бесклассовый характер, исключая «постепенно отмирающие» различия между городом и деревней, рабочими и интеллигенцией и т.д. Социология же, оперирующая понятием «социальная группа», как бы размывает такую картину, тем более это касается феномена общественного мнения, когда каждая из групп видит свою собственную «картину мира», отражающую и групповую идентичность, и ее положение в обществе.   Б. Грушин в своей книге, доказывая право общественных групп иметь свое, отличное от официального суждение по некоторым вопросам, делает при этом массу оговорок о том, что, конечно же, в самом главном наше общество едино и принципиальных противоречий внутри него не имеется,  есть лишь отдельные «нюансы». Сегодня мы хорошо знаем, что это не так, причем, судя по всему, было не так и в 60-е годы, когда тихо и незаметно свершалась так называемая «ценностная революция», в конечном счете, и похоронившая через четверть века коммунистическую систему. Сам феномен «советского человека», уловленный Б. Грушиным в своих опросах 60-х, стал существенно видоизменяться, между группами общества стали возникать социальные и идеологические барьеры, едва не разорвавшие социум в 90-е годы, а в опросах Института общественного мнения при «Комсомольской правде», любимого детища Б. Грушина, на данные которого он ссылается в своей книге, зафиксирована лишь еле уловимая тень от формирующихся противоречий. Современного  читателя  может, конечно, лишь позабавить упоминание в числе «недостатков» молодежи 60-х, по их собственной самооценке, таких «пороков» как «стиляжничество» или «религиозность», которые при этом как бы ставятся на одну доску. Или исследование о том, что не все молодые люди одинаково смотрят на введение новых форм коммунистического труда. Автор книги «Мир мнений» в своих практических исследованиях искал, в первую очередь, правду жизни, исходящую от людей, из гущи жизни, правду, которая могла бы дополнить и оживить абстрактные и зачастую мертвые конструкции выстраиваемого сверху здания социализма, не задаваясь вопросом о наличии в обществе глубоких социальных и ценностных противоречий. В числе главных задач изучения общественного мнения он видел вклад в дело общественного преобразования, отдавая ей приоритет перед чисто аналитическими задачами. Конечно, сложно упрекнуть первопроходца Б. Грушина, отстаивавшего само право исследователя анализировать мнение опрошенных людей, в том, что он задавал в своем ИОМ недостаточно принципиальные или чрезмерно конъюнктурные вопросы, и это давалось тогда ценой запредельных усилий, однако факт, что наиболее значимые, существенные трансформации советского общества, чрезвычайно интересные с точки зрения последующего развития событий, остались в то время никем неописанными и непонятыми. И, понятно, спор Б. Грушина с ортодоксами от обществознания типа А. Уледова или В. Келле, сегодня вряд ли актуален, Б. Грушин был настолько прав, что сегодня его правота носит уже самоочевидный характер, не нуждающийся в десятках страниц полемических рассуждений. Современному читателю, вероятно, уже надо бы объяснить, что такое исторический материализм, настолько все это, включая «птичий язык» официального советского обществоведения, ушло в прошлое. Сегодня классические работы, написанные более 100 лет назад, М. Вебера или Э. Дюркгейма, кажутся вполне актуальными, а труды советских философов, увы, воспринимаются как какая-то абракадабра. Но Б. Грушин – сам изначально советский философ, это его среда, и он пытается убедить или переубедить своих старших коллег на «их» поле, используя их терминологию и способ мышления. Пролистайте эту часть книги, не загружая свою голову схоластическими спорами ушедшей эпохи.
Гораздо современнее представляется та часть книги, занимающая в ней центральное место, которая касается самого предмета общественного мнения, его объекта и субъекта. Интересно, что сам Борис Андреевич в последнее десятилетие своей жизни не раз говорил о том, что «никакого общественного мнения» в нашей стране, конечно же, нет и не может быть. Такое парадоксальное отрицание предмета своих собственных профессиональных интересов во многом носило эмоциональный характер и было реакцией разочарования на неустойчивость массового сознания, ставшую очевидной к середине 90-х, его податливость к разного рода политтехнологиям и тому, грубо говоря, можно назвать «промыванием мозгов», манипулированием. Вместо того, чтобы выражать мнение как таковое, отражающее объективные стороны бытия, реальные проблемы и оценки действительности, опрашиваемые отвечают штампами, вложенными в них СМИ. Вопрос, все-таки, что же мы изучаем, анализируя результаты  массовых опросов, какое эти результаты имеют отношение к объективной реальности, а какое к феномену «артефакта», то есть навязанного, искусственного псевдомнения и сегодня не имеет однозначного ответа. И каждый исследователь общественного мнения решает его для себя сам. Чаще всего руководствуясь простым позитивистским принципом – если на одни и те же вопросы, задаваемые в исследовании, разные люди из разных групп отвечают по-разному, причем эти различия подтверждаются статистическими критериями, то значит это отражает некую реальность, требующую объяснений и интерпретации.  Другое дело, что одни и те же социологические факты у разных социологов зачастую получают диаметрально противоположные интерпретации, так что роль социолога как активного наблюдателя-интерпретатора, а не только описателя поверхностного слоя реальности, кажется и сегодня исключительно важной. А мысли Б. Грушина, например, о различии феноменов общественного мнения и массового сознания (в последнее Б. Грушин вкладывал, очевидно, то, что можно назвать массовой мифологией, то есть превращенной или даже извращенной формой сознания), - интересными и не до конца усвоенными и понятыми.  Сегодня изучение общественного мнения идет вширь, оно поставлено на поток, и нам часто просто не хватает времени, чтобы добраться до сути тех феноменов общества, которые мы, как нам кажется, изучаем. И соответствующие разделы книги «Мнение о мире» нисколько не потеряли за четыре с лишним десятка лет своей актуальности.
Для поколения первопроходцев, к которому принадлежал Б. Грушин, важно было убедить и власть, и своих читателей в том, что технология выборочных исследований носит научный характер и способна дать точные, хорошие результаты. И этому посвящена заключительная часть книги, тоже интересная для тех современных социологов, которые участвуют в поиске оптимальных «технологических» решений для проведения выборочных опросов. Вызывает восхищение изобретательность Б. Грушина в условиях того времени, когда не было ни компьютеров, ни мобильной связи, простой звонок по межгороду был далеко не всегда достижимой роскошью, все приходилось рассчитывать и анализировать вручную, а анкеты, чистые и заполненные, передавать с оказией, через проводников дальних поездов. А его рекомендации на тему, как формулировать вопросы, как подбирать интервьюеров стоят того, чтобы и сегодня к ним прислушиваться.
Представляется, что книга Б. Грушина даже в тех своих спорах и полемике, которая ушла в прошлое, чрезвычайно интересна для понимания той эпохи, из которой все мы вышли, в том числе и ее заблуждений. Все это наша история, которая требует памяти и серьезного изучения. Можно лишь приветствовать тот факт, что она станет доступной современному читателю, а идеи ее автора зарядят своей неиссякаемой энергетикой новые поколения российских социологов. 

Леонтий Бызов, социолог .