О строительстве новой российской нации

«Новая Россия» образовалась в 90-е годы не на пустом месте, она является осколком, причем самым большим, традиционного российского государства, в котором имелся длинный опыт сосуществования народов и этносов в рамках одного государства, частично успешный, частично нет, и, казалось бы, суверенная РФ могла бы использовать этот опыт, воспроизведя тот тип отношений, который складывался, в том числе и во времена РФ. Однако оказалось, что возникли новые проблемы, которые никто не знает, как решать. Первая и главная проблема – это не многонациональность, а состояние самого русского этноса. К началу 90-х годов он подошел в расколотом и атомизированном состоянии (ценностный раскол вполне оправдывал «предчувствие гражданской войны»), и оказался не способном породить вменяемые общенациональные субъекты и строить национальную государственность. Пришедшие к власти на волне событий 90-х годов элиты воспринимались большей частью коренных россиян как глубоко чужеродные, антинациональные силы. Однако и «витальность» этой части коренных россиян также оказалась на чрезвычайно низком уровне, будучи истощенной разрушительными для них процессами ХХ века, в первую очередь, стремительным  и бесповоротным распадом традиционного общества. На этом фоне резко активизировались некоторые нерусские этнические группы, вспышка «пассионарности» которых, особенно в кавказском регионе, также оказалась во многом спровоцированной навязанной им в начале 90-х годов моделью  модернизации, ставящей под угрозу существование традиционных общинных групп, законсервированных в поздние советские времена. Наложение этих тенденций породило проблемы, которые новая российская власть пыталась решить, иногда более или менее успешно (например, проблема Татарстана, очень острая на рубеже 91-92 гг.), но чаще – неудачно. 
Представляется, что «путинская Россия» - это во многом ответ (или попытка ответа) на неспособность русского национального ядра породить социально-политическую субъектность и начать выстраивать национальную государственность. Не дождавшись импульсов снизу, власть принялась строить национальное государство сверху, взяв за основу новой субъектности государственную бюрократию и крупные государственные корпорации. Сегодня мы видим, что и этот путь, если и не оказался полностью тупиковым, то во многом исчерпан и требует поисков совершенно новых решений. «Связать» общество, в том числе и его русское ядро, корпоративно-бюрократическими интересами не удалось, пропасть между обществом и государством не преодолена, а само общество если и порождает субъектность, то на уровне малых групп, не готовых взять на себя представительство национальных интересов как таковых, а сами эти «национальные интересы» остаются лишь продекларированными властью, но,  по сути дела, бесхозными.  При этом следует отметить, что часть пути в процессе строительства предпосылок для национальной государственности оказалась успешно пройденной – сформировалось подобие идейно-политического консенсуса вокруг идеологии сильного государства, скорее социальной или скорее либеральной направленности; изменилась социальная структура за счет подключения к потребительскому поведению массовых средних слоев. Но дееспособных институтов, на которые могла бы быть возложена задача построения национальной государственности, создать так и не удалось, во многом из-за опасений нынешних элит перед проявлением любой, не санкционированной свыше социально-политической активности. А это означает, что русское большинство оказалось во многом неспособным выполнять традиционную функцию «старшего брата», уступая инициативу в самых разнообразных жизненных сферах нерусским диаспорам. При этом на уровне продекларированных ценностей именно модель «старшего брата» представляется наиболее привлекательной, согласно данным наших исследований лишь от 9 до 12% населения (правда, среди молодежи эти цифры выше) готовы поддерживать лозунги радикального русского национализма, а политически поддерживать радикальных националистов – голосовать за них – намерены не более 4-5% россиян. Неспособность русских к самоорганизации и защите своих национальных интересов по модели «старшего брата» не может не провоцировать вспышки радикального этнического национализма. Однако, как я убежден, модель этнического государства русских (или преимущественно русских) нереализуема именно по причине того, что этническая энергетика русских очень слаба (а откуда ей взяться в условиях тотального распада русской общины) и ее принципиально недостаточно для строительства государства. Отсутствуют актуальные ценности, объединяющие русских (при наличии многих декларативных). А это означает, что «русская Россия», будучи гипотетически созданной, окажется перед теми же центробежными силами распада, с которыми сталкивается последние два десятилетия. Определенные перспективы для идеологического объединения русского большинства вокруг актуальных ценностей я вижу в интеграции национального проекта с социальным, за которым стоит гораздо более высокая энергетичность,  то есть на пути актуального национал-социализма. Это сложный вопрос, нуждающийся в дополнительных исследованиях, но альтернативы ему сегодня не видно.
Лишь сформировав свой собственный социальный проект («русский проект») русское ядро теоретически способно вернуть себе лидирующие позиции в качестве суперэтноса, «старшего брата», в противном случае у русских как у нации будущего не просматривается. Власть в принципе понимает эту дилемму (не потому ли и был подавлен на корню национал-социалистический проект «Родины» образца 2003 г.), но в силу своих корпоративных интересов опасается, что переход от имитационной к реальной политике может ей слишком дорого обойтись. Отсутствие неимитационного общегражданского социально-политического проекта способствует появлению разного рода локальных и региональных «национальных проектов», это форма прорастания социальной активности в условиях, когда общегражданская политика стала своего рода «мертвой  зоной», в которые группы общества не видят ни своих интересов, ни своей значимой роли. Самоопределение граждан в качестве носителей региональной идентичности или в качестве членов «малых групп» использует национальную идентичность на достаточно примитивном уровне – «свой-чужой», характерной для социальных механизмов такого рода, но это реальные процессы самоорганизации граждан, которые происходят скорее вопреки неэффективной политике государства, не способного востребовать их энергию и реализовать их интересы. В этом смысле, разговоры о построении российской нации, ведущиеся со стороны тех или иных правящих элит, конечно, не более, чем декларации, особенно в самые последние годы, когда стало ясно, что интересы общества и интересы элит разделены пропастью. Чтобы построить российскую нацию, нужно разбудить общество, мобилизовать его, а правящие элиты опасаются подобной перспективы, и не без оснований. Эпоха относительного «мира» между властью и обществом, характерная для «нулевых» годов, сегодня заканчивается, ее ресурсы исчерпаны.
Отсутствие цивилизованного дискурса о русском народе и русских ценностях, типичное для новейшей российской истории,  способствует росту псевдоидентичности «по крови», самой простой и архаичной форме идентичности. За эти годы мы наблюдаем общее падение уровня культуры, дистанцирование новых поколений россиян от русской истории и русской культуры, формировавшихся отнюдь не вокруг социально-биологической «русскости», а вокруг того, что можно назвать «русской почвой». Все это приводит к появлению стай «молодых волков», декларирующих себя русскими, но на деле не являющихся носителями русской культуры и русской традиции. «Цивилизованный» русский дискурс  сегодня оставлен, пожалуй, лишь на откуп РПЦ, единственного влиятельного общественного института, содержащего слово «русский». Однако РПЦ пока тоже не справляется с ролью хранителя русской идентичности, будучи чрезмерно вовлечена в политические процессы. Современной российской политике крайне необходима «русская партия», способная противостоять по своему влиянию «молодым волкам» с их русскими стаями. Действительно,  мягкая националистическая риторика занимает все большее место в политической платформе ведущих российских партий. Однако сами эти партии настолько дискредитированы, уровень доверия к ним настолько низок (включая и правящую «Единую Россию»), что для серьезного общественного дискурса этого оказывается недостаточным. Скорее напротив, за счет обращения к национальной риторике, эксплуатации «русской темы» они пытаются хоть как-то поддерживать интерес к своей деятельности. Есть будущее и у либерального национализма. Как это следует из результатов наших исследований, сегодня идеологический фундамент власти держится на негласной коалиции социал-государственников и либерал-государственников. И те, и другие противостоят радикалам – и левых, и либеральных оттенков. Однако эта коалиция носит слишком вялый, скорее охранительный характер. При возможной трансформации российской политики в более мобилизационное русло естественна и трансформация коалиции в социал-националистов и либерал-националистов, умеренные политические силы, заинтересованные в завершении процесса создания национального государства, способные как договариваться, так и соперничать друг с другом.
Пока же можно констатировать определенную растерянность российской элиты перед вызовами со стороны русского национализма. Как я уже отмечал, националистический проект, связанный с именем В. Путина, оказался реализован, но не принес ожидаемых результатов, породив новые проблемы и противоречия. Причем эта растерянность касается как собственно «русской» части проекта, так и «нерусской». Судорожные попытки властей как-то отреагировать на проблемы неконтролируемой миграции, введя те или иные запретительные меры, носят явно косметический характер, затрагивая наиболее бедную и трудовую часть диаспор, но совершенно не затрагивая реальных воротил от бизнеса. Особенно сложной выглядит проблема в мегаполисах. Ограничивая «на показ» в расчете на популизм права мигрантов, власть другой рукой расчищает для них пространство, прекрасно понимая, что без них ей не обойтись.  В тупик зашла и политика властей по формированию «симметричной Федерации» - всем понятно, что власть давно утратила контроль над событиями в Северо-кавказском регионе и скорее «плывет по течению», стараясь лишь не допустить каких-то радикальных событиях, способных всерьез подорвать ее авторитет в стране и в мире. Пока формируется «ассиметричная Федерация», в которой права Рамзана Кадырова никак не сочетаются с правами губернатора рядового российского региона. Власть не способна защитить права русских на окраинах своего государства, да и похоже, что и «махнула рукой» на эту проблему. Это означает, что никакого долгосрочного, стратегического видения будущего национального устройства у властей нет, а сохранять стабильность при нынешней политике тоже долго не удастся. Отсюда – растерянность, глубокий страх перед «русским национализмом» как непонятным и неподконтрольным явлением, в сочетании со стремлением  «сохранить лицо», не показать слабости. Декларируя на словах намерения интегрировать диаспоры в социально-политическую жизнь России, способствовать их русификации, на практике власть для этого почти ничего не делает. Коррумпированным кланам, в том числе и из правоохранительных органов, намного удобнее иметь дело с диаспорами, одновременно располагающими большими деньгами и влиянием, и уязвимыми с позиции права, и нынешнее положение дел их по сути совершенно устраивает. То же касается и фактического «суверенитета» ряда северо-кавказских образований, где при участии федеральных властей происходит интенсивная распилка бюджетных средств. Такова же и двойственная политика в отношении русских националистов. Конечно, сам В. Путин – тоже в чем-то националист по своим взглядам, но его «корпоративный национализм» совсем не похож на национализм уличных националистов. И его «жест» в их адрес, конечно, связан лишь с его стремлением «не отстать» от стремительного развития событий, суть которых властям остается во многом непонятной. Вероятно, среди близких к власти группировок, есть и те, кто готов пойти на значительно большее сближение с националистами, и  сделать на них ставку в противостоянии с «либералами». В частности, таковым многие считают влиятельного И. Сечина. Однако сложный баланс между различными группировками, конечно, не предполагает однозначной ставки на какую-то одну из них. Но и для «группировки Сечина» русский национализм – это не цель, а средство, рассчитанное на чисто охранительные цели удержания своего влияния в политике и бизнесе. Никаких признаков стратегической программы в их действиях незаметно.
Что же касается Министерства по делам национальностей, то в современной России, без сомнения, должна существовать сильная, в первую очередь, аналитическая структура, способная отслеживать на практическом, а не академическом уровне процессы в сфере межнациональных отношений. При всей слабости упраздненного Госкомнаца, там были сильные специалисты и анлитики. В частности, именно им мы обязаны некоторыми достижениями (на фоне и многочисленных провалов) в национальной политике 90-х,  связанными с подписанием Федеративного договора. Занимаясь в последние годы проблемами диаспор, мы столкнулись с катастрофической нехваткой компетентных аналитиков, пожалуй, лишь отдельные журналисты сегодня хоть что-то знают об этом комплексе проблем. Академическая наука пока совершенно не в состоянии практически осмыслить происходящее в горячих российских регионах, почти ничего не знает о механизмах национальной самоорганизации как русского большинства, так и нерусских диаспор. Такого рода централизованная аналитическая структура не обязательно должна иметь статус министерства, но она должна быть наделена правами и ресурсами существенно большими, чем ими располагают сегодня академические специалисты по национальному вопросу.