Растения

Тебя нашли маленькие дети, играющие в лесу. Нашли и развлечения ради посадили у себя в самом конце огорода, рассчитывая, что ты вырастешь и будешь возвышаться над крышами. Но ведь это же дети. Они сделали свое и тут же забыли о твоем существовании. Променяли на такое же недолговечное увлечение. Потом вообще уехали в свой полный событиями город. Осталась лишь одна девочка, я. Меня лечили свежим воздухом и наотрез отказывались брать домой до окончания лета. А лето только начиналось, а к своим тянуло. Да и не то чтобы тянуло, просто не хотелось загибаться от скуки в этой пыльной, пресной деревне. Мои робкие намеки нарочно никто не слушал, и тогда я применяла единственный доступный мне способ — дулась и уходила из дома «навсегда». Когда все мои побеги остались без внимания, стала обижаться по-настоящему. Очень расстроенно гуляла и однажды, не уследив за шагами, ткнулась носом в прохладную землю. Я села и уже собралась было зареветь, даже выдавила несколько горьких капель, как уперлась взглядом в крохотное непонятное растение. Свежая память мигом подсказала события последних двух недель. Я вспомнила тебя и нашла себе лекарство от скуки. Ты вновь стал увлечением, и на этот раз никто не собирался тебя забывать. «Я буду о тебе заботиться», - не знаю, слышал ли ты мое обещание, но вот нарушать его помогал мастерски.
Ты рос очень своенравным и упрямым. Ты поступал только так, как приходило в твою зеленую голову, никогда не считался с моей, более умной. Что скрывать, отвратительное растение. За все время ты ни разу не покачал благодарственно листьями в мою сторону. И всем видом ясно показывал свою независимость и бессмысленность моих стараний. Ты гордо тянулся вверх, отталкивая мою руку. Я помню, как старательно полила тебя из пластиковой кружки. Ты возмущенно забулькал и презрительно отвернулся. Наверное, в тот момент мне надо было плюнуть и отвернуться, но я виновато начала целовать твои зубчатые листочки. Ты отдергивал их от моего лица и будь у тебя ноги, я уверена, убежал бы.
- Можешь, уходи! Давай, я не держу тебя!
Ты не ушел, а я счастливо засмеялась. Я понимала, что это издевательство над тобой. Но мне уже хотелось показать свою власть, сказать: «Ну что, понял, жалкое растеньишко, кто здесь хозяин?» И так нравилось чувствовать себя силой, что в моих действиях стало больше проступать самодовольства и желания сломить тебя, чем заботы. Наверное, именно тогда, хоть и не понимала этого, я перестала вести себя как друг. И вскоре бросила тебя.
Однажды утром приехал дядя и сказал бабушке, что забирает меня. Он сказал что-то еще, но я не слышала – меня отправили подальше. Наверное, бабушка очень не хотела со мной расставаться, потому что плакала и приговаривала: «Деточка моя, что же это такое». Я обещала вскоре вновь приехать, но это не помогало. Впрочем, бабушкины слезы меня особо не волновали, бабушки всегда переживают по пустякам. Главное, что я ехала домой и немедленно! Я так спешила, что о своем растении вспомнила в последнюю минуту и не успела попрощаться – дядя торопил. Быстрые прощания, мокрые щеки, и вот хлопнула дверца, я в машине. Едем.
Жарко, пытаюсь открыть окно, не получается, оглядываюсь на дядю, открываю рот…
- Пожалуйста, можешь ничего не говорить?
Так резко он никогда раньше не отвечал. Я открываю пару раз рот и отворачиваюсь. От обиды мне хочется плакать. Я снова поворачиваюсь, но дядино лицо как-то странно дергается. Будто это я его обидела, будто это он собрался заплакать. Это странно. Вспоминаются бабушкины слезы, все это очень странно. Хочется спросить, но мне велено молчать.  Я думаю о плохом, я дуюсь, я смотрю в окно.
Дома меня не встречала мама. Дядя прошел со мной в комнату и кивнул в сторону кресла. Мама сидела там, уткнувшись в подлокотник. Когда мы вошли, она подняла голову и долго посмотрела на меня.
- Милая, нам придется теперь жить одним. Я и ты. Я и ты.
Я вспомнила, как это бывает в сериалах, которые смотрит бабушка.
- Папа плохой? Он ушел  к другой?
- Нет, нет, что ты. Папа хороший, просто он…
Я снова вспомнила сериалы.
- Он умер?
- Да.
Я плохо знаю, что такое смерть. У нас до этого никто не умирал. Я знала, что когда человек умирает, его больше никто не видит, и поэтому все плачут. И дядя кусал пальцы и тер глаза, мама тихо всхлипывала, а у меня ничего не получалось. Я сидела на полу и пыталась вести себя, как положено, пыталась плакать. Слезы шли, но лишь мелко, совсем незаметно. Я устала, на меня никто не обращал внимания, и я соскучилась по своей комнате. Там не надо плакать, там мои игрушки, я туда. Один лишь раз заглянул дядя. И через мгновение, в другой комнате его голос сказал маме:
- Ей как будто совсем все равно
- Она же маленькая. Придет время и все это скажется на ней. Она все почувствует во сто крат сильнее. Лучше бы ей было и потом все равно.
Значит, мои слезы придут ко мне позже. Я сделала плохо, но сейчас этого еще не понимаю. Я расплачусь за то, что сейчас не переживаю. И мне будет очень-очень плохо.
Я легла на спину и засмотрелась на шашечки потолка. Когда же наступит это «очень плохо»?
Мама была другой следующие три недели. Ходила мимо меня с серым лицом, но чаще лежала на кровати, изредка лишь подскакивая, чтобы подбежать ко мне и обнять со словами: «Потерпи, скоро все вернется, просто мне очень тяжело».
Мама мне не очень нравилась такой странной, и когда это стало понятно, было решено вновь отвезти меня к бабушке. Теперь я ехала гораздо охотней: по крайней мере, бабушка все время разговаривает, и я не буду чувствовать себя ненужной. Так и оказалось.
Бабушка будто знала, что мне сейчас нужно. Она всегда относилась ко мне с лаской и нежностью, но сейчас любви в ней было столько, будто не виделись мы сто лет, и ей некому было дарить свою заботу. Со мной бабушка была активна и улыбчива, только при соседках вздыхала: «Мать слабая совсем, с собой ничего сделать не может и дочку забросила». С ней я поняла, что я еще совсем маленькая и глупенькая, что за мной надо ухаживать. Привыкла – мне понравилось. И казалось, что только меня надо оберегать.
Потому о тебе опять все забыли. Когда я приехала, мне и в голову ничего не стукнуло, будто не было тебя никогда. Так бы ты и жил, не пошли меня бабушка собирать цыплячьи головки одуванчиков. Выполняя наказ,  я переползала на корточках и чуть не придавила тебя рукой. Увидела и отложила старую корзину.
- Я даже имя твое не знаю. Растение, это я, я ухаживала за тобой и поливала тебя. Ты все еще не любишь меня?
Ты все еще не любил меня.
- А вот знаешь! Мы еще посмотрим, сколько ты проживешь без меня! Ты подрос, наверное, тебя бабушка поливала. Но я ей скажу, чтобы она больше не ходила к тебе, и вот тогда мы посмотрим!
И я плюнула на твои яркие зеленые листья и продолжила собирать одуванчики.
Следующие дни я ходила смотреть, как ты умираешь. Но ты не засыхал и не съеживался. Я обвиняла во всем недавний дождь, но бабушка сказала, что ты давно уже не нуждаешься ни в чьей помощи. Тогда я решила выполоть тебя, когда ты станешь большим и сильным. Чтобы ты понял – я все равно сильнее. Чтобы ТЕБЕ было очень плохо.