Диссиденты
Привычка не касаться некоторых тем у нас на всю жизнь. Язык жестов – глаза, поднятые вверх – и все сотрудники затихают. Знают. Что начальство. Легко постучать кулаком по столу – стукач, лишнего не говори.
Но раз уж Вячик попросил, расскажу, как на духу.
Комната Вячика все больше стала напоминать подпольный марксистский кружок. Приходили какие-то молодые люди. Сначала незаметно. Потом и при нас пару раз.
Помню совсем юного морячка-курсанта. Очевидно, это была их первая встреча. Вячик покосился на нас, рисующих, но уселся с гостем в уголочке. Говорили вполголоса. Порасспросил морячка, пытаясь определить уровень развития. Потом дал список литературы для изучения, что меня удивило практически ту же, что и нам в институте давали, только обширнее - первоисточники К.Маркса и Ленина, Энгельса.
Затем при нас состоялась их вторая или третья встреча и опять мы оказались свидетелями. Они обсудили прочитанное. Говорили негромко, но многое мы поневоле слышали. Им было интересно! И что еще удивительнее – и мне тоже. Даже очень.
Помню, что меня ужасно возмутил тот факт, что дети в будущем будут воспитываться не матерями, а лет с пяти в коллективе воспитателями. Такого пережить не могла и позже не раз возмущалась, спорила с Вячиком.
А в институте… От первоисточников по возможности отлынивали вообще.
Историю КПСС читала перед экзаменом на ночь, засыпала на первых пяти минутах. Всегда. Когда кто-то от сокурсников пожаловался на бессонницу, рассказала о своем способе – а ты Капитал читать пробовал? (В зависимости от курса название книги менялось). А уж если под подушку положить… И пробовали. И всем помогало. Поголовно. Еще и благодарили.
Перед экзаменом по истории на меня мандраж нашел. Ничего не учила. Ребята, шутя, попросили Вячика быстренько за пару часов меня подготовить.
Вячик серьезно ответил, что порассказать-то он может. Только вот все, что нельзя. Сразу вылечу из института.
И тут же разоблачил фальсификацию в нашем учебнике и самой истории. На мои вопли и возражения доставал с полок томики Ленина и другие общедоступные книги, где легко находил подтверждения своим словам.
Кстати, запомнилось очень четко.
Если некоторые факты вызывали сомнение, позже об этом открыто писалось и говорилось.
Во время прогулок, а ходили мы много и подолгу, зашла речь об этой стороне деятельности Вячика. Сам же он почему-то не ходил с нами. Помню, как пару раз обсудили происходящее с Толиком Гланцем. Причем, он слово в слово повторил мою фразу. Что и ему жилище Вячика стало напоминать ленинские дореволюционные кружки.
Все дружно посмеивались над этим. Но так же и признавали, что другого такого удивительного знакомого ни у кого из нас нет.
Было тревожно и волнительно. Почему-то у меня в ушах стояла фраза: «Буря. Пусть сильнее грянет Буря!»
Когда сказала Коле, он тут же назвал другие строки какого-то французского поэта.
Стало тревожно и срабатывал инстинкт самозащиты. А вскоре я перестала там бывать. Мы с Колей расстались. А без него не ходила.
И теперь уже я, как раньше Малыгин, с тревогой спрашивала, не бывает ли Коля у Вячика. И просила присмотреть за ним. Чаще всего Игоря.
***
Это теперь я говорю, что далека от политики. Для окружающих до анекдота. А в те годы мы все бурно обсуждали то ссылку Солженицына, то невозможность выехать Пастернаку за получением Нобелевской премии, то клеймили позором Евтушенко, то сразу прощали ему всё за единственное стихотворение. Позже танки в Праге.
Сходились из-за одинаковых пристрастий и расходились навсегда едва не врагами.
Вообще все обсуждали. Мы же еще юными были. Спорили самозабвенно. Везде – на улице, в трамвае, в кафе.
Засиживались допоздна друг у друга. На кухнях шли самые задушевные разговоры, а застолья были милее парадных приемов в комнатах. Столовых, гостиных у нас за редким исключением не было. Говорили так – в большой комнате, в маленькой…
Свидетельство о публикации №211091300223