Отходники

      Сознание возвращалось медленно, неохотно… Не открывая глаз, Максим пытался собрать в одно целое мысли, которые хаотически путались и переплетались. Дико болела голова. Ему казалось, что к затылку приложили горячую головню, которая прожигала его насквозь. Собравшись с силами и с трудом повернувшись на бок, Максим высвободил руку и прикоснулся к затылку. Боль едва не лишила его сознания вновь. Он ощутил, что пальцы коснулись какого-то липкого месива, поднёс их к лицу и приоткрыл глаза. Пальцы были в красных сгустках.
  Максим хотел оглядеться, но для этого нужно было сесть или хотя бы привстать. Но это было выше его сил, а в поле зрения его, лежащего на боку на холодной земле, были только стволы деревьев. Значит, в лесу… Но если глаза не могут помочь, то, может быть, помогут уши? Максим прислушался. Вот невдалеке порхнула и свистнула какая-то птица. Это хорошо! Это значит – он слышит. Надо лежать и слушать. По звуку машин можно определиться, в какой стороне дорога и далеко ли она.

   Трудно сказать, сколько времени прошло, ориентацию во времени Максим потерял. Но вот, как сквозь сон, он явственно засёк далёкий звук мотора. Шла тяжёлая машина, похоже – КАМАЗ. Звук всё приближался, нарастал, наконец, прогрохотал совсем близко, просверливая болью мозги, и начал постепенно удаляться. Этого было достаточно, чтобы определиться, что дорога – рядом, за деревьями, что надо только преодолеть эти несколько десятков метров поросшей чахлой травой земли с небольшими лужицами от недавнего дождя.
Максим осторожно перевернулся на живот и приподнял голову. В глазах плыли красные, зелёные круги, но он успел, прежде чем закрыл глаза, выбрать ориентир – толстую берёзу метрах в десяти, как раз в том направлении, где была дорога. Не открывая глаз, Максим осторожно пополз на животе. Хорошо, что руки и ноги всё же слушались. Плохо, что сил не было. Ему казалось, что он преодолел уже немало, что берёзу уже можно потрогать рукой, но когда вновь открыл глаза, то берёза стала лишь чуть ближе. Он понял, что не столько полз, сколько беспомощно, как раздавленная лягушка, шевелил руками и ногами. Вновь закрыв глаза и собрав в кулак всю волю, Максим рванулся вперёд. В разбитой голове заколотили тяжёлые молотки, но он упорно скрёб и скрёб по мокрой траве скрюченными пальцами, отталкивался ботинками.

   Когда в очередной раз он открыл глаза, берёза была почти рядом. Но она уже не интересовала Максима - впереди, в красно-зелёном тумане он разглядел подъём и возвышающийся над ним столб с указателем километров. Дорога!
Реальное ощущение спасения прибавило сил. Преодолев кромку леса, Максим сполз в кювет, боясь только скатиться и удариться головой. Спустись удалось, гораздо труднее было выбраться наверх. Столб был совсем рядом, над самой головой, но руки коряво загребали гравий, пытаясь поднять наверх тяжёлое беспомощное тело. Последним неимоверным усилием Максим выбросил вверх руку, намертво вцепился в металлическую трубу, вытянул к столбу непослушное тело и замер, потеряв сознание…
 
   Ещё полтора года назад спокойно и размеренно текущая жизнь Максима Николаевича, учителя истории и географии в восьмилетней сельской школе, не предвещала никаких грозных перемен. Закончился очередной учебный год, впереди был долгий двухмесячный отпуск, бесконечная работа на собственном огороде, сенокос, запланированный ремонт террасы у старенькой, оставшейся от родителей избы, где жил он с женой и сыном - шестиклассником. И вдруг – чёрное известие: его школа прекращает свое существование. На собрании их маленького коллектива директриса со слезой в голосе объявила, что их школа ликвидируется как нерентабельная. «Странно, - подумал тогда Максим, - а разве школа может быть рентабельной? Разве школа, как ресторан или магазин, может приносить прибыль? Какая глупость!»
   Сельский сход по вопросу закрытия школы прошёл без лишних эмоций. Народ уже привык к тому, что вокруг постоянно что-то умирает, рушится, перестаёт существовать. И отпуск Максима, вместо двухмесячного, стал бессрочным. Средств на переезд не было, да и жене-агроному в городе делать было нечего. Максим заработал несколько тысяч рублей на продаже клюквы, которую без устали весь дождливый сентябрь он носил из болота. Чавкая и хлюпая болотными сапогами в чёрной торфяной жиже, он ползал между моховых кочек, собирая каждый раз по ведру отборной красной клюквы.
   На эти деньги, при собственном хозяйстве можно было прожить пару-тройку месяцев, но дальше… Работы для отставного учителя в умирающем колхозе не было, несмотря на то, что Максим работы не чурался и интеллигента из себя не строил. В сорок лет не поздно было и начать какое-то собственное дело, но при полном отсутствии стартового капитала что-то придумать выгодное для себя в этом захудалом селе – это Максим считал нереальным. Работать в колхозе – это ещё не значит кормить семью. Не только рядовые колхозники, но даже и специалисты получали не зарплату, а нищенские крохи, да и то от случая к случаю.
Мрачно и скучно прошёл для Максима его первый «зимний стойловый период», как он сам невесело шутил. Это была первая зима, когда проводя день за днём дома, он решительно не знал, чем себя занять. А его школа, стоявшая почти напротив его дома, как холодный безжизненный памятник напоминала о прежней, полноценной, активной жизни. Но всё проходит, подошёл и конец зиме. Весна побудила Максима, ещё сохранившего энтузиазм и энергию, вновь начать искать своё место под солнцем.

   Однажды в мае к Максиму зашёл его бывший коллега по школе, физрук Алексей, который ещё в прошлое лето, сразу же по закрытии школы, уехал жить в тёщин дом, в райцентр. Он приехал, чтобы помочь родителям посадить картошку, за пару дней управился с делами и собирался уезжать. В последний оставшийся свободный вечер перед отъездом Алексей и навестил Максима, прихватив с собой пол-литра. Принеся из дома солёных огурцов, хлеба да наспех сварганенную яичницу с салом, друзья устроились во дворе за дощатым столиком под пышной цветущей черёмухой, из которой ошалевший от весенней яри соловей выдавал неописуемые коленца.
   О многом переговорили за этот вечер бывшие коллеги - учителя. Перемыли кости правителям нынешней России-матушки, которые бросили на произвол судьбы, на голодную гибель деревню да и сельское хозяйство в целом, как и школу, образование. И не водка была тому причиной – высказаться мужикам надо было, да некому. Не женам же в подолы плакаться!
   Как выяснилось, Алексей зиму работал в Подмосковье, строил бани для толстосумов. Его подтянул к этой шабашке знакомый плотник, который уже несколько лет занимался этим промыслом.
     - А ты забудь про диплом! - увещевал Алексей. - Сегодня он не даст тебе никаких средств к существованию, а жить-то надо. Хочешь заработать – поехали со мной! Золотые горы не обещаю, но те гроши, что мы с тобой за год в школе зарабатывали, там за пару месяцев возьмёшь. Топор не разучился в руках держать?
     - Руки на месте, не беспокойся! Ты мне лучше вот что скажи: ты где работу ищешь? На трассе стоишь вместе с толпой узкоглазых гастарбайтеров? Так я на такое унижение вовек не подпишусь, лучше с голоду сдохну!
     - Вот это ты, Максим, зря! Достоинство и мы при себе держим. Искать теперь работу мне нужды нет. Как поставили одному тузу шикарную баню, раза в два побольше твоей избы, так теперь от его знакомых отбоя нет. Он свою братию туда без устали таскает, ну и нашу работу этим рекламирует. Вот через пару недель поеду на новый объект. У меня сейчас отпуск, пока бригадир наш занимается поставкой леса на объект.
     - Слушай, Лёш, я по-деревенски топором, конечно, работать могу, но в высококлассные плотники меня рано записывать.
     - А это и не нужно! Никто тебя деревянные скульптуры вытесывать не поставит. Не так всё это и сложно, не преувеличивай.
     - Хорошо, Леша, свяжись с бригадиром. Возьмёт – поеду…

   Ночью Максим рассказал о своей задумке жене. Александра разволновалась:
     - А как же дом, хозяйство? Да и Витька лето без отцовского глаза как беспризорник проболтается.
     - Вот мы его к хозяйству-то и приставим. Пора уж и приучать, в деревне живёт.
     - Кто приставит – ты? Ты укатишь, а мне тут с ним…
     - Всё, вопрос решён! Нет другой работы и зарплаты нет, а жить надо. Испокон веков мужики сельские в города на заработки, в отход ходили.
     - Тоже мне, отходник нашёлся! А справишься, не опозоришься среди других-то работяг? Чай, учитель, белая кость…
     - Не мели, нашла белую кость! Я из деревни-то уезжал только на пять лет, пока в институте учился. Ладно, картошку посадили, сена для козы на зиму купим, а летом сама прокормится. Управимся!

   Не обманул Алексей, позвонил, вызвал на работу через две недели. А то Максим уже, грешным делом, засомневался, мол, потрепался дружок по пьяному делу да и забыл. Проворно собрал Максим рюкзак, дал наказ сыну, чтобы помогал матери – и в райцентр. Долгих пятьсот километров трясся он в стареньком микроавтобусе вместе с Алексеем и ещё двумя незнакомыми мужиками. Глубокой ночью они заехали за высокий глухой забор и, усталые, повалились спать в строительном вагончике, разостлав прямо на полу засаленные матрацы.
Утром вышел Максим из вагончика, огляделся… В красивом сосновом бору укрылся русский терем в три этажа, сложенный из оцилиндрованного бревна золотистого цвета. Фронтон и окна изукрашены прорезной резьбой тонкой работы, высокое ступенчатое крыльцо – как маленький теремок, пристроенный к основным хоромам…
     «Да-а, живут же люди! - скорее с сарказмом, чем с завистью подумал Максим. - Разве честным трудом, на зарплату, такое себе построишь? И ведь красного петуха не боится ворьё, из дерева строят особняки, знать, территория охраняется…»
   Не ошибся Максим, за всё время работы охранники в голубых камуфляжах за ворота никого из членов бригады, кроме бригадира, так и не выпустили.
 
   Работали мужики как проклятые, с рассвета до темноты. Никогда не видел раньше Максим таких бань. Парная, помывочная, комната отдыха, бильярдная, раздевалка, туалет… Строили по-настоящему, из цельного кругляка. Правда, Максим, когда начали рубить сруб, подивился, что мужики с благословения бригадира пазы на брёвнах режут бензопилами, но промолчал, лишь вечером потихоньку спросил Алексея.
     - А ты не вспоминай двадцатый век. Сейчас никто по старинке топориком не рубит! – ответил тот. - Ты видишь сам, хозяин денег не жалеет. Разве стал бы я из оцилиндровки себе строить дом? Да ведь у такого бревна ради стандарта и красоты весь самый прочный слой срезан. Открыто бревно для любой сырости и заразы, сгниет через десять лет, а может, и раньше.
   Но в остальном строили на совесть, сруб клали по-настоящему, на красный мох, и конопатили от души. Лишь однажды Максим спросил строгого, серьёзного бригадира:
     - Сергеич, сруб-то свежий. Бревно усохнет, мох повалится. Надо ли сейчас конопатить?
Не осерчал бригадир, ответил спокойно:
     - Я хозяину говорил. Но тот требует сделать быстрее, говорит, на следующий год наймет людей повторно проконопатить, после усадки. Его дело!
По условиям договора бригада должна была вывести баню под крышу и накрыть кровлю. Мужики ещё устанавливали стропила, а проворный бригадир уже подвозил зелёные листы металлочерепицы, чтобы не было простоя.

    Наконец, работа была окончена. Максим впервые увидел заказчика, скромного прилизанного господинчика в чёрном костюме и сияющих туфлях, который в окружении свиты выбрался из «мерседеса», осторожно, чтобы не запачкать ноги, наскоро прошёлся по свежесрубленным банным апартаментам и удалился, оставив своего представителя для расчетов с бригадиром.
   Свою честно заработанную пачку долларов Максим надёжно зашил в потайной карман куртки. Жарко летом в куртке, да зато «заначку» не видно. Вечером всей бригадой отметили окончание работы, а утром спозаранку подъехал всё тот же микроавтобус. С погрузкой мужики не задержались, быстро и охотно забрались в салон вместе с пожитками. Весело ехали, радостно. Не огорчило их даже то, что через сотню километров микроавтобус встал.
      - Генератор полетел! - огорченно объявил водитель.
     - Закосил, стервец! - прошептал Максиму Алексей. - Он москвич, не хочет ехать в такую даль.
     - Плевать на него, сами доберёмся! – Максим забрал свой рюкзак и принялся «голосовать». Но ни одна машина не останавливалась возле группы мужиков, поэтому было принято решение разделиться. Мужики разошлись подальше друг от друга по дороге, Максим и Алексей пошли вместе.
 
     Спустя полчаса они вдвоём уже ехали в попутном УАЗе-«буханке». Там трое молодых здоровяков в футболках лихо хлестали картами по чемодану, не менее лихо поглощая пиво в жестяных банках. Последнее обстоятельство вынуждало их  периодически останавливать машину и удаляться в ближайшие кусты.
   Друзья играть в карты не стали, но от предложенного пива не отказались. Чтобы не оставаться в долгу, попросили водителя остановиться у ближайшего магазина, купили литровку водки. Выпили с новыми знакомыми – попутчиками. Завязался разговор, в ходе которого Алексей и ляпнул, что они едут с шабашки.
     - Так хоть заработали ли? – поинтересовался один из новых знакомых.
     - Да какое там, кинули нас по полной программе! – ответил Максим, успев толкнуть локтем в бок захмелевшего Алексея, и стал на ходу сочинять историю. Мужики сочувственно поддакивали…
   В очередной раз остановились, чтобы сбегать «до ветру». Максим стоял спиной к дороге на кромке леса, расстёгивая брюки, как вдруг услышал, как вскрикнул Лешка. Он хотел обернуться, но не успел. Его голова взорвалась какой-то дикой ослепляющей болью и темнотой…

    Максим пришёл в себя, с трудом ощупал куртку. Потайной карман был пуст. «Съездил на заработки, отходник!» - мелькнула горькая мысль. «Лёшка, где же Лёшка!» - ударила в висок мысль не менее горькая. Максим вспомнил этот жуткий, неожиданный лёшкин вскрик и понял, что Лёшка не избежал такой же участи.
Он долго лежал возле столба, приподнимая руку каждый раз, когда приближался звук автомашины. Иногда машины замедляли ход, проезжая мимо, но не останавливаясь. Когда Максим в очередной раз потерял сознание, возле него остановилась «тойота». Не выходя из машины, через открытое окно коротко стриженая брюнетка рассмотрела кровь на его голове и достала из сумочки мобильник:
     - У него голова разбита, может ещё живой!
     - Ты что, дура, хочешь целый день в милиции показания писать? Убери телефон, тебя же сразу вычислят! – заворчал на неё мордатый, с гладко выбритым черепом, водитель. Брюнетка спрятала телефон, машина рванула вперёд…

    Из протокола осмотра места происшествия: …на … километре автодороги, на обочине обнаружен труп мужчины возрастом около 35-40 лет… Первоначальным осмотром установлено, что у трупа раздроблена затылочная часть головы, иных телесных повреждений при поверхностном осмотре не обнаружено. В пятнадцати метрах от трупа… возле кромки лесного массива обнаружен второй труп мужчины с 2 ножевыми ранениями…


Рецензии
Пока по сюжету только несколько слов.
Уж, слишком современно как-то, мрачно...
и нелепо.
Хотя, вполне возможно, что из жизни.
Обязательно ещё приду читать.
С интересом, искренне,
Татьяна Аерьянова

Татьяна Аверьянова   30.10.2011 01:04     Заявить о нарушении
Мрачновато, согласен, но не надуманно. Уж поверьте бывшему менту!

Проскуряков Владимир   30.10.2011 07:28   Заявить о нарушении
Добрый вечер, уважаемый Владимир!
:)) … - из «бывших», значит? Как не поверить?!
Ну, а я – из отходников. И тоже ‘бывших’. Дедушка мой был отличным плотником и уходил на заработки на время, свободное от полевых работ. Однажды, возвращаясь домой пешком в весеннюю распутицу, сильно простудился… хворал недолго и ушёл в мир иной. Это было лет за пять до войны ещё.
Теперь Вы понимаете, почему я выбрала именно эту Вашу работу. И… ожидаемое не совсем, а вернее – совсем не совпало с тем, что я прочла.
Желаю успехов в творчестве и освоении сетевого пространства!
С уважением,
Татьяна Аверьянова
P.S. Благодарна Вам за письмо, утром я на него ответила. Но, учитывая, что не всегда хорошо работает почта, отправленная через портал «Проза.ру», хотела бы знать, прошёл ли мой ответ.
Т.А.

Татьяна Аверьянова   30.10.2011 21:42   Заявить о нарушении
Спасибо, я получил и ответил.

Проскуряков Владимир   31.10.2011 06:10   Заявить о нарушении