Лилия Белая Глава26 Война

ГЛАВА 26


Уже несколько ночей Ядвига во сне летала. Беззаботно смеясь, она непроизвольно взмахивала призрачными руками и медленно поднималась ввысь к тому, о котором ранее даже и мечтать не смела. Уж очень красив Сашенька Найденов! Очень! И еще он самый настоящий студент института, а это звучит гордо. Студент! Грациозно вальсируя между трепещущими верхушками многотысячелетних деревьев, девушка подняла к небесам искрящиеся восторгом глаза и с восхищением увидела, что ее ненаглядный привольно восседает на легком перистом облаке и ласково манит ее, недостойную дочку «врага народа», тонким изящным пальцем. Он нежно улыбался, и белоснежные его зубы соперничали с белизной этой воздушной перины, сотканной, казалось, из мельчайших капелек колхозного молока. А еще говорят большевики, что нет Бога! Кто же тогда сотворил это лазурное бесконечное небо и эту беспредельно прекрасную твердь, на которой ей суждено было родиться?

– Касатка моя, – ласково прошептал Александр, и одинокая сверкающая слезинка медленно скатилась по его бледной алебастровой щеке, – я никогда не забуду тебя, Ядя.
«Как необычно, – ласточкой взмывая к небесному молочному кружеву, не переставала ликовать Ядвига. – Вроде бы, я не слышу возлюбленного, но понимаю, о чем он говорит. Но отчего любимый плачет»?
– Иди ко мне, – неторопливо встал на ноги ее земной нареченный и превратился в небесного ангела. – Не сопротивляйся, иди ко мне, ведь там, в необъятной России, тоже разгорелся пожар.               
– Пожар? – не поверила диковинному оракулу девушка. – По всей России? Но она же очень большая!
– Большая, – постепенно тая, покорно согласился с летуньей небесный житель. – Большая.

– Война! – страшно закричал кто-то над ее ухом. – Война! Ах, будь она проклята!
– Прроклята! – согласился с кем-то всезнающий черный ворон.
– Что? – не поняла ничего Ядя. – Какая война? Вы так нехорошо шутите?
Она широко распахнула возмущенные глаза, и тупо уставилась на плачущую мать, будто приклеенную к побледневшему Антону.
– Антошенька, – рыдала Лилия, вцепившись в единственного сына, – неужели ты тоже нас бросишь? Не пущу, слышишь, не пущу!

– Куда все, туда и я, – крепко прижимая к себе Улюшку, холодно произнес молодой Мороз.
– Но они убили твоего ни в чем не повинного отца! – Уля захлебывалась слезами.
– Утрро! Бррест! Гитлерровцы! Черррррти! – снова прокричала взъерошенная птица.
– Родина у всех одна, даже у «врагов народа», – патетично произнесла Анна.
– Фашисты нарушили договор? – не поверила родным и праздношатающемуся глашатаю Ядя и зачем-то выглянула в окно.

– Да, – по-детски всхлипнула Ульяна. – И у меня нет оснований не верить Кирку.
– А разве до сих пор никто о нападении не знает? – ахнула Ядвига.
– Виссаррионович рробеет, – встрял в разговор ворон. – Скорро, скорро прровозгласят прро рразгррром.
– Я иду на фронт, – внезапно заявила Анюта.
– Ты уж извини, но я – тоже, – решительно отстраняя от себя мать, проговорил Антошка.

– Скорее всего, тебе дадут бронь, – осела от ужаса Уля. – А ты, ты – особа женского пола и тебе не обязательно…
– Обязательно, – перебила повергнутую в ужас Уленьку Анна. – Не зря я работала в больнице, с приемами первой помощи знакома, так что завтра поступлю на курсы медсестер, экстерном окончу их и….. куда Бог пошлет.

– Или партия, – скривила в болезненной усмешке губы Ядвига.
– Но в СССР много дипломированных медиков, – не надеясь на положительный результат, продолжала настаивать Улюшка. – Неужели ты оставишь меня одну?
– У тебя есть Ядя, – отстраненно проговорила старшая, упрямая, как отец, дочь. – Не трать понапрасну силы на уговоры, мама, я не изменю своего решения!

– Боже мой, – опустилась на стул сраженная горем женщина. – Неужели продолжаются мои испытания?
– Фашисты! – ворвалась в дом, будто оглушенная, Полина, за спиной которой маячили Наталья и девочки. – Меня и раньше предупреждали с того света, но я не придала их словам большого значения! А правительство до сих пор молчит. Кстати, где этот хвостатый предатель, удравший от меня чуть свет?

– Пррости, – засуетился на печи Кирк.
– Благодаря мне сорокинцы узнали про нападение проклятых нацистов, – зыркнула на Антона цыганским глазом Танюшка.
– Они уезжают, – пожаловалась на детей Уля. – Они оставляют меня одну. Как я буду без них жить?
– Кто уезжает? – не поняла Натальюшка.
– Анна и Антошка, – влезла в разговор Ядвига.

– Мама, – укоризненно прошептала Анюта.
– Смирись, – тяжело осела на табурет Полюшка и утомленно прикрыла глаза. – От судьбы не уйдешь.
– Им больше всех надо? – не согласилась с названой сестрой Наталья. – Иногда необходимо думать и о себе.
– Согласен, но не имею права, – неожиданно набычился Антошка.

– Будешь защищать власть, которая тебя осиротила? – зло прищурилась Полина.
– Буду защищать Родину, – возразил ведьме Мороз.
– Прравильно говорришь, – поддержал молодого хозяина мудрый ворон.
– Я буду молиться за тебя, – подала слабый голос Натальюшка. – И за Анюту тоже. Господь милосерден.

– Спасибо, – улыбнулась польщенная доверием любимой тетки старшая племянница. Еще б не улыбаться, эта ее единственная тетка – самая настоящая ведунья, все знает, а значит, ничего плохого с ними не случится.
– Молиться? – неожиданно затряслась от возмущения Поля. – Я сутками молюсь за Петеньку, но его мне не возвращают!
– Перреживает! Умиррает! Ррыдает! – подтвердил ее слова Кирк.
– Успокойся, – положила на худенькие плечики названой сестры дрожащие руки Уля. – Видно, ничего не поделаешь, судьба продолжает надо мной издеваться.

– Смирись, – повторила свое пожелание Наталья.
– Я пошла собираться, – сухо оповестила окружающих Анна.
– Так рано? – вскрикнула потрясенная Уля и, опираясь на сына, обреченно побрела к шифоньеру, где лежало белье ее уже наверняка потерянной дочери.

Несмотря на раннее утро, у правления колхоза уже стояла кучка недоумевающих односельчан. Четыре угрюмых мужичка курили поодаль от возбужденных известием баб и о чем-то перешептывались, и только одна из женщин громко голосила и рвала на себе волосы.
Антон с тоскою смотрел на свою мать и на красавицу Танюшку, в окружении родственников скорбно и молчаливо сидящих на лавочке. Что у нее на уме? Жалеет ли она, что уезжает названый родственничек? Впрочем, не надо думать об этом, иначе очень тяжело будет прощаться с единственной и неповторимой любовью, которую он неожиданно встретил в Сорокине. А воевать надо. Отец бы не понял своего сына, если бы тот струсил. Это не для Морозов!

Анютка, правда, переборщила, могла бы помогать стране и в тылу. Но уговаривать ее бесполезно, так как старший брат не знает такого случая, чтобы кто-то когда-то мог тихоню переубедить!

Начинался новый день новой эпохи, которая перевернет жизни каждого, проживающего в государстве с гордым именем СССР.
К полудню с заявлением Советского правительства выступил заместитель председателя Совнаркома СССР и нарком иностранных дел Молотов.
– Наше дело правое, – хорошо поставленным, уверенным голосом продекламировал он по динамику, подвешенному на столбе и плотно облепленному многочисленными ошеломленными слушателями, – враг будет разбит, победа будет за нами»!

– В отличие от людей, потусторонние силы никогда не обманывают, – мстительно изрекла Полина.
– Скорее всего, Аннушка по возрасту не подойдет к военной службе, – не слушая названую сестричку, с надеждой предположила Наталья и с состраданием заглянула в растерянные глаза Лилии.
– А я потеряю паспорт, – сдвинула брови к переносице Анюта, – Сами же сказали, что человеческая порода умеет врать!

– Давайте не будем спорить, – почему-то обращаясь к необычно молчаливой Танюше, миролюбиво изрек Антон, – тем более, что мы уже все решили.
А спустя несколько часов в селе воцарилась суматоха. Хмурые и злые мужчины с двадцати трех до тридцати шести лет спешили к автобусной остановке, чтобы воссоединиться с деловитым и нервным человеком в военной форме. Ванька Антипов, Яшка и Осип Еремины, Андрей и Алексей Афанасьевы, Виктор Ерошин и много-много других лиц мужеского пола переминались с ноги на ногу, ожидая приказа присланного из города командира.

« Но Витьке и Ивану нет еще двадцати трех, – покачала головой Наталья. – Куда торопятся»?
«Где мой Сашка»? – затравленно озираясь по сторонам, с горечью думала меж тем Ядвига.
Уля обливалась слезами, а ее непослушные дети стояли рядом и виновато обнимали опущенные плечи осиротевшей матери. Недалеко, не мешая горькому расставанию, притулились на скамейке Наталья с Полиной, а Арина и Таня прятались за раскидистыми деревьями, чтобы никто не смог обнаружить, что они совсем по-детски плачут. Впрочем, рыдали все женщины, находившиеся на площади. Кто-то принес старую потрепанную гармонь и попытался сыграть что-то залихватское, но на него посмотрели так, что бедолага предпочел удалиться.

– Вставай, страна огромная, – внезапно донеслось по радио, ставшего для многонациональных жителей Советского Союза на долгие месяцы и годы центром вселенной, – вставай на смертный бой с фашистской силой темною, с проклятою ордой!
И все разом вздрогнули, разговоры и стенания прекратились, руки сжались в крепкие кулаки, сердца застучали в унисон.
«Выдюжим, – подумал каждый из безликой прежде толпы, с гордостью за свою страну вслушивающийся в этот чарующий, волшебный гимн, не дающий права советскому человеку усомниться в победе, – выдюжим, победим, защитим и уничтожим».

– В шеренгу становись! – скомандовал человек в военной форме.
– Возвращайся! – оглушительно крикнул скорбный детский голосок своему родному и любимому человеку. – Только возвращайся живым!
– Будем ждать! – хором поддержала ребенка многоликая и разновозрастная толпа.
– Я вернусь, – целуя мать в мокрую щеку, тихо пообещал Антон. – Обязательно вернусь!

– Я тоже, – чмокнула Ульяну куда-то в висок Аннушка. – Ядя, береги матушку!
– Сами оберегайтесь, – в полуобмороке прошептала Лилия и силой заставила себя не выплеснуть наружу рыдания, сотрясающие ее внутренности с того самого момента, когда она узнала об опасности, грозящей ее детям.
– Прощайте, – мышонком пискнула Ядвига и уткнулась носом в мокрую материнскую щеку.
– До свидания, – внезапно оказавшись рядом, поправили неразумную племянницу ее всезнающие тетки.

– Я люблю тебя, – неожиданно оказавшись рядом, пробормотала на ухо Антону Таня. – Давно люблю.
– Я тоже, – выдавил из себя улыбку Антошка и впервые обнял свою несостоявшуюся невесту.
– Быстрее лобызайся, – шикнули на него товарищи.

Никто не рыдал. Словно завороженные новым гимном, снова и снова вольготно льющимся из сельского радиоприемника, люди дружно вытирали платочками и рукавами предательски поблескивающие глаза. Подошли автобусы, и чьи то ненаглядные дети и мужья, провожаемые лихорадочными пожеланиями осиротевших родственников, неровным строем побрели навстречу своей судьбе.


В доме опустело. Ульяна приходила с фермы почти ночью, так как часть сельских женщин вместе со стариками пересела на трактора, и нагрузка на доярок увеличилась. Птичниц тоже стало меньше, ибо председатель колхоза велел переработать большую часть кур, уток и гусей на тушенку для фронтовиков. Из Михайловска прислали необходимое оборудование и нескольких специалистов по этому важному и необходимому фронту делу. Треть буренок также решили списать на мясо, и Уля плакала, каждый раз прощаясь с кем-нибудь из них.

Ядвига, Танюшка и Арина ушли на полевые работы и еле живые приползали в свои избы порою позже матерей. Мертвая тишина, прерываемая сводками с полей сражений, повисла над Сорокиным, ибо никто отныне не рожал, не смеялся, не пел песен, не праздновал свадеб и дней рождений. Время предательски остановилось, только каторжная работа занимала все помыслы оставшихся в тылу людей, да бесконечные, изматывающие тревоги за тех, кого они проводили туда, на навязанную встречу с фашистом.

В первый же месяц пришла похоронка на Андрюху Афанасьева, и его отец напился до бесчувствия, вызвав невыносимую жалость у односельчан. А однажды на всю деревню завыла Пелагея Ерошина, ибо ненаглядный сыночек ее, Витька, мужественно погиб в бою.
Через полгода следующий поток новобранцев недружно строился в шеренгу под команду совсем другого военнослужащего. И тогда пришел черед воевать братьям Найденовым, Сергею и Николаю. Сашка отправился на фронт прямо из института, повергнув в отчаяние свою любящую мать, так и не простившись с Ядвигой.

Каждые сутки около двух часов дня по селу понуро брела почтарка Зинка. Она отдавала газеты и письма старикам, а затем плелась на поле, в птичник и ферму, чтобы вручить отчаявшимся адресатам перепачканные кровушкой и землей треугольные солдатские конверты. И люди ее боялись, ибо, что несет в холщовом мешке Зинаида, жизнь или смерть, было для всех загадкой. Робела перед односельчанами и почтальонка, так как знала, что чья-то геройская смерть будет ассоциироваться с ней, ни в чем не повинной одинокой женщиной, чей муж и сыновья также гнили в окопах, спасая очередную высоту.

 А от Анны регулярно приходили письма. Она окончила медицинские курсы и была направлена на Западный фронт, где приобрела новых друзей и первую, единственную любовь, которую звали старший лейтенант Василий. От Антона посланий не было. Только единожды пришел скромный конвертик, где он уведомлял родных, что жив и здоров. Более он ни о чем не писал.

– Жив он, – как-то зашла к Морозам запыхавшаяся от быстрой ходьбы Полина, на плече которой сидел Кирк. – Поверь ведьме, жив мой дорогой зятек.
«Везучая, – малодушно думала порой Уля. – ей не о ком беспокоиться, так как никого у нее нет. Разве только Танюшка! Но Танюшка не вылезает из села, а в селе у них, слава Богу, тихо. Не долетают до Урала вражеские самолеты».

– Ты хочешь, чтобы тебе тоже не о ком было тревожиться? – недобро усмехнувшись, спросила подругу Поля.
О том, что Красулина умела читать по глазам, Лилия знала давно, но когда тебя постоянно мутит от того, что не располагаешь сведениями, жив ли в настоящее время твой ребенок, становится не до осторожности.

– Не обижаюсь я, – озлобленно фыркнула Полина. – И знаешь, к какому я пришла выводу?
– К какому? – смутилась от ее всезнайства Ульяна.
– Колдуны не в состоянии влиять на судьбы людей в смутные времена, будь то революция или война. И не в силах узнать об исходе этой жестокой бойни и участи родных и близких. Видно, сам дьявол не дает нам проникнуть сквозь невидимые темные стены, которыми он тщательно огородил от чернокнижников простых смертных.

– Не в силах, – откликнулась от порога Наталья.
– И не заметила, как ты вошла, – попыталась улыбнуться Ульяна. Но улыбки не получилось, на свет Божий родилась лишь кривая гримаса. – Так почему ты так уверена, что мои дети живы?
Полина ничего не ответила, а лишь, потупив глаза, отвернулась к двери и горько-горько вздохнула.

Изнеможенное существо стояло перед двумя женщинами, сидящими за скудно накрытым столом.
«Как же изменилась моя сестренка, – покачала головой Уля, – краше в гроб крадут».
– Были бы кости, а мясцо нарастет, – зло ухмыльнулась Полюшка. – Садись, сестрица, ужинать будем.
Она не спеша покопалась в холщовой сумке, которую поставила возле ног, и достала из нее только что выпеченный каравай настоящего белого хлеба. О том, как получалось у младшей ведуньи такое диковинное действо, она никому не сказывала, так как нельзя было об этом трезвонить даже самым близким людям, но подкармливала подружек регулярно. И не только их. Голодающим сельчанам она носила ржаные буханки и отдавала их им бесплатно, так как такое понятие, как деньги, стерлось с языков и из памяти людей.

– Очень выручает картошка, – разламывая душистый каравай, тихо обронила Уля. – Что бы делал без нее сельский люд?
– А в городе голод, – подала голос Наталья. – Говорят, люди мрут, как мухи.
– Никому не имею права показывать свое мастерство, иначе потеряю право колдовать, а посему мухами этими станете вы, – нахмурила лоб Поля. – Поскольку я по крови внучка Марфы, она и познакомила меня с этим ритуалом, который не знаешь даже ты, Натка.
– Рритуалом, – встрепенулся черный ворон.
– Что-то ты очень похудела, любимая, – смерив опустошенным взглядом обожаемую сестренку, вздохнула Ульяна. – Заболела?

– Устала, – пожаловалась сестре Наталья. – А заболела то моя Аришка.
– Что с ней? – разом воскликнули женщины.
– По ночам плачет она, крестится и все зовет кого-то.
– Кого? – ахнула Уля и краем глаза заметила, что все три девочки стоят в проеме двери.
– Господа Иисуса Христа, – призналась Арина и чуть в обморок не упала. – Почему он допустил такое?

– Так у нее же малокровие! – вскричала пораженная Улюшка и за нашатырем побежала. Не было лица на племяннице. Да и на ком это лицо сейчас было!
– Вот именно, – поддакнула подруге Полина. – Эх, ты, кулема, только называешься ведьмой, а свое дитя вылечить не можешь!
– Я катастрофически начинаю забывать заговоры, – попыталась оправдаться Баранова. – Так устаю, что сразу же засыпаю и некогда мне повторять уроки Марфы.

– А я не сплю, – уныло проговорила младшая ведунья. – Все о Петеньке думаю. Где он сейчас?
«В могиле», – хотела сболтнуть Уля, но, увидев разъяренный взгляд младшей чернокнижницы, оставила свой язычок за зубами.
– Никогда не поверю, – зашипела на Лилию Полюшка.
– Ну и чего мы постимся, когда накрыт стол? – поинтересовалась у девушек Ядвига.
– Проходите, – призывно махнула рукой Поля и, нагнувшись к холщовому мешку, выудила из него новый белый свежеиспеченный каравай.


Рецензии
Утра доброго Вам, Лариса!

Да, тогда воскресным утром 41-го года жизнь очень многих людей в нашей стране разделилась на До и После. Увы, как это верно подмечено, войны не подвластны колдунам и предсказателям, повинуясь совсем иным законам мироздания. Хотя, многие в те годы понимали, что столкновение неизбежно, понимало и руководство. От того и наращивалось такими ударными темпами производство боеприпасов и военной техники, потому и росли как грибы новые исследовательские центры. Увы, многое не успели, да и враг был таким, с каким ни разу еще России сталкиваться не приходилось.
Да, чего греха таить, многие тогда посчитали нападение этаким наказанием, увы, нашлись и те, кто приветствовал вторжение гитлеровцев. Однако, большая часть населения прекрасно понимала, что личные обиды - это одно, а защита Родины - совсем другое. Потому и были переполнены военкоматы в первые дни войны.
Вспоминаю, ведь и мой дед по матери, сын репрессированного (правда, там разобрались еще до войны, но семья уже фактически распалась), как ни странно, призванный перед войной в войска НКВД, даже помыслить не мог оставаться в стороне. Да, мог бы спокойно просуществовать, охраняя стратегический аэродром под Куйбышевым, где нес службу, но... Один за другим семь рапортов с просьбой отправить на фронт, которые в конце концов были удовлетворены.
Да, война потребовала неимоверного напряжения сил и колоссальных жертв, но иного просто не оставалось. Либо мы, либо нас, третьего не дано.

Наступает и вовсе черная полоса в жизни героев, равно, как и всей страны, но можно ли в такой ситуации оставаться отстраненным, пенять на какие-то обиды власти?
И вспоминаются строки Ахматовой, чей муж был расстрелян, а сын находился в заключении...

"И не под чуждым небосводом,
Не под сияньем чуждых крыл,
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ к несчастью был..."

С глубочайшим уважением,

Сергей Макаров Юс   08.01.2024 07:59     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Сергей.
Антон и старшая дочь Ули пошли воевать с врагом, так и было, мой дядя воевал на фронте и прошёл всю войну.
Но.... поскольку роман в стиле нон-фикшн, в нём судьба героев не такая, как на самом деле.
Особенно впечатляющей окажется судьба Филимона.
С благодарностью,

Лариса Малмыгина   08.01.2024 09:28   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 42 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.