Яйца Фаберже

        Молодой мужичина легкой пружинящей походкой шел вдоль нагромождения скальных пород у кромки воды.  С Женевского озера набережную порывами ветра обдавало прохладой, поэтому без верхней одежды выходить было рановато. Однако по случаю всё более  теплого весеннего солнца его пальто было расстегнуто и развевалось темными тенями вокруг силуэта. Окончанию зимы вместе с прохожими радовались покрикивающие над волнами чайки, да воробьи где стайками, где в одиночку шмыгающие в поисках крошек.
         Свернув в узкие улочки, где аккуратненько  стеной впритык друг к другу сбились фасады зданий, и слегка поплутав в незнакомом ему квартале города, мужчина остановился у грубоватого каменного фасада, столь же сероватого как валуны у берега озера, оставшегося за спиной, будто бы всё в этом городе было выложено из одного и того же  материала. Слегка поразмыслив, господин вошёл в подъезд выбранного дома, и, поднявшись по лестнице, позвонил у одной из дверей.
          - Puis-je voir M. Fabergе?
          На что его попросили подождать в небольшой комнатке для приемов. За эти пару минут ожидания визитер осмотрел комнату и пришёл к выводу, что она совершенно не выдаёт характера своего хозяина, а безлика как все дома, где человек поселяется временно или в возрасте, когда теряет интерес к  огранке своего жилища в соответствии с какими-то индивидуальными пристрастиями.
           Хозяин вошёл неслышно, и осведомился так же по-французски:
           - А ce que vous еtes pour moi la cause de…
           Посетитель, обернувшись, увидел перед собой невысокого худощавого господина, одетого на петербургский манер в светлый пиджак и темный жилет.
           - Добрый день, господин Фаберже. Меня зовут Касатонов Леонид Евгеньевич, и у меня  к вам просьба личного характера, - хорошо поставленный голос и выправка, которая угадывалась под штатским костюмом, позволили хозяину задать встречный вопрос:
           - Честь имею видеть русского офицера?
           - Морской корпус, - легкая тень то ли улыбки, то ли иронии пробежала по губам человека, представившегося Касатоновым, после едва заметной паузы он счел нужным себя поправить, - бывшего корпуса, бывшего училища. С марта училище прекратило свою деятельность, впрочем как и многое другое.
            - Но что могло вас побудить проделать столь сложный путь из России?
            - Мечта, господин Фаберже, - голос не выдавал никаких эмоций на такую нетривиальную причину эмоционального характера, и уже более продолжительно позвучало вновь это слово, - ме-ечта-а.
             Знаменитый ювелир улыбнулся, хотя это скорее было заметно только по глазам, так как седая белая борода надёжно скрывала мимику лица. Он много раз за свою жизнь слышал это слово в разном исполнении. Воплотитель мечты души так можно было охарактеризовать его деятельность. Самых пылких человеческих желаний. Но то всё в прошлом. И вот уже на закате, потеряв даже место, каковое он считал своей родиной, которое, как и у этого русского моряка, прекратило своё существование в виде привычного уклада жизни, он вдруг вновь слышит на свой вопрос: Что есть причиной? – Мечта.
             - Я слышал о ваших работах, - пояснил, присаживаясь по приглашению хозяина  в кресло у окна гость, и пояснил - сейчас я вывез в Швейцарию мою семью: мать и сестру, на время смуты, а сам на днях   возвращаюсь обратно. Домой. И вот. Мама и Варя остаются здесь в совершенно чужой им стране одни. Так нужно, знаете ли. Но мама…Она болезненно всё это претерпела.  Я не говорил прежде, что собираюсь их оставить. И тут подумалось… Мама очарована вашими изделиями, и, не зная, смогу ли я еще  когда-нибудь их вновь  увидеть мне хочется оставить о себе память в виде вашей работы.
            - Однако  поверьте мне, я прекратил здесь заниматься ювелирным делом. Не место, не время, да и возраст, видите ли, - чувствовалось, что мастер настроен к этому заказу скептически.
            - Я понимаю Вас, - Касатонов неожиданно поднялся, прошёлся по комнате, ещё раз взглянул  на узкие улочки, зажатые каменными стенами, и обернувшись, энергично добавил, - но я очень прошу Вас.
            Он вновь сел, видимо, взяв себя в руки, и продолжил беседу:
            - У нас с вами есть один связующий момент. Я знаком с норвежцем, майором Видкуном  Квизлингом, у которого, ещё там дома я держал одну вашу вещицу в руках: земляничного цвета яйцо, с такой же красноватой курочкой внутри. Даже пытался перед отъездом её перекупить, но тот даже и слушать не стал, он считает, что России пришёл конец, и это яйцо из прошлой жизни будет со временем раритетом погребенного под камнями истории государства, - моряк видимо желал сказать ещё парочку слов покрепче, словно продолжая разговор с тем надменным сотрудником военного атташе, но, взглянув в грустные глаза  сидящего напротив старика, только махнул рукой в душе на этот внутренний спор с далеким оппонентом.
            - Тем не менее вы хотя бы понимаете, что на изготовление подобного изделия требуется определённое время, - пожилой господин говорил,  слегка поглаживая бороду по старой привычке, указывавшей, что в этот момент он уже мысленно рисует в своем воображении что-то способное воплотить мечту этого неожиданного заказчика. 
           - Я всё понимаю, - Касатонов с своему облегчению почувствовал,  что беседа принимает нужное направление, и это его настроило на более уверенный в себе тон, состояние, коего он уже давно был лишен из-за всех житейских передряг, - я даже открою Вам одну тайну. Когда шёл к Вам то, глядя на эти белёсые облака над взгорьями, какие-то бесцветные как мне показалось, загадал – бог даст вернуться сюда за матерью, если Вы согласитесь на мой заказ. Я оставлю всю необходимую сумму, а затем, когда работа будет готова, надеюсь, Вас не затруднит отправить её по указанному мною адресу.
            Старик перевел взгляд с этого вероятно одного из последних своих заказчиков на синеву неба за окном: «Что остаётся на земле от человеческой жизни?» Его собственная фамилия была известной и уважаемой, он оставил четырём сыновьям её и своё дело, точно так же как это сделал его отец. Эти изящные овальные яички с сюрпризами раскатились по свету, будто пущенные детворой с горки на Великдень. «А что останется от этого мальчишки?»
             - Хорошо, господин Касатонов, попробуем обговорить ваш замысел.
           Офицер вновь резковато поднялся и подошёл к окну, прислушиваясь к себе и миру за окном,  и как бы пытаясь, глядя на эти древние камни старинного города, поточнее представить себе свою дальнейшую судьбу и то, что  с полчаса назад было названо – мечтой. Не оборачиваясь, он характерным для любого военного жестом провел по волосам ладонью, будто бы собираясь надеть головной убор, затем произнёс:
             - Если это возможно – пусть этот предмет напоминает сердце.
            В комнате повисла пауза. Касатонов почему-то страшился обернуться. Да, тогда в Петрограде ему хотелось выкупить для матери яйцо, но здесь, у чёрта на куличках, тот образ, запавший в сознание, претерпел метаморфозу: он сам не понимал источника этого вдохновения, но здесь в этом сером городишке он хотел оставить не яйцо, а сердце. «Чтобы было зачем возвращаться».  Последняя мысль видимо была произнесена вслух, так как за спиной он услышал легкое покашливание и хрипловатое:
             - Обсудим.

           В комнатке потрескивал огонь, за сереющими окнами было слышно негромкое  завывание ветра, гуляющего по холодным осенним ранним сумеркам. Из экономии свет в комнатах пока не зажигали, две стройных худощавых женщины иногда перемещались по пространству квартиры, отбрасывая длинные колеблющиеся  тени на стены своего жилища.
           Тишину резануло дребезгом колокольчика. Они никого не ждали, и если бы горел свет, то было бы заметно, что это звук заставил их тревожно переглянуться. Ни слова не говоря, они одновременно направились ко входной двери, включили электричество и открыли дверь гостю.
            На пороге стоял прилично одетый старик. Белая борода которого почему-то располагала не тревожиться. Голос пришедшего был  не старческим, но хрипловатым. Тем не менее, когда неожиданный визитёр  заговорил,  женщины повторно переглянулись, услышав вдруг русскую речь:
            - Мадам Касатонова?
            После приветствий и выяснения причины визита, господин Фаберже был приглашён в комнаты. Мать и дочь испытывали крайнее удивление, и чувствовалось польщены происходящим: знаменитый ювелир оказал им неслыханную честь, но ещё более поразительной  была цель его прихода. Ни одна из женщин не подозревала о существовании сыновнего заказа у самого Фаберже.
             Мечта Леонида, как охарактеризовал ювелир свою работу,   сейчас лежала на ладони матери. Размером с небольшое куриное яйцо темно-красного золота сердечко слегка подрагивало на дрожащей руке. Оно было выполнено не в лубочной разновидности своей имитации, а в образе анатомическом, напоминавшем обычное  человеческое сердце, ничем не украшенное кроме вензеля в виде  инициалов ЛЕК . При этом его форма была разъемной как у матрёшки:  миниатюрная коробочка,  украшенная прожилками из темной эмали с помощью нехитрого замочка открывалась, и между его золотисто-красными внутренними поверхностями  половинок крепились в углублении  на золотой якорной цепи небольшой морской якорь и крохотная книжечка – белого золота. Мастер ловким движением перехватил вещицу и, отрыв её как медальон, продемонстрировал укрепленные внутри крохотные портреты матери и сестры.
              - Разрешите откланяться, сударыни, - господин Фаберже при этих словах почему-то вспомнил ту первую встречу с этой семьёй Леонида Касатонова, и снова ему подумалось: «Так что же остаётся от человека?»