Из дневника одного социолога

Вот читал стихи некоего Николая К.
Зачем вообще публиковать такую псевдолитературную плесень?

Ходил в свою контору, писал отчет, и плевался на этого К. Все настроение, черт, мне испортил.

Приперся на работу спозорань. Включился только выпив чашку кофе Нескафе. Оттаял душой можно сказать. Слышу по коридору топот. Это пришел Федотов. Грохот, как будто корова на работу явилась. Ну, думаю, блин, сейчас опять с отчетом начнет канючить. Включая радио, слушаю лютеранское богослужение в хоровом сопровождении Баха. Нет, прав Тютчев, сказав - "Я лютеран люблю богослуженья". Высоко, чисто, красиво.

Поужинал разогретой треской. Люблю вечером рыбное. Вспоминал бессмертные строки Мандельштама "...играет рыба в глубоком обмороке вод...". Кстати, о водах. Вечером не откажу себе в стакане "Перье".


Завтра снова на работу. К этому чертовому Федотову.
Как не хочется, Боже ж ты мой. Где мои золотые денечки, травки-стебелечки?
Блаженные времена, когда я не знал, кто такой Федотов. Звонят в дверь. Пришел Савелий, просится на ночь.


***

Пришел на работу, поставил завариваться кофе, бутерброд сделал с яичницой.
Вдруг вламывается Федотов. Грохот, топот, крики, все как обычно, все как каждый день.
Ну что за человек такой, скажите пожалуйста? Все хочет меня заставить работать.
Бутерброд съел, но все равно уже без аппетита.
Включая радио, слушаю Чайковского. Чайковский для меня уже тем хорош, что он не Федотов.
Сижу, подремываю, пытаюсь вспомнить, что мне снилось ночью. А снилось ужасное - Федотов на меня катит с вытаращенными глазами пот льется. Вот так, и ночью Федотов, и днем Федотов.
Вот я бедолага несчастный, куда вляпался.

Пошел пообедать, перекусить.
В голове крутятся строки Анненского - "И нет конца, и нет начала, Тебе, таинственное Я".
Суп жидкий, мелкие фрикаделинки в нем плавают. Рыба жесткая, промороженная. Надо было брать баранье рагу. Не успел доесть рыбу, в столовую вваливается Федотов. Все обнюхал, скривился, и ушел обедать в буфет.

"То не суп, а вода,
Не обед, а беда.
И Федотов наш  треклятый
Бегает туда-сюда".

Вернусь на рабочее место, хоть чайку поставлю, с пирожком выпью.

Попил чайку, покушал пирожка булку с маком съел, задремал, глаза слипаются, тут не до отчета. Федотов носится как угорелый, корреспондентов принимает.

А я слушаю по радио Мендельсона. И мыслю стихи:

"Сад, тушью пролитый на память,
Порывом из воспоминаний,
Прессует, давит, тащит, тянет,
Произрастает семенами".

Снова выпил чайку с мятным пряником. Стало получше на душе.
Вот зараза этот Федотов - в столовой - Федотов, в туалете - Федотов, в бане - Федотов. Неужели приду домой, загляну под одеяло, и там уже Федотов лежит, меня ждет?
Черт угораздил меня с таким начальничком.

Заснул после стаканчика чая, вдруг кто-то меня трясет за плечи. Что за черт? Нет, не черт, а Федотов, тот самый. Ну, достал, ну, уел. Ну, мерзавец. Где отчет, - спрашивает. Если бы знал где, бросил бы ему в лицо. Ну негодяй, ну как так можно.
***

Федотова зовут Федот Федотович. Ну, блин, и имечко.
У него теща крутая, тетя Зина, восемь лет на зоне отсидела, "в законе", стало быть.
Федотовскую тещу боятся все. И прозвище у нее на зоне было Зинка Лютая.
Так вот эта самая тетя Зина мне вчера вечером звонила, дура старая. Почему, орала, Федотову отчет никак не напишешь. Я ей пытался было насчет того, что какой, блин, отчет, Федотов мне пообедать не дает, чаю попить, а для отчета нужна сосредоточенность, внимание.
Да и отчет этот кому нужен? Его что кто-то читать будет? Сводки, справки, таблицы, колонки. Его делать наверное год надо.
Устал, пытался отойти ко сну. Не отошел, захотелось покушать перед сном, разогрел котлету, съел. Чайку выпил, с мармеладом, сижу на кухне в пижаме, стук, пришел Савелий, просится на ночь.
В городе холодно, сыро. Когда же начнется летняя жара? У меня лето уже спланировано, купил туристическую путевку на остров Сокотра, это в Аравийском заливе. На обратном пути остановка в Мьянме, город Янган.
Пишу стихи. Имею ввиду, конечно, Федотова.
Он гнусавил, смеяся, во сне.
Раз в трамвае, уйти б поспешно.
От кого же такая спешка?
...
И взбирается на этаж.
Бесконечных погонь маята
И стенанья под звуки плача...
...
Обернуться и обессилеть...
...
Мои попытки написать стихи остановила страшная вонь. Просто невыносимая вонь. Это кошка окакалась.


Моя контора размещается на косогоре прямо над старинной московской речкой. Сидя у открытого окошка, мне хорошо видно, как народ лезет в горку, пыхтит, сопит, стараясь не опоздать на службу. В основном, это социологи, юристы, экономисты. Вдали на самом горизонте смутно лиловеющие подмосковные леса и крыши самых дальних деревень. "Мне видно все с моей вершины" . - как писал поэт Блок. Погода сегодня отменная, весенняя. Воздух пропитан запахом крокусов и анемонов, из соседних кафе доносится запах жареных баранов под розмарином, из окрестных православных церквей раздаются звуки от размахиваемых кадил и вырываются клубы страстных церковных благовоний. Великий Пост... Все благостно, скромно и чинно.
Закрываю глаза и словно вижу как в гору к главной социологической конторе страны спешат маститые социологи. Вот задыхаясь и расталкивая прохожих торопится грузный, как большая речная баржа с навозом, Юрий Левада, вот семенит, перебирает ножками и размахивает ручками эксцентричный Борис Грушин, вот неспеша идет вальяжный, барственный Леонид Гордон, за ним, стараясь не отстать, бегут ядовитый Ядов и кусачий Клопов. Дородная ушлая Заславская с аппетитом жует бутерброд со свиным салом, ее сзади пытается ущипнуть куртуазный жеманный Аганбегян с букетиком фиалок, припрыгивает напевая на ходу хитрый рыжий похожий на таракана Шляпентох, плывет по социологическим водам по-профессорски неприступная и томная Авраамова, шествует старый, но принципиальный Руткевич, его пытается обогнать и толкнуть в канаву враждебный Шкаратан, улыбается встречным юношам Игорь Кон.... Ох, одних из них уже давно нет, а те далече. Нет, они уже никогда не взберутся на нашу социологическую горку.
Зато каждый день приходит на службу наш Федот Федотович с потупленными глазами, волосы натерты елеем, зачесаны набок, брюки отглажены и почищены. А я пью свой утренний чай, намазывая куски хлеба маслом и медом. доем мед, допью чай и примусь за многострадальный отчет. Мне кажется, все эти бесконечные цифры, крючки и закорючки не отражают главного, что есть в человеке. Они лишены души, причем души бессмертной. Вот, думаю я, умрут все, умрет и Федотов, что останется в этом мире после него? Один тлетворный прах, кожа, кости, мясо, а куда денется его бессмертная душа? Не ждет ли и его судьба Лазаря воскресшего, которому Христос "промолвил тихо - встань!"? Или ждет его судьба Лазаря, "забытого в черной яме", по выражению поэта Анненского? А если Федотов воскреснет как Лазарь, станет ли он, воскресший. снова требовать у меня отчет? И в каком виде он воскреснет? Целый, свежий, как новенький помидор с грядки или же весь могильный, пропитанный похоронной жижей, с потухшим остекленевшим взором вытекших глаз и оскаленным ртом, лишенным истлевших губ? "И жутко задран восковой глядел из гроба нос...". Нет, могила, не отдавай мне назад моего начальника, держи его вечно в своих земляных объятиях.

Нет, не буду писать отчет. Потерпит.