Улица

 



Как же я люблю гулять с   Ксюшей по этой улице!  Она  напоминает мне Заречную улицу моего детства – почти такая же широкая,  она с обеих сторон заросла мелкой кудрявой травой – конотопом, с непременными палисадниками у дома.  Длинная эта улица  -   от окраины и почти до самого центра города,   и шумят  на ней  листвой стройные,  могучие тополя да раскидистые ивы.
 А  дома в основном старой советской постройки  60-70   годов,  крепкие, приземистые  с лавочками возле дома,  тут же ленивые куры во главе с огненно- рыжим красавцем петухом  щиплют траву. И  почти  в каждом  дворе  - внучата, для детей тут даже устроили площадку с качелями, лесенкой, турником и грибком – песочницей. И всегда здесь звенят ребячьи голоса.

 Над улицей по синему небу плывут безмятежно белоснежные облака, и щедрое солнце бабьего лета согревает ее своими лучами.  Неспешно тянется  улица вдоль реки,   вода  то  струится по камушкам, то собирается в небольшой омут на радость детворе. 

А вдали  виднеется покрытая лесом  гора  и радует  взгляд:  она то покрывается весной нежной зеленью  и белым цветом черемухи, то  осенью делается вдруг золотой и багровой;  по утрам  то туманы окутывают ее плотной пеленой,  то низкие черные тучи проливаются обильным  дождем в непогоду

. И время словно остановилось в этом маленьком уголке земли, и люди здесь тоже живут неспешно десятками лет, и уезжают отсюда редко. А на лавочках у старых  ворот сидят крепкие бабушки, под стать своим домам,  обсуждая все на свете,  а  порой перемывая косточки своим зятьям и невесткам, и невольно любуются  горой и пейзажем. И дома у бабушек все в порядке: и наварены борщи, и нажарены оладьи  внучатам, которые тут рядом качаются на качелях или возятся в песке.


* * *

 Разные люди живут на этой улице: есть и бедные, и богатые - свежий ветер перестройки разделил ее невидимой гранью, как и всюду теперь в России…
Много здесь вдов – тоже с той поры, когда подул ветер перестройки, не одна семья преждевременно лишилась кормильца.

 И радуются вдовы теперь лишь в день, когда им приносят небольшую пенсию и утром идут к единственным владельцам  двух  коров-ведерниц  Смирновым  за молоком и сметаной.  «Хоть поесть с пенсии» - говорят они хозяйке Клаве,  и ставят в ряд свои банки и баночки, а та и рада этим пенсионным их дням, и не успевает класть в потертый большой кошель  бумажные деньги и мелочь покупательниц.

Два магазина  есть на улице и несколько больших богатых домов красуются на ней, хозяева их  владельцы этих магазинов со своими чадами. Бойко идет в магазинах торговля – сам бог торговли Меркурий покровительствует новым хозяевам жизни, которые ни в чем себе не отказывают, торгуя всякой всячиной,  не брезгуя даже фанфуриками – так называют здесь местные  пьяницы  настойку боярышника, которую берут по нескольку флаконов  по шестнадцать рублей за штуку…

Как и всюду в России - матушке есть здесь  на улице  свои  чудаки  и чудачки. Взять хотя бы бывшую учительницу Нину Петровну – она тут вроде  массовика-затейника и тамады – помогает проводить свадьбы, юбилеи, дни рождения, вечеринки и детские праздники, наряжается то доктором, то почтальоном Печкиным,  то няней. И где она – там веселье, шутки и смех, поэтому приглашают Нину Петровну охотно. Денег за свой труд она не берет, а  возит ее с реквизитом муж на стареньком  жигуленке  73-го года  выпуска.

Неподалеку от Нины Петровны живет Василий Осинцев – старый убежденный холостяк и женоненавистник – дожил он до 60  лет и ни разу не женился, хотя  собой куда как был хорош, да и сейчас еще ничего – крепкий мужик.  Простудился как – то по весне на рыбалке Василий, переболел воспалением легких и кто-то посоветовал ему, как поправить здоровье необычной диетой, попробовал Василий – понравилось. С тех пор  кушает  Осинцев иногда  собак, и в холодильнике у него  бывает необычное мясо…

А напротив Василия Осинцева  - божья старушка Евдокия Ефимова – вечная вегетарианка – мясо в рот  она много лет не берет, правда держит двух коз, питаясь исключительно целебным молоком. Каждый день начинает Евдокия с молитвы и ею  же заканчивает, за стол не садится не перекрестившись, все посты соблюдает старушка. Никогда не была она замужем, прожила  почти до старости с родителями, похоронила их с честью  и коротает свой век в одиночестве, постах и молитвах.

А соседка ее Шура Параева век прогуляла да песни пропела, без хмельной браги да вина не жила, а скрутило ее в одночасье, парализовало, лежит теперь Шура в постели, благо сестра да соседки присматривают.


* * *

Чем же кормятся здесь люди кроме пенсии? А  кто как сумеет. Вот Геннадию Резникову    от отца досталась старая полуторка, берет  он с женой деляну леса и возит дрова на продажу, ловко колет Геннадий с сыновьями  березовые чурки, жена раскладывает их в кузове рядами и вывозят дрова на продажу – машина дров стоит десять тысяч рублей.

Но не только работой единой жив человек. Любят здесь мужички  погулять, выпить грешным делом. Николай Филимонов – крепкий, рыжеватый мужик с большой бычьей головой и серыми навыкате глазами  - тракторист  на пенсии с утра подходит к калитке и   смотрит через забор на дорогу.

Всех он знает тут наперечет, здесь он родился и вырос, здесь в этом доме, доставшимся в наследство от отца- фронтовика прожил всю свою жизнь.  Теперь сам уже дед  троих внуков, но друзей по-прежнему зовет «братка». Николай – большой любитель выпить, а пенсию почти всю забирает жена, крупная полная женщина Тамара.  Накануне он как раз получил пенсию и Николаю хочется выпить, но одному  неохота.

Вот замечает Николай, как по улице идет его старый приятель Сергей Зубарев.
- Братка, привет, – говорит  он и подает Сереге тяжелую, как лопата руку. А дальше между ними начинается интересный разговор:
- Куда лыжи навострил?  Может, сообразим по маленькой? У меня заначка от пенсии осталась.
- Это можно, - соглашается Серега, нашаривая в кармане несколько железных червонцев.
- Постой – ка, братка, я сейчас удочку возьму для конспирации, он с опаской оглядывается на веранду,  зная крутой характер жены, но Тамара с утра затеяла делать компоты на зиму из яблок и груш и  не замечает мужа.
 Приятели сначала заходят в магазин, потом идут на бережок и располагаются на зеленой мягкой травке.

А бабье лето катится своим чередом. И тут возле реки особо ощутимы шаги осени: и в паутине, развешанной на седых плакучих  ивах, и в красных гроздьях рябины, и  в шорохе листопада, и в изысканных красках – багреце и золоте, обильно разбросанных на деревьях, уже тронутых первыми заморозками; и в особой прозрачности воды и воздуха.

А дышится так легко, что хочется лететь куда - нибудь  в  дальние края,  да домашние не отпускают. Вот и приходится гулять с внучкой,  держа ее маленькую  ладошку в своей теплой руке,  по знакомым  и дорогим   местам и любоваться приметами осени и этой улицей – одним из маленьких уголков великой России.