Дожилась...

Роскошная брюнетка под душем. Вода льется по груди, спине, бедрам, мокрые волосы лежат на смуглых плечах, пар обнимает стройную фигуру, рука скользит по плоскому животу… Эротично?
           Ничего подобного! Мокрая пятка поскальзывается на гладкой плитке, я теряю равновесие и лечу на пол. Падая, жутко стукаюсь головой о край ванны, задеваю  еще что-то железное, мокрое, все! Пол! Всем телом ощущаю, какой он холодный и твердый. Лежу. Боюсь открыть глаза, дышу осторожно. Как громко шумит вода...
           – Лиза, Лиза!
           «Откуда он взялся? А, да, щеколда на двери, давно сломана. Зачем  он так орет?»
           Открываю глаза, Серега сидит рядом на полу в плавках и одном носке, держит мою голову, смотрит  дико. К горлу подкатила противная тошнота, Серега, конечно, гад, но не на столько же! Хочу приподняться, желудок сразу лезет наружу.
          – В постель, – командую я очень дохлым голосом.
           Наконец-то, тепло и сухо! Вот он рай! Расслабляюсь, закрываю глаза, кайф.
          – Лиза!
          «Что еще?»
           – Мне надо идти, ты тут сама справишься?
           Наверное, я ответила, потому что он ушел. Настала  тишина. Спать, спать…
         
          Еще не совсем проснувшись, щелкаю кнопку телевизора, диктор сразу же сообщает мне, что президент Ельцин отлично себя чувствует. Вот бы и мне такое самочувствие. Президент опять куда-то намылился, с кем-то встретился, новости как новости, ничего особенного. Армагеддона все еще нет, а предсказывали-то, предсказывали! 1999 – поворотный год! Обыкновенный год. Терпеть не могу политику!  Решительно выключаю телевизор.
           Сижу перед зеркалом в полном ужасе. Вокруг правого глаза сияет густая синева. Если буду спать на одном боку, чтобы синяк не стек к переносице, будет похоже на жирную подводку. Нет! Это ужасно! Веко вспухло, моргать больно. Это же надо, сама себе глаз подбила! На лбу - большой прыщик, губы потрескались, кожа сухая. Да, как меня только мужчины любят?!
           Нет, нет! Я еще очень ничего! Подумаешь, двадцать три! Брюнетка с голубыми глазами, лоб высокий, и фигура отличная: ноги длинные, грудь, талия, все при мне. Вообще, я красавица! Вот только синяк! Черт бы его побрал! Как хорошо, что институт можно прогуливать!  Плюнуть на все, и валяться в постели. Все, решено, так и сделаю. Быстрее, быстрее, в теплую кроватку. А ведь голова-то болит!
           Звонок в дверь, только не это! Не буду открывать, не буду! И все равно иду покорно к двери, шоркаю тапочками, запахиваю халат.
          – Кто там?
           – Открывай, открывай, – несется из-за двери, – долго я еще буду ждать?!
           Светка. Умеет  она придти вовремя. Сейчас начнутся охи, вздохи, как бы не показывать ей синяк?
           – Лиза, я первым делом к тебе, я такую кофточку видела, отпад! Ох, Лиза, что с тобой?
           И на лице отразился вселенский ужас! Моя Светка маленькая блондинка с огромным темпераментом. Всегда в ярком: красном, синем, желтом или с ног до головы в черном. У нее нет полутонов ни в одежде, ни в жизни, либо в восторгах, либо в депрессии.
          – Ой, что  случилось?  Неужели, Сергей? – она даже за сердце схватилась.
           – Да, нет, – машу я руками, – я сама поскользнулась в ванной. Сделала ремонт на свою голову.
          – Точно? – она щурится недоверчиво. – Ты его не выгораживаешь?
           – Боже упаси! Если б он только попробовал, я б ему сковородкой ответила! Ну, что мы застряли в коридоре, пошли на кухню, у меня еще торт остался.
           Она сбрасывает сиреневое пальтишко и миру открывается нечто настолько пестрое, что в глазах рябит. Слава богу, Света настроена благостно! Взобравшись с ногами на узкий диван, она стрекочет безумолку.  Пока  я кручусь с чаем, Света повествует: о головокружительной страсти к предпринимателю Никите, новой сногсшибательной квартире дяди  Игоря, непереносимой духоте в парикмахерской и ценах на рынке.
          – Пей, пока не остыл.
          – Сейчас, дай дорассказать. Ты видела новую историчку?  Нет? Зовут Полина Уговна. Это где ж такие имена? – ответов Светке не требуется, - говорят, на экзаменах зверствует…
           Я терпеливо внимаю, киваю головой, а голова моя  продолжает болеть и мечтать о воссоединении с подушкой.
          – Что-то у тебя вид кислый, – наконец заметила Света.
           Я прикладываю руку к синяку, морщусь…
           – Болит? – наивно спрашивает подруга.
           – Не очень.
           – Но выглядит, конечно, ужасно безобразно.
           – Спасибо, умеешь ты утешить.
           – Ну, что поделаешь, если это жутко. Слушай, а косметикой? Тональным, пудрой пробовала? 
           – И пробовать не буду, тут хоть гипс наложи, ничего не спрячешь, фонарь неугасимый.
           – Тогда надо темные очки!
           -Придумала тоже. В темных очках под осенний дождь. По-твоему, они сочетаются с  сапогами и пальто?
           – Да, так еще быстрее заметят, – соглашается Светка.
           – Заметят и придумают черте что, не надо мне такого внимания.
           – Что же ты будешь делать?
           – Выход есть! – заявляю я. – Останусь дома, буду плющиться под одеялом. Хоть отосплюсь,  а то так голова болит.
           – Ой, это же может быть сотрясением мозга!
           – Похоже, оно и есть.
           – А ты скорую вызывала?
           – Нет.
           – Вызови!
           – Теперь-то зачем? Синяком любоваться?
           – Надо вызвать, обязательно!
           Какая же она все-таки паникерша!
           – Ты не представляешь себе возможные последствия. Это же так серьезно! С сотрясением шутить ни в коем случае нельзя! Я читала в «Космополитен», что одна женщина упала вот так, и память потеряла…
           – Но я-то тебя помню, и кто такой дядя Игорь не забыла. Значит, это не мой случай.
           – А еще в мозгу может лопнуть сосудик, тебя парализует, и ты не сможешь даже пошевелиться! 
           Я принимаюсь прыгать и отплясывать твист в доказательство, что со мной не случился инсульт.
          – Я похожа на паралитика?
          – Нет, конечно, – охотно соглашается Света и набирает побольше воздуха,  чтобы поведать мне и миру еще что-то душераздирающее, но я спешу сбить ее с темы.
          – Хватит меня пугать! Кто в прошлый раз жаловался, что помирает без взбитых сливок? Лопай, пожалуйста.
           Я двигаю ближе к ней блюдце с большим куском торта. Светка смолкает, занявшись им. Я тоже кладу себе десерт и с радостью отмечаю, что розочки и фиалки из крема, доставляют мне массу удовольствий. От противной тошноты и следа не осталось, и голова болеть перестала. Сластена я отпетая. А Светка принялась опять за свое:
           – Это еще что! Я тут вспомнила историю про одного мужика… кто же мне ее рассказывал, ладно, неважно. То ли Игорь, то ли Никита?
           – Так что же было с мужиком? – бурчу я сквозь набитый рот.
           Она отодвигает пустое блюдце, принимает живописную позу, поправляет кулон на груди.
          – Так вот, он отдыхал на Багамах…
          – Начало мне уже нравится!
          – Купался в океане…
          – Еще лучше! 
          – И заснул на надувном матрасе, посреди бела дня!
          – Ага, свалился во сне в воду, зашиб акулу, получил «производственную» травму, и теперь на страховку живет на Багамах до сих пор. А акулу сдали в музей.
          – Нет, – смеется Светка.
          – А куда дели? Съели? Всю?
          – Да нет же, не перебивай!  Он получил солнечный удар и стал ясновидящим.
          – Ну, уж это мне не грозит. Здесь совсем не Багамы, и не Гавайи.
          – И солнышка что-то маловато, – закивала Светка, глядя на тучную серость за окном.
           Мы смеемся, пачкаемся кремом, пьем чай, благодать! А кто-то скучает на лекциях.
           После Светкиного ухода, я, совсем ожившая, мою посуду, пол, хватаюсь за стирку, пылесос – все сразу!  Решительно застилаю постель, а может… по окончании стирки я уверена, что  застилала ее зря. Взбиваю подушку, потягиваюсь… опять звонок! Шлепаю в коридор, ну что за невезенье! Резко дергаю дверь, у порога горбится здоровенный тип в фуфайке.
          – Слесаря вызывали?
          – Нет.
          – А у меня записано.
          – Я никого не вызывала.
          – Точно?
          – Да, точно.
          – А муж?
          – Что муж? – не понимаю я.
          – Это он тебя? – басит, сочувственно кивает на мой синяк.
           Я хлопаю перед ним дверью. Достали! Снова хватаюсь за пылесос. Короче говоря, в постели я оказываюсь только в два часа ночи. Страшно измотанная и усталая. Закрываю глаза, а передо мной все плывет, моя немыслимо чистая квартира. Я засыпаю…

           Клинок обжег мне плечо, я отбил удар, отскочил. Перед лицом молниями  носились еще две шпаги. Сколько же их? Выпад, удар, выпад. Кого-то задел, хоть бы Мончини. Будь он проклят! Правая рука слабеет, перебросил шпагу в левую, уже не то. Правая повисла плетью, рукав стал алым. Шаг назад, шаг вперед, туше!* противник свалился прямо мне под ноги. Я запнулся, едва не упал. Удар, и моя шпага сломалась  у самого эфеса.** Мончини смеется злорадно, я отбил его клинок своим обломком и изо всех сил шарахнул массивной гардой*** ему  по челюсти. Он кубарем покатился по лестнице. Я бросил обломок, схватил лавочку и запустил в наступавших, повалил шкаф. Пока они выбирались из-под мебели, я успел кое-как перезарядить пистолеты. Два выстрела закончили дело. Совершенно без сил  я опустился прямо на пол. Гостиная была похожа на поле боя: трупы, кровь, битая посуда, перевернутая  мебель, оборванные шторы, пороховой дым.
           – А-ах!
           Вошла баронесса, глянула и сползла по стеночке. Только женщины в обмороке мне сейчас и не хватало! Я с трудом поднялся, на ватных ногах поплелся к ней, присел рядышком. До чего же она красива! Даже в обмороке лежит,  будто позирует художнику. Что делают в таком случае?  Где-то я видел воду. Дотянулся до вазы с розами, выбросил цветы, все равно завяли, и плеснул воду в лицо Жанне.
          – Прости, любимая, на что сил хватило.
           Она тут же очнулась,  посмотрела на меня огромными темными глазами, ничего не понимая. Голубой шелк лифа намок и потемнел, на груди блестели капли воды, с ее светлых волос капало.
          – Что случилось? Боже мой! Ты жив?
          – Кажется, – поморщился я, кровь с руки капала  на роскошное платье.
          – Ты ранен, а Мончини?
          – Твой муж скоро очухается, вон там, в углу за комодом. Так что мне надо уйти отсюда как можно скорее.
          – Где он? Что с ним?
           Она вскочила, торопливо поправила юбки, направилась к комоду.
          – Антонио, Антонио, как ты?
           Уж таковы женщины. Она вдруг обернулась.
           – Тебя надо перевязать!
           Баронесса схватила шелковую скатерть со стола, вернулась ко мне.
           – Кто тебя? Он? – спросила она строго.
          – Он.
           – Сейчас.
           Жанна подобрала на полу брошенный кинжал, разрезала скатерть на полосы, стала перевязывать мне руку.
          – Ты идти можешь?
          – Пока могу.
          – Жаль, я слуг отпустила. Придется   тебе все делать самому.
           Коня моего у ворот не было. Мончини позаботился. Пришлось возвращаться к конюшне. Перед глазами уже плыли темные круги, страшная усталость тянула к земле. Я прислонился к стволу дерева, закрыл глаза.
           – Эй, сеньор.
           Прямо передо мной Мончини, половина лица залита кровью. Мне в грудь упирается дуло пистолета.
           «Какая мерзкая у Мончини улыбка…»
           Выстрел…
 
           И я просыпаюсь. Слава Богу, жив! Чего только не привидится после такой драки. Все тело болит. Совсем не отдохнул за ночь. И правый глаз заплыл, это наемник Мончини меня двинул канделябром. Надо встать, умыться, побриться.
«Черт! Где это я?! Убожество, какое! Потолки низкие беленные, окошко как бойница, комнатка как шкаф. Что  это? Трактир? Тюрьма? А за окном-то что? Фу, дрянь какая! Башка болит!»
           Стою посреди комнаты, сжимаю руками голову, медленно соображаю.
           «Стоп, стоп, стоп… что было сном? Мончини? Не может быть! А это что? Когда? Где?»
           На стене зеркало. Подхожу, смотрю.
           «Я схожу с ума!!»
           Вдруг все встает все на свои места. Я спала и просто видела сон про… про…про  то, что меня … убили.
           «Приснится же такое! Да, еще так натурально, во всех подробностях».
           Я даже проверяю, нет ли шрама на руке.
           «Никогда ничего подобного во сне не переживала. Я фехтовала, стреляла, а наяву и понятия не имею, как это делается. Наверное, просто фильмов насмотрелась… так ничего исторического уже давно не смотрела. Какие же это времена? Шпаги, платья, шляпы с перьями… похоже на семнадцатый век, где-нибудь в Европе. Бурная же у меня фантазия. А эта Жанна… редкостная! И вашим и нашим. И надо же такому присниться!  Ого, уже двенадцать часов! Надо быстренько просыпаться, гладить юбку и бежать к соседке, позвонить Галке. Может она хоть хлеба мне принесет, есть хочется! Только побриться сперва надо. Тьфу ты!»

          -----------------------------------------------
*туше (фр.) – в фехтовании касание, точный выпад.
**эфес – защищенная рукоять холодного оружия.
***гарда (фр.) чаша на шпаге, защищающая руку.