Ундина Чаячьего мыса, часть третья

Как и следовало предполагать, последовавшую ночь я спал плохо. Немилосердно ныло ушибленное колено, я чувствовал себя разбитым, и к тому же меня упорно мучили кошмары, стоило мне закрыть глаза. То я видел перед собой угрюмое лицо миссис Фрай, то снова оказывался на мчащейся галопом бешеной лошади, то тонул в какой-то чёрной дыре, вода захлёстывала меня, а сквозь её толщу за мной пристально следили спокойные и печальные глаза Ундины.
Перед рассветом мне удалось на какое-то время забыться более или менее спокойным сном, а когда я проснулся, моё первое ощущение было от холодных тонких пальцев руки, лежащих на моём лбу. Я открыл глаза и увидел сидящего у постели Холмса.
- Вы стонали и метались во сне, пока я не положил вам руку на лоб, - сказал он мягко. – У вас жар, но не очень сильный. Наверное, реакция на вчерашние события. Вы голодны?
Я хотел было отрицательно покачать головой, но вспомнил его утверждение на этот счёт и подумал, что мой отказ от еды может его взволновать.
- Разве что чуть-чуть, Холмс.
Он рассмеялся и позвонил. Уолкер появился с подносом в считанные мгновения.
- Мистер и миссис Раскатов, - доложил он, бесстрастно глядя Холмсу в переносицу. – Просили справиться о здоровье доктора Уотсона и будут рады засвидетельствовать своё почтение.
Холмс вопросительно посмотрел на меня.
- Если они будут снисходительны и извинят мне то, что я приму их в спальне, - сказал я, невольно заражаясь тоном этого типа, - просите их войти и проводите сюда.
Уолкер чётко кивнул, поставил поднос и стремительно вышел. Холмс откинулся на стуле, заложив ногу за ногу, и иронично улыбался.
- Я вообще-то в затруднении, - сказал я ему, не замечая этой иронии. – Гостей следовало бы тоже пригласить к завтраку, но в таких условиях...
- Не беспокойтесь, - сказал Холмс. – Если они согласятся, Уолкер сервирует небольшой столик прямо здесь. у него это займёт от силы пять минут.
- Странно, что он, будучи управляющим, не отказывается совмещать в своём лице дворецкого и лакея.
- У него нет выбора, - сказал мой друг всё с той же улыбкой, путающей, всерьёз или в шутку он говорит. - Когда-то перед ним стояла реальная перспектива примерить тот самый галстук, который надевают только один раз. И по сравнению с этим роль лакея не самая скверная, - и, пресекая мои расспросы, приложил палец к губам, потому что в спальню уже входили супруги Раскатовы.
Профессор был в светло-сером летнем костюме и соломенной шляпе. Его жена – в голубом платье и серой панаме с голубой атласной лентой.
- Разве потеплело? – удивился я. – Здравствуйте, профессор. Здравствуйте, миссис Раскатов.
- Зовите меня Дина, - улыбнулась молодая женщина. – Вы сломаете язык, выговаривая мою фамилию.
- Погода просто тропическая, - профессор вытер пот со лба огромным клетчатым платком. – Надеюсь, вам получше, доктор?
- Да, всё в порядке, - я постарался изобразить на физиономии жизнерадостность. – Просто тешу свою лень, пользуясь удобным случаем.
- Уолкер, - негромко велел Холмс всё ещё маячившему за спинами управляющему. – Сервируйте нам здесь завтрак на четверых.
- Хорошо, мистер Холмс, - поклонился Уолкер.
Я удивлённо взглянул на него. Но и в дальнейшем при посторонних он ни разу не оговорился, назвав Холмса, как младшего, и именовал его только уважительно: «мистер Холмс» и «сэр». Я начал понимать, за что братья Холмс могут ценить этого нахала – в нём было безошибочное, как компас, чутьё и умение быть полезным, оставаясь незаметным. Так, к примеру, наш завтрак вместе со столиком словно сам собой материализовался в спальне.
- А я всё в себя прийти не могу после вашего падения с Ласточки, - проговорила Дина. – Даже отменила сегодня свою собственную поездку. Представьте себе, подошла к лошади и – не могу сесть на неё – боюсь.
- Ну это у тебя просто расходились нервы, дорогая, - Раскатов губами коснулся её запястья. – Единичный случай не определяет закономерности. Возможно, Ласточку просто укусил овод за какое-нибудь особенно чувствительное место.
- Укусил за чувствительное место, - без выражения повторил Холмс, словно тихое эхо.
Раскатов покосился на него недовольно, но мой друг смотрел в сторону.
- Ах, да оставьте вы эту лошадиную тему! – противореча самой себе, воскликнула Дина. – У вас куда более жизнерадостный дом, чем я предполагала, мистер Холмс.
- Разве вы здесь никогда раньше не бывали? – вырвалось у меня прежде, чем я успел прикусить язык.
- Ну, конечно же, нет, - Дина сделала большие глаза. – Откуда бы?
- Ну, я просто подумал, - принялся выкручиваться я, - что, если вы здесь не первый раз, а приличных домов не так уж много, то, избежав знакомства с мистером Холмсом, вы, может быть, знаете хотя бы его брата.
- Мы здесь действительно не первый раз, - проговорил Раскатов, - но владельца этой усадьбы не имели чести знать никогда прежде. Дина, наделённая, по-моему, чересчур живым воображением, мне кажется, представляла вашу усадьбу, мистер Холмс, чем-то вроде замка Дракулы, - он засмеялся, и Холмс тут де присоединился к нему таким мягким бархатным смехом, который не оставил у меня тени сомнения в том, что он насквозь фальшив.
- Ну, это не совсем так, - всё ещё смеясь проговорил он. – Обычная расплата за нежелание хорошенько содержать дом. Конечно, когда деревенские жители, проходя мимо, видят заросший сад и грязные окна в доброй половине дома, они сами начинают придумывать обоснование такому запустению.
- Но ещё ведь говорят и о том, что здесь в одной из спален несмываемое пятно крови, - с непосредственностью юности проговорила Дина. – После убийства старой хозяйки бог знает сколько лет тому назад.
Повисло неловкое молчание. Я увидел, что профессор покраснел, а Холмс, напротив, побледнел и бессознательно дважды провёл языком по пересохшим губам.
- Не такое уж отдалённое прошлое, - наконец, проговорил он, и я удивился тому, как тускло и безжизненно звучит его голос. – Всего двадцать три года.
- Меня тогда не было на свете, - упавшим голосом пробормотала Дина, из чего я заключил, что она ещё моложе, чем кажется.
- Ну да, разумеется, вам это представляется доисторическими временами.
- Просто не надо слушать россказни безграмотных крестьян, - проворчал профессор, не зная, как загладить неловкость, тем более, что сама Дина, сообразив, что допустила бестактность, окончательно растерялась. – Наша хозяйка называет их фольклором, тем самым поощряя, мне кажется, самые беспардонные сплетни.
- Ах, да, - спохватился, снова приходя в хорошее расположение духа, Холмс. – Ведь вы говорили, что живёте в доме учительницы. И она поощряет сплетни? В это трудно поверить, учитывая, что зачастую объектом таковых является её собственный сын.
- Уж не хотите ли вы сказать, что я лгу? – снова стал наливаться помидорным соком Раскатов.
- Боже упаси! Я просто неудачно выразился, прошу прощения. Но вы не могли не слышать эту историю о том, как его пыталась утянуть в омут эта... Ундина, - Холмс смущенно улыбнулся, словно ему было неловко повторять нелепость.
- Ну, конечно же, мы слышали, - подхватила нить разговора Дина. – Говорят, он именно с тех пор лишился разума, а был прекрасный юноша. Она хотела защекотать его, да видно что-то ей помешало довести дело до конца.
- Глупости, дорогая, - перебил её Раскатов. – Ты снова слишком веришь в сказки.
- Но его нашли на берегу возле бухты, как раз на закате, - возмущённо принялась доказывать Дина Раскатов свою правоту. – Он был без памяти, лицо красное, натужное, как у висельника. На теле красные пятна, словно следы от пальцев. И доктор, который его осматривал, не мог сказать ничего вразумительного.
- И что, сам мальчик ничего не рассказывал?
- Да он и до сих пор слова не произнёс. Онемел. По-моему, орн не соображает даже, где находится, живёт, как во сне.
- А в полицию не обращались? – спросил я. – Может, его кто-то напугал?
- А с чем тут обращаться в полицию? Парень только мычит и пускает слюни, свидетелей нет, ран на нём тоже не было.
- Вы правы, вы правы, - подхватил Холмс. – Но я, кстати, слышал, что в таких местах, где происходят непонятные, но угрожающие спокойствию и порядку в общине вещи, нередко пока ещё прибегают к суду Линча.
- Линчевать Ундину? – переспросил, расширив и без того выпуклые глаза, Раскатов. – Вот это предложение, подери меня все черти ада! – и громко захохотал, словно над крайне удачной шуткой.
Мне показалась не совсем уместной такая грубость в присутствии миссис Раскатов, но Дина и сама улыбнулась наивности Холмса.
- Ну что вы, мистер Холмс. Даже если бы такая мысль пришла кому-то в голову, его немедленно отговорил бы. Ссориться с русалкой, когда живёшь на самом берегу пролива! О, нет! Нет и нет! Это не просто опасно – это самоубийство! К тому же, они и так утопленницы, насколько мне известно, а разве легко убить мертвеца?
- Ах, Дина, Дина, - вытирая слёзы, выступившие от веселья, проговорил профессор. – Уж лучше не заговаривать с ней на эти темы, мистер Холмс. Не то никогда не кончите. Это её любимая лошадь.
- Которая тоже может иногда понести? – с улыбкой спросил Холмс.
- Вот-вот, - снова захохотал Раскатов.
Дина же, хотя как будто бы смеялись над ней, не выглядела ни смущённой, ни обиженной. Презабавно сморщив нос, она посетовала на то, что мужчины стали чужды романтики, и вскоре супруги Раскатовы стали прощаться.
Вызванный звонком Уолкер отправился проводить их, и мне показалось, что в дверях он и Дина успели обменяться многозначительными взглядами. С самой любезной улыбкой Холмс дошёл с гостями до двери, но, когда он повернулся ко мне, лицо его было угрюмым и озабоченным.
- Уотсон, мне всё это не нравится.
- Что «всё»? Вообще всё? – улыбнулся я, но Холмс на мою улыбку не ответил.
- Конкретизирую: мне не нравится история с Ласточкой, мне не нравятся Раскатовы, не нравится миф об Ундине и то, что произошло с сыном учительницы.
- Ага, - кивнул я. – Ну давайте тогда по пунктам: как я понимаю, в версию укуса овода вы не поверили?
- Я бы поверил, если бы не пророчество Фрай и не их с Диной конфиденциальная встреча.
- А что вам не нравится в Раскатовах?
- Прежде всего, их возрастная разница. И перемена настроений. Вам не показалось, что при первой встрече профессор был словно бы раздражён, а Дина боялась лишнее слово сказать?
- Возможно, между ними произошла размолвка...
- Да, и наше присутствие профессора явно тяготило.
- Неудивительно...
- А в течение какого-то часа его настроение переменилось, и он обратился к вам с извинениями.
- Ну и что такого?
- Почему к вам? Ведь с момента знакомства это я разговаривал с ними и терпел резкости.
- Потому что я врач, а он пожаловался на мигрень.
- Хорошо, допустим. Для чего они пришли сегодня?
- Ну, просто визит вежливости.
- А вы заметили, что сегодня Дина держится современно иначе? Куда только делся её страх? Раскрепощённая, весёлая женщина...
- Ну а вы чем это объясняете?
Мой друг невесело рассмеялся:
- Уотсон, вы – иждивенец. У вас уже сложилась привычка ждать, пока Шерлок Холмс вытащит вам из кармана готовый ответ на все вопросы. Не знаю. Что-то здесь не складывается в мозаику.
- Ну а миф об Ундине не складывается в мозаику со здравым смыслом, да?
- Да. И можно бы списать его на крестьянские суеверия, если бы не история с пареньком.
- Но сам по себе страх во время того, как он тонул, мог вызвать психическое расстройство у слабой натуры.
- А цвет лица? Уотсон, утопленники бледные, а не синие. Синие удавленники. И пятна...
- Просто мраморность кожи в холодной воде.
Холмс шевельнул уголками рта в короткой улыбке:
- С вами, врачами, стоишь на земле обеими ногами. А я бы взглянул, по крайней мере, на этого юношу, раз уж нельзя с ним поговорить. Но Уотсон! вы так и не притронулись к вашему завтраку.
Я вздохнул.
- Сказать по правде, Холмс, мне совершенно не хочется есть.
- Да? – удивился он.
Я развёл руками:
- Увы.
С полудня солнце раскалилось, как сковородка, и в комнате стало нечем дышать. Я вытерпел до четырёх часов, валяясь в кровати с томиком Эдгара По. Шерлок Холмс занимался какими-то имущественными вопросами с Уолкером и освободился только в четверть пятого. Он вошёл, грызя яблоко, розовый от загара, и я взмолился:
- Холмс, идёмте погулять. У меня уже плавятся мозги от этой жары.
- Да ведь вы же больны.
- И заболею ещё хуже, если немедленно не выберусь на воздух.
Он пощупал мой лоб, заглянул в глаза, взяв за запястье, сосчитал пульс – словом, подошёл к делу со всей ответственностью, после чего, уже сдаваясь, спросил:
- А на ногу встать вы сможете?
- Думаю, что смогу. И потом, вы ведь дадите мне опереться на вашу руку? Вот и хорошо.
Он принёс мне трость, помог одеться, и мы медленно побрели к морю, уже охряно розовому на западе.
- Вы не шутили, когда говорили, будто Уолкер с трудом избежал виселицы? – спросил я.
Глядя себе под ноги, Холмс помотал головой.
- Он что, убийца?
Холмс кивнул.
- Тогда почему он здесь? Неужели вы...
- Он убил на дуэли своего соперника, - объяснил Холмс. – На это можно смотреть двояко: поединок был «обоюдоострый», так сказать, но у нас в государстве дуэль всё-таки имеет статус умышленного убийства, так что судите сами.
- Как же ему всё-таки удалось избежать наказания?
- Ему удалось обмануть полицейских, выдав дуэль за русскую рулетку – они с противником предусмотрительно обменялись оружием. Я разоблачил обман, но его не выдал. Ещё вопросы? – он вскинул голову и посмотрел мне в глаза вызывающе?
У меня были вопросы.
- Почему?
- Из-за женщины. она была не из простых, история с дуэлью погубила бы её репутацию, а русская рулетка – просто забава, не подразумевающая обязательной любовной истории. Теперь она, кстати, снова замужем, - Холмс как-то грустно, не похоже на себя, вздохнул.
Я почувствовал, что расспросы лучше прекратить, но Холмс продолжад уже по собственному почину:
- Меня втравил в эту историю любезный братец. Он же и посоветовал её замять. У нас с ним своеобразные отношения к вопросам супружеской верности или неверности, а эта женщина... Ах, Уотсон, если бы вы её видели или, тем паче, разговаривали бы с ней, вы, с вашей романтической натурой, мигом оказались бы на лопатках, и ладонь не просунуть. Но у Джона Уолкера на эти дела особый талант – соблазнит и ангела. Правда, с тех пор он присмирел.
- Присмирел, вот как? А мне кажется, он достаточно нагл. Но тогда тем более не понятно: если он обязан вам, почему вы так снисходительны к нему?
- Это верно, - улыбнулся Холмс. – А он пользуется нашим нежеланием вникать в хозяйственные вопросы и обворовывает нас потихоньку. Из рамок приличия, правда, не выходит.
- Но я вообще ничего в таком случае не понимаю.
- Всё дело в том пятне крови, о котором толковала Дина Раскатов, - невесело усмехнулся Холмс. – Уолкер из тех немногих, кто хорошо осведомлён о том, почему у нас с братом особе отношение к вопросам супружеской измены. При этом у него хватает ума и такта держать в рамках любопытство других слуг и наших соседей, а мы здесь знавали и худшие времена.
Я покивал понимающе и тут же спросил:
- Не могла же кровь на полу сохраниться столько лет.
- О боже, Уотсон, и вы туда же!
- Ну, извините, извините, дружище, я не хотел вас задеть. Но, если это просто досужая сплетня, во-первых, он должна на чём-то базироваться, а, во-вторых, если это шёпот на пустом месте, его проще было бы пресечь – ну, скажем, позволить взглянуть особенно рьяным шептунам.
- Шёпота на пустом месте не бывает никогда, - наставительно сказал Холмс. – Уже само убийство вызывает толки, хотя мы все эти годы скрывали истинные обстоятельства трагедии. Да и пятно не совсем вымысел, хотя оно находится в совершенно другом месте и, понятно, с кровью никак не связано.
- Что же тогда за пятно?
- Да просто грибок. Один из видов древесных паразитов, имеющих коричнево-красный цвет. Появилось оно лет десять назад, и, конечно, если бы мы задались целью уничтожить его, в конце-концов, нам бы это удалось.
- Почему же вы этого не сделали? – удивился я.
- Потому что вывести пятно с пола – не то же самое, что вывести пятно из собственной души, а, если последнее всегда с вами, будете ли вы тратить время и силы на первое?
- Откровенно говоря, не знаю, - пробормотал я, немного растерявшись. – Но, Холмс, если сплетня о вашем доме имеет под собой такое бытовое обоснование, как грибок, может статься, и миф об Ундине на чём-то основан – на чём-то вполне реальном и обыденном, я имею в виду.
Холмс посмотрел на меня как-то странно, и мне даже показалось было, что он сердится, пока, качнув головой, словно изумляясь чему-то, он не проговорил:
- У вас удивительный дар, Уотсон, подавать реплики точно к выходу. А ведь мне до сих пор ни разу не приходило в голову столь здравое суждение, - и он снова покачал головой, а я, признаться, не понял толком, о чём он.
Ундина сидела на том же самом камне в том же самом невесомом одеянии. Я подумал, была ли она в нём и вчера, когда погода оставляла желать лучшего, но у Холмса не спросил.
- Я искупаюсь, - сказал он вдруг у меня над ухом.
В этом желании не было ничего неестественного – повторяю, день был жарким, даже душным. Но мне не понравился его тон: в нём было что-то от того, с придыханием, азарта, с которым картёжник, промотавший почти всё, что имел, в очередной раз говорит своей спутнице, заискивая взглядом: «Я сыграю?»
- Разве купальный костюм у вас при себе? – удивился я вслух.
- Да, он под одеждой.
Я вспомнил, что решение совершить совместную прогулку пришло к нам спонтанно, и Холмс после этого от меня отлучался только за моей же тростью. переодеться за это время он бы никак не успел. Значит, собирался пойти сюда купаться в одиночку, причём на закате. Почему же не днём, когда жара особенно докучала? «Да ну, ерунда, - отогнал я тревожные мысли. – Просто до этого он был занят и не хотел прерываться».
Мы спустились на пляж, где я стащил с себя пиджак и сорочку, подставив кожу косым, нежарким уже, лучам. А Холмс разделся и, аккуратно сложив свою кремовую тройку, остался в чёрном трико. Он всегда питал пристрастие к чёрному цвету, и не напрасно – траур шёл его гибкой, тонкой фигуре и бледному заостренному лицу.
Я оглянулся – может ли нас видеть женщина, сидящая на камне. Она была сейчас почти спиной к нам и смотрела в другую сторону.
- Холмс, - позвал я с непонятно, откуда взявшейся тревогой. – Вы... будете осторожны?
Он обернулся ко мне с удивлением:
- Бог с вами, Уотсон. Я прекрасно плаваю.
- Тогда не утоните от скромности, - буркнул я, смущённый и раздосадованный своим непонятным страхом.
Холмс рассмеялся и пошёл в воду. Я смотрел ему вслед, как прикованный, и тревога во мне не только не угасала, но и нарастала. Возможно, я чувствовал бы себя иначе, будь я в состоянии в случае чего прийти ему на помощь. Я был неплохим пловцом, но сейчас, с распухшей ногой, от меня было бы мало толку. С другой стороны, что могло случиться? Холмс плавал, как левиафан, а тёплая песчаная бухта казалась полностью безопасной. Неужели всего лишь один нюанс в голосе моего друга мог так подействовать на меня? Или, может быть, меня нервировало присутствие ундины?
Я даже не удивился, видя, что Холмс направился прямо к выступающему из воды камню – тому самому, рядом с которым таился коварный омут. Он плыл ровными сильными взмахами быстро и легко, как вдруг что-то произошло. Ритм его движений сбился. Он окунулся с головой, снова вынырнул, нелепо взмахнул руками, закашлялся, ушёл под воду опять – словом, он явно недвусмысленно тонул.