Бродяга

Был у меня знакомый. Почему был? Вроде не умирал,  и мы не ссорились. И надеюсь, не будем. Есть такой характерный подвижный тип людей, если я, примеру, перед тем как сделать шаг не семь раз, а семижды семь, обдумаю не только конечную точку пути расстояние, но все опасности, которые меня ждут на расстоянии одного шага, то  он обычно начинает думать о маршруте, когда уже сорвался с места. Надо отметить, что он любит ходить пешком и из всех средств передвижения  предпочитает одно: которое нельзя приобрести ни за какие деньги, самое надежное и полезное – потому, что он как ни странно человек вполне рациональный – программист. Как вы уже поняли это средство – собственные ноги. Может не очень быстрое, но надежное. Что касается его специальности, то другой мой знакомый не могут скрыть своего восхищения, когда узнал, что учился с ним  в одном институте, только этот знакомый учился на каком-то рядовом факультете, а Антон, так зовут ходока, на каком-то  самом- самом, выпускники которого по уму и статусу вообще пешком ходить не должны были. Хорошее образование и продвинутый ум позволяли Антону еще в советское время по три месяца бродить по просторам бескрайней тогда нашей Родины. Каким образом? Ведь за тунеядство тогда полагалась статья. Но Антон и не думал тогда быть тунеядцем. Все решал его резкий ум, перемещаемый с помощью биотранспорта. И ум подсказывал ему каждый май увольняться с работы и каждый  сентябрь устраиваться вновь. И так как его две ноги таскали, не что иное, как ум, то его  прекрасно после долгого похода вновь принимали на работу. О непрерывном стаже и прочей глупости он справедливо не заботился, как будто знал, что грянет в одно ненастное утро кислотный дождь перестройки,  который разъест все и вся и тем более документы.
 Но кислота прошла, многое смыла, и  открылось много нового. В первую очередь она уничтожила марксизм-ленинизм и последствия Октябрьской революции, о необходимости, которой неоднократно говорили большевики. На самих большевиков кислоты не хватило, и они тут же после помывки преобразовались в рьяных демократов, сторонников свободы, любителей денег и  покупателей церковных свечек. Но кроме этих покупателей стал шириться  круг, который все равно оставался узок верующих людей. Антон при своем рациональном и категорическом уме попал в этот круг и заметил, что в географическом смысле он необыкновенно широк и интересен. Ноги заработали еще быстрее, и он заткнул за пояс даже великого землепроходца монаха Афанасия, известного своими «Чемоданами» и прошедшего от Владивостока до Москвы, потом до Антиохии, где ел овсяную кашу с епископом Никандром Звенигородским, затем сгинувшим, посетил Святую Землю и поселился в пещере на Афоне, из которой был впоследствии извлечен и определен в греческий монастырь, где и осел. Куда его только не заносили эти ноги. У каких заброшенных святынь только он не бывал. В какие переделки не попадал: плутал в дебрях Абхазии, а рядом плутали грузинские диверсанты, убивавшие всех встречных, забредал в Косово в самый разгар антисербского гонения, был  в Румынии и Сербии, Греции и Болгарии. И все это на своем по преимуществу транспорте. Он и сейчас бродит. Говорят где-то на Ближнем Востоке.
Но мне вспоминается  другой эпизод начала его  пешеходческой карьеры  и вовсе не из косовского анабазиса. Не знаю уж как, но любовь к странствиям привела его с товарищем в одно из отделений милиции на территории нашей страны. Суть этого визита я не знаю, но когда странствуешь, очевидно, что  когда-нибудь туда забредешь. И менты, видимо, мучимые скукой, развлечения ради,  не закрыли дверь в камеру. Друг его,  не понимая этой игры,  решил задать стрекоча. Антон как говорил позже: Понимаю, что этого делать нельзя, - еще и пристрелить могут, и все равно следую этой глупости, выскакиваю вслед за товарищем и тут же оказываюсь схваченным. Потом  не интересное продолжение: довольные менты связывают  мне руки и ноги воедино и привешивают меня к ручке двери». Вероятно, чтобы  не лежать на холодном полу и не простужаться и чтоб не бегать. «Болтался я, поболтался. Чувствую, сил больше нет. И представил как будто меня в теле нет. И он самостоятельно болтается на ручке. Не знаю уж точно, какая это практика восточная или православная, но помогло мне это упражнение выдержать наказание».
 Но не о практике хотелось бы здесь поговорит, а том чувстве солидарности,  которое заставляет делать даже глупости.
Мне кажется, что и ныне оно многих нас заставляет следовать на встречу неприятности или даже погибели  за такими вот дураками или провокаторами. Меньше бы у нас его было, следовать ли уму, носимому ногами и освященному у православных святынь, а не каким-то оболтусам, может, и процветало бы наше Отечество, и крепла бы вера православная
А ты Антон броди, броди. У каждого свой путь. У тебя он очевидно длинный. И может, когда-то мы прочтем  записки пешеходца Антона Косовского ли Афонского