Весенняя болезнь. 1911 г

 Ну вот. Жила – жила всю зиму – не тужила. А как начался март: раз – и накатили волной скопившееся за зиму чувства. Хожу в каком-то эйфорическом состоянии влюбленности. А вот в кого? Вдруг обнаружила в себе безумную, всепоглощающую и безнадежную любовь к киноактеру, как это ни банально. Да. Любовь к актеру театра и кино, англичанину Джереми Айронсу. Это не было неожиданностью ни для меня, ни для моих близких. Я его еще давно определила, как мужчину своей мечты, увидев в фильме  Дэвида Кроненберга «М. Баттерфляй», замечательного режиссера, с которым Джереми Айронс работал еще в других фильмах. Уже тогда я почувствовала некое подозрительное нездоровое ощущение родства душ и интеллектуальную близость. Несколько позже, лет так через 5 – 7, вновь увидев его в фильме «Лолита» по одноименному роману Владимира Набокова и восхитительному творению режиссера Адриана Лэйна, я поняла, что потеряла свое сердце в этих темных, мерцающих глазах, выражающих обреченность судьбе  и душевную скорбь. (И почему это мне так нравятся печальные страдальцы?) Итак, я бросилась в омут нераздельной любви, скупая и скачивая подряд все фильмы с участием дорогого моему сердцу Джереми Айронса. И чем больше я поглощала увиденное, тем глубже и крепче становилось мое чувство. Фильмы с участием любимого актера я просматривала практически каждый день, и уже наступило некое наркотическое привыкание, когда в периоды компьютерной или телевизионной недоступности, у меня начиналась душевная ломка, выливающаяся в раздражительность ко всему окружающему миру, и сменяющаяся депрессией и отчаянием. Сразу отмечу: это не было  сексуальное влечение. Влюбленность стала настолько возвышенной, что не опускалась ниже пупка. Воображение представляло мне любимый образ, то идущим в толпе людей, то находящимся в недалекой близости от меня, то я мысленно ловила устремление его магнетического, горящего взора прямо на себя. Я часто представляла его облик, как всегда очень стильный, то обнимающий шею лошади, то мчащийся на предельной скорости на мотоцикле с развевающимися по ветру волосами, то просто стоящий и смотрящий куда-то вдаль с невыразимо обаятельным выражением печали в дорогих глазах и в чуть опущенных уголках остро очерченных губ. Любимое, трепетное утонченное лицо с неотъемлемым выражением безнадежности и покорности своим чувствам, и стройное, худощавое тело, наполняло мое существо теплом и страданием одновременно. Я ощущала необходимость реального общения с этим дорогим мне человеком. Так вот. Этой весной меня опять одолела вышеуказанная болезнь, утвердившаяся в моей душе настолько комфортно, что я готова была уже всему свету громко объявить о своей любви, выливая свои эмоции на своих подруг и знакомых. На сей раз моя покорная и безнадежная пассивность сменилась безудержным желанием действовать. В каком направлении? Разумеется, это было маниакальное желание признаться в любви самому герою моих грез (уже далеко немолодому, а весьма староватому мужчине 62 лет, но все так  же обольстительному в моих глазах). Подруги все, как одна, удивлялись, что же меня привлекает в этом, с их точки зрения хорошо потрепанном жизнью человеке. Одна даже заявила мне, что я вообще люблю тщедушных и чахоточных доходяг, к коим она присоединяла и моего любимого. Не видели они в нем чарующей изысканной небрежности ИСТИННОГО джентельмена, захватывающей дух чувственности, эмоциональной подвижности и обаяния истинно прекрасного любовника, пленяющего сердца многих и многих милых дам со всего света. Короче говоря, хорошо порывшись в интернете, я добыла  адрес его электронной почты, и послала ему письмо с изложением моей глубокой, преданной любви, обрисовав свое отношение к нему неформальными, на мой взгляд, красиво изложенными фразами (насколько это мне позволяет знание английского языка, впрочем, могу похвастаться, что знаю его неплохо, хотя не имею постоянной разговорной практики, и не владею современными речевыми оборотами).В своем письме я поэтично, как опять же считаю, описала его образ и поделилась предположением о некоем родстве натур. Разумеется, в конце моего послания (я же интеллигентный человек), я пожелала ему много новых замечательных, творческих работ, а его семье – наилучшие приветствия.    Компьютер сообщил мне, что мое письмо было благополучно отослано. В ожидании необязательного, но горячо желаемого ответа на мое любовное послание, я провела умопомрачительную неделю мучительных томлений и грез, представляя в своем сознании самые немыслимые ситуации моей встречи с пленителем моего пламенеющего, как факел, сердца и возбужденного рассудка. В своих мечтаниях, подбадриваемых и возбуждаемых весенним воздухом теплого, солнечного марта, грянувшего неожиданно после морозного и снежного февраля, я довела себя до маниакального состояния, проводя ночи без сна, а дни в полусонном бреду, сквозь который ярким светом горел образ любимого, являющийся уже неотъемлемой частью моего естества. Мне уже не было необходимости смотреть на движение его пленительного облика на экране компьютера или телевизора. Его обреченно манящие глаза и нервная, страдальческая улыбка, с внезапно приподнимающимися уголками губ, обволакивающий, трепетный голос и изысканная манерность высокой, стройной фигуры, всегда были со мной.                Но. Как это ни странно, мой любовный пыл к моему возлюбленному исчез внезапно, к моему немому изумлению, спустя несколько совершенно ошеломляющих мое сознание дней ожидания ответа. Исчез, как будто кто-то ластиком стер замысловатый, но надоевший рисунок. Так, удивительно для меня самой и, конечно же, для близких мне людей, ВДРУГ в один момент, словно опустили занавес в театре, кончилась моя давнишняя, преданная и всепоглощающая ЛЮБОВЬ.