Общество. Государство. Власть. Первые контуры «постпереходной» эпохи (2000 год)
За последние годы российское общество претерпело существенные перемены, настолько существенные, что можно говорить о новом качественном состоянии массового сознания. В период 1998 – 2000 гг. в России стали складываться предпосылки для коренной трансформации политического режима, сформировавшегося в 90-е годы. После периода «революционной смуты» в умах, массовое сознание в значительной степени вернулось в свое «спокойное» традиционное состояние.. «Тяготы радикализма и постепенное стирание из памяти характерных черт старого режима приводят к накоплению социальной усталости и усилению ностальгических настроений по прошлому. Формируется новая конфигурация власти, происходит сближение элит на умеренных основаниях, постепенно складывается новый социально-политический и экономический консенсус…Процесс выхода из революции есть процесс укрепления государственной власти, что предполагает постепенное сближение позиций различных элитных групп, формирование определенного консенсуса по базовым ценностям общественной жизни»» .
Это свидетельствует о сформировавшемся общественном запросе на стабильность и порядок, а также на развитие общества в русле общенациональной парадигмы. Данный запрос привел к власти нынешнее руководство страны, умело «просчитавшее» произошедшие перемены в сознании людей. И «новые» отношения между обществом и властью, характеризующиеся высоким уровнем доверия к власти практически всех слоев общества, продолжают удерживаться в течение всего года, несмотря на определенное снижение «градуса ожиданий», проявляющееся разочарование бездействием власти, а также явной пробуксовкой в институциональной сфере, создании новых механизмов управления обществом. Все это позволяет, хотя и с известными оговорками, охарактеризовать наступившую после ухода Ельцина эпоху как «постпереходную», по крайней мере, в той части, которая касается общественных ожиданий. Оправдаются ли ожидания, направленные на преодоление смуты, или же неизбежен новый виток общественного кризиса? В пользу как того, так и другого сценария говорят различные аргументы.
Среди предпосылок, формирующих запрос на «постпереходное» состояние, отметим следующие:
- накопившаяся усталость общества от периода «реформ» и социально-политической нестабильности;
- определенное социальное «выравнивание» общества после августовского кризиса 1998 г., ударившего по зачатками «среднего класса»;
- в связи с этим расширение зоны недовольства режимом за счет «средних» слоев общества;
- массовое осознание тупиковости политических и социальных преобразований начала и середины 90-х годов;
- ценностная консолидация общества на умеренно авторитаристской, государственнической и патриотической позиции; преодоление ценностной и идеологической поляризации общества, характерной для 90-х годов;
- формирование массовой потребности в сильной и эффективной власти, стоящей над частными , региональными и корпоративными интересами.
Данный запрос привел к предпосылкам коренной внутрисистемной эволюции политического режима, формированию «постпереходного» общества, объединенного общенациональной субъектностью, характеризующегося ликвидацией противостояния общества и власти. Согласно оценкам большинства россиян, нынешний, пока лишь складывающийся политический режим воспринимается как радикальная альтернатива «ельцинской России»; на него возлагаются ожидания модернизационного прорыва, восстановления роли страны в мире, воссоздания основных систем жизнеобеспечения населения, наведения «элементарного порядка». В ответ на эти ожидания, власть пытается провести широкомасштабные политические реформы, унифицирующие общественное устройство, подчиняющие интересы региональных и экономических элит общегосударственным (общенациональным) интересам. Пока подобные попытки носят противоречивый характер, и их конечный результат не очевиден. Рассмотрим ценностные, социальные и политические аспекты, характеризующие движение общества в направлении постпереходности.
Следует отметить, что ряд российских исследователей вкладывают в понятие «постпереходности» завершение социально-политического «транзита» от социалистической к «современной демократической» модели общества и связывают данный процесс с социализацией новых поколений людей. «Завершение перехода от авторитарно-социалистического политико-правового устройства к системе демократических по своей сути и по способам функционирования институтов связано, едва ли не в первую очередь, с принятием новых порядков большинством населения, с глубоким освоением народными массами соответствующих ценностей, установок, социальных и культурно-идеологических норм.. Радикальное обновление этих ценностей и норм, переход к принципиально иным, чем прежде, представлениям о должном и правильном, к новым эталонам поведения, складывание новых привычек и традиций происходят – или могут произойти – главным образом на стадии базовой социализации новых поколений людей» . На наш взгляд, не столько «принятие новых порядков большинством населения», сколько формирование общенационального ценностного синтеза, что само по себе характерно для этапа заверения революционных процессов в обществе.
Ценностные аспекты. Идейную основу нового общественного консенсуса составляет центристское большинство, имеющее определенные «левые» черты, в основном связанные с патерналистским представлением о государстве как главным организующим общество субъектом, с другой, - национал-центристские черты, связанные с актуализацией национал-государственнической проблематике и возвращением во многом представлений о тотально враждебному к России внешнему окружению. Сдвиг общество влево сочетается с ростом интереса к российской почве, социальной и исторической «органике». В то же время взгляды большинства россиян носят достаточно умеренный характер, преодолевается идеологическая конфронтация, характерная некогда как для «коммунистической», так и «либеральной» частей общества.
Согласно исследованиям автора наблюдавшийся в 90-е годы социокультурный раскол в обществе носил в себе следы многочисленных попыток осуществления модернизации, по большей части - неудачных. Острые и противоречивые формы подобного раскола стали ведущим фактором, препятствующим оформлению и институционализации общенациональных политических и экономических субъектов. Параметры же, характеризующие внутригражданское противостояние, были весьма многообразны: Это, очевидно, и историко-культурные, и идеологические факторы, и сложные этнополитические процессы, принявшие во многом необычную, нетрадиционную для России форму, и резкое изменение конфигурации и характера социальной структуры, приведшее к глубокому не только материальному, но и ценностному расслоению. Социокультурная природа этого раскола, на наш взгляд, состоит в форсированном и в значительной степени насильственном распаде традиционного общества. В результате, в процессе распада традиционное общество не успело породить органичных модернизационных субъектов, способных выполнить историческую задачу органической модернизации страны. Сформировавшийся в посзднесоветский период «средний класс» из числа представителей «новой» культурной и научно-технической элиты оказался оторван от исторической идентичности и в целом стал основной движущей силы «революции» 80-90-х годов, столкнувшей страну на путь догоняющей модернизации. Так на первых этапах либеральных реформ, когда они имели массовую социальную базу в лице, в первую очередь, городской научно-технической интеллигенции, связывавшей с ней свои ожидания, направленные на формирование новых механизмов вертикальной мобильности, возник "кризис идентичности", приведший к попыткам перенесения групповых, социально-анклавных архетипов на российское общество в целом. Сейчас начался процесс социально-культурной консолидации общества.
Если все сокращающиеся количественно ядра «западнического» и «традиционалистского» сегментов массового сознания по своей идентификационной ориентации все еще отчасти сохраняют черты резко полярных «субкультур», возникающие «посередине» группы - социалистической, националистической или центристской ориентации - демонстрируют определенный общенациональный синтез. Несмотря на различные самоназвания, эти типы сознания во многом имеют общие характеристики. Таблица 1 демонстрирует, насколько за последние пять лет численно сократились «ядра» как либерально-демократической, так и коммунистической частей общества.
Таблица 1. Идеологические предпочтения россиян, согласно опросам декабря 1995 г., февраля и октября 2000 г
Идейно-политические ориентации Декабрь 1995 г. Февраль 2000 г. Октябрь 2000 г.
Либералы, сторонники радикальных рыночных реформ и сближения с Западом 17,2 3,7 2,7
Сторонники коммунистического традиционализма 14,0 18,4 14,2
Таким образом, от противостояния начала 90-х по линии «коммунисты – демократы» осталось лишь около 17% политизированного в рамках прежней доминирующей парадигмы электората. Если число ортодоксальных либералов сократилось за эти годы «в разы», то объем коммунистического электората (речь идет о «коммунистах-традиционалистах», группирующихся вокруг КПРФ, то есть «правых» коммунистов, выступающих в качестве представителей наиболее консервативной. «антимодернизаторской» части общества) сохранился примерно на том же уровне, а за последний год, после прихода к власти В. Путина, импонирующего значительной части традиционалистов, имеет тенденцию к некоторому сокращению.
В то же время в средней части политического спектра, который с различными оговорками можно отнести к центристам, образовалось несколько новых групп сознания. Это переставшие себя отождествлять с либералами-рыночниками «демократы» – сторонники демократического пути развития страны и приоритета прав человека (10,5% в октябре 2000 г.), «русские националисты» (5,4%), социалисты и социал-демократы (2,0%), «государственники» (18,2%), а также неопределившиеся в своих политических симпатиях (47,1%).
Нынешняя политическая система, в основном базирующаяся на «партийно-фракционном» сегментировании Государственной Думы, лишь в общих чертах воспроизводит идейно-политическую сегментацию общества. Как видно из Таблицы 2, ни одна из прошедших в Государственную Думу на последних парламентских выборах партий (кроме КПРФ) не соответствует в полном объеме «своей» программно заявленной электоральной нише.
Таблица 2 Соотношение электоральных ниш и идейно-политических сегментов общества по итогам парламентских выборов 1999 года (данные на июль 2000 г.)
Ведущие избирательные объединения и партии Либералы, сторонники радикальных рыночных реформ и сближения с Западом «Демократы», сторонники прав человека Сторонники коммунистической идеи Сторонники русского национального движения, "русской идеи" Сторонники различных вариантов центристской идеологии и неопределившиеся Итого
КПРФ 0,0 2,4 59,5 1,2 36,9 100%
"Единство"("Медведь") 2,7 11,0 3,0 4,1 80,2 100%
"Отечество» 3,5 10,5 3,5 9,6 82,9 100%
Союз правых сил (СПС) 9,6 29,6 0,0 4,0 56,8 100%
ЛДПР (Блок Жириновского) 8,0 8,0 4,0 10,0 70,0 100%
"Яблоко" 5,8 24,6 2,9 2,2 64,5 100%
Таким образом, все победившие на выборах партии и избирательные объединения, кроме КПРФ, представляют собой центристские слои электората. Это касается даже традиционно политизированного электората «Союза правых сил», среди которого лишь 9,6% избирателей идентифицируют себя с либеральной идеологией, 29,6% - с общедемократическими ценностями. В основном же (56,8%) это – «болото», привлеченное не столько либеральной идеологией, сколько имиджем его лидеров. «Единство» и «Отечество» – партии принципиально определяющие себя в центристско-государственическом ключе. Соответственно, среди их сторонников более 80% являются центристами различной окраски. 64,5% «яблочного» электората – это тоже центристы, делящие нишу с «демократами» (24,6%).
Несмотря на разительные перемены в количественном соотношении идейно-политических сегментов, качественные компоненты сдвига массового сознания в лево-государственническом направлении не следует переоценивать. Отрицательное отношение к Западу не распространяется на «западный образ жизни», предполагающий приоритет индивидуальных ценностей над общественными и коллективными. Несмотря на широкое распространение в последние годы «патриотических» взглядов, лишь немногим менее 5% населения были готовы поддержать на выборах радикально настроенных политиков «национал-патриотической ориентации» (март 2000 г.). И лишь 2,0% считали в марте этого года, что новый президент России В. Путин должен опираться на политиков национал-патриотической ориентации. В то же время ясно, что национал-патриотическая идеология, которая несколько лет назад претендовала на роль общенационального синтеза, уже не сможет выполнять подобную роль, оставаясь на маргинальных позициях. Значительное сокращение за 5 лет тех, кто идентифицирует себя с русской национальной идеей, связано с формированием в обществе национал-центристского большинства, «впитавшего в себя» ту часть русской националистической идеологии, которая не вызывает у этого большинства отторжения.
«Дрейф» внутри различных электоральных сегментов общества, особенно заметный во время выборов, сочетается с весьма медленными изменениями в системе базовых ценностей общества. В этой связи представляет интерес Таблица 3, в которой проводится сопоставление представлений россиян о базовой системе идей, способных объединить общество. Видно, что национал-центристское большинство существовало в потенции еще в 1995 году, хотя в тот период не обеспечило институционального прорыва. Фактически за пять лет наблюдается лишь явное смещение парадных ценностей общества в антизападническом направлении и ослабление интереса к «общечеловеческим» ценностям. Впрочем, и эти перемены носят достаточно умеренный характер.
Таблица 3. Представления об идее, способной объединить общество в 1995 и 2000 гг. (сумма превосходит 100 %)
Идея Сторонники идеи
Декабрь 1995 г. Февраль 2000 г.
Идея единения народов России в целях ее возрождения как великой державы 41,4 42,4
Идея правового государства 30,3 24,7
Идея объединения народов для решения глобальных проблем, стоящих перед человечеством (истощение природных ресурсов, загрязнение окружающей среды) 23,5 16,2
Идея сближения с Западом, вхождения России в общеевропейский дом 12,1 4,8
Возвращение к социалистическим ценностям и идеалам 10,0 11,2
Идея объединения всех славянских народов 8,5 12,1
Идея величия, национальной уникальности, особой исторической миссии русского народа 7,3 5,9
Идея индивидуальной свободы, превосходства интересов личности над интересами государства 6,0 3,2
Идея очищения общества через православную веру 5,6 5,4
Идея противостояния Западу 2,3 5,8
Другая идея - 1,9
Затруднились ответить - 14,2
Если вокруг нынешнего состояния общества и его перспектив устанавливается определенный консенсус, то историческое прошлое, являющееся своего рода «полем идентичности», продолжает раскалывать общество. Интересно проследить, насколько по-разному оценивают ведущих исторических деятелей ХХ века представители различных идейно-политических сегментов общества. Так Николая 11 оценивают положительно все, кроме коммунистов. В. Ленина, напротив, продолжают поддерживать лишь коммунисты. Это же касается И. Сталина и Л. Брежнева. Хрущева не любят русские националисты. Горбачева поддерживают только представители либерально-демократического сегмента общества. Положительный консенсус сформировался лишь вокруг двух фигур, являющихся знаковыми для общественного запроса конца ХХ века – это Ю. Андропов и В. Путин. Отрицательный консенсус существует вокруг фигуры Б. Ельцина.
Таблица 4. Оценка исторических деятелей ХХ века представителями различных общественных сегментов – февраль 2000 г. (превышение доли тех, кто оценивает положительно над теми, кто оценивает отрицательно)
Политические деятели ХХ века «Либералы-рыночники» «Коммунисты» «Русские националисты» Центристы-государственники «Демократы»
Николай 11 +21,9 -18,8 +33,7 +25,6 +32,2
Ленин -60,9 +80,8 -22,0 +3,1 -29,1
Сталин -67,2 +34,5 -6,4 -41,9 -49,6
Хрущев +35,9 +9,6 -2,5 +20,5 +22,8
Брежнев -51,6 +53,7 -11,6 +3,2 -30,7
Андропов +4,7 +66,9 +59,7 +52,3 +30,7
Горбачев +20,3 -73,3 -49,3 -30,9 +23,6
Ельцин -26,6 -87,6 -77,9 -36,1 -39,4
Путин +70,3 +27,4 +55,8 +80,6 +33,9
Принадлежность к различным сегментам идейно-политического спектра влияет и на «образ врага» - кто и что препятствует выходу России из кризиса? Практически во всех группах на первое место вышли такие факторы, как «коррумпированность нынешней политической и экономической элиты» (57,2%); «бюрократическое засилье, взяточничество на всех уровнях» (42,6%), то такие «негативные» факторы как «наследие коммунистической эпохи», «сильное влияние западных государств, стремящихся не допустить процветания России», «курс на рыночные реформы, взятый в начале 90-х годов» получили полярно противоположную оценку в различных группах сознания.
Таблица 5. Оценка роли «негативных» факторов, препятствующих выходу России из кризиса – июль 2000 г. Сумма ответов превышает 100%
«Негативный» фактор «Либералы-рыночники» «Коммунисты» «Русские националисты» Центристы-государственники «Демократы»
1. Наследие коммунистической эпохи 28,6 2,9 14,7 9,0 20,1
2. Сильное влияние Запада 22,4 52,5 32,4 34,4 22,9
3. Коррумпированность элиты 55,1 61,8 51,5 58,5 63,1
4. Бюрократическое засилье 34,7 44,1 39,7 43,4 44,1
5. Низкие трудовые качества россиян 8,2 5,5 8,8 7,5 9,5
6. Утечка мозгов на Запад 22,4 8,0 13,2 12,3 15,1
7. Засилье лиц нерусской национальности 4,1 19,3 22,1 11,8 4,5
8. Низкий профессионализм руководителей 14,3 9,2 25,0 18,4 20,1
9. Курс на рыночные реформы 6,1 31,1 17,6 18,9 7,8
10. Отсутствие патриотизма у нынешних поколений 6,1 11,8 16,2 10,4 9,5
Из Таблицы 5 хорошо видно, что «коммунисты» в своей основной массе (их правильно называть «правыми коммунистами» или «коммунистами-традиционалистами») являются наиболее консервативной частью общества, превосходящей по уровню «государственничества» и «антизападничества» собственно «государственников» и «русских националистов». Несмотря на произошедшее общее выравнивание социально-политического спектра, смягчение крайностей, в том числе и в недрах коммунистического электората, они остаются единственной группой общества, существенно по своим ценностям отличающейся от остальных в направлении консерватизма советского образца. Эволюция ценностей, произошедшая в «либерально-демократической» части спектра в направлении приближения как раз к традиционным государственническим ценностям, носит значительно более глубокий характер. Так на вопрос о том, какой следует сделать вывод из обстоятельств гибели лодки «Курск» (октябрь 2000 г.), были предложены два альтернативных варианта ответа: «бросить вес силы на восстановление боеспособной армии, даже если для этого потребуется пойти на дополнительные расходы», и «следует радикально сократить численность армии и отказаться от дорогостоящих военно-технических проектов», все группы общества, включая как правило антимилитаристски настроенных радикалов и демократов-правозащитников, выбрали первый вариант ответа (Таблица 6).
Таблица 6. Основной вывод в связи с гибелью подводной лодки «Курск»
Группы «Восстановить боеспособность армии» «Радикально сократить численность армии»
1. Либералы 36,2 25,5
2. Демократы-правозащитники 44,0 22,3
3. Коммунисты 65,3 8,1
4. Русские националисты 52,6 25,3
5. Центристы-государственники 67,3 9,4
Характерным для картины общей эволюции ценностных ориентаций общества является и отношение к развитию «чеченского кризиса». Несмотря на известные сложности, с которыми столкнулось в Чечне федеральное руководство, значительных изменений в позиции общества, которое изначально поддерживало «антитеррористическую операцию», не наблюдается. Сегодня 67,1% опрошенных (октябрь 2000 г.) продолжает поддерживать политику В. Путина на территории Чечни, а 53,2% считают, что операцию следует продолжать «до полного уничтожения бандформирований». Эта точка зрения разделяется всеми значимыми группами общества, включая сторонников либерально-рыночной и демократической идеологии.
Если в 1995 году отношение к либеральным реформам и Западу глубоко раскалывало общество, то сегодня эти факторы его скорее объединяют. Сейчас именно укрепление положения России на международной арене является той ценностью из арсенала «сильного государства», которая в равной мере разделяется всеми группами общества. В то же время укрепление власти президента остается по-прежнему идеей, в большей степени поддерживаемой либералами (вкупе с центристами и националистами) и вызывающей недоверие как со стороны коммунистов, так и демократов-правозащитников (электорат «Яблока). С укреплением парламента связывают усиление государства коммунисты и «русские националисты» (все помнят «национал-коммунистическое большинство» во всех российских парламентах, начиная с Верховного Совета 1990-83 гг.). Идею усиления армии и правоохранительных органов в меньшей степени поддерживают «демократы»; идею усиления государственного вмешательства в экономику – как «либералы-рыночники», так и «демократы». Идея приоритетного укрепления судебной системы «овладела» умами лишь сторонников либерального государства.
Таблица 7. Что соответствует представлениям о сильном государстве у представителей различных общественных групп; март 2000 г. (сумма ответов превосходит 100%)
Что следует укреплять, в первую очередь «Либералы-рыночники» «Коммунисты» «Русские националисты» «Государственники-центристы» «Демократы»
Власть Президента 25,0 11,0 26,0 24,3 13,4
Власть Парламента 9,4 20,3 25,6 6,8 11,0
Армию, правоохранительные органы 32,8 45,9 48,1 44,5 29,9
Роль государства в экономике 37,5 69,4 60,5 51,6 40,9
Роль страны на международной арене 42,2 45,6 49,4 40,8 43,3
Судебную систему 40,6 18,5 18,2 19,6 27,6
Особо следует остановиться на характере и эволюции так называемого «авторитарного запроса». Как показывают результаты исследований, несмотря на все учащающиеся призывы «либералов-западников» к установлению в стране «режима жесткой руки», приходу к власти «русского Пиночета», ядром авторитарного запроса остаются традиционалистские слои общества. В то же время даже среди сторонников демократической и правозащитной идеологии установка на порядок преобладает над установкой на политические свободы.
Таблица 8. Поддержка «авторитарного запроса» в различных группах общества (март 2000 г.)
Группа За «твердую руку» За «политические свободы»
«Либералы-рыночники» 50,0 50,0
«Коммунисты» 94,9 4,7
«Русские националисты» 80,7 19,3
«Государственники-центристы» 81,4 18,1
«Демократы» 52,9 47,1
Рост антизападнических, преимущественно антиамериканских настроений в России лавинообразно усилился после прошлогодних событий в Югославии. «Именно «Запад» становится в массовом сознании концентрированным воплощением «зла», разного рода страхов и угроз. Утверждение о том, что «у России свой путь, отличный от стран Запада» поддерживается почти семьюдесятью процентами опрошенных. 43,6% называют именно США в качестве главного источника серьезных угроз для России в ХХ1 веке (на втором месте – Афганистан, символизирующий в глазах россиян угрозу исламского фундаментализма). Напротив, лишь 4,1% видят в США наиболее желанного союзника. Отношение к европейским западным странам намного более сдержанное и нейтральное. Их не боятся, но на них и не надеются.
Таким образом, несмотря на сохранившиеся рудименты общественного раскола начала 90-х, сегодняшнее российское общество явно дрейфует в направлении общенационального консенсуса. Не случайно, его больше «разрывают» не сегодняшние символы, а исторические, в том числе оценка событий последнего десятилетия. Установление общенационального консенсуса – важнейшая составляющая постпереходного общества в России.
Социальные аспекты постпереходного общества.
Трансформация российского общества в значительной степени определяется социальными факторами, в частности заметными изменениями в социальной структуре, произошедшие в последние два года. Так августовский кризис 1998 г. привел к снижению жизненного уровня почти 80% россиян, а главное - многое изменил в общественном климате в стране, что, несомненно, ускорило процессы, проявившиеся в ходе избирательных кампаний 1999-2000 гг. Мартовское исследование 2000 г. показало, что и по прошествии полутора лет последствия влияния кризиса на социальную структуру общества были далеко не преодолены.
Оценивая свой социальный статус (сейчас и до кризиса), респонденты отмечали устойчивое его снижение в среднем на 2-3 балла по 10-балльной шкале. Причем особенно значительное снижение социального и материального статуса наблюдается в тех группах, которые занимали до кризиса относительно благополучное положение. Таким образом, августовский кризис привел к значительному снижению вертикальной мобильности в наиболее активных группах общества и способствовал накоплению протестного потенциала в тех группах, которые ранее составляли наиболее массовую часть поддержки режима Б. Ельцина. При этом под «протестной» понимается та часть общества, которая резко негативно воспринимает как правящий режим, так и складывающийся в обществе порядок вещей («правила игры»). Если традиционный протестный и пожилой электорат, ориентированный преимущественно на КПРФ, характеризуется крайне низкими потребительскими и социальными запросами, то «новый» протестный электорат дал заряд той форме социального протеста, которая реализовалась в «феномене «Единства» на парламентских выборах и в «феномене Путина» на выборах президентских. Сторонники как «Единства» так и В. Путина – это люди отнюдь не с самым низким социальным статусом, и в этом отношении они мало отличаются от сторонников «Отечества», «Яблока» или ЛДПР. В то же время КПРФ сохраняет за собой нишу «социальных низов», а «Союз правых сил» представляет относительно преуспевшую часть общества, преимущественно городскую молодежь.
Таблица 9. Средние социальные статусы (по 10-балльной шкале) электоратов ведущих избирательных объединений и кандидатов в президенты (март 2000 г.)
Сторонники объединений и политиков Средний балл социального статуса
1. КПРФ 2,69
2. «Единство» 3,26
3. «ОВР» 3,33
4. «СПС» 3,52
5. Блок В. Жириновского 3,23
6. «Яблоко» 3,12
7. В. Путин 3,35
8. Г. Зюганов 2,67
9. Г. Явлинский 3,25
Можно согласиться с мнением, согласно которому произошедшая трансформация общественного запроса была вызвана, с одной стороны, усилением протестности, а с другой, ростом адаптивности населения. Протест перешел в те слои общества, которые частично адаптировались к реформам, и сам претерпел качественные изменения. В результате массовому протесту был придан в целом модернизационный вектор. Так в марте 2000 г. 50,5% россиян полагало, что необходимость начинать в России рыночные преобразования была, тогда как отрицательно на данный вопрос отвечали 31,9%. В то же время лишь 4,3% полагало, что реформы следует продолжать так, как они осуществлялись вплоть до настоящего времени (только среди сторонников либерально-рыночной ориентации они составляли 14,1%). За прекращение рыночных реформ выступала относительно небольшая часть общества – 17,6% (только среди сторонников коммунистов их доля достигала 47,3%). Два года назад около 47% населения оценивало переход к рыночной экономике как скорее положительное явление, хотя и содержащее очевидные отрицательные моменты (при 39% уверенных, что переход к рынку - это грубейшая ошибка или даже преступление). Таким образом, происходит, несмотря на кризисы и обвалы, медленная адаптация общества к рыночной экономике.
Таблица 10. Оценка результатов рыночных реформ в различных идейно-политических группах общества (март 2000 г.)
Группа Выиграли от реформ И не выиграли, и не проиграли Проиграли от реформ Считают, что необходимость в рыночных реформах была Необходимости в рыночных реформах не было
«Либералы-рыночники» 40,6 23,4 29,7 90,6 3,5
«Коммунисты» 0,7 11,0 81,1 17,8 75,6
«Русские националисты» 6,5 23,4 63,6 58,2 32,6
«Демократы-правозащитники» 13,4 22,0 50,4 64,6 14,9
Государственники-центристы 6,5 28,5 50,8 58,7 22,2
Некоторые российские социологи, склонны выводить различия политических ориентаций, главным образом, из социальной стратификации общества. Так, согласно исследованиям Т. Заславской, "верхний" слой "достаточно оптимистически смотрит на свою жизнь и будущее России"; "средний слой менее позитивно относится к осуществляемым реформам"; "представители нижнего слоя предпочли бы, чтобы реформы не начинались, а значительная часть их считает, что России нужна диктатура" Отмечается, что "динамика материального положения россиян по итогам первых лет реформ достаточно жестко коррелирует с их распределением по типам ментальности, т.е. представившиеся за последние годы жизненные шансы каждый использовал по-разному в соответствии со своими личностными особенностями" Согласно этой точке зрения, во многом россияне сами несут ответственность за свою жизнь – какова ментальность, таков и образ жизни. Однако кризис 1998 г. в значительной степени изменил данную картину – пострадала наиболее активная «средняя» часть общества, обладающая значительным социальным потенциалом и относительно высокой энергетикой.
Если, по-прежнему, сторонники коммунистических взглядов представляют собой наиболее «обиженный» электорат, практически поголовно проигравший в результате рыночных реформ, а сторонники либеральных рыночников, напротив, представляют тот малочисленный слой, который связал свои интересы с ходом и продолжением реформ в том виде, в котором они осуществлялись в России, то особый интерес представляет психология промежуточных, средних слоев общества, составивших ядро нового политического консенсуса в России. Это те, кто проиграл в результате реформ, но продолжает поддерживать необходимость их проведения. И различий в этом плане между «демократами-правозащитниками»«яблочного» толка, представляющими прозападническую городскую интеллигенцию, не слишком уверенную в своих социальных перспективах, и «государственниками-центристами», представленными в новом политическом спектре «Единством», отражающим настроения провинциального среднего класса (потенциального или реального) не слишком велики (см. Таблицу 11).
Таблица 11. Мнение о том, как надо продолжать рыночные реформы в различных идейно-политических группах (март 2000 г.)
Группа «Продолжать реформы, как они шли» «Продолжать реформы иначе» «Остановить реформы»
«Либералы-рыночники» 14,1 78,1 1,6
«Коммунисты» 0,7 34,2 47,3
«Русские националисты» 3,9 62,3 19,5
«Демократы» 5,5 72,4 5,5
«Государственники-центристы» 5,8 66,5 8,9
В результате все большую популярность приобретает модель социально-ориентированного капитализма с государственным регулированием определяющих сфер жизни и широкой экономической свободой на его "нижних" этажах - в мелком и среднем бизнесе, торговле и сфере обслуживания. Так 69,8% россиян выступали в марте 2000 г. за пересмотр итогов приватизации, восстановление ведущего положения государственного сектора; 72,9% - за расширение круга регулируемых цен; 70,1% - за восстановление элементов государственного планирования; 54,3% - за запрещение свободной купли-продажи земли; 67,1% - за усиление государственного контроля за предпринимательской деятельностью. Лишь 1,7% поддерживало сохранение контроля над природными богатствами страны за теми, кто «стал их официальным собственником в результате реформ последних лет». Одновременно 51,5% россиян являлись сторонниками сохранения свободного обмена рублей на валюту. Подобного рода идеология «государственного капитализма» в сфере экономики соответствует усилению поддержки идей социальной справедливости и национального возрождения, укрепления государственной мощи в военной и политической областях.
Существенную трансформацию претерпело за последние месяцы и проблемное поле. В качестве главной проблемы, которая вызывает тревогу, в июле 2000 г. отмечалось снижение уровня жизни и рост цен (45,6%). Фактор низкого уровня жизни многие годы стабильно выходит на первое место. В то же время он отражает и относительный рост потребительских стандартов, тогда как еще год-полтора назад на первое место выходила проблема несвоевременной выплаты пенсий и зарплат бюджетникам. Сейчас данная проблема ушла в конец первой десятки наиболее значимых социальных проблем. Зато в верхнюю часть рейтинга поднялись такие проблемы как общая нестабильность, неуверенность в завтрашнем дне (25,7%), отсутствие порядка (12,2%), безработица (19,7%), коррупция чиновников (19,0%)– то есть как раз те проблемы, которые характерны для активной и трудоспособной части общества. Интересно, что процесс консолидации общества вокруг действующей власти начался в прошлом сентябре, когда резко возросла тревожность, связанная с нестабильностью на Северном Кавказе и угрозой терактов. В тот период проблема войны на Северном Кавказе занимала второе место по значимости проблем (27,0%), сегодня она тревожит почти вдвое меньше людей – всего 18,0%. Перестала казаться актуальной и угроза новых терактов (сегодня – 2,9%).
Заметно успокоилось массовое сознание. В сентябре прошлого года сочетание неблагоприятных экономических и политических факторов выражалось в том, что 41,1% населения оценивало общую ситуацию в России как катастрофическую, а еще 52,1% как кризисную и только лишь 3,1% как нормальную. Подобный «всплеск» катастрофических настроений, как раз в период начала работы правительства В. Путина - не наблюдался с первой половины 90-х годов. Зато сегодня число «катастрофистов» вернулось к своему обычному показателю – 23,8% в марте; 17,9% в июле и 21,9% в октябре (некоторый рост связан с августовскими катастрофами). Как кризисную ситуацию оценивали 61,5% в марте; 55,5% в июле; 58,5% в октябре. 9,5% оценивали ситуацию как нормальную в марте; 17,5% - в июле; 12,8% в октябре. Между тем реальных сдвигов в лучшую сторону за прошедший год фиксируется не столь уж много. Более того, в октябре 2000 г. лишь 12,0% опрошенных отмечали рост, хоть и незначительный уровня жизни, в то время как 51,0% отмечали его снижение уже при «новой» власти, в том числе 19,2% - значительное снижение. Зато, очевидно, исчез главный дискомфорт, связанный с недееспособным состоянием «партии власти», сложившимся в стране после череды сомнительных отставок и коррупционных скандалов внутри нее, происходивших на фоне полной утраты авторитета Б. Ельциным.
Политические аспекты формирования постпереходного общества.
Общественный запрос на сильную и эффективную государственную власть, к тому же действующую в русле общенациональной субъектности, оказался настолько высок, что на рубеже 1999-2000 гг. еще недавно раздираемое противоречиями общество оказалось способным объединиться вокруг консенсусной фигуры, за которой стоит изменившаяся система ценностей и приоритетов массового сознания. Исследования показывают, что информация о В. Путине достаточно скромная, а в нем самом скорее различные слои общества видят то, что хотели бы видеть. Высокий рейтинг В.Путина – это скорее воплощенный общественный запрос, нежели оценка его реальной деятельности. За время руководства В.Путиным страной (сначала в ранге председателя правительства, потом и. о. Президента) население увидело реальные сдвиги лишь в двух сферах (правда, ключевых) – это военная кампания в Чечне, а также значительное улучшение положения с выплатами задолженности по пенсиям и зарплатам. При этом значительно ухудшилось международное положение, деятельность СМИ, состояние с коррупцией.
Еще более неопределенным выглядит «портрет» В.Путина в массовом сознании. «Ядро» его сторонников, полагающих, что в В.Путине страна обрела «волевого, решительного, самостоятельного лидера, который необходим современной России», составляло в марте 24,8%. 29,8% «подозревали» В.Путина в слишком тесной связи с дискредитировавшим себя ельцинским окружением. 42,3% пока вообще не были готовы сказать о В.Путине чего-либо определенного. Оставалось неясным, «призван» ли В.Путин историей для осуществления в стране долгожданных перемен, или же, напротив, для консервации нынешнего олигархического строя, который подавляющим большинством россиян признается несправедливым и даже нетерпимым. Совсем непонятно, «демократ» ли В.Путин (такового в нем видели 8,6% граждан) или же будущий диктатор (с этим были согласны 3,2% граждан). Впрочем, даже те, кто «подозревал» В. Путина в диктаторских амбициях, не слишком этого опасался. Необходимость «твердой руки», даже диктатуры не пугает россиян.
Смена политического режима, сформировавшегося в последнее десятилетие, произошла достаточно внезапно и не путем прихода к власти оппозиции, а путем внутренней трансформации. Определились основные контуры будущего страны в целом и политического режима, в частности – опора на силовые структуры, «патриотическая риторика», авторитарные тенденции, антизападничество (более или менее умеренное) – все в рамках парадигмы общенациональной идентичности. В то же время «эпоха Ельцина», особенно ее ранняя фаза, характеризовалась тем, что федеральная власть в значительной степени сама провоцировала раскол общества, поддерживая на уровне парадных ценностей победу «реформаторов» над «консерваторами», отдавая на откуп последним функции защиты исторической и национальной идентичности.
За время своего президентства. В. Путин еще более упрочил имидж центриста-государственника, сдвинувшись несколько влево в своем восприятии обществом. Если вначале он был «на ура» встречен либералами, то сейчас отношение к нему со стороны этого сегмента общества стало более сдержанным. Напротив, возросла его поддержка со стороны традиционного коммунистического ядра, возрастного электората.
Таблица 12. Отношение к В. Путину в различных идейно-политических группах общества (октябрь 2000 г.)
Группы Доверяют В. Путину Не доверяют В. Путину
Либералы-рыночники 46,8 23,4
Коммунисты 40,3 32,3
Государственники-центристы 70,1 12,6
Русские националисты 57,9 18,9
Демократы-правозащитники 60,3 17,4
Даже некоторый заметный страх перед В. Путиным со стороны интеллигенции и, особенно, той ее части, которая ориентирована на либерально-правозащитные ценности, не меняет консолидационной тенденции. Видно, что на стороне В. Путина и бедные слои общества, и, особенно, российская провинциальная глубинка, представляющая малые города, поселки и села. Это как раз те группы общества, в которых были особенно сильны протестные настроения. Ядром «путинского электората», и, соответственно, того социального запроса, который вызвал к жизни сам «феномен Путина», являются самые средние и массовые слои общества – это не живущие в нищете традиционалисты, и, напротив, не преуспевшие в ходе реформ «адаптанты». Это те, кто поддержал реформы в начале 90-х, но потом оказался невостребованным новыми социальными процессами. В первую очередь, это российская глубинка, с ее резко сузившимися за последние годы жизненными перспективами и снизившейся социальной мобильностью. «Протест» этих слоев совпал как с неблагоприятным социальным фоном в 1998-99 гг., так и общей трансформацией ценностей, происходившей всю вторую половину 90-х и перешедшей в новую качественную фазу.
Таким образом, политические процессы, происходящие в современной России, неизбежно приводят к постепенной трансформации политического режима. Возникает отчетливый запрос на сильную и консолидированную власть, способную вывести страну на курс органической, системной модернизации общества и экономики. Это власть или в широком смысле слова «партия власти» как субъект общенациональных стратегических интересов, которые оказались в последнее десятилетие «растащены» между отдельными экономическими и политическими группировками, своего рода «кланами». Это означает своего рода запрос «на повышение уровня субъектности», то есть на формирование политических сил, представляющих интересы общие, общенациональные, а не клановые или групповые. С точки зрения своей идеологии, эти силы могут быть ориентированы только на политический центр, в его чуть более левом или чуть более правом вариантах. Именно формирования этой новой общенациональной субъектности ждет населения и от В. Путина. «Главной задачей Путина станет именно искоренение неофеодальной системы «кормлений», обеспечение равных условий гражданам, регионам, предприятиям, торжество законности и порядка. Именно в этом он отличается от всех прочих кандидатов в президенты, победа которых приведет не к смене системы, а к замене одних олигархических группировок другими» .
Подводя итоги анализу новой общественной парадигмы, можно отметить, что за последние годы изменилось само российское общество, медленно, но последовательно возникла новая система ценностей, предполагающая наличие не то что мощного, но доминирующего в политической системе «центра» – как в смысле ценностей «центризма», так и в прямом смысле «центра власти». Тенденция к хаосу (и общественный запрос на хаос, смуту) сменилась тенденцией, ориентированной на «порядок». Сегодня, когда общество «переболело смутой», власть в России имеет все основания опереться на те социальные слои, которые были для нее недоступны последние пятнадцать лет.
Жизнь в условиях консенсуса имеет свои достоинства и недостатки. Ближайшее будущее покажет, смогут ли сохраниться в этих условиях «ростки демократии», включающие многопартийность и разделение властей. Произошедшие перемены режима продемонстрировали, что политический строй в России все дальше дрейфует в направлении от классической демократической республики в сторону «выборной монархии». Действительно, если среди «завоеваний» последних десятилетий в российском менталитете укоренились такие атрибуты демократии как свобода предпринимательства, свобода слова и СМИ, свобода поездок за границу, выборность всех органов власти, то безусловный кризис переживают такие институты как представительная власть и многопартийность.
Таблица 13. «Важное» и «неважное» в современной демократии (октябрь 2000 г.)
Атрибуты демократии Важно Не важно
Многопартийность 26,4 49,7
Представительные органы власти 38,5 32,7
Свобода предпринимательства 56,9 21,8
Свобода слова и СМИ 77,3 9,9
Свобода поездок за границу 52,4 29,6
Выборность всех органов власти 64,2 15,2
«Лояльной» Государственной Думе доверяют всего 11,7% россиян; партиям и политическим объединениям – 7,6% россиян. При новом режиме Государственная Дума в значительной степени перестала быть государственно значимым органом власти, превратившись в техническое продолжение Правительства и Администрации президента. Еще тяжелее ситуация у партий; так в случае новых парламентских выборов есть реальная угроза сокращения числа партий представленных в Госдуме до двух – КПРФ и «Единство». При этом КПРФ переживает серьезный внутренний кризис, а партии типа «Яблока» или ЛДПР имеют тенденцию к стремительной маргинализации. Что же касается «Единства», то оно отказалось от собственно партийной работы (формирование новой социальной базы), ограничившись ролью самой сервильной фракции Государственной Думы. В складывающихся условиях политического режима остается мало места сформированных в эпоху «ельцинской смуты» атрибутам формальной демократии, в том числе политическим партиям. Прошедшие выборы – это безусловный кризис российского варианта многопартийности, которая оказалась не устойчивым политическим институтом, а скорее лишь «приметой смутного времени».
Кто же сегодня реально противостоит В. Путину и формируемому им режиму власти?
Таблица 14. Кто, по мнению общества, сегодня противостоит В. Путину и его курсу? (сумма превышает 100%)
Олигархи в целом 24,3%
Коммунисты 18,4%
Б. Березовский и его окружение 15,1%
Некоторые влиятельные главы субъектов федерации 11,4%
В. Гусинский и его сторонники 11,2%
Бывшее окружение Б. Ельцина 11,0%
Ведущие негосударственные телеканалы 8,4%
Г. Явлинский и его сторонники 4,6%
Ю. Лужков и лидеры «Отечества» 3,6%
Радикалы-рыночники 3,5%
У В. Путина нет серьезных оппонентов 13,0%
В отсутствии видимых оппонентов скрываются и серьезные опасности для режима. Не важно, оппозиционная или псевдооппозиционная, КПРФ была серьезным фактором социального громоотвода, позволившего удержать относительную стабильность общества в самые нестабильные времена. Наличие оппозиции создавало в обществе иллюзии, что стоит убрать Б. Ельцина и его окружение, как жизнь сразу начнет налаживаться. Между тем в условиях резкого политического ослабления Госдумы, В. Путин наносит удар одновременно и по Совету Федерации. А это означает, что в случае серьезного обострения социально-политической обстановки в стране, Администрация Путина может оказаться один на один с происходящими в стране процессами и потерять над ними управление. Особенно опасно, что в условиях распада общефедеральных политических институтов «протестный потенциал» может реализоваться в сепаратистских тенденциях, для которых продолжают существовать весомые объективные предпосылки. В стремлении повысить административную управляемость политическими и социальными процессами, что предполагает упрощение институциональной сферы, легко теряется устойчивость этих процессов, базирующаяся как раз на институциональной сложности и разнообразии политических и социальных субъектов.
Тем не менее, продолжавшаяся пятнадцать лет революционная эпоха скорее всего заканчивается. В России устанавливается постпереходный режим политической власти. Пережив глубокую «ломку», связанную с попытками форсированной модернизации по «догоняющему» типу, общество на уровне ценностей адаптировало перемены к своей социально-исторической «органике». Возрождается традиционная «русская власть» со своей традиционной социальной базой и традиционными политическими приоритетами.
Леонтий Бызов
Русское самосознание и формирование российской нации
(по данным исследований Института комплексных социальных исследований РАН и ВЦИОМ)
Когда говорят о перспективах развития России в ХХ! веке, основное внимание обычно уделяется всего лишь нескольким вопросам, прежде всего, экономического и демографического развития. Бесспорно, важны и экономическая конкурентоспособность, и демографическое воспроизводство. Но, акцентируясь на ресурсных показателях, обеспечивающих возможный рост и даже возможное процветание, мы мало обращаем внимание на качественное состояние современной русской нации. Мы даже не знаем ответа на самый главный вопрос – есть ли такая нация? Не как социально-биологическая популяция, а как носитель цивилизационной идентичности. Сможет ли нынешняя генерация населения России сохранить эту идентичность? Вопрос этот остается открытым.
Исследование различных процессов социальной трансформации, которые происходят в современной России последние десять-пятнадцать лет, выявляет несколько очень противоречивых тенденций. Одна из этих тенденций — процесс формирования современной российской нации. Нельзя сказать, что этот процесс идет вполне успешно. Возможно, он и не будет доведен до конца. Потому что Россия никогда не сможет стать полноценным национальным государством, — ведь она происходит от имперского состояния, которое правильно бы назвать суперэтническим. С другой стороны, современная Россия испытывает колоссальные проблемы с собственной идентичностью – по большому счету граждан страны мало чего объединяет, нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов, хотя за последние годы и появились определенные надежды на «новую идентичность», уже собственно российскую. Неопределенность общегражданской, государственной идентичности заставляет пристально всмотреться в развитие альтернативных форм идентичностей – этническую, конфессиональную, разного рода локальные идентичности.
Действительно, для нынешней России характерно наложение друг на друга двух тенденций: достаточно устойчивый рост этничности как русского этноса, так и других этнических групп России, с одной стороны, и медленное формирование российской политической нации , с другой. Страна зависла на промежуточной ступени между распадающейся имперской идентичностью и так пока и до конца несостоявшейся национально-государственной идентичностью. По мнению известного политолога В. Соловья , наблюдается «безвозвратная деградация имперской идентичности, перенос государственно-территориальной идентичности на нынешнюю "постимперскую" Россию, этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности)». Впрочем, как показывают социологические данные, в этом вопросе тоже далеко не все столь однозначно. Во всяком случае, этот процесс идет очень противоречиво. В какой-то степени он неизбежен, это связано с универсальными процессами модернизации, распадом традиционного общества и традиционной культуры. Это путь, проложенный европейскими государствами еще в 19 веке, в самом своем начале так испугавший Константина Леонтьева, который увидел в нем угрозу потери «цветущего многообразия» империи. В чем-то этому пути нет альтернативы – унификация образа жизни и общественных отношений, глобализация, стандартизация – все это оставляет совсем немного шансов «традиционным анклавам», которые могут сохранить в этих условиях свое своеобразие лишь в качестве искусственно поддерживаемых резерваций. Сегодня распад советской империи просто не оставляет нам иных вариантов, кроме как постепенно становиться национальным государством. Однако и эта тенденция носит неоднозначный характер. Если в 90-е годы многим казалось что идея «империи», великой державы окончательно умерла не только политически, что проявилось в распаде СССР, но и в умах и душах людей, больше озабоченных «своими собственными делами», чем величием и амбициями государства, то в последнее десятилетие идея «державы» стала явно получать второе дыхание. Сегодня по данным ВЦИОМ для 60% тех, кто называет себя русскими патриотами, патриотизм – это, в первую очередь, «возрождение России как великой державы», и только для 35% - в первую очередь, защита прав и интересов русских как в самой России, так и за ее пределами. Конечно, между «русской державой» и «империей» также нельзя ставить знак равенства. Идет какой-то синтез национального государства и империи, ни то, ни другое в чистом виде в России невозможно. Но, тем не менее, каким бы ни был этот процесс формирования квазинации, новой русской нации, он идет, и в нем можно выделить некоторые параметры.
Как показывают результаты исследований, в современной России происходит довольно-таки быстрый рост общегражданской идентичности. «Гражданами России» предпочитают себя называть 55,6% россиян, представителями своей национальности – 38,1%, в том числе «русскими» - 34,2%; представителями других национальностей – 3,9%. «Русская» идентичность не только не растет, а, напротив, в некоторой степени уступает свое место общегражданской российской идентичности, которая продолжает укрепляться по мере укрепления российской государственности и ее престижа при нынешних властях. Это, безусловно, позитивная тенденция, хотя и не столь быстрая. В ней не следует, наверное, искать какого-то глубинного социально-философского смысла, это результат скорее привычки, к тому же подрастает молодое поколение, которое уже социализировалось в рамках границ нынешнего российского государства. С другой стороны, эта тенденция стала и результатом исправления государственного имиджа, что напрямую связывается с деятельностью В. Путина. Если в 90-е годы было стыдно называть себя гражданином России, то сегодня «Россия встала с колен», и именно это называется самой главной заслугой нынешнего президента.
Как бы Вы ответили на вопрос о том, кем лично Вы ощущаете себя, если бы Вас спросили об этом в одной из столиц стран СНГ?
2006 (ИКСИ РАН) 2005 (ВЦИОМ) 2004 (ИКСИ РАН) 1998 (ИКСИ РАН)
55,6 44,3 40,0 35,9 Гражданином России
34,2 41,3 46,8 47,1 Русским
3,9 3,9 2,9 7,6 Представителем другой национальности (украинец, татарин и т.д.)
2,3 5,3 5,3 5,5 Гражданином СССР
1,9 1,4 1,1 0,3 Гражданином своей республики (Башкортостан, Коми и т.д.)
0,4 1,9 2,6 2,0 Как-то иначе
1,7 2,3 1,2 1,5 Затруднились ответить
В дополнение к этой таблице приведем еще некоторые последние данные из ВЦИОМ (ноябрь, 2006). Так на вопрос, «кто я такой», 59% россиян назвали себя «гражданином России», 16% - жителем своего региона, города, села (сибиряк, москвич и так далее), столько же указали на свою национальность (русский, украинец и т.п.), 13% назвали себя «советским человеком», 4% указали на свой род занятий (учитель, дворник, маляр), по 3% охарактеризовали себя через свою конфессию (православный, мусульманин), столько же назвали себя «гражданином мира», 2% назвали себя «европейцами». Вопреки уже цитировавшемуся В. Соловью с его «бунтом этничности», можно, хотя и с большими оговорками говорить скорее о торжестве общегражданской идентичности.
С другой стороны, сохраняется и достаточно радикальная группа общества, состоящая из националистически настроенных русских граждан, согласно которой «Россия должна быть государством исключительно русских людей». По сложившейся традиции к числу радикальных русских националистов социологи относят тех, кто разделяет идею «Россия должна быть государством русских людей». За последние семь лет доля сторонников этого лозунга не выросла, оставаясь на уровне 10-11%. Причем, учитывая «всплеск» радикального русского национализма в период 2001-2004 гг., когда доля радикальных «русистов» доходила до 17,1% (2004 г.), можно сделать вывод, что в настоящее время ситуация в значительной степени стабилизировалась. Иное дело – нерадикальные формы массового сознания, в наилучшей степени отражаемые лозунгом «Россия – многонациональная страна, но русские, составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо ан них лежит основная ответственность за судьбу страны». Доля сторонников этой идеи выросла с 19,9% в 1998 году до 29,5% в нынешнем. В равной степени сократилась и доля интернационалистов, которые считают, что «Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ». В 1998 году интернационалисты составляли 64,1% россиян, а ныне – всего лишь 50,8%. С другой стороны, имеются данные о том, что среди этих 10-11%, согласных с лозунгом «Россия для русских» несколько растет доля наиболее радикально настроенных граждан, особенно молодого возраста.
КАКОВО ВАШЕ ОТНОШЕНИЕ К МНОГОНАЦИОНАЛЬНОМУ ХАРАКТЕРУ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА?
1998 2001 2004 2006
Россия должна быть государством русских людей 10,7 12,0 17,1 10,9
Россия – многонациональная страна, но русские составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо на них лежит основная ответственность за судьбу страны 19,9 20,0 23,6 29,5
Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга свое влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ 64,1 60,8 53,6 50,8
Затруднились ответить 5,3 7,8 5,6 8,8
При всей тревожности действительно существующих тенденций роста радикального русского национализма, в отдельных группах общества никак нельзя согласиться с данными опроса, приводимыми социологами Левада-центра, согласно которым лозунг «Россия для русских» пользуется поддержкой 58% опрошенных россиян, из которых большинство – молодежь. Между тем, по данным ВЦИОМ, в самый тревожный 2004 год самый высокий уровень поддержки лозунга «Россия для русских» наблюдался лишь среди сторонников ЛДПР – 28,6%. Что же касается молодежи, то в младшей возрастной группе опрошенных до 24 лет поддержка этого лозунга в то время составляла 20,7%, что действительно несколько выше, чем в среднем по другим возрастным группам, но на порядок ниже цифры, приводимой Левада-центром .
За восемь лет с 1998 по 2006 год значительно усилились требования русского большинства к национальности президента страны. С 44,9% до 58,1% за это время выросла доля тех, кто отрицательно отнесся бы к этнически нерусскому главе государства. Согласно исследованию ВЦИОМ летом 2005 года, в котором вопрос был сформулирован несколько иначе, 44,9% россиян считают недопустимым в принципе избрание президентом России человека нерусской национальности, а нормальным это считают 18,1%.
Эти результаты отражают ведущее противоречие современного массового сознания: с одной стороны, можно утверждать, что старый имперский национализм, включающий в себя "советский империализм", сочетающий в себе ценности империи и интернациональное отношение к представителям разных народов ("Россия общий дом"), сохраняется, хотя и в сильно трансформированном виде. С другой стороны, приходит "новый" русский национализм, антиимперский, но отнюдь не интернационалистический, причем носителем этого нового феномена "русскости" выступают уже не дезадаптанты, носители традиционной советской ментальности, а современные молодые "волки", социализировавшиеся уже в послесоветские времена.
Одновременно и сам термин «русский национализм» остается скорее уделом маргиналов от политики. Да и у российского обывателя неприязнь к «черным» в основном, как правило, ограничивается кухонными разговорами. Слишком уж велик страх перед возможными актами насилия на национальной почве. И мы на социологическим данных (ВЦИОМ, июнь 2006) отчетливо видим, насколько доля тех, кто симпатизирует «русским патриотам» выше (в разы) доли тех, кто прямо готов назвать себя как «русских националистов». Так готовы охарактеризовать себя как сторонников русского национализма 5,9% опрошенных (среди сторонников ЛДПР – 9,5%; у молодежи до 24 лет – 9,1%), еще 24,5% склоняются к более умеренной формулировке – они в чем-то поддерживают идеи русского национализма, в чем-то нет. 44,9% опрошенных выразили полное неприятие идей русского национализма. Кстати, число сторонников русского национализма резко падает при переходе от младшей возрастной группы к следующей – от 25 до 30 лет, где эта цифра ниже 3%. Безусловно негативное отношение демонстрирует общество и к пресловутым скинхэдам, 60,0% населения резко негативно к ним относится, а симпатизируют лишь 4,6%. Правда в самой младшей из опрошенных групп (до 20 лет) эта поддержка вдвое выше - 8,2%, но говорить о каких-то массовых настроениях в пользу этой группировки пока не приходится. Да и реально сталкиваться с радикальными русскими националистами мало кому доводилось. Лишь 5,7% опрошенных имеют знакомых, которых можно отнести к числу радикальных националистов или даже фашистов. Среди младшей возрастной группы эта цифра, так же как и в предыдущем случае, больше примерно вдвое выше - 11,5%. Это скорее подтверждает мнение, что сам фактор молодежного национализма – это не столько поколенческая тенденция, сколько проявление специфики молодежной субкультуры в период ее активной социализации. Просто дело в том, что старшее поколение вообще остается наиболее политизированным, а для малополитизированной молодежи, национальная идея является одной из немногих живых и привлекательных идей.
Как же охарактеризовать в этой связи тот тип национализма, который определяется идеей "Россия должна быть государством русских"? Скорее всего, для него характерно достаточно прагматичное отношение к национальному вопросу. По мнению некоторых специалистов в области национального самосознания, идея империи является слишком сложной, выходящей за рамки жизненного опыта, имеющего дело с достаточно простыми и архаизированными социальными отношениями. Государство только на словах, на парадном уровне провозглашает ценность общности, на деле оно не в состоянии организовать общество, особенно на микроуровне. И национал-прагматизм выступает в качестве компенсационной квазиидеологии.
Другой важной проблемой является уровень формирования новой идентичности. Тенденции государственного "полураспада", недостаточная историческая легитимность России в границах нынешней РФ, несформированность горизонтальных связей - все это толкает граждан, в особенности наиболее активные слои на формирование идентичностей более локального уровня. Это может быть группировка, сообщество, выступающее в качестве субъекта первичной социализации, так и регион. В конце 90-х годов угроза распада России, связанная именно с формированием региональных идентичностей стояла достаточно остро. Данные исследования 2006 г. показывают, что с тех пор ситуация не претерпела существенных качественных изменений. Практически те же 8% готовы одобрить выход своего региона из состава РФ, 35,2% стали бы активно протестовать против подобного развития событий (в 1998 эта цифра составляла 28,6%). И хотя на поверхности не видно реального потенциала сепаратизма, связанного с формированием общественного мнения, в отдельных регионах эта цифра подбирается к критической. Это, в первую очередь, касается богатых самодостаточных русских регионов Сибири - в Красноярске, Иркутске, Хабаровске, число тех, кто одобрил бы выход региона из состава РФ, колеблется от 16 до 23%, а во Владивостоке достигает просто поразительной величины - 31,3%. И это не этнический сепаратизм, который, по сравнению с 1998 г. действительно сошел на второй план. Главная проблема сегодня - это сепаратизм русских окраин, испытывающих чувство недостаточной идентичности в отношении российской государственности в целом. Казалось бы, именно "сторонники русского пути" должны бы с наибольшим неодобрением относиться к идее регионального сепаратизма, означающего фактический распад РФ. Между тем, 10,9% представителей данной группы отнеслись бы к этой идее с одобрением, для сравнения среди "рыночников" таких 7,9%; среди "коммунистов" - 7,3%. Среди опрошенного летом 2005 года ВЦИОМом населения Дальнего Востока «русская» идентичность существенно превышает «российскую». Это достаточно любопытная тенденция, коррелирующая с мнением В. Соловья о том, что идея "русскости" все основательнее расходится с идеей империи-государства. "…Безвозвратная деградация имперской идентичности и перенос государственно-территориальной идентичности на Россию; деактуализация центральной культурной темы русского народа; провал проекта российской гражданской нации; этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности). Одновременно и в связи с деградацией имперской мифологии происходила деактуализация центральной культурной темы русского народа (своеобразной «красной нити» русской культурной и интеллектуальной истории) – идеи особого предназначения русских в эсхатологической перспективе". Или же речь идет о принципиально ином социокультурном феномене, связанном отнюдь не с изменением этнокультурной матрицы русского этноса, а всего лишь о формировании локальных субкультур, активно самоорганизующихся в условиях неспособности государства и вообще "большого социума" обеспечить необходимый коммуникативный минимум и связанную с ним социальную мобильность, особенно для молодежи? Как сочетается принцип идентичности "по крови" с готовностью тех же русских "националистов" в Сибири и на Дальней Востоке поддержать идеи местного сепаратизма? Ясно то, что наметившаяся, пока лишь в качестве тенденции этнизация, является ответом общества на негативный результат процесса строительства государства-нации. Не сформировав эффективных общенациональных субъектов, подчинив практическую политику корпоративным интересам, государство само провоцирует всплеск этничности в качестве замещающей государственную квазиидеологии. По данным исследований ВЦИОМ в ноябре 2006 года, «русская» идентичность» все еще во многом определяется не столько этническими, сколько суперэтническими, цивилизационными критериями. На вопрос, кого бы Вы могли назвать русскими, лишь 15% опрошенных ответили, что «русский – это тот, кто русский по происхождению, по крови», гораздо более популярными были такие ответы как «тот, кто вырос в России и воспитывался в традициях русской культуры» (39%), «тот, кто честно трудится во благо России» (23%).
По сути, мы стоим перед той же дилеммой, обозначившейся еще в середине 90-х. Проблема неустойчивой общегосударственной идентичности во многом связана с тем, что нынешняя РФ воспринимается значительной частью общественного мнения как не вполне легитимное, скорее временное, промежуточное образование, которое со временем либо расширится, либо распадется. Лишь 28,4% опрошенных в 2005 г. россиян полагали, что "Россия должна остаться самостоятельным государством, ни с кем не объединяясь". Еще около 28% верили в то, что нынешняя Россия превратится со временем в "большую Россию" в рамках объединительного процесса стран СНГ. Ну и, наконец, минувшие годы еще в большей степени ослабили притягательность идеи возвращения "прежнего СССР" (15,5%), в которую продолжает верить только немалая часть сторонников коммунистов (39,1%). В общем, ни у кого более или менее твердой ясности "что делать с Россией", нет. Будущее видится многовариантным. Нынешняя Россия продолжает жить на перепутье - быть империей уже разучилась, да и не очень хочется, стать национальным государством хотелось бы, но как-то не получается. Именно эти настроения в свое время оказались роковыми для СССР. На "парадном уровне", все, конечно "за" величие империи, на практике же, как правило, торжествуют совсем иные ценности и инстинкты типа «свой карман ближе к телу». Самоорганизация общества в последние год если и идет, то скорее на уровне разного рода локальных сообществ, которые представляют для граждан значительно большую реальную ценность, чем «далекий Кремль» и его «далекая» от жизни большинства населения политика. Несмотря на все попытки выстроить «вертикаль власти», она остается весьма неэффективной, а проблемы с удержанием в орбите общефедеральной политики анклавов и окраин РФ становятся все более актуальными. По данным ВЦИОМ за ноябрь 2006 г., угроза распада России сегодня находится где-то в середине «списка основных страхов» - она и не кажется слишком явной в условиях происходящего укрепления государства, но с другой стороны – и не списывается со счетов совсем. В какой форме может произойти распад страны? Среди тех чуть более 40% россиян, которые совсем не исключают такого развития событий, 18% опасаются того, что Россия может со временем потерять некоторые окраинные, удаленные от центра территории, такие как Курилы, приморье, Калининградскую область, 17% опасаются того, что некоторые регионы страны могут «отпасть» от нее вследствие их компактного заселения мигрантами из соседних стран (то же Приморье, Юг Восточной Сибири). В качестве третьего, относительно наиболее вероятного сценария распада России воспринимается выход из ее состава некоторых национальных республик, угроза, которая в начале и середине 90-х годов лидировала с большим перевесом над остальными. Относительно менее вероятными сценариями распада нынешней Российской Федерации представляются такие как оккупация части страны другими соседними государствами (9%) и распад страны по региональному признаку, включая образование Дальневосточной, Уральской и других республик на месте нынешнего единого государства (8%).
Еще важнее, чем проблема территориального распада, представляется проблема ценностного распада. Здесь на неравномерность развития регионов, этносов накладывается и проблема вопиющего социального неравенства, причем неравенства, не освященного ни легитимностью, ни экономической эффективностью. «Россия богатых» и «Россия бедных» отстоят друг от друга еще намного дальше, чем Владивосток от Калининграда. Но и в этом вопросе мы видим некоторые обнадеживающие тенденции. Они связаны с формированием «среднего класса», который активно навязывает обществу свои ценности и свои правила жизни и служит буфером между социальными полюсами.
Так, несмотря на очевидные для всех колоссальные социальные разрывы, атомизацию современных россиян, их замкнутости на локальных проблемах, происходит явный процесс ценностной унификации. Очень характерно, что он идет даже вопреки углубляющимся социальным разрывам. Анализируя системные ценности современных россиян, мы видим, что практически во всех группах, и демографических, и социальных, и электоральных - на первое место выходят такие ценности, как порядок в качестве магистрального социального запроса, с одной стороны, и социальная справедливость – с другой. Порядок — это правая интерпретация, а социальная справедливость — левая интерпретация магистрального социального запроса. Они не противоречат, а дополняют друг друга, являются по сути двумя лицами одной и той же идеи. Не раз приходилось писать о том, что «порядок» для современных россиян – это совсем не обязательно авторитарный режим, а социальная справедливость – совсем не обязательно «отнять и поделить». Для среднего слоя россиян все актуальнее становится задача формирования устойчивого общественного строя, который был бы признан в качестве справедливого и эффективного большей частью общества. Нынешний строй – это касается и политического устройства, и экономического – пользуется поддержкой не больше 20% россиян, и нас не должны при этом вводить в заблуждение заоблачные рейтинги президента, который и на подходе к завершению своего «второго срока» остается во многом «президентом надежды».
Интересно, что даже у тех социальных групп, которые раньше выступали в качестве разрушителей общей консолидирующей идентичности россиян, голосуя на выборах за «правые» или «либеральные» партии, выступавшие с идеями радикальной переориентации на «западный» цивилизационные ценности, сейчас обнаруживается набор тех же базовых ценностей, что и у остального населения. Мы видим, что идеологии, которые раскалывали российское общество в 1990–е годы, по сути дела, отброшены на периферию. Количество сторонников фундаментальных либералов ничтожно. По сути, то же касается и левых традиционалистов, в том числе и сторонников коммунистической идеологии. Эти группы превращаются в маргинальные, занимающие крайние места в современном спектре идеологических сил. Они все больше выглядят как памятники уже минувших политических эпох. Следует особо отметить, что «западные» или, напротив, «традиционалистские» ценности, носителями которых были старые «правые» и старые «левые» вовсе не оказались полностью отвергнуты, в определенной, возможно даже большей своей части они прижились и вошли в состав нового идейного синтеза, своего рода современной квазиидеологии среднего класса.
А что же происходит в центре? В центре происходит интересный синтез, который можно назвать неоконсервативным, причем он очень удачно ассоциируется с нынешними властями и В. Путиным персонально. Это сочетание даже не столько либеральных экономических идей, сколько реальной вовлеченности граждан в современные рыночные реалии с консервативными идеями державного строительства, которые раньше, в 1990–е годы, были по разные стороны, на разных флангах политического спектра. Более того, за последние пятнадцать лет, оказались размытыми последние островки старого традиционного уклада жизни, еще более деградировала деревня, распадаются национальные анклавы. Усредненный образ жизни, характерный для жителя современного мегаполиса, торжествует, становится универсальным, причем совершенно независимо от того социального слоя, к которому принадлежит тот или иной конкретный его носитель.
Общественный запрос, который только намечался в конце 90-х, пробил себе дорогу и превратился сегодня в магистральный. Ширина этого запроса (объем электората, который он охватывает, политические силы, которые действуют в его русле) оказалась столь значительной, что все, что в него стало не укладываться, вытеснилось на политическую обочину. Это так называемый "путинский консенсус", о котором в последние годы много сказано и написано. "Путинский консенсус" являет собой синтез самых разных идеологических течений, которые в 90-е годы, особенно в их первой половине, казалось, носили взаимоисключающий характер. В рамках "путинского консенсуса" исчезли непримиримые противоречия между либералами и патриотами, левыми и правыми, традиционалистами и прогрессистами, западниками и русскими националистами. Все эти группы большее объединяет, чем разъединяет. Патриотические ценности, если и не принимаются всеми безусловно, то по крайней мере, и не отвергаются ни в одной из электоральных сегментов, как это было в 90-е годы. Так на вопрос ВЦИОМ (июнь 2006), готовы ли Вы поддержать политиков патриотической ориентации, 44,1% опрошенных ответили утвердительно, а 33,6% отрицательно. Причем эти цифры не слишком сильно различаются в электоратах ведущих политических партий. Среди сторонников СПС поддержать политиков-патриотов готовы 41,5%% среди "яблочников" - 39,0%; среди голосовавших за "Родину" - 57,7%; за ЛДПР - 51,9%; за "Единую Россию" - 48,4%; за КПРФ - 52,5%. При этом если в 90-е годы "национальная озабоченность" в основном принимала формы национал-традиционализма, и имела своих сторонников больше среди среднего и старшего поколений, непринимавших "ельцинско-гайдаровскую модернизацию", то в нынешнюю эпоху "русский путь" как идея коррелирует с рыночными ценностями и поддерживается молодыми поколениями. Так в недавно проведенном исследовании ВЦИОМ (апрель, 2005) сторонники СПС продемонстрировали наибольшую национальную нетерпимость среди других электоральных групп. Те же исследования показали, что блок "Родина" в его изначальном варианте, активно двигавший национальную идею, привлек голоса значительной части тех, кто обычно голосовал за либеральные партии.
Иллюстрируя доминирование ценностей справедливости и порядка, приведем результаты исследования ВЦИОМ в ноябре 2006 г. На вопрос, в каком направлении должна двигаться Россия, были названы следующие магистральные направления: «сильное государство, заботящееся обо всех своих согражданах» (52%), «великая держава, империя, объединяющая разные народы» (31%), возвращение к традициям, моральным ценностям, проверенным временем (30%), и лишь далее следуют такие ценности как «права человека, свобода самовыражения личности» (26%), «свободный рынок, частная собственность, минимум вмешательства государства в экономику» (11%), «объединение русских для защиты своих национальных интересов» (15%). То есть опять-таки порядок и справедливость – а все остальное лишь в качестве «довеска».
Кто сегодня является носителем идей порядка и справедливости? Как показывают исследования, и не только ВЦИОМовские, это как раз «средний класс», который, начиная с 1998 года и особенно активно последние пять-шесть лет, формируется в России. По очень разноречивым оценкам, его доля составляет примерно 15-25% в среднем по стране, а в мегаполисах достигает 40%. По сути, это новая, социально очень молодая генерация русских, которая формируется на месте сохранявшихся даже в позднесоветские времена традиционных или полутрадиционных структур. Например, та же советская интеллигенция, как бы ее не обзывали «образованщиной», все же многое унаследовала от старой русской интеллигенции. Сегодня ее нет и, скорее всего, уже никогда не будет. Есть ли в нашем обществе еще какие-то слои-носители традиционализма, русской ментальности, русских идеалов? Да, и они сохранялись, протянулись через весь советский период: это кроме интеллигенции еще крестьянство, военнослужащие, государственная бюрократия, хотя и в меньшей мере. Сейчас крестьянство добито окончательно, добито как образ жизни и менталитет, а не только как производитель сельхозтоваров. О «моральном облике» нынешнего служивого класса вообще всерьез и говорить нельзя.
За последние десять-пятнадцать лет эти сегменты, островки российского традиционализма размываются. Формируется унифицированный образ жизни современного мегаполиса, где люди мало отличаются друг от друга с точки зрения интересов и мотиваций. Различаются, может быть, только своими социальными возможностями. На месте сегментов традиционного общества происходит формирование общества современной массовой культуры, глубоко оторванное от своих традиционных исторических корней. И поэтому ожидать, что этот самый «средний класс» станет некой ячейкой, вокруг которой может сложиться современная политическая нация, носитель идей новой русской цивилизации, несколько преждевременно. Для нового «среднего класса» ближе совсем другая идея нации и национального государства – это то, что некоторые называют «нацией-корпорацией», объединяющей граждан общими сугубо прагматическими интересами, но никак не корнями, духовностью, верой.
Можно сделать вывод, на уровне идей и ценностей российское общество может сегодня претендовать на позиции национального государства. Кстати, это касается и тех конфессионально-этнических групп, которые также успешно вписываются в процесс формирования неоконсервативного синтеза. Однако это совершенно не так на уровне общественных институтов. С точки зрения социальных мотиваций российское общество остается глубоко разрозненным, а не единым. На вопрос о том, какие ценности являются самыми значимыми, ради чего люди готовы чем-то пожертвовать, можно ответить, что такие сверхценности носят глубоко личный, в лучшем случае — семейный характер. То есть главными сверхценностями современного российского человека остаются «мой дом — моя крепость», дача за забором, члены семьи и самое ближайшее социальное окружение. Все остальное важно лишь на словах, но, по сути дела, реальной мотивирующей ценностью не является. Хотя, может быть, за последние годы и намечаются какие-то процессы, которые сдвигают общество в сторону большей солидарности, но они происходят очень вяло. Огромным просчетом нынешних властей является то, что они испугались потенциала создания горизонтальных связей и обслуживающих их социальных институтов, и, по сути, заблокировали этот процесс. Как результат – государство как проект оказалось дистанцированным от большинства населения, стало вотчиной чиновничества, а энергия граждан, нации оплодотворяет не государство, а какие-то локальные проекты.
И, наконец, еще один аргумент в пользу того, что в России генерируется определенная нация и, может быть, даже традиционная нация, — это трансформация политической системы в России. Конечно, можно приклеить к ней определения типа «управляемой демократии» или «суверенной демократии», но, по сути, общество действительно отвергло инновации, привнесенные с Запада при попытке выстроить модель классической либеральной демократии в 1990-е годы. Это состояние «полудемократии» более-менее устраивает и власть, и общество. Оно соответствует глубоко укорененному в нашем обществе монархическому сознанию, когда к верховному правителю, даже избранному, относятся, по сути дела, как к монарху, способному «назначать наследника». Такая модель синкретизма, которая, по мнению ряда исследователей, исходит «из глубины российских руд», отражает какие-то традиции нашего менталитета. Но так это или не так, вопрос скорее спорный. С одной стороны, хочется в чем-то согласиться, например, с Андроном Кончаловским, постоянно рассуждающим на тему кардинального отличия русского менталитета, трудовой этики, политической культуры. С другой стороны, смущает общий либеральный «мейнстрим», когда идеологи российского либерализма постоянно твердят нам о торжестве русской архаики, русской ксенофобии, антидемократизме и так далее. Глядя на наш социум непредвзятым глазом, как раз следов «архаики» и «почвы» видишь гораздо меньше, чем хотелось бы. По сути, последние десятилетия оказались разрушительными для российской культурной «почвы» едва ли не в большей степени, чем вся советская история. Это дает основания полагать, что для современному обществу ближе подходит такая характеристика как «кризис беспочвенности», чем торжество архаики и традиций. А это означает, что внешний, лежащий на поверхности, политический и социальный консерватизм, «новый русский порядок», о котором мечтают наши граждане – это что угодно, но только не возвращение к истокам, не регенерация русской цивилизации, более того, вполне возможно, как бы это ни было печально, ее окончательные похороны.
Действительно, все чаще можно услышать доводы относительно глубокой традиционности и даже архаичности общественного сознания россиян, которому глубоко чужды законы и нормы современной мировой цивилизации. С одной стороны, устами одного из высших иерархов РПЦ владыки Кирилла говорится о недостаточности для русской цивилизации общепринятого на Западе понимания прав и свобод граждан, об особой духовности русских, пронесенной ими через века. С другой стороны Андрон Кончаловский выпускает на экраны публицистический сериал «об особых тайнах русской души» и несоответствии им принципов политического и экономического устройства современного Запада. Русские в силу исторической традиции лишены чувства ответственности, убежден Кончаловский, и поэтому свобода – не для нас, это груз, который нас раздавит, да и уже раздавил в бесплодных попытках реформирования эпохи 90-х годов. Русские соборны, у них отсутствует культ индивидуального успеха, работа для них не долг, а скорее неприятная необходимость, русским нужен «кнут», принуждение, они сами не способны придать своему бытию какую-либо продуктивную форму. Возникает странное впечатление, что доводы и русских почвенников, и, напротив, западников, все больше совпадают, и те, и другие говорят об «ярме традиций», давящих на русское бытие, о кризисе «почвенности», которая препятствует интеграции России в современную мировую цивилизацию. В интересной книге политолог и историк Валерий Соловей утверждает, что главная доминанта русской цивилизации лежит в «голосе крове», в социально-биологических корнях русского этноса, которая является гораздо важнее и культурных наслоений, и исторических поворотов, и социальных основ жизни. Русский характер запрограммирован на строительство Империи в этой связи разворот в сторону разрушения Империи губителен для русских, для их социально-культурного генотипа. По мнению другого исследователя массового российского сознания Михаила Бокова , напротив, «важнейшей особенностью исторической ситуацией в нынешней России является то, что по ряду характеристик современное общественное сознание стремительно возвращается к ситуации начала 20 века. Общественное сознание через сто лет возвращается к тому моменту, на котором его грубо прервали… Полностью исчерпав тупиковый путь развития, Россия как бы вернулась к исходной точке и пошла по второму пути, по которому могла бы пойти в 1917 году, но не пошла. Мы наблюдаем уникальное историческое явление, когда целый народ вернулся к развилке своего исторического пути и пошел по второй дороге, от которой ранее отказался. Поэтому глубинное самоощущение народа в данный момент истории таково, что страна в принципе начала двигаться в правильном направлении, несмотря на острейшие социальные проблемы, несмотря на бедность населения, несмотря на «олигархов», коррупционеров, взяточников, депутатов и сатрапов–чиновников». Между тем, как показали прошедшие годы и более глубокий анализ, «путинская эпоха» по своей социокультурной природе является сложным синтезом, в котором некоторые черты «русской органики» совмещаются с целым комплексом вполне модернистских составляющих, весьма удаленных от русской почвы и русской традиции. Как отмечает Ф. Разумовский, «Почему у нас всё валится из рук? Почему такое безобразное отношение к делу, к земле, вообще ко всему? А ведь недоумевать и удивляться тут нечему. Мы висим в воздухе. Буквально. Культурная почва ушла у нас из-под ног. Россия переживает кризис беспочвенности. Кризис самоидентификации. Выход из этого исторического тупика только один – самопознание. Нам не нужен исторический маскарад. Смазные сапоги, зипуны и тройки с бубенцами тут ни при чём. Нам нужно срочно и ясно понять самих себя, нашу историю, особенности русской цивилизации» .
Проводя социологические исследования, мы убеждаемся, что в нашем обществе существуют весьма значительные и даже порядковые различия в описании базовых ценностей русского народа. В качестве таких базовых ценностей нашей цивилизации, на которые часто делают упор и философы, и простые граждане, выступают соборность, коллективизм, духовность, бескорыстие. Когда же мы исследуем современную генерацию по этим параметрам, выясняется, что эти ценности занимают место, прямо противоположное ожидаемому. Те, кто занимается сравнительными социологическими исследованиями России и стран Европы , говорят, что более индивидуалистического общества, чем в современной России, в Европе просто не существует. Ценности «Святой Руси» присутствуют скорее в качестве «тоски по идеалу», а в жизни мы наблюдаем во многом их противоположность.
Это же касается и очень многих иных характеристик современной русской нации. Как показывают специальные исследования, современные россияне очень бедны «сверхидеями». Мы проводили несколько лет назад большое исследование по базовым ценностям, пытаясь выделить какие-то сверхценности, способные мобилизовать общество, и выяснили, что современные россияне очень бедны этим подсознанием, «подкоркой коллективного бессознательного», выражаясь языком немецкого философа ХХ века Карла Юнга. Они очень прагматичны, сориентированы на скорее практические формы жизненного успеха. И если такие поддерживающие мобилизацию ценности в нашем обществе все-таки есть, то они требуют каких-то особых изысков, недоступных для классической социологии. Мы остановились перед этим рубежом, и выйти от ценностей на уровень цивилизационных мотиваций нам так и не удалось. Мы их попросту не нашли.
Вокруг чего может строиться современная массовая цивилизация? Есть традиционные идеи, от которых Россия уходит, так и не приходя к национальному государству. Как мы уже отмечали, ценность больших пространств, имперские ценности ушли из разряда сверхценностей, ради которых россияне готовы чем-то жертвовать. Они остались только на уровне парадных ценностей. Когда идет обсуждение независимости Абхазии, Приднестровья, других территорий и их перспектив воссоединения с нынешней Россией — да, конечно, все «за», готовы поддержать, но только до того рубежа, когда начинает пахнуть кровью. Как только пахнет кровью, поддержка прекращается. Все согласны с тем, что империя, великое государство, собирающее под свою эгиду народы и территории — это хорошо, но практически никто не собирается ради всего этого идти на какие-то реальные или даже мнимые жертвы.
Что касается идеи русской духовности, — мы видим, что современная генерация россиян очень сильно дистанцирована от традиционной русской культуры. Эта культура осталась частью наследия прошлого. Наши соотечественники сегодня смотрят на неё примерно так же, как современные греки — на развалины античных Афин. То есть это нечто, что уже ушло, и никоим образом не затрагивает нынешнюю жизнь.
Многое говорится про объединяющую роль православия, способную превратить наше общество в дееспособную нацию. Однако мы видим, что эта идея тоже носит «парадный» характер, несмотря на то, что более 60% россиян называют себя православными. Однако, представляется, что все это, по крайней мере в своей основной массе, не более чем компенсация за недостаточную национальную идентичность. За внешней, фасадной стороной возвращения страны к православию скрываются иные тенденции, зачастую противоположного свойства. Можно просто попытаться сопоставить - сколько построено храмов, отслужено православных литургий – и на сколько ровно за тот же исторический промежуток времени упала самая обычная нравственность наших сограждан, даже не говоря уже и о каких-то христианских заповедях. И трезво сознаться, что эти два процесса попросту идут совершенно в разные стороны. Желающих окропиться «крещеной водой» или приложиться к мощам того или иного святителя у нас полным полно, но вот с заповедью «возлюби ближнего своего» как-то никак не получается. Всем нам известны люди с высокой христианской моралью, но их очень мало в общем потоке. Складывается впечатление, что даже советская мораль при всей ее безусловной ущербности была по сути в чем-то ближе к христианской, чем нынешняя, в стране «торжества православия».
И, наконец, идея этничности, «голоса крови». Как идея, консолидирующая общество, как основа идентичности она тоже явно недостаточна. Во всяком случае, — в том виде, в каком она существует в умах нынешних россиян. Вся кухонная болтовня на тему засилья инородцев - это лишь компенсация за неумение отстоять свои этнические и не только этнические интересы в реальной жизни, неспособность самоорганизоваться. Энергетики «голоса крови» в лучшем случае достаточно, чтобы иной раз «набить кому-то морду», ее никак не хватит на создание национального государства. Идея «общности по крови» сегодня – это идея консолидации малых социальных групп в условиях, когда общество испытывает крайний недостаток социальных связей. Она не имеет ничего общего с русской цивилизацией, русской почвой, по своей энергетике она скорее противостоит идее общегражданской идентичности и скорее разрывает государство, чем его скрепляет. Этого не понимают многие политики «русского направления». Им непонятно, что системный кризис в стране связан отнюдь не с присутствием инородцев, в том числе и во властных структурах, а с глубоким кризисом самих русских, тех идей и ценностей, которые мы по привычке называем русскими.
Остается «утопией», хотя и утопией привлекательной, идея Русского социального проекта, русского строя, который на практике реализовал бы идею «социального порядка», по которой тоскуют современные россияне. У нее есть свои перспективы, так как россияне, даже приспособившиеся к нынешним социально-экономическим реалиям, отказывают им в высшей справедливости и эффективности, только 18% считают, что нынешний строй подходит для России на перспективу. Еще меньше тех, кто хотел бы вернуться в советские времена. Однако в чем именно состоят основные черты «русского строя» никто толком не знает. Поиски в этом направлении парализует неудача коммунистического социального проекта.
Сказанное заставляет предположить, что общий вектор динамики массового сознания в России направлен в сторону национального государства, основанного все же на принципах общегражданской, а не этнической идентичности, государства, которое могло бы быть охарактеризовано как «нация-корпорация». Однако для достижения результатов на этом пути необходимо «еще что-то», то, чего пока не может дать обществу нынешний слишком рациональный политический режим – какая-то социальная закваска, которая бы придала движению в сторону национального государства большую определенность. В чем может состоять такая «закваска» - на этот вопрос пока нет ответа ни у социологов, ни у политиков.
Первые контуры постпереходной эпохи
© Copyright: Леонтий Бызов, 2011
Свидетельство о публикации №211091501553
Свидетельство о публикации №211091501553
Рецензии