Русское самосознание в стране оторванных корней

Русское самосознание и формирование  российской нации
(по данным исследований Института комплексных социальных исследований РАН и ВЦИОМ)

Когда говорят о перспективах развития России в ХХ! веке, основное внимание обычно уделяется всего лишь нескольким вопросам, прежде всего, экономического и демографического развития. Бесспорно, важны и экономическая конкурентоспособность, и демографическое воспроизводство. Но, акцентируясь на ресурсных показателях, обеспечивающих возможный рост и даже возможное процветание, мы мало обращаем внимание на качественное состояние современной русской  нации. Мы даже не знаем ответа на самый главный вопрос – есть ли такая нация? Не как социально-биологическая популяция, а как носитель цивилизационной идентичности. Сможет ли нынешняя генерация населения России сохранить эту идентичность? Вопрос этот остается открытым.

Исследование различных процессов социальной трансформации, которые происходят в современной России последние десять-пятнадцать лет, выявляет несколько очень противоречивых тенденций. Одна из этих тенденций — процесс формирования современной российской нации. Нельзя сказать, что этот процесс идет вполне успешно. Возможно, он  и не будет доведен до конца. Потому что Россия никогда не сможет стать полноценным национальным государством, — ведь она происходит от имперского состояния, которое правильно бы назвать суперэтническим. С другой стороны, современная Россия испытывает колоссальные проблемы с собственной идентичностью – по большому счету граждан страны мало чего объединяет, нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов, хотя за последние годы и появились определенные надежды на «новую идентичность», уже собственно российскую. Неопределенность общегражданской, государственной идентичности заставляет пристально всмотреться в развитие альтернативных форм идентичностей – этническую,  конфессиональную,  разного рода локальные идентичности.

Действительно, для нынешней России характерно наложение друг на друга двух тенденций: достаточно устойчивый рост этничности как русского этноса, так и других этнических групп России, с одной стороны, и медленное формирование российской политической нации , с другой. Страна зависла на промежуточной ступени между распадающейся имперской идентичностью и так пока и до конца несостоявшейся национально-государственной идентичностью. По мнению известного политолога В. Соловья , наблюдается  «безвозвратная деградация имперской идентичности, перенос государственно-территориальной идентичности на нынешнюю "постимперскую" Россию, этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности)». Впрочем, как показывают социологические данные, в этом вопросе тоже далеко не все столь однозначно. Во всяком случае, этот процесс идет очень противоречиво. В какой-то степени он неизбежен, это связано с универсальными процессами модернизации, распадом традиционного общества и традиционной культуры. Это путь, проложенный европейскими государствами еще в 19 веке, в самом своем начале так испугавший Константина Леонтьева, который увидел в нем угрозу потери «цветущего многообразия» империи. В чем-то этому пути нет альтернативы – унификация образа жизни и общественных отношений, глобализация, стандартизация – все это оставляет совсем немного шансов «традиционным анклавам», которые могут сохранить в этих условиях свое своеобразие лишь в качестве искусственно поддерживаемых резерваций. Сегодня распад советской империи просто не оставляет нам иных вариантов, кроме как постепенно становиться национальным государством. Однако и эта тенденция носит неоднозначный характер. Если в 90-е годы многим казалось что идея «империи», великой державы окончательно умерла не только политически, что проявилось в распаде СССР, но и в умах и душах людей, больше озабоченных «своими собственными делами», чем величием и амбициями государства, то в последнее десятилетие идея «державы» стала явно получать второе дыхание.  Сегодня по данным ВЦИОМ для 60% тех, кто называет себя русскими патриотами, патриотизм – это, в первую очередь, «возрождение России как великой державы», и только для 35% - в первую очередь, защита прав и интересов русских как в самой России, так и за ее пределами.  Конечно, между «русской державой» и «империей» также нельзя ставить знак равенства. Идет какой-то синтез национального государства и империи, ни то, ни другое в чистом виде в России невозможно. Но, тем не менее, каким бы ни был этот процесс формирования квазинации, новой русской нации, он идет, и в нем можно выделить некоторые параметры.

Как показывают результаты исследований, в современной России происходит довольно-таки быстрый рост общегражданской идентичности.  «Гражданами России» предпочитают себя называть 55,6% россиян, представителями своей национальности – 38,1%, в том числе «русскими» - 34,2%; представителями других национальностей – 3,9%. «Русская» идентичность не только не растет, а, напротив, в некоторой степени уступает свое место общегражданской российской идентичности, которая  продолжает укрепляться по мере укрепления российской государственности и ее престижа при нынешних властях. Это, безусловно, позитивная тенденция, хотя и не столь быстрая.  В ней не следует, наверное, искать какого-то глубинного социально-философского смысла, это результат скорее привычки, к тому же подрастает молодое поколение, которое уже социализировалось в рамках границ нынешнего российского государства. С другой стороны, эта тенденция стала и результатом исправления государственного имиджа, что напрямую связывается с деятельностью В. Путина. Если в 90-е годы было стыдно называть себя гражданином России, то сегодня «Россия встала с колен», и именно это называется самой главной заслугой нынешнего президента.

Как бы Вы ответили на вопрос о том, кем лично Вы ощущаете себя, если бы Вас спросили об этом в одной из столиц стран СНГ?
2006 (ИКСИ РАН) 2005 (ВЦИОМ) 2004 (ИКСИ РАН) 1998 (ИКСИ РАН)
55,6 44,3 40,0 35,9 Гражданином России
34,2 41,3 46,8 47,1 Русским
3,9 3,9 2,9 7,6 Представителем другой национальности (украинец, татарин и т.д.)
2,3 5,3 5,3 5,5 Гражданином СССР
1,9 1,4 1,1 0,3 Гражданином своей республики (Башкортостан, Коми и т.д.)
0,4 1,9 2,6 2,0 Как-то иначе
1,7 2,3 1,2 1,5 Затруднились ответить

В дополнение к этой таблице приведем еще некоторые последние данные из ВЦИОМ (ноябрь, 2006). Так на вопрос, «кто я такой», 59% россиян назвали себя «гражданином России», 16% - жителем своего региона, города, села (сибиряк, москвич и так далее), столько же указали на свою национальность (русский, украинец и т.п.), 13% назвали себя «советским человеком», 4% указали на свой род занятий (учитель, дворник, маляр), по 3% охарактеризовали себя через свою конфессию (православный, мусульманин), столько же назвали себя «гражданином мира», 2% назвали себя «европейцами». Вопреки уже цитировавшемуся В. Соловью с его «бунтом этничности», можно, хотя и с большими оговорками говорить скорее о торжестве общегражданской идентичности.

С другой стороны, сохраняется и достаточно радикальная группа общества, состоящая из националистически настроенных русских граждан, согласно которой «Россия должна быть государством исключительно русских людей». По сложившейся традиции к числу радикальных русских националистов социологи относят тех, кто разделяет идею «Россия должна быть государством русских людей». За последние семь лет доля сторонников этого лозунга не выросла, оставаясь на уровне 10-11%. Причем, учитывая «всплеск»  радикального русского национализма в период 2001-2004 гг., когда доля радикальных «русистов» доходила до 17,1% (2004 г.),  можно сделать вывод, что в настоящее время ситуация в значительной степени стабилизировалась. Иное дело – нерадикальные формы массового сознания, в наилучшей степени отражаемые лозунгом «Россия – многонациональная страна, но русские, составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо ан них лежит основная ответственность за судьбу страны». Доля сторонников этой идеи выросла с 19,9% в 1998 году до 29,5% в нынешнем. В равной степени сократилась и доля интернационалистов, которые считают, что «Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких  преимуществ». В 1998 году интернационалисты составляли 64,1% россиян, а ныне – всего лишь 50,8%. С другой стороны, имеются данные о том, что среди этих 10-11%, согласных с лозунгом «Россия для русских» несколько растет доля наиболее радикально настроенных граждан, особенно молодого возраста.

КАКОВО ВАШЕ ОТНОШЕНИЕ К МНОГОНАЦИОНАЛЬНОМУ ХАРАКТЕРУ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА?

1998 2001 2004 2006
Россия должна быть государством русских людей 10,7 12,0 17,1 10,9
Россия – многонациональная страна, но русские составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо на них лежит основная ответственность за судьбу страны 19,9 20,0 23,6 29,5
Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга свое влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ 64,1 60,8 53,6 50,8
Затруднились ответить 5,3 7,8 5,6 8,8

При всей тревожности действительно существующих тенденций роста радикального русского национализма, в отдельных группах общества никак нельзя согласиться с данными опроса, приводимыми социологами Левада-центра, согласно которым лозунг «Россия для русских» пользуется поддержкой 58% опрошенных россиян, из которых большинство – молодежь. Между тем, по данным ВЦИОМ, в самый тревожный 2004 год самый высокий уровень поддержки лозунга «Россия для русских» наблюдался лишь среди сторонников ЛДПР – 28,6%. Что же касается молодежи, то в младшей возрастной группе опрошенных до 24 лет поддержка этого лозунга в то время составляла 20,7%, что действительно несколько выше, чем в среднем по другим возрастным группам, но на порядок ниже цифры, приводимой Левада-центром .

За восемь лет с 1998 по 2006 год значительно усилились требования русского большинства к национальности президента страны. С 44,9% до 58,1% за это время выросла доля тех, кто отрицательно отнесся бы к этнически нерусскому главе государства. Согласно исследованию ВЦИОМ летом 2005 года, в котором вопрос был сформулирован несколько иначе, 44,9% россиян считают недопустимым в принципе избрание президентом России человека нерусской национальности, а нормальным это считают 18,1%.

Эти результаты отражают ведущее противоречие современного массового сознания: с одной стороны, можно утверждать, что старый имперский национализм, включающий в себя "советский империализм", сочетающий в себе ценности империи и интернациональное отношение к представителям разных народов ("Россия общий дом"), сохраняется, хотя и в сильно трансформированном виде. С другой стороны, приходит "новый" русский национализм, антиимперский, но отнюдь не интернационалистический, причем носителем этого нового феномена "русскости" выступают уже не дезадаптанты, носители традиционной советской ментальности, а современные молодые "волки", социализировавшиеся уже в послесоветские времена.

Одновременно и сам термин «русский национализм» остается скорее уделом маргиналов от политики. Да и у российского обывателя неприязнь к «черным» в основном, как правило, ограничивается кухонными разговорами. Слишком уж велик страх перед возможными актами насилия на национальной почве. И мы на социологическим данных (ВЦИОМ, июнь 2006) отчетливо видим, насколько доля тех, кто симпатизирует «русским патриотам» выше (в разы) доли тех, кто прямо готов назвать себя как «русских националистов». Так  готовы охарактеризовать себя как сторонников русского национализма 5,9% опрошенных (среди сторонников ЛДПР – 9,5%; у молодежи до 24 лет – 9,1%), еще 24,5% склоняются к более умеренной формулировке – они в чем-то поддерживают идеи русского национализма, в чем-то нет. 44,9% опрошенных выразили полное неприятие идей русского национализма. Кстати, число сторонников русского национализма резко падает при переходе от младшей возрастной группы к следующей – от 25 до 30 лет, где эта цифра ниже 3%. Безусловно негативное отношение демонстрирует общество и к пресловутым скинхэдам, 60,0% населения резко негативно к ним относится, а симпатизируют лишь 4,6%. Правда в самой младшей из опрошенных групп (до 20 лет) эта поддержка вдвое выше - 8,2%, но говорить о каких-то массовых настроениях в пользу этой группировки пока не приходится. Да и реально сталкиваться с радикальными русскими националистами мало кому доводилось. Лишь 5,7% опрошенных имеют знакомых, которых можно отнести к числу радикальных националистов или даже фашистов. Среди младшей возрастной группы эта цифра, так же как и в предыдущем случае, больше примерно вдвое выше - 11,5%. Это скорее подтверждает мнение, что сам фактор молодежного национализма – это не столько поколенческая тенденция, сколько проявление специфики молодежной субкультуры в период ее активной социализации. Просто дело в том, что старшее поколение вообще остается наиболее политизированным, а для малополитизированной молодежи, национальная идея является одной из немногих живых и привлекательных идей.

Как же охарактеризовать в этой связи тот тип национализма, который определяется идеей "Россия должна быть государством русских"? Скорее всего, для него характерно достаточно прагматичное отношение к национальному вопросу. По мнению некоторых специалистов в области национального самосознания, идея империи является слишком сложной, выходящей за рамки жизненного опыта, имеющего дело с достаточно простыми и архаизированными социальными отношениями. Государство только на словах, на парадном уровне провозглашает ценность общности, на деле оно не в состоянии организовать общество, особенно на микроуровне. И национал-прагматизм выступает в качестве компенсационной квазиидеологии.

Другой важной проблемой является уровень формирования новой идентичности. Тенденции государственного "полураспада", недостаточная историческая легитимность России в границах нынешней РФ, несформированность горизонтальных связей - все это толкает граждан, в особенности наиболее активные слои на формирование идентичностей более локального уровня. Это может быть группировка, сообщество, выступающее в качестве субъекта первичной социализации, так и регион. В конце 90-х годов угроза распада России, связанная именно с формированием региональных идентичностей стояла достаточно остро. Данные исследования 2006 г. показывают, что с тех пор ситуация не претерпела существенных качественных изменений. Практически те же 8% готовы одобрить выход своего региона из состава РФ, 35,2% стали бы активно протестовать против подобного развития событий (в 1998 эта цифра составляла 28,6%). И хотя на поверхности не видно реального потенциала сепаратизма, связанного с формированием общественного мнения, в отдельных регионах эта цифра подбирается к критической. Это, в первую очередь, касается богатых самодостаточных русских регионов Сибири - в Красноярске, Иркутске, Хабаровске, число тех, кто одобрил бы выход региона из состава РФ, колеблется от 16 до 23%, а во Владивостоке достигает просто поразительной величины - 31,3%. И это не этнический сепаратизм, который, по сравнению с 1998 г. действительно сошел на второй план.  Главная проблема сегодня - это сепаратизм русских окраин, испытывающих чувство недостаточной идентичности в отношении российской государственности в целом. Казалось бы, именно "сторонники русского пути" должны бы с наибольшим неодобрением относиться к идее регионального сепаратизма, означающего фактический распад РФ. Между тем, 10,9% представителей данной группы отнеслись бы к этой идее с одобрением, для сравнения среди "рыночников" таких 7,9%; среди "коммунистов" - 7,3%.  Среди опрошенного летом 2005 года ВЦИОМом населения Дальнего Востока «русская» идентичность существенно превышает «российскую». Это достаточно любопытная тенденция, коррелирующая с мнением В. Соловья о том, что идея "русскости" все основательнее расходится с идеей империи-государства. "…Безвозвратная деградация имперской идентичности и перенос государственно-территориальной идентичности на Россию; деактуализация центральной культурной темы русского народа; провал проекта российской гражданской нации; этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности). Одновременно и в связи с деградацией имперской мифологии происходила деактуализация центральной культурной темы русского народа (своеобразной «красной нити» русской культурной и интеллектуальной истории) – идеи особого предназначения русских в эсхатологической перспективе".  Или же речь идет о принципиально ином социокультурном феномене, связанном отнюдь не с изменением этнокультурной матрицы русского этноса, а всего лишь о формировании локальных субкультур, активно самоорганизующихся в условиях неспособности государства и вообще "большого социума" обеспечить необходимый коммуникативный минимум и связанную с ним социальную мобильность, особенно для молодежи? Как сочетается принцип идентичности "по крови" с готовностью тех же русских "националистов" в Сибири и на Дальней Востоке поддержать идеи местного сепаратизма? Ясно то, что наметившаяся, пока лишь в качестве тенденции этнизация, является ответом общества на негативный результат процесса строительства государства-нации. Не сформировав эффективных общенациональных субъектов, подчинив практическую политику корпоративным интересам, государство само провоцирует всплеск этничности в качестве замещающей государственную квазиидеологии. По данным исследований ВЦИОМ в ноябре 2006 года, «русская» идентичность» все еще во многом определяется не столько этническими, сколько суперэтническими, цивилизационными критериями.  На вопрос, кого бы Вы могли назвать русскими, лишь 15% опрошенных ответили, что «русский – это тот, кто русский по происхождению, по крови», гораздо более популярными были такие ответы как «тот, кто вырос в России и воспитывался в традициях русской культуры» (39%), «тот, кто честно трудится во благо России» (23%).

По сути, мы стоим перед той же дилеммой, обозначившейся еще в середине 90-х. Проблема неустойчивой общегосударственной идентичности во многом связана с тем, что нынешняя РФ воспринимается значительной частью общественного мнения как не вполне легитимное, скорее временное, промежуточное образование, которое со временем либо расширится, либо распадется. Лишь 28,4% опрошенных в 2005 г. россиян полагали, что "Россия должна остаться самостоятельным государством, ни с кем не объединяясь". Еще около 28% верили в то, что нынешняя Россия превратится со временем в "большую Россию" в рамках объединительного процесса стран СНГ. Ну и, наконец, минувшие годы еще в большей степени ослабили притягательность идеи возвращения "прежнего СССР" (15,5%), в которую продолжает верить только немалая часть сторонников коммунистов (39,1%). В общем, ни у кого более или менее твердой ясности "что делать с Россией", нет. Будущее видится многовариантным. Нынешняя Россия продолжает жить на перепутье - быть империей уже разучилась, да и не очень хочется, стать национальным государством хотелось бы, но как-то не получается. Именно эти настроения в свое время оказались роковыми для СССР. На "парадном уровне", все, конечно "за" величие империи, на практике же, как правило, торжествуют совсем иные ценности и инстинкты типа «свой карман ближе к телу».  Самоорганизация общества  в последние год если и идет, то скорее на уровне разного рода локальных сообществ, которые представляют для граждан значительно большую реальную ценность, чем «далекий Кремль» и его «далекая» от жизни большинства населения политика.  Несмотря на все попытки выстроить «вертикаль власти», она остается весьма неэффективной, а проблемы с удержанием в орбите общефедеральной политики анклавов и окраин РФ становятся все более актуальными. По данным ВЦИОМ за ноябрь 2006 г., угроза распада России сегодня находится где-то в середине «списка основных страхов» - она и не кажется слишком явной в условиях происходящего укрепления государства, но с другой стороны – и не списывается со счетов совсем. В какой форме может произойти распад страны? Среди тех чуть более 40% россиян, которые совсем не исключают такого развития событий, 18% опасаются того, что Россия может со временем потерять некоторые окраинные, удаленные от центра территории, такие как Курилы, приморье, Калининградскую область, 17% опасаются того, что некоторые регионы страны могут «отпасть» от нее вследствие их компактного заселения мигрантами из соседних стран (то же Приморье, Юг Восточной Сибири). В качестве третьего, относительно наиболее вероятного сценария распада России воспринимается выход из ее состава некоторых национальных республик, угроза, которая в начале и середине 90-х годов лидировала с большим перевесом над остальными. Относительно менее вероятными сценариями распада нынешней Российской Федерации представляются такие как оккупация части страны другими соседними государствами (9%) и распад страны по региональному признаку, включая образование Дальневосточной, Уральской и других республик на месте нынешнего единого государства (8%).

Еще важнее, чем проблема территориального распада, представляется проблема ценностного распада. Здесь на неравномерность развития регионов, этносов накладывается и проблема вопиющего социального неравенства,  причем неравенства, не освященного ни легитимностью, ни экономической эффективностью. «Россия богатых» и «Россия бедных» отстоят друг от друга еще намного дальше, чем Владивосток от Калининграда.  Но  и в этом вопросе мы видим некоторые обнадеживающие тенденции. Они связаны с формированием «среднего класса», который активно навязывает обществу свои ценности и свои правила жизни и служит буфером между социальными полюсами.

Так, несмотря на очевидные для всех колоссальные социальные разрывы, атомизацию современных россиян, их замкнутости на локальных проблемах, происходит явный процесс ценностной унификации. Очень характерно, что он идет даже вопреки углубляющимся социальным разрывам. Анализируя системные ценности современных россиян, мы видим, что практически во всех группах, и демографических, и социальных, и электоральных -  на первое место выходят такие ценности, как порядок в качестве магистрального социального запроса, с одной стороны, и социальная справедливость – с другой. Порядок — это правая интерпретация, а социальная справедливость — левая интерпретация магистрального социального запроса. Они не противоречат, а дополняют друг друга, являются по сути двумя лицами одной и той же идеи. Не раз приходилось писать о том, что «порядок» для современных россиян – это совсем не обязательно авторитарный режим, а социальная справедливость – совсем не обязательно «отнять и поделить».  Для среднего слоя россиян все актуальнее становится задача формирования устойчивого общественного строя, который был бы признан в качестве справедливого и эффективного большей частью общества. Нынешний строй – это касается и политического устройства, и экономического – пользуется поддержкой не больше 20% россиян, и нас не должны при этом вводить в заблуждение заоблачные рейтинги президента, который и на подходе к завершению своего «второго срока» остается во многом «президентом надежды».

Интересно, что даже у тех социальных групп, которые раньше выступали в качестве разрушителей общей консолидирующей идентичности россиян, голосуя на выборах за «правые» или «либеральные» партии, выступавшие с идеями радикальной переориентации на «западный» цивилизационные ценности, сейчас обнаруживается набор тех же базовых ценностей, что и у остального населения. Мы видим, что идеологии, которые раскалывали российское общество в 1990–е годы, по сути дела, отброшены на периферию. Количество сторонников фундаментальных либералов ничтожно. По сути, то же касается и левых традиционалистов, в том числе и сторонников коммунистической идеологии. Эти группы превращаются в маргинальные, занимающие крайние места в современном спектре идеологических сил. Они все больше выглядят как памятники уже минувших политических эпох. Следует особо отметить, что «западные» или, напротив, «традиционалистские» ценности, носителями которых были старые «правые» и старые «левые» вовсе не оказались полностью отвергнуты, в определенной, возможно даже большей своей части они прижились и вошли в состав нового идейного синтеза, своего рода современной квазиидеологии среднего класса.

А что же происходит в центре? В центре происходит интересный синтез, который можно назвать неоконсервативным, причем он очень удачно ассоциируется с нынешними властями и В. Путиным персонально. Это сочетание даже не столько либеральных экономических идей, сколько реальной вовлеченности граждан в современные рыночные реалии с консервативными идеями державного строительства, которые раньше, в 1990–е годы, были по разные стороны, на разных флангах политического спектра. Более того, за последние пятнадцать лет, оказались размытыми последние островки старого традиционного уклада жизни, еще более деградировала деревня, распадаются национальные анклавы. Усредненный образ жизни, характерный для жителя современного мегаполиса, торжествует, становится универсальным, причем совершенно независимо от того социального слоя, к которому принадлежит тот или иной конкретный его носитель.

Общественный запрос, который только намечался в конце 90-х, пробил себе дорогу и превратился сегодня в магистральный. Ширина этого запроса (объем электората, который он охватывает, политические силы, которые действуют в его русле) оказалась столь значительной, что все, что в него стало не укладываться, вытеснилось на политическую обочину. Это так называемый "путинский консенсус", о котором в последние годы много сказано и написано. "Путинский консенсус" являет собой синтез самых разных идеологических течений, которые в 90-е годы, особенно в их первой половине, казалось, носили взаимоисключающий характер. В рамках "путинского консенсуса" исчезли непримиримые противоречия между либералами и патриотами, левыми и правыми, традиционалистами и прогрессистами, западниками и русскими националистами. Все эти группы большее объединяет, чем разъединяет. Патриотические ценности, если и не принимаются всеми безусловно, то по крайней мере, и не отвергаются ни в одной из электоральных сегментов, как это было в 90-е годы. Так на вопрос ВЦИОМ (июнь 2006), готовы ли Вы поддержать политиков патриотической ориентации, 44,1% опрошенных ответили утвердительно, а 33,6% отрицательно. Причем эти цифры не слишком сильно различаются в электоратах ведущих политических партий. Среди сторонников СПС поддержать политиков-патриотов готовы 41,5%% среди "яблочников" - 39,0%; среди голосовавших за "Родину" - 57,7%; за ЛДПР - 51,9%; за "Единую Россию" - 48,4%; за КПРФ - 52,5%. При этом если в 90-е годы "национальная озабоченность" в основном принимала формы национал-традиционализма, и имела своих сторонников больше среди среднего и старшего поколений, непринимавших "ельцинско-гайдаровскую модернизацию", то в нынешнюю эпоху "русский путь" как идея коррелирует с рыночными ценностями и поддерживается молодыми поколениями. Так в недавно проведенном исследовании ВЦИОМ (апрель, 2005) сторонники СПС продемонстрировали наибольшую национальную нетерпимость среди других электоральных групп. Те же исследования показали, что блок "Родина" в его изначальном варианте, активно двигавший национальную идею, привлек голоса значительной части тех, кто обычно голосовал за либеральные партии.

Иллюстрируя доминирование ценностей справедливости и порядка, приведем результаты исследования ВЦИОМ в ноябре 2006 г. На вопрос, в каком направлении должна двигаться Россия, были названы следующие магистральные направления: «сильное государство, заботящееся обо всех своих согражданах» (52%), «великая держава, империя, объединяющая разные народы» (31%), возвращение к традициям, моральным ценностям, проверенным временем (30%), и лишь далее следуют такие ценности как «права человека, свобода  самовыражения личности» (26%), «свободный рынок, частная собственность, минимум вмешательства государства в экономику» (11%), «объединение  русских для защиты своих национальных интересов» (15%). То есть опять-таки порядок и справедливость – а все остальное лишь в качестве «довеска».

Кто сегодня является носителем идей порядка и справедливости? Как показывают исследования, и не только ВЦИОМовские,  это как раз «средний класс», который, начиная с 1998 года и особенно активно последние пять-шесть лет, формируется в России. По очень разноречивым оценкам, его доля составляет примерно 15-25% в среднем по стране, а в мегаполисах достигает 40%. По сути, это новая, социально очень молодая  генерация русских, которая формируется на месте сохранявшихся даже в позднесоветские времена традиционных или полутрадиционных структур.  Например, та же советская интеллигенция, как бы ее не обзывали «образованщиной», все же многое унаследовала от старой русской интеллигенции. Сегодня ее нет и, скорее всего, уже никогда не будет. Есть ли в нашем обществе еще какие-то слои-носители традиционализма, русской ментальности, русских идеалов? Да, и они сохранялись, протянулись через весь советский период: это кроме интеллигенции еще крестьянство, военнослужащие, государственная бюрократия, хотя и  в меньшей мере. Сейчас крестьянство добито окончательно, добито как образ жизни и менталитет, а не только как производитель сельхозтоваров. О «моральном облике» нынешнего служивого класса вообще всерьез и говорить нельзя.

За последние десять-пятнадцать лет эти сегменты, островки российского традиционализма размываются. Формируется унифицированный образ жизни современного мегаполиса, где люди мало отличаются друг от друга с точки зрения интересов и мотиваций. Различаются, может быть, только своими социальными возможностями. На месте сегментов традиционного общества происходит формирование общества современной массовой культуры, глубоко оторванное от своих традиционных исторических корней. И поэтому ожидать, что этот самый «средний класс» станет некой ячейкой, вокруг которой может сложиться современная политическая нация, носитель идей новой русской цивилизации, несколько преждевременно.  Для нового «среднего класса» ближе совсем другая идея нации и национального государства – это то, что некоторые называют «нацией-корпорацией», объединяющей граждан общими сугубо прагматическими интересами, но никак не корнями, духовностью, верой.

Можно сделать вывод,  на уровне идей и ценностей российское общество может сегодня претендовать на позиции национального государства. Кстати, это касается и тех конфессионально-этнических групп, которые также успешно вписываются в процесс формирования неоконсервативного синтеза. Однако это совершенно не так на уровне общественных институтов. С точки зрения социальных мотиваций российское общество остается глубоко разрозненным, а не единым. На вопрос о том, какие ценности являются самыми значимыми, ради чего люди готовы чем-то пожертвовать, можно ответить, что такие сверхценности носят глубоко личный, в лучшем случае — семейный характер. То есть главными сверхценностями современного российского человека остаются «мой дом — моя крепость», дача за забором, члены семьи и самое ближайшее социальное окружение. Все остальное важно лишь на словах, но, по сути дела, реальной мотивирующей ценностью не является. Хотя, может быть, за последние годы и намечаются какие-то процессы, которые сдвигают общество в сторону большей солидарности, но они происходят очень вяло. Огромным просчетом нынешних властей является то, что они испугались потенциала создания горизонтальных связей и обслуживающих их социальных институтов, и, по сути, заблокировали этот процесс. Как результат – государство как проект оказалось дистанцированным от большинства населения, стало вотчиной чиновничества, а энергия граждан, нации оплодотворяет не государство, а какие-то локальные проекты.

И, наконец, еще один аргумент в пользу того, что в России генерируется определенная нация и, может быть, даже традиционная нация, — это трансформация политической системы в России. Конечно, можно приклеить к ней определения типа «управляемой демократии» или «суверенной демократии», но, по сути, общество действительно отвергло инновации, привнесенные с Запада при попытке выстроить модель классической либеральной демократии в 1990-е годы. Это состояние «полудемократии» более-менее устраивает и власть, и общество. Оно соответствует глубоко укорененному в нашем обществе монархическому сознанию, когда к верховному правителю, даже избранному, относятся, по сути дела, как к монарху, способному «назначать наследника». Такая модель синкретизма, которая, по мнению ряда исследователей, исходит «из глубины российских руд», отражает какие-то традиции нашего менталитета. Но так это или не так, вопрос скорее спорный. С одной стороны, хочется в чем-то согласиться, например, с Андроном Кончаловским, постоянно рассуждающим на тему кардинального отличия русского менталитета, трудовой этики, политической культуры. С другой стороны, смущает общий либеральный «мейнстрим», когда идеологи российского либерализма постоянно твердят нам о торжестве русской архаики, русской ксенофобии, антидемократизме и так далее. Глядя на наш социум непредвзятым глазом, как раз следов «архаики» и «почвы» видишь гораздо меньше, чем хотелось бы. По сути, последние десятилетия оказались разрушительными для российской культурной «почвы» едва ли не в большей степени, чем вся советская история. Это дает основания полагать, что для современному обществу ближе подходит такая характеристика как «кризис беспочвенности», чем торжество архаики и традиций. А это означает, что внешний, лежащий на поверхности, политический и социальный консерватизм, «новый русский порядок», о котором мечтают наши граждане – это что угодно, но только не возвращение к истокам, не регенерация русской цивилизации, более того, вполне возможно, как бы это ни было печально, ее окончательные похороны.

Действительно, все чаще можно услышать доводы относительно глубокой традиционности и даже архаичности общественного сознания россиян, которому глубоко чужды законы и нормы современной мировой цивилизации. С одной стороны, устами одного из высших иерархов РПЦ владыки Кирилла говорится о недостаточности для русской цивилизации общепринятого на Западе понимания прав и свобод граждан, об особой духовности русских, пронесенной ими через века. С другой стороны Андрон Кончаловский выпускает на экраны публицистический сериал «об особых тайнах русской души» и несоответствии им принципов политического и экономического устройства современного Запада. Русские в силу исторической традиции лишены чувства ответственности, убежден Кончаловский, и поэтому свобода – не для нас, это груз, который нас раздавит, да и уже раздавил в бесплодных попытках реформирования эпохи 90-х годов. Русские соборны, у них отсутствует культ индивидуального успеха,   работа для них не долг, а скорее неприятная необходимость, русским нужен «кнут», принуждение, они сами не способны придать своему бытию какую-либо продуктивную форму. Возникает странное впечатление, что доводы и русских почвенников, и, напротив, западников, все больше совпадают, и те, и другие говорят об «ярме традиций», давящих на русское бытие,  о кризисе «почвенности», которая препятствует интеграции России в современную мировую цивилизацию. В интересной книге политолог и историк Валерий Соловей  утверждает, что главная доминанта русской цивилизации лежит в «голосе крове», в социально-биологических корнях русского этноса, которая является гораздо важнее и культурных наслоений, и исторических поворотов, и социальных основ жизни. Русский характер запрограммирован на строительство Империи в этой связи разворот в сторону разрушения Империи губителен для русских, для их социально-культурного генотипа. По мнению другого исследователя массового российского сознания Михаила Бокова , напротив, «важнейшей особенностью исторической ситуацией в нынешней России является то, что по ряду характеристик современное общественное сознание стремительно возвращается к ситуации начала 20 века. Общественное сознание через сто лет возвращается к тому моменту, на котором его грубо прервали…  Полностью исчерпав тупиковый путь развития, Россия как бы вернулась к исходной точке и пошла по второму пути, по которому могла бы пойти в 1917 году, но не пошла. Мы наблюдаем уникальное историческое явление, когда целый народ вернулся к развилке своего исторического пути и пошел по второй дороге, от которой ранее отказался. Поэтому глубинное самоощущение народа в данный момент истории таково, что страна в принципе начала двигаться в правильном направлении, несмотря на острейшие социальные проблемы, несмотря на бедность населения, несмотря на «олигархов», коррупционеров, взяточников, депутатов и сатрапов–чиновников». Между тем, как показали прошедшие годы и более глубокий анализ, «путинская эпоха» по своей социокультурной природе является сложным синтезом, в котором некоторые черты «русской органики» совмещаются  с целым комплексом вполне модернистских составляющих, весьма удаленных от русской почвы и русской традиции. Как отмечает Ф. Разумовский, «Почему у нас всё валится из рук? Почему такое безобразное отношение к делу, к земле, вообще ко всему? А ведь недоумевать и удивляться тут нечему. Мы висим в воздухе. Буквально. Культурная почва ушла у нас из-под ног. Россия переживает кризис беспочвенности. Кризис самоидентификации. Выход из этого исторического тупика только один – самопознание. Нам не нужен исторический маскарад. Смазные сапоги, зипуны и тройки с бубенцами тут ни при чём. Нам нужно срочно и ясно понять самих себя, нашу историю, особенности русской цивилизации» .

Проводя социологические исследования, мы убеждаемся, что в нашем обществе существуют весьма значительные и даже порядковые различия в описании базовых ценностей русского народа. В качестве таких базовых ценностей нашей цивилизации, на которые часто делают упор и философы, и простые граждане, выступают соборность, коллективизм, духовность, бескорыстие. Когда же мы исследуем современную генерацию по этим параметрам, выясняется, что эти ценности занимают место, прямо противоположное ожидаемому. Те, кто занимается сравнительными социологическими исследованиями России и стран Европы , говорят, что более индивидуалистического общества, чем в современной России, в Европе просто не существует.  Ценности «Святой Руси» присутствуют скорее в качестве «тоски по идеалу», а в жизни мы наблюдаем во многом их противоположность.

Это же касается и очень многих иных характеристик современной русской нации. Как показывают специальные исследования, современные россияне очень бедны «сверхидеями». Мы проводили несколько лет назад большое исследование по базовым ценностям, пытаясь выделить какие-то сверхценности, способные мобилизовать общество, и выяснили, что современные россияне очень бедны этим подсознанием, «подкоркой коллективного бессознательного», выражаясь языком немецкого философа ХХ века Карла Юнга. Они очень прагматичны, сориентированы на скорее практические формы жизненного успеха. И если такие поддерживающие мобилизацию ценности в нашем обществе все-таки есть, то они требуют каких-то особых изысков, недоступных для классической социологии. Мы остановились перед этим рубежом, и выйти от ценностей на уровень цивилизационных мотиваций нам так и не удалось. Мы их попросту не нашли.

Вокруг чего может строиться современная массовая цивилизация? Есть традиционные идеи, от которых Россия уходит, так и не приходя к национальному государству. Как мы уже отмечали, ценность больших пространств, имперские ценности ушли из разряда сверхценностей, ради которых россияне готовы чем-то жертвовать.  Они остались только на уровне парадных ценностей. Когда идет обсуждение независимости Абхазии, Приднестровья, других территорий и их перспектив воссоединения с нынешней Россией — да, конечно, все «за», готовы поддержать, но только до того рубежа, когда начинает пахнуть кровью. Как только пахнет кровью, поддержка прекращается. Все согласны с тем, что империя, великое государство, собирающее под свою эгиду народы и территории — это хорошо, но практически никто не собирается ради всего этого идти на какие-то реальные или даже мнимые жертвы.

Что касается идеи русской духовности, — мы видим, что современная генерация россиян очень сильно дистанцирована от традиционной русской культуры. Эта культура осталась частью наследия прошлого. Наши соотечественники сегодня смотрят на неё примерно так же, как современные греки — на развалины античных Афин. То есть это нечто, что уже ушло, и никоим образом не затрагивает нынешнюю жизнь. 

Многое говорится про объединяющую роль православия, способную превратить наше общество в дееспособную нацию. Однако мы видим, что эта идея тоже носит «парадный» характер, несмотря на то, что более 60% россиян называют себя православными. Однако, представляется, что все это, по крайней мере в своей основной массе, не более чем компенсация за недостаточную национальную идентичность. За внешней, фасадной стороной возвращения страны к православию скрываются иные тенденции, зачастую противоположного свойства.  Можно просто попытаться сопоставить - сколько построено храмов, отслужено православных литургий – и на сколько ровно за тот же исторический промежуток времени упала самая обычная нравственность наших сограждан, даже не говоря уже и о каких-то христианских заповедях. И трезво сознаться, что эти два процесса попросту идут совершенно в разные стороны. Желающих окропиться «крещеной водой» или приложиться к мощам того или иного святителя у нас полным полно, но вот с заповедью «возлюби ближнего своего» как-то никак не получается. Всем нам известны люди с высокой христианской моралью, но их очень мало в общем потоке. Складывается впечатление, что даже советская мораль при всей ее безусловной ущербности была по сути в чем-то ближе к христианской, чем нынешняя, в стране «торжества православия». 
 
И, наконец, идея этничности, «голоса крови». Как идея, консолидирующая общество, как основа идентичности она тоже явно недостаточна. Во всяком случае, — в том виде, в каком она существует в умах нынешних россиян. Вся кухонная болтовня на тему засилья инородцев  - это лишь компенсация за неумение отстоять свои этнические и не только этнические интересы в реальной жизни, неспособность самоорганизоваться. Энергетики «голоса крови» в лучшем случае достаточно, чтобы иной раз «набить кому-то морду», ее никак не хватит на создание национального государства. Идея «общности по крови» сегодня – это идея консолидации малых социальных групп в условиях, когда общество испытывает крайний недостаток социальных связей. Она не имеет ничего общего с русской цивилизацией, русской почвой, по своей энергетике она скорее противостоит идее общегражданской идентичности и скорее разрывает государство, чем его скрепляет. Этого не понимают многие политики «русского направления». Им непонятно, что системный кризис в стране связан отнюдь не с присутствием инородцев, в том числе и во властных структурах, а с глубоким кризисом самих русских,  тех идей и ценностей, которые мы по привычке называем русскими.

Остается «утопией», хотя и утопией привлекательной, идея Русского социального проекта, русского строя, который на практике реализовал бы идею «социального порядка», по которой тоскуют современные россияне.  У нее есть свои перспективы, так как россияне, даже приспособившиеся к нынешним социально-экономическим реалиям, отказывают им в высшей справедливости и эффективности, только 18% считают, что нынешний строй подходит для России на перспективу. Еще меньше тех, кто хотел бы вернуться в советские времена. Однако в чем именно состоят основные черты «русского строя» никто толком не знает. Поиски в этом направлении парализует неудача коммунистического социального проекта.

Сказанное заставляет предположить, что общий вектор динамики массового сознания в России направлен в сторону национального государства, основанного все же на принципах общегражданской, а не этнической идентичности, государства, которое могло бы быть охарактеризовано как «нация-корпорация». Однако для достижения результатов на этом пути необходимо «еще что-то»,  то, чего пока не может дать обществу нынешний слишком рациональный политический режим – какая-то социальная закваска, которая бы придала движению в сторону национального государства большую определенность. В чем может состоять такая «закваска» - на этот вопрос пока нет ответа ни у социологов, ни у политиков.
Леонтий Бызов

Русское самосознание и формирование  российской нации
(по данным исследований Института комплексных социальных исследований РАН и ВЦИОМ)

Когда говорят о перспективах развития России в ХХ! веке, основное внимание обычно уделяется всего лишь нескольким вопросам, прежде всего, экономического и демографического развития. Бесспорно, важны и экономическая конкурентоспособность, и демографическое воспроизводство. Но, акцентируясь на ресурсных показателях, обеспечивающих возможный рост и даже возможное процветание, мы мало обращаем внимание на качественное состояние современной русской  нации. Мы даже не знаем ответа на самый главный вопрос – есть ли такая нация? Не как социально-биологическая популяция, а как носитель цивилизационной идентичности. Сможет ли нынешняя генерация населения России сохранить эту идентичность? Вопрос этот остается открытым.

Исследование различных процессов социальной трансформации, которые происходят в современной России последние десять-пятнадцать лет, выявляет несколько очень противоречивых тенденций. Одна из этих тенденций — процесс формирования современной российской нации. Нельзя сказать, что этот процесс идет вполне успешно. Возможно, он  и не будет доведен до конца. Потому что Россия никогда не сможет стать полноценным национальным государством, — ведь она происходит от имперского состояния, которое правильно бы назвать суперэтническим. С другой стороны, современная Россия испытывает колоссальные проблемы с собственной идентичностью – по большому счету граждан страны мало чего объединяет, нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов, хотя за последние годы и появились определенные надежды на «новую идентичность», уже собственно российскую. Неопределенность общегражданской, государственной идентичности заставляет пристально всмотреться в развитие альтернативных форм идентичностей – этническую,  конфессиональную,  разного рода локальные идентичности.

Действительно, для нынешней России характерно наложение друг на друга двух тенденций: достаточно устойчивый рост этничности как русского этноса, так и других этнических групп России, с одной стороны, и медленное формирование российской политической нации , с другой. Страна зависла на промежуточной ступени между распадающейся имперской идентичностью и так пока и до конца несостоявшейся национально-государственной идентичностью. По мнению известного политолога В. Соловья , наблюдается  «безвозвратная деградация имперской идентичности, перенос государственно-территориальной идентичности на нынешнюю "постимперскую" Россию, этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности)». Впрочем, как показывают социологические данные, в этом вопросе тоже далеко не все столь однозначно. Во всяком случае, этот процесс идет очень противоречиво. В какой-то степени он неизбежен, это связано с универсальными процессами модернизации, распадом традиционного общества и традиционной культуры. Это путь, проложенный европейскими государствами еще в 19 веке, в самом своем начале так испугавший Константина Леонтьева, который увидел в нем угрозу потери «цветущего многообразия» империи. В чем-то этому пути нет альтернативы – унификация образа жизни и общественных отношений, глобализация, стандартизация – все это оставляет совсем немного шансов «традиционным анклавам», которые могут сохранить в этих условиях свое своеобразие лишь в качестве искусственно поддерживаемых резерваций. Сегодня распад советской империи просто не оставляет нам иных вариантов, кроме как постепенно становиться национальным государством. Однако и эта тенденция носит неоднозначный характер. Если в 90-е годы многим казалось что идея «империи», великой державы окончательно умерла не только политически, что проявилось в распаде СССР, но и в умах и душах людей, больше озабоченных «своими собственными делами», чем величием и амбициями государства, то в последнее десятилетие идея «державы» стала явно получать второе дыхание.  Сегодня по данным ВЦИОМ для 60% тех, кто называет себя русскими патриотами, патриотизм – это, в первую очередь, «возрождение России как великой державы», и только для 35% - в первую очередь, защита прав и интересов русских как в самой России, так и за ее пределами.  Конечно, между «русской державой» и «империей» также нельзя ставить знак равенства. Идет какой-то синтез национального государства и империи, ни то, ни другое в чистом виде в России невозможно. Но, тем не менее, каким бы ни был этот процесс формирования квазинации, новой русской нации, он идет, и в нем можно выделить некоторые параметры.

Как показывают результаты исследований, в современной России происходит довольно-таки быстрый рост общегражданской идентичности.  «Гражданами России» предпочитают себя называть 55,6% россиян, представителями своей национальности – 38,1%, в том числе «русскими» - 34,2%; представителями других национальностей – 3,9%. «Русская» идентичность не только не растет, а, напротив, в некоторой степени уступает свое место общегражданской российской идентичности, которая  продолжает укрепляться по мере укрепления российской государственности и ее престижа при нынешних властях. Это, безусловно, позитивная тенденция, хотя и не столь быстрая.  В ней не следует, наверное, искать какого-то глубинного социально-философского смысла, это результат скорее привычки, к тому же подрастает молодое поколение, которое уже социализировалось в рамках границ нынешнего российского государства. С другой стороны, эта тенденция стала и результатом исправления государственного имиджа, что напрямую связывается с деятельностью В. Путина. Если в 90-е годы было стыдно называть себя гражданином России, то сегодня «Россия встала с колен», и именно это называется самой главной заслугой нынешнего президента.

Как бы Вы ответили на вопрос о том, кем лично Вы ощущаете себя, если бы Вас спросили об этом в одной из столиц стран СНГ?
2006 (ИКСИ РАН) 2005 (ВЦИОМ) 2004 (ИКСИ РАН) 1998 (ИКСИ РАН)
55,6 44,3 40,0 35,9 Гражданином России
34,2 41,3 46,8 47,1 Русским
3,9 3,9 2,9 7,6 Представителем другой национальности (украинец, татарин и т.д.)
2,3 5,3 5,3 5,5 Гражданином СССР
1,9 1,4 1,1 0,3 Гражданином своей республики (Башкортостан, Коми и т.д.)
0,4 1,9 2,6 2,0 Как-то иначе
1,7 2,3 1,2 1,5 Затруднились ответить

В дополнение к этой таблице приведем еще некоторые последние данные из ВЦИОМ (ноябрь, 2006). Так на вопрос, «кто я такой», 59% россиян назвали себя «гражданином России», 16% - жителем своего региона, города, села (сибиряк, москвич и так далее), столько же указали на свою национальность (русский, украинец и т.п.), 13% назвали себя «советским человеком», 4% указали на свой род занятий (учитель, дворник, маляр), по 3% охарактеризовали себя через свою конфессию (православный, мусульманин), столько же назвали себя «гражданином мира», 2% назвали себя «европейцами». Вопреки уже цитировавшемуся В. Соловью с его «бунтом этничности», можно, хотя и с большими оговорками говорить скорее о торжестве общегражданской идентичности.

С другой стороны, сохраняется и достаточно радикальная группа общества, состоящая из националистически настроенных русских граждан, согласно которой «Россия должна быть государством исключительно русских людей». По сложившейся традиции к числу радикальных русских националистов социологи относят тех, кто разделяет идею «Россия должна быть государством русских людей». За последние семь лет доля сторонников этого лозунга не выросла, оставаясь на уровне 10-11%. Причем, учитывая «всплеск»  радикального русского национализма в период 2001-2004 гг., когда доля радикальных «русистов» доходила до 17,1% (2004 г.),  можно сделать вывод, что в настоящее время ситуация в значительной степени стабилизировалась. Иное дело – нерадикальные формы массового сознания, в наилучшей степени отражаемые лозунгом «Россия – многонациональная страна, но русские, составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо ан них лежит основная ответственность за судьбу страны». Доля сторонников этой идеи выросла с 19,9% в 1998 году до 29,5% в нынешнем. В равной степени сократилась и доля интернационалистов, которые считают, что «Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких  преимуществ». В 1998 году интернационалисты составляли 64,1% россиян, а ныне – всего лишь 50,8%. С другой стороны, имеются данные о том, что среди этих 10-11%, согласных с лозунгом «Россия для русских» несколько растет доля наиболее радикально настроенных граждан, особенно молодого возраста.

КАКОВО ВАШЕ ОТНОШЕНИЕ К МНОГОНАЦИОНАЛЬНОМУ ХАРАКТЕРУ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА?

1998 2001 2004 2006
Россия должна быть государством русских людей 10,7 12,0 17,1 10,9
Россия – многонациональная страна, но русские составляя большинство, должны иметь больше прав, ибо на них лежит основная ответственность за судьбу страны 19,9 20,0 23,6 29,5
Россия – общий дом многих народов, оказывающих друг на друга свое влияние. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ 64,1 60,8 53,6 50,8
Затруднились ответить 5,3 7,8 5,6 8,8

При всей тревожности действительно существующих тенденций роста радикального русского национализма, в отдельных группах общества никак нельзя согласиться с данными опроса, приводимыми социологами Левада-центра, согласно которым лозунг «Россия для русских» пользуется поддержкой 58% опрошенных россиян, из которых большинство – молодежь. Между тем, по данным ВЦИОМ, в самый тревожный 2004 год самый высокий уровень поддержки лозунга «Россия для русских» наблюдался лишь среди сторонников ЛДПР – 28,6%. Что же касается молодежи, то в младшей возрастной группе опрошенных до 24 лет поддержка этого лозунга в то время составляла 20,7%, что действительно несколько выше, чем в среднем по другим возрастным группам, но на порядок ниже цифры, приводимой Левада-центром .

За восемь лет с 1998 по 2006 год значительно усилились требования русского большинства к национальности президента страны. С 44,9% до 58,1% за это время выросла доля тех, кто отрицательно отнесся бы к этнически нерусскому главе государства. Согласно исследованию ВЦИОМ летом 2005 года, в котором вопрос был сформулирован несколько иначе, 44,9% россиян считают недопустимым в принципе избрание президентом России человека нерусской национальности, а нормальным это считают 18,1%.

Эти результаты отражают ведущее противоречие современного массового сознания: с одной стороны, можно утверждать, что старый имперский национализм, включающий в себя "советский империализм", сочетающий в себе ценности империи и интернациональное отношение к представителям разных народов ("Россия общий дом"), сохраняется, хотя и в сильно трансформированном виде. С другой стороны, приходит "новый" русский национализм, антиимперский, но отнюдь не интернационалистический, причем носителем этого нового феномена "русскости" выступают уже не дезадаптанты, носители традиционной советской ментальности, а современные молодые "волки", социализировавшиеся уже в послесоветские времена.

Одновременно и сам термин «русский национализм» остается скорее уделом маргиналов от политики. Да и у российского обывателя неприязнь к «черным» в основном, как правило, ограничивается кухонными разговорами. Слишком уж велик страх перед возможными актами насилия на национальной почве. И мы на социологическим данных (ВЦИОМ, июнь 2006) отчетливо видим, насколько доля тех, кто симпатизирует «русским патриотам» выше (в разы) доли тех, кто прямо готов назвать себя как «русских националистов». Так  готовы охарактеризовать себя как сторонников русского национализма 5,9% опрошенных (среди сторонников ЛДПР – 9,5%; у молодежи до 24 лет – 9,1%), еще 24,5% склоняются к более умеренной формулировке – они в чем-то поддерживают идеи русского национализма, в чем-то нет. 44,9% опрошенных выразили полное неприятие идей русского национализма. Кстати, число сторонников русского национализма резко падает при переходе от младшей возрастной группы к следующей – от 25 до 30 лет, где эта цифра ниже 3%. Безусловно негативное отношение демонстрирует общество и к пресловутым скинхэдам, 60,0% населения резко негативно к ним относится, а симпатизируют лишь 4,6%. Правда в самой младшей из опрошенных групп (до 20 лет) эта поддержка вдвое выше - 8,2%, но говорить о каких-то массовых настроениях в пользу этой группировки пока не приходится. Да и реально сталкиваться с радикальными русскими националистами мало кому доводилось. Лишь 5,7% опрошенных имеют знакомых, которых можно отнести к числу радикальных националистов или даже фашистов. Среди младшей возрастной группы эта цифра, так же как и в предыдущем случае, больше примерно вдвое выше - 11,5%. Это скорее подтверждает мнение, что сам фактор молодежного национализма – это не столько поколенческая тенденция, сколько проявление специфики молодежной субкультуры в период ее активной социализации. Просто дело в том, что старшее поколение вообще остается наиболее политизированным, а для малополитизированной молодежи, национальная идея является одной из немногих живых и привлекательных идей.

Как же охарактеризовать в этой связи тот тип национализма, который определяется идеей "Россия должна быть государством русских"? Скорее всего, для него характерно достаточно прагматичное отношение к национальному вопросу. По мнению некоторых специалистов в области национального самосознания, идея империи является слишком сложной, выходящей за рамки жизненного опыта, имеющего дело с достаточно простыми и архаизированными социальными отношениями. Государство только на словах, на парадном уровне провозглашает ценность общности, на деле оно не в состоянии организовать общество, особенно на микроуровне. И национал-прагматизм выступает в качестве компенсационной квазиидеологии.

Другой важной проблемой является уровень формирования новой идентичности. Тенденции государственного "полураспада", недостаточная историческая легитимность России в границах нынешней РФ, несформированность горизонтальных связей - все это толкает граждан, в особенности наиболее активные слои на формирование идентичностей более локального уровня. Это может быть группировка, сообщество, выступающее в качестве субъекта первичной социализации, так и регион. В конце 90-х годов угроза распада России, связанная именно с формированием региональных идентичностей стояла достаточно остро. Данные исследования 2006 г. показывают, что с тех пор ситуация не претерпела существенных качественных изменений. Практически те же 8% готовы одобрить выход своего региона из состава РФ, 35,2% стали бы активно протестовать против подобного развития событий (в 1998 эта цифра составляла 28,6%). И хотя на поверхности не видно реального потенциала сепаратизма, связанного с формированием общественного мнения, в отдельных регионах эта цифра подбирается к критической. Это, в первую очередь, касается богатых самодостаточных русских регионов Сибири - в Красноярске, Иркутске, Хабаровске, число тех, кто одобрил бы выход региона из состава РФ, колеблется от 16 до 23%, а во Владивостоке достигает просто поразительной величины - 31,3%. И это не этнический сепаратизм, который, по сравнению с 1998 г. действительно сошел на второй план.  Главная проблема сегодня - это сепаратизм русских окраин, испытывающих чувство недостаточной идентичности в отношении российской государственности в целом. Казалось бы, именно "сторонники русского пути" должны бы с наибольшим неодобрением относиться к идее регионального сепаратизма, означающего фактический распад РФ. Между тем, 10,9% представителей данной группы отнеслись бы к этой идее с одобрением, для сравнения среди "рыночников" таких 7,9%; среди "коммунистов" - 7,3%.  Среди опрошенного летом 2005 года ВЦИОМом населения Дальнего Востока «русская» идентичность существенно превышает «российскую». Это достаточно любопытная тенденция, коррелирующая с мнением В. Соловья о том, что идея "русскости" все основательнее расходится с идеей империи-государства. "…Безвозвратная деградация имперской идентичности и перенос государственно-территориальной идентичности на Россию; деактуализация центральной культурной темы русского народа; провал проекта российской гражданской нации; этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности). Одновременно и в связи с деградацией имперской мифологии происходила деактуализация центральной культурной темы русского народа (своеобразной «красной нити» русской культурной и интеллектуальной истории) – идеи особого предназначения русских в эсхатологической перспективе".  Или же речь идет о принципиально ином социокультурном феномене, связанном отнюдь не с изменением этнокультурной матрицы русского этноса, а всего лишь о формировании локальных субкультур, активно самоорганизующихся в условиях неспособности государства и вообще "большого социума" обеспечить необходимый коммуникативный минимум и связанную с ним социальную мобильность, особенно для молодежи? Как сочетается принцип идентичности "по крови" с готовностью тех же русских "националистов" в Сибири и на Дальней Востоке поддержать идеи местного сепаратизма? Ясно то, что наметившаяся, пока лишь в качестве тенденции этнизация, является ответом общества на негативный результат процесса строительства государства-нации. Не сформировав эффективных общенациональных субъектов, подчинив практическую политику корпоративным интересам, государство само провоцирует всплеск этничности в качестве замещающей государственную квазиидеологии. По данным исследований ВЦИОМ в ноябре 2006 года, «русская» идентичность» все еще во многом определяется не столько этническими, сколько суперэтническими, цивилизационными критериями.  На вопрос, кого бы Вы могли назвать русскими, лишь 15% опрошенных ответили, что «русский – это тот, кто русский по происхождению, по крови», гораздо более популярными были такие ответы как «тот, кто вырос в России и воспитывался в традициях русской культуры» (39%), «тот, кто честно трудится во благо России» (23%).

По сути, мы стоим перед той же дилеммой, обозначившейся еще в середине 90-х. Проблема неустойчивой общегосударственной идентичности во многом связана с тем, что нынешняя РФ воспринимается значительной частью общественного мнения как не вполне легитимное, скорее временное, промежуточное образование, которое со временем либо расширится, либо распадется. Лишь 28,4% опрошенных в 2005 г. россиян полагали, что "Россия должна остаться самостоятельным государством, ни с кем не объединяясь". Еще около 28% верили в то, что нынешняя Россия превратится со временем в "большую Россию" в рамках объединительного процесса стран СНГ. Ну и, наконец, минувшие годы еще в большей степени ослабили притягательность идеи возвращения "прежнего СССР" (15,5%), в которую продолжает верить только немалая часть сторонников коммунистов (39,1%). В общем, ни у кого более или менее твердой ясности "что делать с Россией", нет. Будущее видится многовариантным. Нынешняя Россия продолжает жить на перепутье - быть империей уже разучилась, да и не очень хочется, стать национальным государством хотелось бы, но как-то не получается. Именно эти настроения в свое время оказались роковыми для СССР. На "парадном уровне", все, конечно "за" величие империи, на практике же, как правило, торжествуют совсем иные ценности и инстинкты типа «свой карман ближе к телу».  Самоорганизация общества  в последние год если и идет, то скорее на уровне разного рода локальных сообществ, которые представляют для граждан значительно большую реальную ценность, чем «далекий Кремль» и его «далекая» от жизни большинства населения политика.  Несмотря на все попытки выстроить «вертикаль власти», она остается весьма неэффективной, а проблемы с удержанием в орбите общефедеральной политики анклавов и окраин РФ становятся все более актуальными. По данным ВЦИОМ за ноябрь 2006 г., угроза распада России сегодня находится где-то в середине «списка основных страхов» - она и не кажется слишком явной в условиях происходящего укрепления государства, но с другой стороны – и не списывается со счетов совсем. В какой форме может произойти распад страны? Среди тех чуть более 40% россиян, которые совсем не исключают такого развития событий, 18% опасаются того, что Россия может со временем потерять некоторые окраинные, удаленные от центра территории, такие как Курилы, приморье, Калининградскую область, 17% опасаются того, что некоторые регионы страны могут «отпасть» от нее вследствие их компактного заселения мигрантами из соседних стран (то же Приморье, Юг Восточной Сибири). В качестве третьего, относительно наиболее вероятного сценария распада России воспринимается выход из ее состава некоторых национальных республик, угроза, которая в начале и середине 90-х годов лидировала с большим перевесом над остальными. Относительно менее вероятными сценариями распада нынешней Российской Федерации представляются такие как оккупация части страны другими соседними государствами (9%) и распад страны по региональному признаку, включая образование Дальневосточной, Уральской и других республик на месте нынешнего единого государства (8%).

Еще важнее, чем проблема территориального распада, представляется проблема ценностного распада. Здесь на неравномерность развития регионов, этносов накладывается и проблема вопиющего социального неравенства,  причем неравенства, не освященного ни легитимностью, ни экономической эффективностью. «Россия богатых» и «Россия бедных» отстоят друг от друга еще намного дальше, чем Владивосток от Калининграда.  Но  и в этом вопросе мы видим некоторые обнадеживающие тенденции. Они связаны с формированием «среднего класса», который активно навязывает обществу свои ценности и свои правила жизни и служит буфером между социальными полюсами.

Так, несмотря на очевидные для всех колоссальные социальные разрывы, атомизацию современных россиян, их замкнутости на локальных проблемах, происходит явный процесс ценностной унификации. Очень характерно, что он идет даже вопреки углубляющимся социальным разрывам. Анализируя системные ценности современных россиян, мы видим, что практически во всех группах, и демографических, и социальных, и электоральных -  на первое место выходят такие ценности, как порядок в качестве магистрального социального запроса, с одной стороны, и социальная справедливость – с другой. Порядок — это правая интерпретация, а социальная справедливость — левая интерпретация магистрального социального запроса. Они не противоречат, а дополняют друг друга, являются по сути двумя лицами одной и той же идеи. Не раз приходилось писать о том, что «порядок» для современных россиян – это совсем не обязательно авторитарный режим, а социальная справедливость – совсем не обязательно «отнять и поделить».  Для среднего слоя россиян все актуальнее становится задача формирования устойчивого общественного строя, который был бы признан в качестве справедливого и эффективного большей частью общества. Нынешний строй – это касается и политического устройства, и экономического – пользуется поддержкой не больше 20% россиян, и нас не должны при этом вводить в заблуждение заоблачные рейтинги президента, который и на подходе к завершению своего «второго срока» остается во многом «президентом надежды».

Интересно, что даже у тех социальных групп, которые раньше выступали в качестве разрушителей общей консолидирующей идентичности россиян, голосуя на выборах за «правые» или «либеральные» партии, выступавшие с идеями радикальной переориентации на «западный» цивилизационные ценности, сейчас обнаруживается набор тех же базовых ценностей, что и у остального населения. Мы видим, что идеологии, которые раскалывали российское общество в 1990–е годы, по сути дела, отброшены на периферию. Количество сторонников фундаментальных либералов ничтожно. По сути, то же касается и левых традиционалистов, в том числе и сторонников коммунистической идеологии. Эти группы превращаются в маргинальные, занимающие крайние места в современном спектре идеологических сил. Они все больше выглядят как памятники уже минувших политических эпох. Следует особо отметить, что «западные» или, напротив, «традиционалистские» ценности, носителями которых были старые «правые» и старые «левые» вовсе не оказались полностью отвергнуты, в определенной, возможно даже большей своей части они прижились и вошли в состав нового идейного синтеза, своего рода современной квазиидеологии среднего класса.

А что же происходит в центре? В центре происходит интересный синтез, который можно назвать неоконсервативным, причем он очень удачно ассоциируется с нынешними властями и В. Путиным персонально. Это сочетание даже не столько либеральных экономических идей, сколько реальной вовлеченности граждан в современные рыночные реалии с консервативными идеями державного строительства, которые раньше, в 1990–е годы, были по разные стороны, на разных флангах политического спектра. Более того, за последние пятнадцать лет, оказались размытыми последние островки старого традиционного уклада жизни, еще более деградировала деревня, распадаются национальные анклавы. Усредненный образ жизни, характерный для жителя современного мегаполиса, торжествует, становится универсальным, причем совершенно независимо от того социального слоя, к которому принадлежит тот или иной конкретный его носитель.

Общественный запрос, который только намечался в конце 90-х, пробил себе дорогу и превратился сегодня в магистральный. Ширина этого запроса (объем электората, который он охватывает, политические силы, которые действуют в его русле) оказалась столь значительной, что все, что в него стало не укладываться, вытеснилось на политическую обочину. Это так называемый "путинский консенсус", о котором в последние годы много сказано и написано. "Путинский консенсус" являет собой синтез самых разных идеологических течений, которые в 90-е годы, особенно в их первой половине, казалось, носили взаимоисключающий характер. В рамках "путинского консенсуса" исчезли непримиримые противоречия между либералами и патриотами, левыми и правыми, традиционалистами и прогрессистами, западниками и русскими националистами. Все эти группы большее объединяет, чем разъединяет. Патриотические ценности, если и не принимаются всеми безусловно, то по крайней мере, и не отвергаются ни в одной из электоральных сегментов, как это было в 90-е годы. Так на вопрос ВЦИОМ (июнь 2006), готовы ли Вы поддержать политиков патриотической ориентации, 44,1% опрошенных ответили утвердительно, а 33,6% отрицательно. Причем эти цифры не слишком сильно различаются в электоратах ведущих политических партий. Среди сторонников СПС поддержать политиков-патриотов готовы 41,5%% среди "яблочников" - 39,0%; среди голосовавших за "Родину" - 57,7%; за ЛДПР - 51,9%; за "Единую Россию" - 48,4%; за КПРФ - 52,5%. При этом если в 90-е годы "национальная озабоченность" в основном принимала формы национал-традиционализма, и имела своих сторонников больше среди среднего и старшего поколений, непринимавших "ельцинско-гайдаровскую модернизацию", то в нынешнюю эпоху "русский путь" как идея коррелирует с рыночными ценностями и поддерживается молодыми поколениями. Так в недавно проведенном исследовании ВЦИОМ (апрель, 2005) сторонники СПС продемонстрировали наибольшую национальную нетерпимость среди других электоральных групп. Те же исследования показали, что блок "Родина" в его изначальном варианте, активно двигавший национальную идею, привлек голоса значительной части тех, кто обычно голосовал за либеральные партии.

Иллюстрируя доминирование ценностей справедливости и порядка, приведем результаты исследования ВЦИОМ в ноябре 2006 г. На вопрос, в каком направлении должна двигаться Россия, были названы следующие магистральные направления: «сильное государство, заботящееся обо всех своих согражданах» (52%), «великая держава, империя, объединяющая разные народы» (31%), возвращение к традициям, моральным ценностям, проверенным временем (30%), и лишь далее следуют такие ценности как «права человека, свобода  самовыражения личности» (26%), «свободный рынок, частная собственность, минимум вмешательства государства в экономику» (11%), «объединение  русских для защиты своих национальных интересов» (15%). То есть опять-таки порядок и справедливость – а все остальное лишь в качестве «довеска».

Кто сегодня является носителем идей порядка и справедливости? Как показывают исследования, и не только ВЦИОМовские,  это как раз «средний класс», который, начиная с 1998 года и особенно активно последние пять-шесть лет, формируется в России. По очень разноречивым оценкам, его доля составляет примерно 15-25% в среднем по стране, а в мегаполисах достигает 40%. По сути, это новая, социально очень молодая  генерация русских, которая формируется на месте сохранявшихся даже в позднесоветские времена традиционных или полутрадиционных структур.  Например, та же советская интеллигенция, как бы ее не обзывали «образованщиной», все же многое унаследовала от старой русской интеллигенции. Сегодня ее нет и, скорее всего, уже никогда не будет. Есть ли в нашем обществе еще какие-то слои-носители традиционализма, русской ментальности, русских идеалов? Да, и они сохранялись, протянулись через весь советский период: это кроме интеллигенции еще крестьянство, военнослужащие, государственная бюрократия, хотя и  в меньшей мере. Сейчас крестьянство добито окончательно, добито как образ жизни и менталитет, а не только как производитель сельхозтоваров. О «моральном облике» нынешнего служивого класса вообще всерьез и говорить нельзя.

За последние десять-пятнадцать лет эти сегменты, островки российского традиционализма размываются. Формируется унифицированный образ жизни современного мегаполиса, где люди мало отличаются друг от друга с точки зрения интересов и мотиваций. Различаются, может быть, только своими социальными возможностями. На месте сегментов традиционного общества происходит формирование общества современной массовой культуры, глубоко оторванное от своих традиционных исторических корней. И поэтому ожидать, что этот самый «средний класс» станет некой ячейкой, вокруг которой может сложиться современная политическая нация, носитель идей новой русской цивилизации, несколько преждевременно.  Для нового «среднего класса» ближе совсем другая идея нации и национального государства – это то, что некоторые называют «нацией-корпорацией», объединяющей граждан общими сугубо прагматическими интересами, но никак не корнями, духовностью, верой.

Можно сделать вывод,  на уровне идей и ценностей российское общество может сегодня претендовать на позиции национального государства. Кстати, это касается и тех конфессионально-этнических групп, которые также успешно вписываются в процесс формирования неоконсервативного синтеза. Однако это совершенно не так на уровне общественных институтов. С точки зрения социальных мотиваций российское общество остается глубоко разрозненным, а не единым. На вопрос о том, какие ценности являются самыми значимыми, ради чего люди готовы чем-то пожертвовать, можно ответить, что такие сверхценности носят глубоко личный, в лучшем случае — семейный характер. То есть главными сверхценностями современного российского человека остаются «мой дом — моя крепость», дача за забором, члены семьи и самое ближайшее социальное окружение. Все остальное важно лишь на словах, но, по сути дела, реальной мотивирующей ценностью не является. Хотя, может быть, за последние годы и намечаются какие-то процессы, которые сдвигают общество в сторону большей солидарности, но они происходят очень вяло. Огромным просчетом нынешних властей является то, что они испугались потенциала создания горизонтальных связей и обслуживающих их социальных институтов, и, по сути, заблокировали этот процесс. Как результат – государство как проект оказалось дистанцированным от большинства населения, стало вотчиной чиновничества, а энергия граждан, нации оплодотворяет не государство, а какие-то локальные проекты.

И, наконец, еще один аргумент в пользу того, что в России генерируется определенная нация и, может быть, даже традиционная нация, — это трансформация политической системы в России. Конечно, можно приклеить к ней определения типа «управляемой демократии» или «суверенной демократии», но, по сути, общество действительно отвергло инновации, привнесенные с Запада при попытке выстроить модель классической либеральной демократии в 1990-е годы. Это состояние «полудемократии» более-менее устраивает и власть, и общество. Оно соответствует глубоко укорененному в нашем обществе монархическому сознанию, когда к верховному правителю, даже избранному, относятся, по сути дела, как к монарху, способному «назначать наследника». Такая модель синкретизма, которая, по мнению ряда исследователей, исходит «из глубины российских руд», отражает какие-то традиции нашего менталитета. Но так это или не так, вопрос скорее спорный. С одной стороны, хочется в чем-то согласиться, например, с Андроном Кончаловским, постоянно рассуждающим на тему кардинального отличия русского менталитета, трудовой этики, политической культуры. С другой стороны, смущает общий либеральный «мейнстрим», когда идеологи российского либерализма постоянно твердят нам о торжестве русской архаики, русской ксенофобии, антидемократизме и так далее. Глядя на наш социум непредвзятым глазом, как раз следов «архаики» и «почвы» видишь гораздо меньше, чем хотелось бы. По сути, последние десятилетия оказались разрушительными для российской культурной «почвы» едва ли не в большей степени, чем вся советская история. Это дает основания полагать, что для современному обществу ближе подходит такая характеристика как «кризис беспочвенности», чем торжество архаики и традиций. А это означает, что внешний, лежащий на поверхности, политический и социальный консерватизм, «новый русский порядок», о котором мечтают наши граждане – это что угодно, но только не возвращение к истокам, не регенерация русской цивилизации, более того, вполне возможно, как бы это ни было печально, ее окончательные похороны.

Действительно, все чаще можно услышать доводы относительно глубокой традиционности и даже архаичности общественного сознания россиян, которому глубоко чужды законы и нормы современной мировой цивилизации. С одной стороны, устами одного из высших иерархов РПЦ владыки Кирилла говорится о недостаточности для русской цивилизации общепринятого на Западе понимания прав и свобод граждан, об особой духовности русских, пронесенной ими через века. С другой стороны Андрон Кончаловский выпускает на экраны публицистический сериал «об особых тайнах русской души» и несоответствии им принципов политического и экономического устройства современного Запада. Русские в силу исторической традиции лишены чувства ответственности, убежден Кончаловский, и поэтому свобода – не для нас, это груз, который нас раздавит, да и уже раздавил в бесплодных попытках реформирования эпохи 90-х годов. Русские соборны, у них отсутствует культ индивидуального успеха,   работа для них не долг, а скорее неприятная необходимость, русским нужен «кнут», принуждение, они сами не способны придать своему бытию какую-либо продуктивную форму. Возникает странное впечатление, что доводы и русских почвенников, и, напротив, западников, все больше совпадают, и те, и другие говорят об «ярме традиций», давящих на русское бытие,  о кризисе «почвенности», которая препятствует интеграции России в современную мировую цивилизацию. В интересной книге политолог и историк Валерий Соловей  утверждает, что главная доминанта русской цивилизации лежит в «голосе крове», в социально-биологических корнях русского этноса, которая является гораздо важнее и культурных наслоений, и исторических поворотов, и социальных основ жизни. Русский характер запрограммирован на строительство Империи в этой связи разворот в сторону разрушения Империи губителен для русских, для их социально-культурного генотипа. По мнению другого исследователя массового российского сознания Михаила Бокова , напротив, «важнейшей особенностью исторической ситуацией в нынешней России является то, что по ряду характеристик современное общественное сознание стремительно возвращается к ситуации начала 20 века. Общественное сознание через сто лет возвращается к тому моменту, на котором его грубо прервали…  Полностью исчерпав тупиковый путь развития, Россия как бы вернулась к исходной точке и пошла по второму пути, по которому могла бы пойти в 1917 году, но не пошла. Мы наблюдаем уникальное историческое явление, когда целый народ вернулся к развилке своего исторического пути и пошел по второй дороге, от которой ранее отказался. Поэтому глубинное самоощущение народа в данный момент истории таково, что страна в принципе начала двигаться в правильном направлении, несмотря на острейшие социальные проблемы, несмотря на бедность населения, несмотря на «олигархов», коррупционеров, взяточников, депутатов и сатрапов–чиновников». Между тем, как показали прошедшие годы и более глубокий анализ, «путинская эпоха» по своей социокультурной природе является сложным синтезом, в котором некоторые черты «русской органики» совмещаются  с целым комплексом вполне модернистских составляющих, весьма удаленных от русской почвы и русской традиции. Как отмечает Ф. Разумовский, «Почему у нас всё валится из рук? Почему такое безобразное отношение к делу, к земле, вообще ко всему? А ведь недоумевать и удивляться тут нечему. Мы висим в воздухе. Буквально. Культурная почва ушла у нас из-под ног. Россия переживает кризис беспочвенности. Кризис самоидентификации. Выход из этого исторического тупика только один – самопознание. Нам не нужен исторический маскарад. Смазные сапоги, зипуны и тройки с бубенцами тут ни при чём. Нам нужно срочно и ясно понять самих себя, нашу историю, особенности русской цивилизации» .

Проводя социологические исследования, мы убеждаемся, что в нашем обществе существуют весьма значительные и даже порядковые различия в описании базовых ценностей русского народа. В качестве таких базовых ценностей нашей цивилизации, на которые часто делают упор и философы, и простые граждане, выступают соборность, коллективизм, духовность, бескорыстие. Когда же мы исследуем современную генерацию по этим параметрам, выясняется, что эти ценности занимают место, прямо противоположное ожидаемому. Те, кто занимается сравнительными социологическими исследованиями России и стран Европы , говорят, что более индивидуалистического общества, чем в современной России, в Европе просто не существует.  Ценности «Святой Руси» присутствуют скорее в качестве «тоски по идеалу», а в жизни мы наблюдаем во многом их противоположность.

Это же касается и очень многих иных характеристик современной русской нации. Как показывают специальные исследования, современные россияне очень бедны «сверхидеями». Мы проводили несколько лет назад большое исследование по базовым ценностям, пытаясь выделить какие-то сверхценности, способные мобилизовать общество, и выяснили, что современные россияне очень бедны этим подсознанием, «подкоркой коллективного бессознательного», выражаясь языком немецкого философа ХХ века Карла Юнга. Они очень прагматичны, сориентированы на скорее практические формы жизненного успеха. И если такие поддерживающие мобилизацию ценности в нашем обществе все-таки есть, то они требуют каких-то особых изысков, недоступных для классической социологии. Мы остановились перед этим рубежом, и выйти от ценностей на уровень цивилизационных мотиваций нам так и не удалось. Мы их попросту не нашли.

Вокруг чего может строиться современная массовая цивилизация? Есть традиционные идеи, от которых Россия уходит, так и не приходя к национальному государству. Как мы уже отмечали, ценность больших пространств, имперские ценности ушли из разряда сверхценностей, ради которых россияне готовы чем-то жертвовать.  Они остались только на уровне парадных ценностей. Когда идет обсуждение независимости Абхазии, Приднестровья, других территорий и их перспектив воссоединения с нынешней Россией — да, конечно, все «за», готовы поддержать, но только до того рубежа, когда начинает пахнуть кровью. Как только пахнет кровью, поддержка прекращается. Все согласны с тем, что империя, великое государство, собирающее под свою эгиду народы и территории — это хорошо, но практически никто не собирается ради всего этого идти на какие-то реальные или даже мнимые жертвы.

Что касается идеи русской духовности, — мы видим, что современная генерация россиян очень сильно дистанцирована от традиционной русской культуры. Эта культура осталась частью наследия прошлого. Наши соотечественники сегодня смотрят на неё примерно так же, как современные греки — на развалины античных Афин. То есть это нечто, что уже ушло, и никоим образом не затрагивает нынешнюю жизнь. 

Многое говорится про объединяющую роль православия, способную превратить наше общество в дееспособную нацию. Однако мы видим, что эта идея тоже носит «парадный» характер, несмотря на то, что более 60% россиян называют себя православными. Однако, представляется, что все это, по крайней мере в своей основной массе, не более чем компенсация за недостаточную национальную идентичность. За внешней, фасадной стороной возвращения страны к православию скрываются иные тенденции, зачастую противоположного свойства.  Можно просто попытаться сопоставить - сколько построено храмов, отслужено православных литургий – и на сколько ровно за тот же исторический промежуток времени упала самая обычная нравственность наших сограждан, даже не говоря уже и о каких-то христианских заповедях. И трезво сознаться, что эти два процесса попросту идут совершенно в разные стороны. Желающих окропиться «крещеной водой» или приложиться к мощам того или иного святителя у нас полным полно, но вот с заповедью «возлюби ближнего своего» как-то никак не получается. Всем нам известны люди с высокой христианской моралью, но их очень мало в общем потоке. Складывается впечатление, что даже советская мораль при всей ее безусловной ущербности была по сути в чем-то ближе к христианской, чем нынешняя, в стране «торжества православия». 
 
И, наконец, идея этничности, «голоса крови». Как идея, консолидирующая общество, как основа идентичности она тоже явно недостаточна. Во всяком случае, — в том виде, в каком она существует в умах нынешних россиян. Вся кухонная болтовня на тему засилья инородцев  - это лишь компенсация за неумение отстоять свои этнические и не только этнические интересы в реальной жизни, неспособность самоорганизоваться. Энергетики «голоса крови» в лучшем случае достаточно, чтобы иной раз «набить кому-то морду», ее никак не хватит на создание национального государства. Идея «общности по крови» сегодня – это идея консолидации малых социальных групп в условиях, когда общество испытывает крайний недостаток социальных связей. Она не имеет ничего общего с русской цивилизацией, русской почвой, по своей энергетике она скорее противостоит идее общегражданской идентичности и скорее разрывает государство, чем его скрепляет. Этого не понимают многие политики «русского направления». Им непонятно, что системный кризис в стране связан отнюдь не с присутствием инородцев, в том числе и во властных структурах, а с глубоким кризисом самих русских,  тех идей и ценностей, которые мы по привычке называем русскими.

Остается «утопией», хотя и утопией привлекательной, идея Русского социального проекта, русского строя, который на практике реализовал бы идею «социального порядка», по которой тоскуют современные россияне.  У нее есть свои перспективы, так как россияне, даже приспособившиеся к нынешним социально-экономическим реалиям, отказывают им в высшей справедливости и эффективности, только 18% считают, что нынешний строй подходит для России на перспективу. Еще меньше тех, кто хотел бы вернуться в советские времена. Однако в чем именно состоят основные черты «русского строя» никто толком не знает. Поиски в этом направлении парализует неудача коммунистического социального проекта.

Сказанное заставляет предположить, что общий вектор динамики массового сознания в России направлен в сторону национального государства, основанного все же на принципах общегражданской, а не этнической идентичности, государства, которое могло бы быть охарактеризовано как «нация-корпорация». Однако для достижения результатов на этом пути необходимо «еще что-то»,  то, чего пока не может дать обществу нынешний слишком рациональный политический режим – какая-то социальная закваска, которая бы придала движению в сторону национального государства большую определенность. В чем может состоять такая «закваска» - на этот вопрос пока нет ответа ни у социологов, ни у политиков.

Леонтий Бызов

Ждет ли Россию всплеск русского национализма?
(по данным исследований Института комплексных социальных исследований РАН и ВЦИОМ, июнь-июль 2004 г.)

Прошедшие годы в значительной степени изменили социально-политический ландшафт современной России. Изменения произошли не только в политической системе, но и в массовом сознании. Общественный запрос, который только намечался в конце 90-х, пробил себе дорогу и превратился сегодня в магистральный. Ширина этого запроса (объем электората, который он охватывает, политические силы, которые действуют в его русле) оказалась столь значительной, что все, что в него стало не укладываться, вытеснилось на политическую обочину. Это так называемый "путинский консенсус", о котором в последние годы много сказано и написано. "Путинский консенсус" являет собой синтез самых разных идеологических течений, которые в 90-е годы, особенно в их первой половине, казалось, носили взаимоисключающий характер. В рамках "путинского консенсуса" исчезли непримиримые противоречия между либералами и патриотами, левыми и правыми, традиционалистами и прогрессистами, западниками и русскими националистами. Все эти группы большее объединяет, чем разъединяет. Патриотические ценности, если и не принимаются всеми безусловно. По крайней мере, и не отвергаются ни в одной из электоральных сегментов, как это было в 90-е годы. Так на вопрос ВЦИОМ (июнь 2004), готовы ли Вы поддержать политиков патриотической ориентации, 44,1% опрошенных ответили утвердительно, а 33,6% отрицательно. Причем эти цифры не слишком сильно различаются в электоратах ведущих политических партий. Среди сторонников СПС поддержать политиков-патриотов готовы 41,5%% среди "яблочников" - 39,0%; среди голосовавших за "Родину" - 57,7%; за ЛДПР - 51,9%; за "Единую Россию" - 48,4%; за КПРФ - 52,5%. То есть проблема патриотизма сегодня реально не делит общество. Это касается и других ценностей, определяющих массовое сознание. Соответственно, имеет смысл в сегодняшней России говорить не о идейно-политических течениях, делящих общества на несколько взаимоисключающих групп, а скорее оттенках и полутонах реальных ориентаций общества. Одновременно с идеологическим синтезом, происходила общая деполитизация массового сознания, потеря интереса к политике, особенно в ее идеологической ипостаси. В результате всего этого, сравнительный анализ основных идейно-политических симпатий в 1998 и 2004 гг., осуществленный ИКСИ РАН, показывает, что ядра всех основных идеологий существенно сократились. Одновременно почти на 12% выросло число тех, кто не связывает себя никакой идейно-политической идентичностью. Сегодня эта цифра составляет уже более 56% взрослого населения. Общее сокращение всех электоральных ядер привело к некоторой переконфигурации симпатий. Так в 2004 г. с 12,8% лидируют "сторонники самостоятельного русского пути развития", которых с большой долей условности можно назвать "русскими националистами". Условность здесь заключается в том, что содержательный смысл, который вкладывается в сегодняшний "русский национализм" чрезвычайно широк и многообразен, в его рамках существуют прямо противоположные тенденции и течения. Тем интереснее понять, какое же из многочисленных "русел" этого явления сегодня действительно растет и постепенно выдвигается на первый план.
В современной России существуют различные идейно-политические течения. Сторонником какого из них Вы являетесь?
2004 1998
5,7 7,2 Сторонником радикальных рыночных реформ
7,5 10,0 Сторонником коммунистической идеологии
4,9 5,2 Сторонником новой социалистической, социал-демократической идеологии
12,8 15,6 Сторонником самостоятельного русского пути развития
11,6 16,6 Сторонником сочетания различных идей, но избегающих крайностей (центристы)
1,1 0,8 Сторонником другого идейно-политического течения
56,4 44,6 Не являюсь сторонником никаких идейно-политических течений

Поколенческий анализ показывает, что среди молодой части населения это направление лидирует в целом с еще более значительным отрывом. Так среди самой младшей из опрошенных групп - 16-17-летних, сторонники "самостоятельного русского пути" составляют 11,0%, за ними следуют "сторонники радикальных рыночных реформ" с 8,8%. В группе 18-20-летних также лидируют национально ориентированные сторонники русского пути - 11,0%, опережая сторонников рыночных реформ (9,7%). Еще более отчетливая картина у тех, кому сегодня 26-30 лет. Там сторонники русского пути имеют 16,0%, а у рыночников - 7,3%. И хотя все приведенные цифры весьма невелики (во всех группах более 50% - неполитизированное большинство), обращает на себя внимание сама тенденция. Если в 90-е годы "национальная озабоченность" в основном принимала формы национал-традиционализма, и имела своих сторонников больше среди среднего и старшего поколений, непринимавших "ельцинско-гайдаровскую модернизацию", то в нынешнюю эпоху "русский путь" как идея коррелирует с рыночными ценностями и поддерживается молодыми поколениями. Так в недавно проведенном исследовании ВЦИОМ (апрель, 2004) сторонники Союза правых сил продемонстрировали наибольшую национальную нетерпимость среди других электоральных групп. Те же исследования показали, что блок "Родина" в его первом варианте, активно двигавший национальную идею, привлек голоса значительной части тех, кто обычно голосовал за либеральные партии. Конечно, сказанное является сегодня только одной из тенденций. По-прежнему существует феномен национал-традиционализма, тесно коррелирующего с идеей социальной справедливости. Так в старшей возрастной группе (старше 65 лет), согласно тем же данным ИКСИ РАН, доля сторонников русского пути еще выше, чем среди молодежи (15,1%), но все же уступает сторонникам коммунистической идеологии (21,5%). Просто дело в том, что старшее поколение вообще остается наиболее политизированным, а для малополитизированной молодежи, национальная идея является одной из немногих живых и привлекательных идей.
Главная причина, лежащая за этими тенденциями, на наш взгляд, состоит в том, что по сравнению с 1998 годом, в России значительные изменения претерпела социальная структура. Хотя общая имущественная и материальная дифференциация за этот период не только не сократилась, но и выросла, одновременно в России произошло формирование "нового" среднего класса, являющегося основой "путинского" идейно-политического консенсуса. И это обстоятельство привело к значительной "маргинализации" как идеи рыночного либерализма, так и коммунистической, противостояние которых определяло политическую динамику начала и середины 90-х годов. Идея рыночного либерализма и сегодня жестко привязана к наиболее преуспевшим слоям общества, которые, безусловно, выиграли от реформ 90-х годов. Идея социальной справедливости в ее коммунистическом варианте остается уделом социальных низов, а средним слоям общества ближе всего идеи "национального рынка", учитывающего специфику "русского пути". Если всего около 8% опрошенных считают, что выиграли от проводившихся в России реформ, то среди сторонников радикальных рыночных реформ таковых 36,0%, еще 21,1% среди них "и не выиграли, и не проиграли". Для сравнения, среди сторонников идеологии "русского пути" эти цифры составляют, соответственно, 6,3% и 25,4%, а среди сторонников коммунистической идеологии - 1,3% и 15,9%. Впрочем, эти цифры весьма мало отличаются от аналогичных данных семилетней давности. Во всех идейно-политических группах несколько выросло число адаптантов, но это связано с общим изменением социально-экономического фона в стране. А это означает, что те тенденции, которые мы отмечаем в настоящем исследовании, уже проявлялись во второй половине 90-х годов, и с этой точки зрения изменения за последние семь лет вообще носят минимальный характер. Это типичная картина "постреволюционной России", связанная с завершением периода радикальных реформ и ломки социальной структуры.
При этом "сторонники русского пути" занимают место посередке, не являясь ни маргиналами, ни особо преуспевшими слоями населения. Тем самым, претендуя на какой-то прообраз идеологии "нового среднего класса". Аналогичная картина просматривается при анализе средних социальных статусов (самоопределение по 10-балльной шкале). Самый высокий статус у сторонников радикальных рыночных реформ (средняя величина 4,61), самый низкий - у сторонников коммунистической идеологии (3,36). А у сторонников "русского пути" - 4,10.
Итак, если исходить из критериев идейно-политической идентичности, сформировавшихся еще в прошлом десятилетии, то различия, произошедшие за последние 6-7 лет выглядят минимальными. Между тем, если использовать иные методики, они представляются более существенными. Так, на некогда "правом" фланге произошло не просто некоторое сужение либерально-рыночного сегмента, но и достаточно глубокие качественные изменения, связанные с углубляющимся расколом этого сегмента на либерал-консерваторов, все сильнее тяготеющих к идее "порядка" с привкусом авторитаризма ("правых либералов") и носителей демократической и правозащитной идеологии, апеллирующей преимущественно к Западу и все более оппозиционной к нынешним российским властям ("левые либералы"). Не менее серьезные изменения претерпевает бывший "левый" политический фланг, поскольку основой его идеологии в 90-е годы была защита "национал-советской идентичности", то есть носило характер не столько "левого", сколько традиционалистского феномена. В последние годы значительную часть подобной идеологии позаимствовал политический центр, оставив коммунистов с уполовиненным по сравнению с лучшими временами электоратом. Коммунистическая идеология потеряла значительную часть своих попутчиков, которые ориентированы не столько на коммунистические ценности, сколько на "сильное и социально ориентированное государство". Собственно же "левый" запрос в современной России так и не оформился, поскольку широко распространенные "левые" идеи, связанные с ценностью социальной справедливости, постоянно принимают "правую" форму - апелляции к сильному и авторитарному государству. Социал-демократические ценности так и не приобретают широкой поддержки именно из-за постоянного расхождения социальной и демократической идеи. Да и центр сегодня - это не просто "сочетание разных идей, но избегающих крайностей", но вполне отчетливый магистральный запрос, характеризующийся такими ценностями как стабильность, порядок, нация, свобода.
И отчетливо проявившийся, в том числе в рамках настоящего исследования, нарастающий интерес общества к "русской" теме, является некоторым фрагментом этого магистрального запроса, но лишь одной из его составных частей. Как показали проведенные нами исследования, "русская тема" - это "пакетная" ценность, которая воспринимается скорее дополнением к идее порядка, в том числе, социального порядка, а, будучи вынесенная "в первый ряд", способна отпугнуть значительную часть своих потенциальных сторонников. В чем же суть этой "новой русской идеи"? И укладывается ли это явление в рамках вообще какой-либо одной идеи?
В первую очередь, речь идет о растущей межнациональной нетерпимости. Это явление происходит не на ровном месте, оно определяется целым рядом обстоятельств. В первую очередь, растущей миграцией населения из стран Юга и Юго-Востока и российских регионов тех же направлений. Об этой проблеме всем известно, но как ее решать - не знает никто. По крайней мере, нынешняя российская власть ни коим образом не сумела артикулировать каких-либо позитивных идей в этом вопросе. Это своего рода "фобия", а сам национальный вопрос упорно отдается на откуп радикальным и немногочисленным политическим группировкам явно нереспектабельного толка. Но проблема при этом не рассасывается сама собой. Так, согласно данным июньского опроса ВЦИОМ, лишь 15,1% респондентов полагают, что межнациональные отношения за последние годы стали более терпимыми, а 49,1% придерживаются противоположной точки зрения. По мнению 31,3% опрошенных, характер этих отношений за последние годы никак не изменился. То есть тенденция обострения межнациональных отношений налицо, и общественное мнение ее достаточно отчетливо фиксирует.
Согласно уже цитировавшимся данным ИКСИ РАН, за 6 лет существенно выросло число респондентов, полагающих, что "Россия должна быть государством русских людей" с 10,7% в 1998 г. до 17,1% в 2004 г. Соответственно, на 10,5% сократилась доля тех, кто полагает, что "Россия - общий дом многих народов. Все народы России должна обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ". Конечно, 17,1% - это все равно далеко не большинство. И все же тенденция к размыванию остатков "советского" (а вероятно и "имперского") интернационализма налицо. В том числе и потому, что эта тенденция особенно отчетливо проявляется среди молодежи, выросшей и социализировавшейся уже в постсоветской России. Так в группе 16-25 лет эта цифра составляет 22,9%.
Как известно, большинство в России — русские. В этой связи существуют разные мнения о том, какой должна быть Россия. Ниже приводится ряд утверждений по этому поводу. С каким из них Вы согласны?

2004 1998
17,1 10,7 Россия должна быть государством русских людей
23,6 19,9 Россия — многонациональная страна, но русские, составляя большинство, должны иметь больше прав
53,6 64,1 Россия — общий дом многих народов. Все народы России должны обладать равными правами, и никто не должен иметь никаких преимуществ
5,6 5,3 Затруднились ответить

Аналогичный вопрос, заданный ВЦИОМ в июне 2004 г., дал в целом близкие результаты. Крайнюю точку зрения, согласно которой "Россия должна быть государством русских людей", поддержали 11,2% опрошенных. Промежуточную, согласно которой "русские должны иметь больше прав" при признании России многонациональной страной - 34,2%, а идею "общего дома многих народов" - 48,8%. В любом случае, число тех, кто сегодня считает, что у русских в той или иной форме должно быть больше прав (сумма первого и второго вариантов ответа) по версии ИКСИ РАН составляет 40,7%, а по версии ВЦИОМ - 45,4%, что в полтора раза превышает данные шестилетней давности (30,6%). Особенно много таких "новых русских патриотов" среди сторонников "Родины", достигая величины 55,7% (в том числе 26,6% поддерживают вариант "Россия для русских людей"). То есть, как мы и предполагали в более ранних публикациях, "Родина", несмотря на все внутренние сложности, продолжает оставаться на магистрали достаточно внятно артикулированного общественного запроса на "национальный порядок" (включающий в себя и социальную компоненту). Интересно, что наиболее неприемлем данный вариант русского национализма для сторонников КПРФ (в сумме 24,2%, причем вариант "Россия для русских людей" поддерживается лишь 2,7%). Согласно аналогичным данным ИКСИ РАН, идея "Россия для русских" также не является эксклюзивной идеологией "сторонников русского пути", среди которых число поддерживающих данный тезис составляет 27,7%. Самый высокий показатель - 29,8% - среди сторонников радикальных рыночных реформ. Лишь среди сторонников коммунистической идеологии большинство (54,3%) остается за советским интернационализмом ("Россия - общий дом многих народов"). Эти сходные по сути результаты исследований двух ведущих социологических центров позволяют сделать вывод, что старый имперский национализм, включающий в себя "советский империализм", сочетающий в себе ценности империи и интернациональное отношение к представителям разных народов ("Россия общий дом"), характерный для первых постсоветских лет ("красно-коричневые") уходит, приходит "новый" русский национализм, антиимперский, но отнюдь не интернационалистический, причем носителем этого нового феномена "русскости" выступают уже не дезадаптанты, носители традиционной советской ментальности, а современные молодые "волки", социализировавшиеся уже в послесоветские времена.
Как охарактеризовать тот тип национализма, который определяется идеей "Россия должна быть государством русских"? Скорее всего, это достаточно прагматичное отношение к национальному вопросу. По мнению некоторых специалистов в области национального самосознания, идея империи умирает в современной России, потому что является слишком сложной, выходящей за рамки жизненного опыта, имеющего дело с достаточно простыми и архаизированными социальными отношениями. Государство только на словах, на парадном уровне провозглашает ценность общности, на деле оно не в состоянии организовать общество, особенно на микроуровне. И национал-прагматизм выступает в качестве компенсационной квазиидеологии. Та же тенденция проявляется и в требованиях к "русскости" Президента России. Сейчас 58,1% опрошенных россиян отрицательно отнеслись бы к избранию президентом России человека нерусской национальности против 44,9% в 1998 г.
Как Вы отнесетесь к тому, если в России президентом страны будет избран человек нерусской национальности?
2004 1998
7,3 9,0 Положительно
20,4 30,0 Безразлично
58,1 44,9 Отрицательно
14,2 16,1 Затруднились ответить

Лишь 56,1% россиян, согласно данным ВЦИОМ, относятся сегодня к представителям всех национальностей одинаково. Как справедливо отмечает В. Соловей, "обращает на себя внимание довольно высокий уровень этнического негативизма среди образованных слоев российского общества, в том числе в Москве, что указывает на неслучайность этнофобий, на их отрефлексированность". Эта тенденция воспринимается экспертом как чрезвычайная. "Она… выглядит тем более драматично, что наиболее радикальные формы этнизации сознания характерны не для населения «прифронтовых» и пограничных территорий, не для мелкой и средней буржуазии, а, в первую очередь, для молодежи (причем вне зависимости от социального статуса и уровня образования)". Среди наций и народов, вызывающих неприязнь, раздражение, называются в подавляющем большинстве выходцы с Кавказа - чеченцы (14,8%), азербайджанцы (5,1%), армяне (4,1%), кавказцы в целом (6,0%). Этот кавказский список разбавляют лишь цыгане (5,1%). Очень редко называются евреи (2,5%). На вопрос, что именно отталкивает, вызывает неприязнь, даются достаточно разнообразные ответы, что говорит скорее о том, что какой-то одной, ведущей причины, объясняющей подобную неприязнь, нет. Кто-то опасается терроризма, кому-то не нравится манера поведения и  даже внешность представителей этих национальностей. Важно то, что это - "чужие".

ЕСЛИ У ВАС ВЫЗЫВАЮТ РАЗДРАЖЕНИЕ, НЕПРИЯЗНЬ ПРЕДСТАВИТЕЛИ НЕКОТОРЫХ НАЦИЙ И НАРОДОВ, С ЧЕМ ЭТО В БОЛЬШЕЙ СТЕПЕНИ СВЯЗАНО?
мне не нравится их внешность, манера поведения, черты характера 6,8
эти люди не хотят считаться с обычаями и нормами поведения, 9,4
эти люди, как правило, не обладают элементарной культурой и 6,5
я опасаюсь их в связи с угрозой терроризма 11,0
мне не нравится то, что они контролируют определенные сферы 7,4
они отнимают рабочие места у местного населения 2,5
эти люди не хотят учить русский язык 0,3

Присутствие в нашем обществе все растущего числа "чужих" требует адекватных мер. 43,8% опрошенных в июне ВЦИОМ, требуют безусловно ужесточить меры против мигрантов из стран Юга и Юго-Востока, еще 26,2% поддерживает подобную позицию с некоторыми оговорками. Лишь 20,2% высказывается против подобного ужесточения законов. Интересно, что наибольшее число сторонников радикального ужесточения законов против мигрантов мы снова видим среди голосовавших за СПС - 55,3%.
Между тем, доля тех, кто предпочитает идентифицировать себя в качестве русского (в альтернативе гражданина РФ) за последние 6 лет практически не изменилась и составляет около 47%, превосходя идентичность общегражданскую (слегка повысившую свое представительство от 35% до 40%). Вероятно, это связано с тем, что все эти годы шли два параллельных процесса: с одной стороны, несколько росла "этническая" идентичность русских, с другой, шла адаптация к "новому" российскому гражданству, как видно из сравнительных данных, вытеснившему, в первую очередь, этническую идентичность этнически нерусских граждан России.

Как бы Вы ответили на вопрос о том, кем лично Вы ощущаете себя, если бы Вас спросили об этом, скажем, в Киеве?
2004 1998
40,0 35,9 Гражданином России
46,8 47,1 Русским
2,9 7,6 Представителем другой национальности (украинец, татарин и т.д.)
5,3 2,5 Гражданином СССР
1,1 0,3 Гражданином своей республики (Башкортостан, Коми и т.д.)
2,6 5,0 Как-то иначе
1,2 1,5 Затруднились ответить

Незначительный, но вполне устойчивый рост этнической идентичности, зафиксированный в исследовании, не означает, что этнические ценности становятся реально актуальными, то есть мобилизационными. Хотя на уровне парадных ценностей зафиксирован некоторый рост готовности к мобилизации, реально качественного сдвига в этом отношении не произошло. При этом более 50% опрошенного населения выразили готовность рисковать своей жизнью в случае нападения на Россию внешнего врага. Эта цифра слабо колеблется в различных группах общества, достигая своего максимума - 60,9% - среди "сторонников русского пути". Впрочем, лишь незначительно отстают от этой группы и "сторонники радикального рынка" - 54,4%. А 6 лет назад эта группа как раз демонстрировала равнодушие к патриотическим ценностям. В сегодняшней же России "путинский консенсус" всех выровнял и превратил всех в патриотов России, хотя бы на словах. Меньше желания жертвовать своей жизнью вызывает угроза внутреннего распада России, в случае которой готовы жертвовать лишь 21,2% опрошенных. И здесь выделяется несколько большей мобилизационной активностью группа "сторонников русского пути", среди которой эта цифра составляет 33,7%. Другой важной проблемой является уровень формирования новой идентичности. Тенденции государственного "полураспада", недостаточная историческая легитимность России в границах нынешней РФ, несформированность горизонтальных связей - все это толкает граждан, в особенности наиболее активные слои на формирование идентичностей более локального уровня. Это может быть группировка, сообщество, выступающее в качестве субъекта первичной социализации, так и регион. В конце 90-х годов угроза распада России, связанная именно с формированием региональных идентичностей стояла достаточно остро. Данные исследования показывают, что с тех пор ситуация не претерпела существенных качественных изменений. Практически те же 8% готовы одобрить выход своего региона из состава РФ, 35,2% стали бы активно протестовать против подобного развития событий (в 1998 эта цифра составляла 28,6%). И хотя на поверхности не видно реального потенциала сепаратизма, связанного с формированием общественного мнения, в отдельных регионах эта цифра подбирается к критической. Это, в первую очередь, касается богатых самодостаточных русских регионов Сибири - в Красноярске, Иркутске, Хабаровске, число тех, кто одобрил бы выход региона из состава РФ, колеблется от 16 до 23%, а во Владивостоке достигает просто поразительной величины - 31,3%. И это не этнический сепаратизм, который, по сравнению с 1998 г. действительно сошел на второй план.  Главная проблема сегодня - это сепаратизм русских окраин, испытывающих чувство недостаточной идентичности в отношении российской государственности в целом. Казалось бы, именно "сторонники русского пути" должны бы с наибольшим неодобрением относиться к идее регионального сепаратизма, означающего фактический распад РФ. Между тем, 10,9% представителей данной группы отнеслись бы к этой идее с одобрением, для сравнения среди "рыночников" таких 7,9%; среди "коммунистов" - 7,3%. Конечно, 10,9% - цифра пока тоже не слишком впечатляющая. Но как тенденция достаточно любопытная, коррелирующая с мнением В. Соловья о том, что идея "русскости" все основательнее расходится с идеей империи-государства. "…Безвозвратная деградация имперской идентичности и перенос государственно-территориальной идентичности на Россию; деактуализация центральной культурной темы русского народа; провал проекта российской гражданской нации; этнизация русского сознания, что означает как серьезное увеличение этнокультурного компонента в сравнении с государственно-гражданским, так и усиление влияния принципа «крови» («чистой» этничности). Одновременно и в связи с деградацией имперской мифологии происходила деактуализация центральной культурной темы русского народа (своеобразной «красной нити» русской культурной и интеллектуальной истории) – идеи особого предназначения русских в эсхатологической перспективе" (В. Соловей, "Трансформация русскости и ее социополитические последствия", Москва, Центр Карнеги, июль 2004). О том, что "имперские" этнокультурные инстинкты умирают в современной России говорит и то, что лишь 10,4% опрошенных россиян, например, считают, что следует поддержать просьбу Юной Осетии о включения ее в состав России, еще около 14% полагают, что Россия должна поддержать эту непризнанную республику в ее конфликте с Грузией. В то же время более 50% опрошенных полагают, что России вообще не следует вмешиваться в этот конфликт ни на чьей стороне.
Проблема неустойчивой общегосударственной идентичности во многом связана с тем, что, как мы уже упоминали выше, нынешняя РФ воспринимается значительной частью общественного мнения как не вполне легитимное с исторической точки зрения, скорее временное, промежуточное образование, которое со временем либо расширится, либо распадется. Лишь 28,4% опрошенных россиян полагают, что "Россия должна остаться самостоятельным государством, ни с кем не объединяясь". Еще около 28% верят в то, что нынешняя Россия превратится в "большую Россию" в рамках объединительного процесса стран СНГ. Ну и, наконец, минувшие 6 лет еще в большей степени ослабили притягательность идеи возвращения "прежнего СССР" (15,5%), в которую продолжает верить только немалая часть сторонников коммунистов (39,1%). Интересно, что нынешняя России, как государство, рожденное на "демократических баррикадах" начала 90-х, имеет больше всего сторонников среди "радикальных рыночников" - 43,0%. По сути, в контексте проблемы, это изоляционистская позиция, связанная со страхом "демократов" потерять идентичность "новой демократической России" в случае ее интеграции с рядом государств СНГ, особенно Белоруссии, Украины, имеющих в кругах "демократов" не вполне позитивный имидж. Что же касается других групп, в том числе "сторонников русского пути", то ни у кого более или менее твердой ясности "что делать с Россией", нет. Будущее видится многовариантным.
Каковы могут быть последствия наблюдаемой этнизации массового сознания для российской политической жизни? Действительно ли нас ждет приход к власти в обозримой перспективе радикальных и агрессивных русских националистов? Ответ на этот вопрос далеко не столь очевиден, как это могло бы показаться из приведенных выше результатов исследований. Существуют два параллельных процесса: одновременно повышение значимости этнического фактора ("голоса крови") и неприятие массовым сознанием радикального национализма. Так те же респонденты, которые утвердительно отвечали на вопрос, поставленный ВЦИОМ о необходимости ужесточения мер против мигрантов, тем же подавляющим большинством готовы поддержать и ужесточение закона о разжигании межнациональной розни (69,2% - за; 17,7% - против). Причем, казалось бы, замеченные в "русском национализме" сторонники "Родины" даже опережают общую тенденцию (74,5% - за). Безусловно негативное отношение демонстрирует общество и к пресловутым скинхэдам, 60,0% населения резко негативно к ним относится, а симпатизируют лишь 4,6%. Правда в самой младшей из опрошенных групп (до 20 лет) эта поддержка вдвое выше - 8,2%, но говорить о каких-то массовых настроениях в пользу этой группировки пока не приходится. Да и реально сталкиваться с радикальными русскими националистами мало кому доводилось. Лишь 5,7% опрошенных имеют знакомых, которых можно отнести к числу радикальных националистов или даже фашистов. Среди младшей возрастной группы эта цифра, так же как и в предыдущем случае, больше примерно вдвое выше - 11,5%. Так значит, следует ждать всплеска русского национализма лет через 10-15, когда нынешние двадцатилетние повзрослеют и станут активно влиять на политику? Сбудутся ли прогнозы уже цитировавшегося Валерия Соловья, согласно которым "массовая этнизация русскости среди нынешней молодежи носит беспрецедентный в истории России характер. В структуре самого этнического пласта биологической принцип (кровь) начинает играть все более весомую роль и конкурировать с этнокультурной компонентой (почвой). Судя по масштабам этого явления, наметился революционный переход от традиционной для России этнокультурной к биологической матрице". Или же речь идет о принципиально ином социокультурном феномене, связанном отнюдь не с изменением этнокультурной матрицы русского этноса, а всего лишь о формировании локальных субкультур, активно самоорганизующихся в условиях неспособности государства и вообще "большого социума" обеспечить необходимый коммуникативный минимум и связанную с ним социальную мобильность, особенно для молодежи? Как сочетается принцип идентичности "по крови" с готовностью тех же русских "националистов" в Сибири и на Дальней Востоке поддержать идеи местного сепаратизма? Ясно то, что наметившаяся пока лишь в качестве тенденции этнизация является ответом общества на негативный результат процесса строительства государства-нации. Не сформировав эффективных общенациональных субъектов, подчинив практическую политику корпоративным интересам, государство само провоцирует всплеск этничности в качестве замещающей государственную квазиидеологии.


Рецензии