О чем молчит путинское большинство? 2003

В политической практике России последнего десятилетия, казалось бы, уже задействованы все возможные и невозможные ресурсы: экономические, административные и идеологические. Вместе с тем складывается впечатление, что политический ландшафт явно ущербен. В преддверии парламентских выборов, как никогда в современной российской истории, налицо видимое отсутствие новых идей, новых внятных политических проектов. Опросы социологов показывают, что новая Государственная Дума, возможно, будет близким подобием нынешней. Это в лучшем для властей случае. В худшем, что также представляется вполне реальным, особенно учитывая последние тенденции общественного мнения, победа будет за КПРФ как силой, обладающей наиболее дисциплинированным электоратом. Ей в качестве "партии думского меньшинства" будут оппонировать "единороссы". В этом случае возможно повторение Госдумы образца 1996-1999 г., когда из-за невнятности "партии власти" того периода - НДР - оппозиция на четыре года превратила Госдуму в свой политический штаб. Что же касается партий "демократического" спектра - "Яблока" и СПС, то они находятся сегодня на грани "вылета". В любом случае, даже если они и будут присутствовать в новой Госдуме, погоду будут делать не они. Виновато ли в этом общее разочарование россиян нынешней властью? Да, но лишь отчасти. Удивляет другое - при казалось бы столь значительной поддержке властей (рейтинг В.Путина уже давно зашкаливает за отметку в 70%) налицо неумение или нежелание конвертировать эту поддержку в сколько-нибудь привлекательный для общества политический проект.

Нынешняя "Единая Россия", казалось бы, вобравшая в себя "понемножку ото всех", в какой-то степени являющаяся "политическим зеркалом" нынешней элиты, становится все менее аппетитной и для общества, и для элит. По скандально обсуждавшимся на прошлой неделе данным ВЦИОМа, ее рейтинг сократился до 15-20%. Одновременно появляется все больше симптомов развала территориальной структуры "единороссов". Так, комментируя выход из партии ненецкой территориальной организации, АПН полагает, что "ненецкий почин" стал первой региональной реакцией на организационно-кадровые и политические кунштюки руководства "Единой России", которые "достали" не только кураторов партии в администрации президента, но и собственных партийцев. Судя по размаху недовольства, этот почин может быть подхвачен и в других регионах". А это уже означает, что расчет на так называемый "административный ресурс" в регионах может не сработать. Но главное - не элитный, а общественный запрос, поддерживающий на верхней планке рейтинг президента, все больше расходится с тем, что готова предложить пресловутая "партия власти". А все это означает, что "пропутински" настроенное большинство хочет совсем не того, или не совсем того, что ему предлагается на нынешних выборах. В самом деле, чего же оно, это большинство, хочет?Массовые социологические опросы рисуют благостную картину казалось бы практически полной гармонии общества и власти. Исследования показывают, что социально-политическая обстановка в стране с конца 1999 г., когда произошла "мягкая" смена режима, уже четвертый год продолжает оставаться стабильной, а общий социальный климат умеренно благоприятным. По сравнению с осенью 1999 г., когда доля тех, кто оценивал ситуацию в стране как катастрофическую, перевалила отметку 40%, сегодня (осенью 2002 г.) этот показатель составляет 13-14%, при этом сохраняется медленная тенденция к его снижению. Напротив, доля тех, кто оценивает ситуацию как "нормальную", так же медленно растет, превысив к осени 2002 г. 20% рубеж. В то же время высокий рейтинг В. Путина - это не столько удовлетворение тем, как идут дела в стране, сколько персонифицированные надежды на то, что во время второго президентского срока Путину все-таки удастся преодолеть негативное наследие 90-х годов, создать политическую систему, более приемлемую для большинства общества. Доверяющее Путину большинство понимает трудности - и кадровые, и организационные, - с которыми сталкивается президент, и готово продолжать терпеть и ждать. Фокус-группы показывают, что и надежды, ощутимые в первые полтора года пребывания у власти Путина, тают и понемногу превращаются в безразличие, что в условиях фактической безальтернативности нынешнего президента не сказывается на величине его рейтинга.

Но подспудное социальное напряжение, не всегда фиксируемое обычными социологическими исследованиями, последний год стало ощутимо расти. Это связано с тем, что, когда проблема физического выживания для многих отошла на второй план, возникли новые проблемы и запросы, на которые пока внятного ответа дать никто не в состоянии. Рост ожиданий выхода из кризиса зачастую превышает рост экономических возможностей. Тем более что, согласно экспертным оценкам, качество нынешнего экономического роста весьма низкое, это своего рода "рост без развития", который очень скоро может смениться новой депрессией. Мыслящих людей, даже абсолютно лояльных нынешним властям в целом, продолжает беспокоить все более сильный сырьевой крен российской экономики, отсутствие идей прорывов, основанных на более современных экономических секторах. В среде избирателей, не вполне довольных тем, как идут дела, активно укореняется мифология, согласно которой беды и лишения населения в первую очередь проистекают от того, что крупный капитал, тесно связанный с поддержкой крупного регионального и федерального чиновничества, систематически осуществляет грабеж страны ("ворует сверхдоходы от добычи и эксплуатации природных ресурсов и переводит их в зарубежные банки"). Согласно этой мифологии, именно с этим фактором связан и нищенский федеральный бюджет, в рамках которого невозможно решить ни одну из стратегических и текущих проблем, стоящих перед страной, а те категории населения, которые полностью зависят от этого бюджета, обречены на пожизненную нищету. Согласно данным социологических опросов, более 70% населения готовы поддержать такую меру, как "конфискация в пользу государства неправедно нажитых состояний". В то же время эти настроения носят скорее пассивный, декларативный характер, реальная политическая активность общества крайне низка. Складывается впечатление, что поколения, сегодня наиболее активно участвующие в экономической жизни, в значительной степени смирилось с тем, что любые протесты и активная политическая деятельность бесполезны, а наилучшей жизненной стратегией является организация в своем непосредственном окружении социальных и экономических ниш, то есть посильное встраивание в сложившийся, пусть и не вполне справедливый, миропорядок.

В этой связи бытует мнение, что существенные перемены возможны лишь после активной социализации следующих поколений. Однако не исключено, что эти пассивные антиолигархические настроения могут быть искусственно активизированы определенными кругами в конкретных политических целях. Дело в том, что при пассивном неучастии общества внутри правящих элит ведется все более ожесточенная борьба за новый передел собственности, за контроль над основными экономическими и политическими ресурсами страны. И социальное напряжение, подспудно существующее в обществе, может быть использовано данными кругами в качестве одного из существенных аргументов в происходящей "схватке гигантов".

  Ядром поддержки В.Путина в 1999-2000 году стали и в определенной степени продолжают оставаться нижние слои российского среднего класса (особенно в провинции), то есть те группы нестоличного общества, которые в силу свой активности и квалификации с самого начала "реформ" могли реально претендовать на полноценное место в среднем классе, но по причине крайней монополизации социально-экономического пространства представителями олигархических группировок (крупного капитала) и местной бюрократии были лишены реальных шансов на вертикальную социальную мобильность, то есть повышения своего общественного статуса, материального уровня и развития собственного бизнеса.
     Особенно силен данный запрос был в российской глубинке, оторванной географически от столичных финансовых потоков, но сосредоточившей огромный протестный потенциал против безобразий олигархов и столичных политиков. Именно это привело к тому, что избиратели отдали рекордное количество голосов "Единству" в 1999 году и В.Путину - в 2000. Но на определенных условиях. Не написанных на бумаге, не записанных в договорах, но от этого не менее очевидных и возобновляемых только в случае выполнения их существенных составляющих. В исследовании, проведенном РНИСиНП по всероссийской выборке, задавался такой вопрос: "Какие идеи, на ваш взгляд, способны объединить людей в современной
     России?". 48% назвали две ценности, которые вышли с огромным перевесом по сравнению с остальными. 48% назвали укрепление России как великой державы.
     46,5% - укрепление России как правового государства. При этом вторая из названных ведущих идей за время пребывания Путина у власти почти удвоила численность своих сторонников. То есть произошел достаточно своеобразный симбиоз ценностей модернистских и ценностей консервативных, что позволяет говорить о "путинской" волне как о неоконсервативной. И по своему политическому генезису, как мы показали выше, среди сторонников Путина больше тех, кто в свое время поддержал демократические перемены. Это говорит о сути требований общества к режиму, что в первую очередь этот режим не должен куда-то вести, он не должен носить какой-то мобилизационный характер, так как носители этих требований если уже и не полностью адаптировались, то рассчитывают адаптироваться. И им важно только, чтобы государство не мешало процессам адаптации. Соответственно, Путин не должен быть вождем в полном смысле слова, который применяет насилие по отношению к обществу, который меняет социальную структуру, перераспределяет собственность. Это некая достаточно символическая фигура, которая должна обеспечить в самые общие правила игры.Одновременно возник и новый тип взаимоотношений между обществом и властью. Хотя в институциональной сфере переход еще далеко не закончился, состояние общества может быть охарактеризовано как постпереходное. Его основой является неоконсервативная система ценностей. С социальной точки зрения, носителями этой системы ценностей, в отличие от консерваторов предыдущей эпохи, являются преимущественно адаптировавшиеся слои общества. Здесь уместным представляется сказать несколько слов о социальном аспекте формирования базы нового режима.
     Ядро поддержки режиму составляют как раз те, кто вначале увидел альтернативу
     Ельцину. И сейчас 37,5% видят в политике Путина альтернативу ельцинской. Но дело не в Путине, поскольку генезис этого режима возник не с появлением фигуры
     Путина. Он возник раньше, в 1998 году. И именно это очень тесно связано с проблемой адаптации. Когда возник дефолт в августе 1998 года, общество потеряло равновесие, причем в первую очередь это коснулось тех слоев населения, которые были относительно адаптированными. Потому что была и огромная пассивная часть общества с очень низкими жизненными запросами, которая на словах возмущалась происходящим, но внятного запроса сформировать не могла. Если говорить вообще о числе адаптантов, то наши оценки обычно показывают число людей, которые в общем адаптировались по разным параметрам, примерно в 20-25%. Это достаточно высокие показатели, потому что по другим оценкам они где-то чуть ниже, на уровне
     20-22%. "Адаптанты" не являются "средним классом" в полном смысле слова, но они
     - резерв среднего класса. 1998 год наиболее болезненно затронул эти относительно адаптированные слои населения, которые находились на нижней границе среднего класса. И именно эти среднеадаптировавшиеся слои, у которых, с одной стороны, их реальный уровень жизни существенно ниже их запросов (их социальные запросы и самооценка достаточно высоки), и слои, ориентированные на определенную общественную вертикальную мобильность, - эти люди составили основу нового запроса. Мы коррелировали рейтинг Путина с социальными статусами.
     Респондентов просили оценить свой социальный статус по 10-балльной шкале.
     Хорошо видно, что "ядром" поддержки Путина является средний класс, регенировавшийся после последствий дефолта, то есть те респонденты, которые оценили свой статус в интервале от "7" до "3" по 10-балльной шкале, где "1" - самый высокий статус, а "10" - самый низкий. Наиболее сильная поддержка Путина у средних слоев населения, находящихся на нижней границе среднего класса. Относительно низкая поддержка Путина как у самых бедных, так и у самых богатых.
     Социальный статус -- Средний индекс поддержки В.Путина
     1 ------------------------ -18,56
     2 ------------------------ 1,09
     3 ------------------------ 4,00
     4 ------------------------ 7.94
     5 ------------------------ 1.15
     6 ------------------------ 5.19
     7 ------------------------ 3.11
     8 ------------------------ -2.26
     9 ------------------------ -4.43
     10 ------------------------ -10.25
     Правление Путина воспринималось как некий шанс именно для традиционного среднего класса, сохранившегося с советских времен, особенно для его провинциальной части. Достаточно высокое самоуважение, высокие самооценки и ориентация на социальную мобильность и абсолютная невостребованность их в период позднеельцинского режима, когда все процессы вертикальной мобильности оказались очень сильно заторможены. В этот период вертикальная мобильность была высокая только у верхнего этажа, примерно - 10-12% - она обеспечила огромную разницу в доходах, и очень низкая мобильность наблюдалась у традиционного среднего класса. И это послужило основной причиной того, что стало базой антиельцинского протеста, к ним присоединились, кроме традиционалистов с очень низкими запросами, относительно адаптированные слои населения. Именно олигархи и чиновничество воспринимались этими слоями как "главные враги".
     От В.Путина в течение всего первого срока его правления общество ждало ясных и последовательных сигналов, что в конфликте компрадорских элит и коррумпированного чиновничества, с одной стороны, и средних слоев общества, с другой, он на стороне последних. Согласно этим ожиданиям, он был должен поставить под общественный контроль крупный бизнес, перераспределить природную ренту от олигархов в пользу общества в целом, дать средним слоям правовые гарантии (в том числе, в малом и среднем бизнесе), способствовать усилению вертикальной мобильности и обновлению элит за счет провинциального ресурса, а также создать элементарную систему защиты материальных и духовных интересов русского населения России, повсеместно оттесняемого на обочину жизни.Что же произошло в реальности? Попытки реформировать политическую систему уткнулись в непробиваемую стену невозможности реформирования общества и экономики исключительно из центра и только опираясь на старые, сохранившиеся с
     90-х годов элиты. А именно их с некоторого момента все в большей степени стала представлять "Единая Россия". Если "Единство" в своем первом варианте хотя бы на словах пыталось противостоять местному чиновничеству, то для "Единой России" оно стало по сути главной опорой. Механизмов же реальной опоры государственной власти (персонализированной в Президенте) на общество до сих пор не создано.
     Более того, складывается впечатление, что "партия власти" и не намерена предпринимать никаких шагов в этом направлении. Итог при таком сценарии возможен один - В.Путин окончательно станет заложником экономических экспортоориентированных элит, в лучшем случае воспринимающих его лишь как временное прикрытие своих интересов. Общегосударственная политическая элита, включая силовую ее часть, которая в других условиях могла бы институционально противостоять сырьевикам, уже сейчас серьезно ослаблена, частично перекуплена и поэтому уже не может самостоятельно осуществлять функции не только по защите, но даже по публичному представлению общегосударственных интересов.
     Что же касается "Единой России", казалось бы призванной решать все эти проблемы, то здесь результаты обратные желаемым. Те, кто до самого последнего времени был готов проголосовать за "Единую Россию", видели в "партии власти" некий современный аналог партии социальной справедливости, а вовсе не партию "чиновничества и олигархов". Действительно, существует огромная незаполненная ниша российского социализма, которую пока не в состоянии заполнить партии, называющие себя социалистическими или социал-демократическими. Судя по всему, это не "сотрясатели основ", стремящиеся к социальной революции, а сторонники, так сказать, "капитализма с человеческим лицом". Среди сторонников В.Путина - как безусловных так и условных - около 64% готовы поддержать "партию социальной справедливости". Идея "капитализма с человеческим лицом" пользуется настолько большой популярностью, что может быть включена в число консолидирующих общество. В.Путин вполне мог бы стать лидером подобной партии, не потеряв ничего из своего нынешнего электората.Сегодня со стороны ряда новых групп влияния, имеющих выход на Президента, весьма вероятны попытки как ослабления "Единой России", так и оформления "партии власти" в иной конфигурации. Уже с весны прошлого года формируется дублер "Единой России" в лице "Партии жизни", патронируемой С.Мироновым. Правда, пока эта партия проявила себя бледновато и едва ли готова повторить подвиги "Единства" образца 1999 г. То же можно сказать и о такой ветви "партии власти", как "Партия возрождения" Г.Селезнева. Вне всякого сомнения, уже в самое ближайшее время будут предприняты и иные попытки бросить вызов "единороссам" на их же поле, повторив в отношении "единороссов" печальную историю с "Отечеством - Всей Россией" образца 1999 г. Так, многие эксперты настоятельно рекомендуют президенту сформировать новую "партию власти" на левоцентристских идеях, использовав богатейший практический и теоретический опыт социал-демократии, что, безусловно, помогло бы ему реализовать общественный запрос в ближайшие после выборов годы. Тем более что, как мы упоминали выше, среди сторонников В.Путина более 60% готовы поддержать "идеи социальной справедливости", то есть электорат Президента скорее умеренно левый, чем правый. Есть свой резон и у тех аналитиков, которые не склонны питать иллюзий в отношении политического характера любой "партии власти", независимо от ее номинальной ориентации. Они уверены, что любое ее издание превратится в такой же имитационно-номенкалтурный проект, как и предыдущие, а время для формирования реально новой политической силы с опорой на иные слои общества уже ушло. С точки зрения этой логики, В.Путину следует диверсифицировать свою поддержку между всеми политическими силами, исключая разве лишь самые крайние, что существенно расширит поле для его политического маневра накануне президентских выборов.

Если т.н. "партия власти" создает для самой власти наибольшую головную боль, то и на других флангах политического спектра далеко не все в порядке. Партийно-политическая система, во многом доставшаяся в наследство от предыдущей эпохи, переживает глубокий и системный кризис. С одной стороны, общество разочаровалось в политической оппозиции и не видит перспектив ее реального влияния на власть. Действительно, даже в конце 90-х, когда оппозиция имела несравненно с нынешними временами лучшие позиции в Госдуме, она ничего, кроме демонстративных действий, не сумела противопоставить тогдашней власти, а альтернатива Ельцину в лице В.Путина родилась не из кругов официальной оппозиции, а изнутри самой власти. Во-вторых, изменилось ценностное поле общества по сравнению с 90-ми годами. В третьих, существенно изменилась социальная атмосфера в обществе. В четвертых, как мы показали выше, в ценностном кризисе находится и сама "партия власти", постоянно раздираемая внутренними противоречиями и не способная предложить обществу более или менее внятной стратегии. Все это открывает пути для новых политических проектов самой различной ценностно-политической ориентации.

Так, зияющая пустота образовалась на левом фланге. Действительно, КПРФ никогда не была собственно "левой" партией, как не были "левыми" ни Сталин, ни Брежнев вместе со всем "национал-коммунистическим" направлением. Напротив, она соответствовала самой "правой", традиционалистски настроенной части общества, не воспринимающей саму идеологию посткоммунистической модернизации. КПРФ, номинально возглавлявшая оппозицию ельцинским реформам, была, в первую очередь, партией остатков российского традиционного общества, с его патриархальной, антимодернизационной ментальностью. "Советский традиционализм" во многом впитал в себя консервативную национальную традицию, еще в 40-е - 50-е годы прошлого века породив идеологию "национал-коммунизма", радикально противостоящую "левой" европейской традиции. Главным компонентом последней стала идея и опыт самоорганизации общества (местное самоуправление, профсоюз) для защиты своих, преимущественно групповых, интересов. Идеология же национал-коммунизма предполагает именно доминирующее государство в качестве главного и по сути единственного социально-политического субъекта. Самоорганизация общества, в том числе "самоорганизация трудящихся в борьбе за свои права", не соответствует ни реальной идеологии, ни общественной практике КПРФ как носителя национал-коммунистической традиции, так как предполагает борьбу с государством, которое данная традиция обожествляет. Все попытки КПРФ "работать с массами", устраивать "походы на Кремль", "поднимать народ на борьбу с режимом", как правило, носили имитационный характер и не способствовали повышению политической активности общества. В то же время в период "раннего и зрелого ельцинизма", когда власти во многом проводили откровенно антинациональную внутреннюю и внешнюю политику, КПРФ выполняла важную политическую функцию национал-консервативного противовеса политике Кремля, защиты национально-государственной идентичности, чем во многом и определялась ее популярность в обществе. В условиях "путинского" режима, политика которого, по мнению подавляющей части общества, в целом соответствует национально-государственным интересам России, роль консервативной оппозиции в лице КПРФ в значительной степени снизилась. Ее электоральный потенциал объективно не превышает 20-25%, причем в основном состоит из пожилого и малообразованного населения. Однако, как ни странно, этого рейтинга может быть достаточно для получения относительного большинства в новой Государственной Думе, так как у оппонентов КПРФ в центре и справа дела идут еще хуже. Между тем вызревает потребность иметь в России настоящую левую партию, способную с современных позиций отстаивать идеи социальной справедливости и бороться за права трудящихся и обездоленных слоев общества.

Другой зияющей пустотой является отсутствие политической силы, способной акцентированно представлять русскую национальную идею. Безусловно, в его генезисе существенна и цивилизационно-культурологическая составляющая ("они не такие, как мы; они ведут себя не так, как мы"), но она носит скорее вторичный характер по сравнению с социальной. В инородцах видят прежде всего представителей экономически организованного сообщества по этническому признаку ("мафии"), плотно заполнивших целый ряд жизненно важных экономических ниш и вытесняющих представителей коренного населения на обочину жизни. Особенно болезненно эти процессы воспринимаются в российской глубинке, где каналы социально-экономической реализации и так крайне ограничены, а засилье организованного сообщества способно до предела снизить или вовсе пресечь любую вертикальную мобильность. Но в отличие от социального фактора, активно эксплуатируемого едва ли не всеми (лицемерные вздохи о неприемлемом расслоении и т.д.), национальный вопрос в современной политике остается уделом маргинальных группировок, а крупные политические образования боятся приближаться к этой теме.

"Русская идея" для современной России носит ярко выраженный характер компенсации за нищету и отсутствие социальных перспектив у провинциальной молодежи. В условиях колоссальной социально-имущественной дифференциации населения другого фактора, кроме декларируемой "русскости", зачастую попросту нет. Хотя "русская партия" навряд ли станет, в отличие от "партии социальной справедливости", ведущей партией новой России, властям все труднее отмахиваться от "русского фактора". Попытки "демонизации" молодых русских националистов скорее при этом играет им на руку. Для реализации "русского потенциала" властям было бы важно самим инициировать создание относительно респектабельной и управляемой "русской партии", не загоняя "русский фактор" в подполье. Очень важно, чтобы и сам президент В.Путин воспринимался именно как национальный лидер, понимающий всю остроту национальной проблематики.

Кризис наблюдается и на либеральном фланге политического спектра. Понятны усилия лидеров СПС, оказавшейся на грани непопадания в следующую Госдуму, на любых условиях добиться предвыборного союза с "Яблоком". Но и для "Яблока", представляющего небогатую городскую интеллигенцию, ориентированную скорее на ценности западной социал-демократии, чем на идеи свободного и жестокого рынка, подобный союз мог бы стать полной потерей лица. Беда СПС, на наш взгляд, связана в первую очередь с тем, что за "их счет" искусственно надули рейтинг "Единой России", которая большей частью способствовала проведению именно праволиберального законодательства. И именно в отношениях с "ЕР", а не с "Яблоком" им надо искать и выход из создавшейся ситуации. И либералам в этих условиях нужны новые идеи и новые лица.

Опросы показывают, что поддержка В.Путина практически равномерно распределена между сторонниками разных партий и различных политических проектов. До 65% сторонников СПС и "Яблока" хотели бы поддержать на президентских выборах именно В.Путина. Его поддерживают и сторонники приоритета "социальной справедливости", и сторонники приоритета "русской национальной идеи". Но самое главное - его поддерживает общество в самых разных его ипостасях, отрицательно относящееся к нашим партийно-бюрократическим элитам. И если Президенту не удалось до сего времени создать собственную партию, которая бы ему позволила получить непосредственную опору в обществе через голову элит, своего рода "общественную мобилизацию", это не значит, что подобные попытки заранее обречены и что "партия власти" обязательно должна представлять собой партию российской бюрократии.