Адвокат из Монсальвата часть 8

  Лишь поздним вечером господские покои покинул лекарь, долго колдовавший над молодой сеньорой с какими-то своими снадобьями и притираниями.
И  ушёл, напоследок оставив герцогу ещё одну склянку с сильнодействующим настоем, на случай возможного ухудшения.
 Когда дверь за ним затворилась, Лоэнгрин снова склонился к жене,  поправляя её лёгкое одеяло. Но она в который раз,  со стоном  сбросила с себя этот покров, мучительно ища спасения от сжигавшего её огня.
 Лоэнгрин опустился рядом и, взяв её горячую руку в свою,  долго всматривался в её полыхающее лицо и напрасно пытался разобрать хоть что-то из её бессвязного шёпота.
  Но Эльза неожиданно открыла глаза... Правда, какое-то время смотрела на мужа так, словно его не узнавала.
Но вот, её взгляд, несмотря на всё тот же лихорадочный блеск,  стал более осмысленным. Или ему это только почудилось...
   - Кто ты?.. Я должна это знать...  - глядя прямо ему в глаза,  с тихой мольбой спросила она.
Роковой вопрос, так внезапно слетевший с её уст, настиг Лоэнгрина прямо в сердце.
   - Элиш, не надо!..  - он ещё попытался ладонью прикрыть её жаркие губы. - Я прошу тебя, милая!.. Ты лучше молчи!.. Ведь это всего лишь бред?!...
 Но она отвела его руку...
   - Я так хочу тебе верить... -  Эльза попыталась приподняться, чтобы приблизиться к нему, но силы вновь ушли, и она надолго погрузилась
всё в ту же полубессознательную зыбкость.

  Лоэнгрин, уже и сам как в бреду или страшном сне, дал ей несколько капель,  оставленного лекарем снадобья.
 Но сделал это скорее инстинктивно, чем осознанно... А в голове теперь беспрестанно отзывалось эхо произнесённых Эльзой запретных слов.
 
   - Но ведь она же больна! Она же не ведает, что говорит?..  Боже, как теперь быть?!
 И он, не сводя глаз с жены,  достал из под тёплого полотна котты свой крест Хранителя. А  тот вдруг  "ожил", и  отозвавшись тремя огненными вспышками, - снова погас.
   - Что это? Что?.. Ведь их должно было быть семь... Семь вспышек - предвестие ухода.
      Господи! Я же не могу сейчас уйти, бросив её гореть в этом огне... Не могу! Сделай хоть что-нибудь! Я умоляю...  - и он, коснувшись креста губами, упал ничком на кровать, рядом с женой.


  Прошло несколько дней...
Эльза начала медленно поправляться. А герцог,  как и прежде,  встречал каждое утро в привычных заботах.
Только душой уже предчувствуя неизбежные перемены в их жизни.
И всякий раз, выходя из часовни после утренней мессы, с болезненным чувством неотвратимости ожидал условного знака. Но крест до сих пор  "молчал".
   - Может, Господь сжалился над нами?! - втайне всё ещё надеялся Лоэнгрин на чудо.
В сторону от тягостных мыслей его теперь уводила лишь череда каждодневных дел.

 Так, в это время он по обыкновению шёл на площадку дозорной башни, куда всегда приходили люди за мудрым советом и справедливым решением своего правителя.
На этот раз первыми к нему приблизились два его ленника. Один обвинял другого в том, что тот присвоил себе чужой нож.
   - Сеньор! Люди сказали, что это он нож нашёл. А он говорит:  в глаза не видел. А там метка есть. Всегда оружейника прошу - сделать у гарды насечку.
     Вот, пусть и покажет - тогда уже не отвертится!
 Герцог посмотрел на другого ленника...
 
  А его взгляд, взгляд Лоэнгрина - был способен достигать самых отдалённых уголков человеческих душ.
Тёплый, светлый и полный доверия, - он рождал в них ответное стремление - быть лучше.
В  присутствии посланника люди не смели лгать. Они просто сами не желали этого делать.
Он вызывал в них страстное желание - быть людьми.
И они тянулись к нему за словом и правдой, а уходили, унося в себе лучики открывшегося собственного света.

И как и  теперь,  перед герцогом часто представали те, кого привёл не великий повод для ссор и разногласий.
Но и того оказывалось  довольно, чтобы проложить меж ними вражду.
 
Второй ленник признал сам:
   - Да. Взял я нож. Негоже было такому - в грязи валяться! ...Но этот, - и ленник показал на другого, - ... не просил вернуть. А сразу в драку полез.
     Вот, я со зла и бросил потом нож его в реку!
   - Пойдёшь теперь к кузнецу. Пусть выкует два... Самых лучших. Их и  вернёшь - взамен утерянного. - сказал ему Лоэнгрин.
   - Да, сеньор! - ничего не оставалось, как согласиться  леннику.
 И оба дружинника стали спускаться вниз.

  А дальше произошло то, что Лоэнгрин знал заранее.
Когда один из ленников принёс изготовленные оружейником ножи, то второй не скрывал своего восхищения искусностью работы.
   - Мастер сработал! - похвалил он. - Но ты взял один... А значит,  и вернуть должен один... Это будет справедливо. А второй оставь себе.
     Такой клинок всегда пригодится!
 А от вспыхнувшей между ленниками неприязни не осталось и следа.

Когда-то и Эльза, на глазах которой её мужу в который раз пришлось рассудить спорщиков, спросила его, почему его решения всегда оставляют одной из сторон
свободу выбора.
На что он ответил:
   -  Добро и мудрость нельзя насаждать и навязывать. Это не делается насильственно. Люди  должны постигать их сами...


 
 Ну, а река времени продолжала течь даже  в густом тумане тягостных ожиданий. Сентябрь теперь был на исходе.

 Эльза чувствовала, что уже  достаточно окрепла,  и ей, наконец, удалось уговорить мужа,  проводить её к старому парку.
Вместе они медленно прошли по мосту и углубились в красно-золотое осеннее царство.
   - Когда я вижу такую красоту, всегда сожалею, что не могу этого нарисовать. Серые угольные штрихи способны лишить жизни любую картину... - сказала мужу Эльза.
   - Разве?.. - удивился он. - Мне думается, что, если угольком  движет сама  душа, то жизнь можно запечатлеть и им.
 Эльза посмотрела в глаза Лоэнгрина, но ничего не ответила. Только её собственные глаза отозвались пониманием.
Она снова оперлась на руку мужа и решилась идти дальше, к своему самому любимому  укромному  уголку.
Но она всё же не рассчитала усилий и на знакомую скамью опустилась уже в совершенном изнеможении.
   - Не следовало в первый же день уходить так далеко... - с мягким  укором сказал ей муж, опускаясь рядом...
Она положила голову ему  на плечо. И они долго ...просто сидели молча.
Но Эльза даже тут, каким-то внутренним чувством постоянно ощущала очень тщательно скрываемое им беспокойство. И  всё-таки  отважилась об этом спросить...
 
   - Скажи мне, Лоэн... Что так мучает тебя все эти  дни?.. Почему...  Откуда в твоих глазах эта невозможная грусть?
   - Ты всё себе придумала. - ответил он, попытавшись улыбнуться. - Наверное, в моих глазах просто отражается осень... и её последнее случайное тепло.
      И вот эти листья, в какой-то странной надежде, ещё упрямо цепляющиеся за свои ветки - родные и привычные.
      Как будто они не знают... Не понимают... Или просто отказываются верить в то,  что для них всё уже давно предрешено...
 В  задумчивости Лоэнгрин встал и подал жене руку.
   - Ну, если это и есть весь тайный смысл твоей печали, то у меня сердце освободилось от тяжкого груза.
     Конечно, ... холодные порывы не пощадят эти листья... И  безжалостно их сорвут... Но ведь весной вновь вернётся тепло, и - появятся новые!.. - с какой-то совсем детской наивностью сказала ему  Эльза, ещё не разгадав аллегоричности его слов.
   - Появятся... - и герцог,  в той же задумчивости коснулся рукой  шелестящей над ним листвы... - Только то будут уже совсем другие листья!..
     Ну, пойдём?!...
 И Лоэнгрин, взглянув на тоже загрустившую от его речей Эльзу, вдруг быстро привлёк её к себе.

  Настал вечер.
Завершив, наконец, все свои хлопоты, герцог миновал главную залу и повернул к  лестнице. И сразу едва не столкнулся с выскочившим из бокового коридора слугой.
Тот тоже спешил наверх.
   - Простите мою неосторожность, сеньор! - виновато пробормотал слуга. - Только госпожа Эльза снова почувствовала себя хуже, и ей приготовили этот отвар.
   - Так и не медли, ступай! - ответил ему герцог, а сам подумав, пошёл теперь тем же боковым коридором к небольшой внутренней кухне замка.

  При виде сеньора прислуга оставила все свои дела, но поприветствовав его, вновь вернулась к обычным занятиям.
Все уже привыкли к тому, что их сеньор нередко здесь появлялся.
Готовить липовый чай для своей Эльзы он не доверял никому. И всегда делал это сам.
Добавляя в настоянный  липовый цвет не только душистый мёд, собранный пчёлами с тех же удивительных деревьев, но и что-то ещё, известное только ему одному.
Он знал, как Эльза  любила этот волшебный  итог его стараний. И если хотел чем-то её порадовать, но не мог придумать,  как это сделать, - он шёл именно сюда...
Он и сам очень трепетно относился ко всему, связанному с этим напитком и сам любил его не меньше. Ведь это шло ещё из  детства. От его матери.
А всё, что хотя бы каким-то краешком соприкасалось с теми воспоминаниями, имело для него свою особенную цену.
 
  Наконец, он взял высокую чашу,  и обернув её снизу, расшитым полотном,  тоже пошёл наверх.
Свет горящих по стенам факелов отражался от краёв чаши яркими бликами, напоминая ему совсем иные вспышки. И его сердце охватила прежняя тревога.
Но о том, что  чудодейственной силы агата неожиданно не стало, сразу подумалось и с сожалением. Ведь, не утрать крест своих тайных возможностей, -
Эльза давно была бы здорова.

  Лоэнгрин бесшумно отворил дверь и  вошёл в спальню. Эльза дышала ровно и спокойно, и он решил, что она спит.
Он поставил чашу на невысокий резной стол и тихо сел рядом. Но стоило ему лишь коснуться кровати, как она тоже села.
   - Ты не спала? - удивился он.
   - Нет... Я ждала тебя. - и она долгим внимательным взглядом посмотрела на мужа. - У тебя снова в глазах осень?..
   - Нет... Сейчас у меня в глазах вечер. - просто и серьёзно ответил он.
   - Безлунный и беззвёздный... - продолжила за ним Эльза. - А что же будет дальше?.. Ночь?.. Холодная и непроглядная...
     А я не хочу увидеть в твоих глазах ночь!.. Мне и так страшно!..
   - Ну, вот... Снова страхи?.. Это твоя болезнь понимает, что проиграла, но всё ещё сопротивляется... Не хочет уходить... Выпей вот это... - и Лоэнгрин поднялся и вернулся к ней с чашей. - Выпей! И все страхи сразу отступят! - и он протянул ей напиток.
   - Снова какое-то колдовское зелье? - грустно спросила его Эльза, уже уставшая от всевозможных целебных отваров и настоев.
   - Нет... - улыбнулся он. - Любовный напиток! Это не я - люди так говорят...
 А Эльза и сама  уже догадалась, уловив тот знакомый тонкий аромат...
   - Tilia! Тилия! - Липовый цвет... - улыбнулась и она. - Тогда сначала ты!.. - попросила она. Она всегда так говорила.
   - Хорошо... - ответил он и выпил половину. - А ты помнишь, что сказала, когда я принёс его впервые?.. - спросил он, хотя и чувствовал, что она не могла этого забыть.
Она держала в памяти все мелочи, всерьёз считая, что в жизни нет мелочей.
   - Нет... - решила схитрить она.  Поднесла чашу к губам и выпила ещё горячий сладковатый напиток, глоток за глотком, не отрываясь...  И не сводя с него своих сине-голубых лукавых огоньков.
   - Тогда ты сказала, что любовь нужно делить... И тогда она будет продолжаться! Делиться дальше... И  жить!
  Лоэнгрин взял из её рук опустевшую чашу и спросил:
   - А  сейчас?..
   - Сейчас уже  лучше! - ответила ему она, сделав вид, что не поняла истинного смысла его вопроса. А он  догадался, улыбнулся и не стал больше пытать.

  Но она вдруг снова стала серьёзной. И подумав, всё-таки решилась сказать:
   - Не хотела тебя беспокоить своими глупостями. Но мне теперь часто снится один и тот же сон. Лебедь...
   - Лебедь?!
   - Да... И он улетает!.. А на этот раз я так молила его остаться, но он только посмотрел... Вот такими же грустными глазами, как у тебя сейчас... И всё равно улетел!
     Что это, Лоэн?.. Цйолестис олор, скажи?!...
   - Это тоже твои страхи... - внутренне даже похолодев от её слов, как можно спокойней ответил он.
 Но чувствуя, как эта натянувшаяся внутри холодная струна уже задрожала от такой силы волнения, что далее скрывать его  вскоре станет просто невозможно,
он поспешно поднялся.
  - А теперь, нужно просто постараться уснуть!.. И он думать ни о чём... Раз твой лебедь улетает, значит ему это нужно... Отпусти его спокойно и не грусти об этом!
    Отдохни, Элиш! А я скоро вернусь. Сам забыл отпустить Эвариста,  ...и он, бедняга, должно быть, уже заждался!..
 
  Лоэнгрин торопливо закрыл за собой дверь и вышел... И в  сумраке коридора стало особенно заметно, как сквозь полотно его одежд, на груди ярко запульсировал
крест Святого Грааля.
   - Вот оно!.. -  с обречённостью в отражавших пламенные сполохи глазах, замер Лоэнгрин, вжавшись в неровную стену. - Теперь - ровно семь...
 А ноги сделались вдруг точно ватными, и он медленно скользя спиной по холодным камням, уже в полном бесчувствии достиг пола.


   Отзвучала утренняя месса. Дождавшись, когда все покинут часовню, Лоэнгрин плотно закрыл тяжёлые створчатые двери и остался один перед большим
распятием... Окруженный лишь апостольскими ликами, устремившими на него свои задумчиво-печальные взгляды. Точно такие, как теперь был и у самого Лоэнгрина...

  Голубой бархат его плаща коснулся каменных плит. Герцог Брабанта опустился на колени, не сводя глаз с застывшего на кресте Спасителя.
Он долго молчал, не находя нужных слов. Его мольбу так трудно было выразить обычными словами. И он ждал тех, что пришли бы от сердца.
 А оно точно застыло в тягостном оцепенении. И не дождавшись, он просто спросил:
   - Господи! Неужели остаться мне - нет никакой возможности?
     Я знаю, что по доброй воле, свободно и с  искренней  радостью,  выбрал служение Тебе -  делом своей жизни!
     И я в Тебе, как Ты во мне!
     Но я ещё так нужен здесь! Позволь же, Господь мой, задержаться хоть ненадолго!..
 Но напрасно он с мольбой и до боли в глазах вглядывался в Божий лик, ожидая для себя хоть какого-то знака.
Так и проведя всё утро в своём добровольном, но тщетном  затворничестве, Лоэнгрин, наконец, поднялся и нетвердым шагом направился к библиотеке.
 
Завидев герцога, к нему тут же устремился слуга, всё это время терпеливо дожидавшийся его у закрытых дверей.
   - Мой господин! Вас давно ждёт странница, что поутру  остановилась у нас. Она ничего не говорит, а я не могу разобрать её знаков...
     Но понял, что она хотела увидеть Вас, сеньор! И ещё, она передала Вам вот это! - и слуга протянул герцогу свёрнутый кусочек пергамента. - Велите позвать
     или сказать, чтоб уходила?! - спросил он, глядя,  как изменился в лице герцог,  быстро пробежав взглядом несколько слов той записки.
   - Позови! И проводи к библиотеке!.. Я приму её там! И пусть никто нас не беспокоит! Никто! Это важно!
 И герцог быстро пошёл вперёд...

  Он обернулся на звук распахнувшейся двери и вглядевшись в единственное, что не было скрыто тяжелыми серыми монашескими одеждами, в ясные голубые глаза вошедшей сюда странницы, тотчас узнал в ней Кундрию. Она была единственной женщиной в их мужском братстве Хранителей Священной Чаши.
Кундрия приоткрыла свой капюшон, но и её теперешний старческий облик не был способен ввести его в заблуждение... Эту, высокого роста,  всегда сохранявшую неизменную величественность осанки и обладавшую удивительной чистоты тёплым взглядом  женщину,  он узнал бы в любом обличье...
   - Кундрия! - Лоэнгрин бросился к ней навстречу, но так и не преодолев  всего расстояния, остановился...
А  его неизречённый вопрос и мольба, надежда и отчаяние уже чередовались в глазах беспрестанно... И она, не желая длить его мучений, ответила сразу:
   - Тебя уже ждут!
   - Значит?..
   - Да... Только,  ты ведь и сам всё знаешь!
   - Но,  как же тяжек на сей раз уход! - с нескрываемой мукой в голосе сказал ей он.
   - Знаю... И оттого я  здесь!
   - Но...
   - Иного пути нет! Ты служишь Господу и Справедливости! - видя все его болезненные колебания, жёстко напомнила ему Кундрия.
   - Да... - уже спокойно ответил Лоэнгрин.
 Но посланница не услышала в его ответе прежней убеждённости. И чтобы окончательно оборвать нить, так крепко привязавшую его к земной жизни,  решила именно теперь сообщить принесённое с собой  печальное известие.
   - Лоэнгрин... - и она уже мягко и тепло коснулась его плеч. - Ты не можешь медлить... Ведь, если ты уйдёшь сейчас, то, быть может, ещё увидишь отца...
     Парсифаль давно отдал своё сердце недугу, который медленно и неотвратимо убивал его. И сделал  он это по собственной воле... Так что,  даже Святой Грааль
     не мог здесь помочь!.. Но твоё возвращение... Может оно чуть задержит его... Ну, а - нет,  -  ... наследник ты... И Монсальват ждёт!
  Лоэнгрин до боли сомкнул веки и на миг прикрыл лицо руками.
   - Отец?!... Да, Кундрия!.. Я готов вернуться!.. Но, Бог мой!.. Как же сказать Эльзе?!... Что я скажу ей?!...
   - Правду! Всю правду!
   - Но такая правда может её ...убить! - Лоэнгрин уже полностью оказался во власти охватившего его отчаяния.
   - Значит,  ты ей оставишь желание жить! Ты расскажешь ей о Готфриде! Не спрашивай, откуда мне это известно... Просто скажи ей, где следует искать.
     Готфрид  в  дне пути отсюда. В старой крепости. Там, где всегда останавливаются странствующие монахи. Это с ними он теперь.
 ...Я понимаю твою муку. Твой уход - страшный удар для сердца Эльзы, которое доверилось тебе  и полюбило...  Но возвращение брата очень его поддержит!..
 
И Лоэнгрин одними глазами ответил Кундрии, что он согласен с её словами.
 
    - И ещё, Лоэнгрин! Ты мне дорог... как брат... И ты это знаешь... Я теперь же должна уйти... Слишком много драгоценных минут было потеряно в ожидании...
     Но прежде,  хотела предостеречь об опасности... Твою Эльзу ждёт беда, если ты... - но Кундрия ещё не успела довершить фразы, как дверь распахнулась,
   и на пороге появилась Эльза.
Кундрия, стоявшая к ней спиной, поспешно скрыла своё лицо, вновь оставив свету одни глаза.
А взгляд Эльзы при виде странницы вспыхнул удивлением,  быстро сменившимся неподдельной радостью.
   - У нас гости, мой сеньор?.. - обратилась она к мужу.
   - Вы ведь остановитесь у нас, матушка?.. - спросила Эльза  уже у Кундрии.
 Но та лишь покачала головой.
   - Элиш, она не может говорить! Её язык - жесты и знаки...  - ответил Лоэнгрин за странницу.
   - А тебе знаком и этот язык?! - Эльза с нескрываемым восторгом посмотрела на мужа. - Тогда покажи, как пригласить её к нашей  трапезе.
     Скоро как раз будет готов пирог.
   - Пирог?.. - и Лоэнгрин раскрыл ладонь и пальцем провёл по ней так, точно вычерчивал крест.
   - Но почему же так? - удивилась Эльза.
   - Наверно, потому,  что вначале его  делят именно так...  - ответил ей муж.
 И Эльза быстро повторила этот знак, теперь адресуя его монахине-страннице.
Но та,  глазами выразив благодарность,  сразу  показала ими на дверь и  отрицательно качнула  головой.
   - Она благодарна тебе, Элиш... Но очень спешит и  вынуждена сразу  идти дальше. - объяснил Эльзе Лоэнгрин. - Но она принесла нам добрую весть.
      И если у тебя найдётся немного терпения, я вскоре всё тебе расскажу.
   - Хорошо! Я дождусь тебя наверху.
 И попрощавшись с монахиней Эльза быстро вышла.

   - Кундрия! Ты говорила об опасности? Что это?!... Чего так следует опасаться Эльзе?!... - едва за женой затворилась дверь, как к Лоэнгрину вернулось прежнее волнение.
 Но в руке посланницы уже часто и быстро мерцал крест.
   - Ваш ребёнок, Лоэнгрин... И ваши обереги. Оставь ей... Пусть сложит в урочный час... А мне пора... Возьми лишь крест, что полон силы...  - и с этими словами она на его глазах стала прозрачной тенью, а вскоре исчезла и вовсе.
  На полу теперь лежали  лишь длинные монашеские одежды, поверх которых рубиново-ярко светился,  оставленный ею агат.
Лоэнгрин торопливо снял с шеи свой, утративший силу крест и быстро заменил его на новый.
И собрав колючее серое одеяние странницы, поспешно спрятал этот свёрток за самыми дальними книгами. А покинув библиотеку,  немедля направился во двор.
   - Бертран! - окликнул герцог рыцаря, что склонился над своим колчаном,  туго заполняя его новыми стрелами.
 Тот оторвался от своего занятия и вскочил с места.
   - Да, мессир!
   - Найдёшь Ульриха и Эмерика...  Возьмёте с собой ещё несколько надёжных рыцарей и нужный запас на два дня пути, и отправитесь к старой крепости!
     Отправитесь без промедления! И разыщите там Готфрида Брабантского, брата герцогини. Дошла весть, что он сейчас  у монахов. Но не ошибитесь.
     Ему теперь тринадцать. Но более - ничего неизвестно. Так что в ином-прочем  я полагаюсь на вас. И вам доверяю!
   - Да, сеньор! - Бертран был растерян и счастлив. - Какая добрая весть! Не сомневайтесь! Мы найдём его!
  И он тут же устремился к конюшням. А герцог поспешил наверх, к Эльзе.
 
  Она ждала его с нетерпением, как будто чувствовала, что новость, которую он обещал ей сообщить, будет необычайно важной.
 И сразу, оставив своё рукоделие, поднялась ему навстречу. А он не стал заставлять её ждать ещё больше.
   - У меня счастливая весть. Та странница рассказала о твоём брате. Он совсем недалеко отсюда... Ещё немного веры и терпения, и ты сможешь, наконец, его обнять!
 Потрясенная Эльза только молча смотрела на мужа, не решаясь поверить этой нежданной радости. Он порывисто прижал её к себе.
   - Я уже послал за ним Бертрана. Не хотел заставлять тебя ждать ни единого лишнего мгновения.
   - Спасибо тебе за это счастье! - она быстро коснулась губами щеки мужа. -  За то, что сказал это именно ты и тем  развеял  все мои тайные страхи!..
  В тот миг она невольно вспомнила об Ортруде. О том, насколько жестока  была замысленная тою месть...
И была так счастлива, что не поверила тогда тому злому навету.
    - А что же ты плачешь, Элиш?! - спросил Лоэнгрин, заметив на глазах у Эльзы слёзы.
    - От счастья! ...Ведь теперь,  все дорогие моему сердцу люди,  будут, наконец,  рядом со мной! - ответила он, силясь  улыбнуться.
 А Лоэнгрин посмотрел в сторону уже с непередаваемой болью во взгляде...
 Он не представлял,  как же можно было теперь сказать ей о своём уходе... Как?!
И всё, что происходило с ними теперь,  казалось ему невыносимым страданием! ...Он совсем растерялся, совершенно не зная,  как быть ему дальше.
Где взять такие слова, что пощадят и её,  и его. И не обратят вмиг в прах то, что они так долго и бережно строили все эти необыкновенные годы.
Но разумом он понимал, что для них теперь таких слов просто не существовало!

  И внезапно возникла безумная мысль, показавшаяся ему вдруг  истинным их спасением.
Он на мгновение коснулся солоноватых, от сорвавшихся всё-таки слёз, губ жены, потом мягко отстранил её от себя и сказал, стараясь, чтоб не подвёл,  дрогнув, голос,
и не выдало рвавшееся наружу отчаяние:
   - А теперь, спущусь вниз и узнаю:  вышел ли отряд...  - и с необычайной нежностью посмотрев на Эльзу,  он быстро пошёл к двери. ...А далее -  к библиотеке.
Он уже твёрдо знал, что ему делать.
Он решил уйти тихо и вцепился в эту мысль с последней надеждой утопающего... Ведь таким образом Лоэнгрин  надеялся избежать и тягостного объяснения с женой,
и избавить её от долгих мук. Он знал, что она будет переживать его уход, но очень скоро просто возненавидит - за это позорное бегство...
И тогда,  наконец, вновь обретёт свой душевный покой.
Он всерьёз готов был поверить, что только так ей удастся быстрее залечить свою душевную рану и забыть его, раз и навсегда вычеркнув из своей жизни.

  Лоэнгрин прошёл вглубь библиотеки и вынул оставленный за книгами свёрток. Потом поспешно облачился в грубое монашеское одеяние и огляделся.
С собой отсюда он собирался взять только свою Священную книгу, ту самую Библию, с которой когда-то и появился в Брабанте.
Он открыл её,  извлёк вложенный меж широких страниц  лист монсальватского пергамента и положил его на стол.
На нем он хотел чуть позже написать несколько прощальных слов жене.
  Но прежде достал крест. И с сожалением подумал, что не может уйти воспользовавшись им, подобно тому, как это сделала  Кундрия.
Ведь он не выполнил одного из условий - не раскрыл Эльзе своей тайны. А значит и такого пути возврата для него теперь не существовало.

  А у него вдруг нестерпимо застучало в висках,  и он прижал к ним ладони с такой силой, что бывший в его руке крест, своей острой гранью повредил кожу,
и на поверхность агата случайно попала капелька его крови. Он даже не сразу её заметил. Настолько она сливалась с оттенком самого камня.
А заметив, - поспешно стёр рукой.
Но в ответ на это крест неожиданно разгорелся ярким и прозрачным рубиновым свечением.
И в возникающих бликах Лоэнгрин увидел Эльзу, склонившуюся над младенцем... Она поцеловала ребенка и быстро отошла в сторону. Туда, где стоял его отец, Парсифаль.
Но видение уже угасало, оставляя его безмолвным и потрясённым. Он боялся пошевелиться, долго осмысливая увиденное. И всё не решался ему поверить.
Но разве можно было усомниться в пророческом даре агата. К тому же и Кундрия ...тоже обмолвилась о ребёнке.
   - Значит,  это правда?.. Неужели... Неужели это наследник?!
И его сердце вдруг забилась так сильно и часто, а руки задрожали настолько, что взглянув на чистый лист, он отчётливо понял, что ничего уже не напишет.
Но и убирать лист  он тоже не стал.  А сразу порывисто поднялся, скрыл лицо капюшоном, как это делала Кундрия и скрепил ткань едва заметной тонкой фибулой...
И спрятав под монашеской одеждой и книгу,  и руки, -  быстро пошёл прочь из замка.
  На его пути ему не встретилось ни души... В этот час, перед обеденной трапезой,  обычно всё затихало. Было время молитвы.

  Лоэнгрин торопливо пересёк внутренний дворик,  и сделал шаг в тень нового коридора, который был построен совсем недавно и связывал это незащищенное пространство  с основанием  донжона. А  то,  в свою очередь, подземной нитью уже соединялось с близлежащим леском, который начинался точно от границы
старого парка и от неё  простирался  дальше...
Вот этим тайным  путём, примерно на середине которого,  Лоэнгрина  давно ждал его верный Радиантис, он и намеревался незаметно покинуть пределы замка.
Но здесь его слуха и достиг голос Эльзы.
   - Матушка, стойте! ...Не уходите!..  - крикнула она и побежала к нему.
 Лоэнгрин от внезапности на мгновение замер, но вспомнив что он теперь не кто иной, как глухонемая монахиня, которая бы просто не услышала обращённого к ней зова, сделал вид, что запнулся и прошёл ещё на несколько шагов дальше,  вглубь коридора...
А она уже догнала его и легко тронула рукой за плечо.Он вздрогнул и поспешно обернулся.
   - Как же хорошо, что я Вас застала!.. А то  и герцога нет нигде, и  Вы так спешно уходите! А я Вас снова прошу - не уходите!
     Ведь это именно Вы принесли нам такую чудесную весть! Так разделите же с нами нашу радость! Останьтесь хотя бы  до завтра.
     Осенью дни короткие! Не успеете оглядеться - смеркаться начнёт!  А  вечера и ночи уже холодные!
     Куда же Вы сейчас пойдёте?!... А в замке скоро разожгут камины! И отобедаете, и отужинаете с нами!.. Очень жаль, только,  что ничего не расскажете.
     Ведь Вы, должно быть,  много всякого перевидали за время странствий и знаете немало интересного... Но, так герцог, ...мой муж Вас поймёт!..
     А мне неведом язык знаков... И я  даже не знаю, понимаете ли Вы меня, ...слышите ли сейчас?!... Но искренне Вас умоляю - останьтесь!
     Как же мы можем ещё выразить свою благодарность?!...
 И Эльза не выдержала и коснулась,  скрытой под полотном одежд,  руки мужа. А ему почудилось, что даже сквозь него он почувствовал нежное тепло её пальцев.

 И он, совершенно не ждавший этой сцены, оказался застигнут ею врасплох... И когда его глаза ответили жене нежданным блеском непрошеной влаги, он вдруг понял,
насколько чувствительным стало рядом с ней его сердце. И что земного в нём теперь было куда больше, чем небесного...
Возможно, именно об этом и говорил ему отец в минуты прощания.
А от мысли об отце его сердце защемило уже так, что он даже на миг опустил веки, чтобы справиться с собой. И тут же почувствовал, как утешая его, её ладонь
мягко заскользила по ткани, прикрывающей его руки.
   - Матушка, ну, чем же Вы так расстроены?.. Или я что-нибудь сказала не так?.. Или кто-то ещё здесь Вас огорчил?..
И тут Лоэнгрин посмотрел на жену так, что она  вздрогнула... Это, полное скрытой страсти, притяжение его взгляда, показалось не просто знакомым... -  родным!
И она, прикрыв лицо, попыталась представить глаза мужа. - Ну, конечно же! У него был точно такой же взгляд!..
   - Не удивляйтесь, матушка,если спрошу странное... Но нет ли у Вас с герцогом какого-то, хотя бы очень дальнего родства?..
     Ни у кого больше я не видела таких глаз! - и она посмотрела на него с такой страстной мольбой, точно и впрямь ждала ответа... Но, как видно, спохватилась и сразу сказала:
   - Простите меня! Ну, конечно же, глупое говорю... Хорошо ещё,  -  Вы не слышите!.. Идёмте же! Я провожу Вас в комнаты для гостей!..
И убедившись в том, что монахиня всё же её поняла и последовала за нею, Эльза пошла чуть вперёд, всё ещё пытаясь унять так внезапно охватившее её волнение...
А Лоэнгрин шёл позади неё с какой-то совершенно непритворной,  незнакомой ему прежде болезненной усталостью.
 
  Уже оказавшись за затворённой дверью ...и дождавшись, когда в коридоре затих последний шелест лёгких шагов Эльзы,  Лоэнгрин торопливо скинул с себя одежды странницы и тяжело опустившись на край кровати,  попытался привести в порядок свои мысли и чувства. Но и те, и другие отказывались ему повиноваться.
   - Я хотел сбежать от неё, так не сказав ей ни слова!... И  ничего  не объяснив!
  ...Славный рыцарь Благочестивого воинства в женском платье! - не просто досадовал на себя, а клял собственное малодушие Лоэнгрин. - ...Как видно,
     сама жизнь среди людей лишила меня ясности разума, раз я смог решиться на выбор такого постыдного способа ухода!.. Нет... Не ухода... А так, как назвал это
     в самом начале, ...  - позорного бегства... От неё... От своей любви, которая теперь ждала и её продолжения!..
Он резко встал, поправил котту и взял в руки Библию.
   - О, Сила Святого Причастия! Помоги нам и укрепи наш  дух! Я теперь же пойду к ней... И скажу то, что должен сказать!  Дальше медлить нельзя!
 И он,  незамеченным покинув гостевые покои, отправился искать жену. И  увидел её внизу. А она, заметив мужа,  облегчённо вдохнула и улыбнулась.
   - Лоэн, ну, наконец-то!.. Нигде не могла тебя найти!..
   - Пойдём со мной... - сказал ей Лоэнгрин, беря ей за руку и увлекая за собой наверх.
 Они вошли к себе и сели рядом.
   - Скажи мне, Элиш... Ты помнишь что-то из тех дней, которые ты провела в бреду?.. - спросил он,  глядя прямо в глаза жены.
   - Да... Конечно... Помню...Ты всегда был рядом. И я всё время чувствовала твоё тепло и заботу!.. - ответила она, и сама не отрываясь от его беспокойного взгляда.
   - А помнишь ли, что говорила тогда?.. И какая мысль казалась самой мучительной, ...не давала тебе покоя?..
   - Напрасные старания, Лоэн! ...То был один сплошной клубок кошмаров!.. - покачала головой Эльза.
   - Значит ты теперь не вспомнишь, о чём спросила меня тогда?! ...Дорого дал бы и я, чтобы вовек этого не слышать!.. Но я слышал!.. И не только я... - больше смотреть
в её глаза он не мог... И его взгляд замер на лежащей  перед ними на столике Библии, которую он принёс с собой.
   - Это было что-то ужасное?.. - в душе похолодев, спросила его Эльза.
   - Самое ужасное... Потому что этим мой уход был предрешён!.. - с тяжким  трудом сумел произнести он.
   - Значит это был не сон? - Эльзе показалось, что сердце в груди вот-вот остановится.
   - Нет, Элиш, нет!.. Ты так хотела узнать обо мне правду. И я теперь должен тебе ответить!..
   - Но теперь я не хочу её знать! Не говори ничего! Я прошу тебя!..  -  она с непередаваемой мольбой смотрела  на мужа.
   - Но этим всё равно ничего не изменишь! Меня уже ждут! Ждут в Монсальвате. Так называется мир, откуда я пришёл ... и куда теперь должен вернуться...
     Для того, чтоб и дальше служить Силе Истинного Света  -  самому Господу!
     А имя моё - Лоэнгрин... Ты называла меня Лоэн... Ты видишь, как близка ты была к моей тайне... Хотя, ведь ты и сама давно стала её частью...
     Но даже тебе я не могу открыть всего... А что мог - я сказал... Но теперь я должен уйти. Не мной придумано было условие. Но исполнено должно было быть
     мною... Нами... А  у нас не получилось, Элиш!  Но, может, в другой раз -  будет как-то иначе... Я найду тебя!.. Потом!..
     Когда-нибудь потом ...обязательно найду. Ты мне веришь, родная?! - он уже даже не сдерживал слёз...
   - Я не знаю, кому мне теперь верить! Как мне верить тому, кто забирает у меня тебя! И какая вера мне поможет выдержать эту бесконечную разлуку. Сколько
     должно быть той веры, чтобы всё это вынести?!... Ты знаешь, Лоэн?!... Скажи! ... Лоэн... Лоэнгрин... Как странно называть тебя так... И как чудовищно - понимать,
     какую цену приходится заплатить, чтобы назвать по имени своего... Своего самого дорогого Человека...
   - Я не думаю, что я человек, Элиш... Я не знаю, кто я...
   - Ты Человек!  Лучший из всех...  Ты даже  БОЛЬШЕ  Человек, чем ... люди... Потому что ты такой, какими бы должны были быть все!..
     А теперь ты уходишь... Но это же так жестоко, Лоэн... Лоэнгрин... Скажи мне: зачем Ему такие жертвы?! Чтобы убедиться в нашей безмерной преданности?..
     Ты можешь мне ответить?.. Хоть это мне дозволено знать?! - Эльза смотрела на мужа горестным взглядом. И  ждала его слов...
   - Я отвечу... Но только так, как думаю сам. Может, это неправильно, но я не люблю слова преданность. Тебе не казалось, что слова "преданность" и "предательство"
     чем-то  созвучны?..  Преданность слепа... И в этом ослеплении часто не видно истины. Но если всё же наступит прозрение, и истина откроется?.. И всё вдруг окажется
     не тем, чем казалось изначально?.. Преданность неразумна. Ею движут желания, порывы  и чувства. И при своей мнимой силе, как раз этим она слаба и
     беспомощна. В ней нет твёрдого стрежня убеждённости. И тот, кто сегодня предан, завтра может предать.... А Господь нас испытывает не на преданность,
     а на веру... - веру истинную... -  всей душой!
     Ему уже ведомо всё, что нас ожидает. А нам нужно просто верить в Его глубокую мудрость. А чудовищную цену можно заплатить как раз за своё НЕДО - ВЕРИЕ!
 Эльза безотрывно смотрела на мужа... И вот,  только теперь, наверное, не просто почувствовала, а увидела и его иную сущность...
   - Я приму этот горький урок... - сказала она и закрыла лицо руками.

  Теперь он сидел рядом и молчал... И она тоже молчала. Нет, не только это... Она боялась даже пошевелиться.
Ей казалось, что именно её малейшее движение, как и её опрометчивое слово, тут же заставят его подняться и уйти.
А он чувствовал её горячие руки в своих и никак не мог заставить себя оторваться от этого тепла.
   - Неужели это всё?.. - наконец, разорвал тишину он сам.
   - Боже, что я натворила! Ведь это я сама разрушила всё! И нашу жизнь, и наше счастье...
   - Это не ты.... Это Фатум... А ты не натворила  -  ты сотворила... Ты чувствуешь разницу слов. "Со" -  значит вместе  СО  мной!.. Вместе!
   - Так забери же с собой и меня! И  мы сбережём это  "ВМЕСТЕ"!... Ведь я уже не смогу без тебя! Не оставляй меня здесь ...одну!...
   - Но ведь это же не так!  Ты не будешь одна...  С тобою останется сын... Наше  с тобой  "ВМЕСТЕ"!
   - Но его же нет. А ты есть... Лоэн... Лоэнгрин... Мой Лоэнгрин...
   - И он есть!.. Тоже!..  Просто ты ещё его не чувствуешь. А когда почувствуешь -  ты поймёшь - какое это счастье!.. Жаль,  что меня не будет рядом.
     Но и тогда я буду с вами. И душой, и сердцем! И я ничего не забуду!.. Пока ты будешь помнить...
     А теперь - мне пора!..
 И он встал так, будто одним отчаянным  рывком пытался освободиться и сорвать все ещё удерживавшие его земные цепи.
   - Не провожай... Уйду сам!..
   - Позволь... Позволь!..  Ведь это единственное, что мне осталось!
И он просто не нашёл слов, чтобы  ей возразить...

  Когда они вышли к лугу, -  к земле уже плотно льнул вечерний туман. Они остановились невдалеке от Шельды.
Реки не было видно, но в ветреные порывы мягко вплетался тихий  плеск её вод...

   - Элиш, всё! Дальше - не надо...
   - Стой!.. Дай же ещё посмотрю на тебя!.. И запомню всё... На века!..
     И тогда, когда мы встретимся вновь - я  тебя узнаю... Я обещаю...
 Но она не выдержала и сказала ещё...
   - Посмотри мне в глаза!.. Что ты видишь там?..Там же наша любовь! Это она не может тебя отпустить! Как же ты можешь сейчас уйти?!...
   - Я не могу... - и Лоэнгрин отвёл взгляд в сторону... - Я должен... - это был уже не голос, а тихая боль. - И всем сердцем желая остаться - всё равно должен!
  И шагнув от неё, ... и вновь к ней, он порывисто обнял жену.
   - Не уходи!..  - и она медленно опустилась перед мужем на колени,  не размыкая своих рук.
   - Пощади мою душу! Благослови и отпусти! - и он тоже последовал за ней, теперь уже коленями ощущая,  как густо туман покрыл траву.

   - Ну, не найти мне никогда успокоения, если сама теперь не отпустишь!..  -  в отчаянии шептал Лоэнгрин жене, похолодевшими губами быстро прикасаясь к её влажным ресницам......Я прошу тебя! Не дли этой муки!.. - и он, с рвущей душу мольбой,  посмотрел на Эльзу...
   - Иди же, цйолестис олор... Иди, моё сокровище!  Иди с Богом!  Только вернись... Хоть когда-нибудь!

  И он медленно отстранил её руки, поднялся и отступил назад, не отводя от неё глаз, полных невыразимой печали.
    - Храни тебя Господь и моя любовь! - внезапно сказал он ей ТО, что прежде всегда говорила ему она.
И сделал ещё несколько шагов вспять, в мучительных поисках сил, что позволили бы повернуться к ней спиной.  - Береги себя и сына!..
  Это было последнее, что услышала от него Эльза.
Сделав над собой неимоверное усилие и с трудом отрывая от земли, налившиеся вдруг свинцовой тяжестью ноги, Лоэнгрин не шёл, он почти бежал к сверкавшей лунным блеском речной зыби...
 А Эльза ещё могла его видеть... До тех пор, пока неожиданно поднявшийся от влажных трав непроглядный белый туман в одно мгновение не охватил его быстро удалявшуюся фигуру.
   - Лоэнгрин... Я  буду ждать...   - это был уже не крик, а лишь её горестный стон, который просто не мог  достичь его слуха. Туман, как губка тотчас  вобрал его в себя.