На другой планете

     Ракетных обстрелов за ночь было целых три. Уже под утро одна из ракет упала, не разорвавшись, прямо на городском пляже. Полицейские оцепили место падения ракеты и стали, как водится в таких случаях, ждать прибытия сапёров.

     Дело было в самый разгар лета, но на пляжах не было ни единой души. Шёл не то десятый, не то тринадцатый день войны. В городе война проявляла себя однообразно: сигналом сирены, после которого все, кто успевали добежать, спускались в бомбоубежище, а те, кто не успевали, ждали падения ракет стоя между лестничными пролётами. Те же, кого ракетный обстрел заставал в дороге, оставляли свои машины и спешили укрыться где только можно или просто падали прямо на землю, закрыв голову руками, если спрятаться было негде. Были, конечно, и такие, что во время ракетных обстрелов никуда не выходили, но их было немного. Поэтому полицейские сильно удивились, увидев как ни в чём ни бывало идущего вдоль берега моря по пояс раздетого пожилого, но ещё довольно крепкого, поджарого мужчину.

     Местные старики из «русских» знали его все, благодаря странностям и необычному образу жизни, который тот вёл. Звали его Артур, а может быть, и Альберт. В хостеле для престарелых, где жил Артур, он ни с кем не общался и ни в каких общественных мероприятиях не участвовал. Артур был, пожалуй, единственным из стариков, кто был совершенно безразличен к политике и выборам, не интересовался лекарствами и никогда не сидел с другими обитателями хостеля, обсуждая положение дел в мире, проблемы детей и собственные болезни. Поскольку он ни с кем не общался, никто из соседей ничего о нём не знал – есть ли у него дети и кто он вообще такой. Его нежелание участвовать в стариковских посиделках обитатели хостеля поначалу восприняли как пренебрежение и были сильно уязвлены. Но, заметив его странности, они разом навесили на него ярлык тихопомешанного и после этого стали относиться к нему уже даже снисходительно. Но Артур ни на кого не обращал внимания и жил так, как либо хотелось, либо как моглось. Жить он привык сегодняшним днём, да так и прожил всю жизнь. Когда родственники или знакомые пеняли ему за то, что он наплевательски относится к собственной жизни, Артур с ухмылкой отмахивался от них, говоря при этом, что к жизни вообще надо относиться снисходительно.

     Большую часть времени он проводил у моря в любую погоду и в любое время года: часами ловил рыбу, стоя по пояс в воде и забрасывая сеть, купался, валялся на песке или просто сидел, глядя на волны. Здесь же он ел, обедая или ужиная пойманными рыбёшками, хлебом, хумусом и овощами, к которым иногда добавлял ещё и колбасу, запивая свою трапезу водкой, если это было зимой и пивом, если было лето. Люди, приходившие на пляж, лишь искоса взглянув на него, сразу же решали, что он либо бездомный, либо сумасшедший. А может быть, и то, и другое.

     Иногда он приезжал к морю на велосипеде, к которому была приделана большая корзина для вещей, еды, улова, и вообще для всего. Его выцветшие глаза смотрели на мир весело, и сам он, вечно полуголый, одетый лишь в длинные застиранные шорты, босой, с бронзовой от загара кожей и выгоревшей длинной бородой, напоминал какого-нибудь состарившегося хиппи, откуда-нибудь с Гоа. Лишь если начинались сильные дожди или становилось по настоящему холодно, он одевал майку, свитер и жёлтую резиновую накидку от дождя и так либо гулял вдоль берега, либо сидел под деревянным навесом и любовался морем или дремал.

     – Назад! Куда?! Ты что, не знаешь о ракетных обстрелах?! – крикнул преградивший ему путь полицейский.

     Старик пристально посмотрел на полицейского, силясь понять, что он говорит.

     – Ты понимаешь иврит? – спросил полицейский и, видя, что старик ничего не понимает, подозвал своего коллегу.

     – Здесь нельзя находиться, – по-русски, но с ивритским акцентом и подбирая слова, как будто он переводил с одного языка на другой, сказал ему молодой высокий полицейский, похожий своими габаритами на медведя.

     – Почему? – с неподдельным удивлением спросил старик.

     – Потому что война! – с раздражением сказал похожий на медведя полицейский. Трое его товарищей стояли чуть поодаль и рассматривали этого чудика, который ни свет ни заря попёрся на пляж в то время, когда весь город сидит в бомбоубежищах.

     – А кому я тут мешаю? – искренне удивился старик.

     – А то, что в любую минуту может начаться ракетный обстрел, а вы в это время находитесь на открытой местности и можете запросто погибнуть, вас не волнует? – с возмущением спросил полицейский.

     – Нет, я об этом как-то не думал. Ну, падают ракеты... Так что ж теперь, перестать жить и вообще не дышать что ли?!..

     – Есть указания службы тыла, которые обязаны выполнять все, и вы в том числе! Где вы живёте? – нахмурился полицейский.

     – Тут, неподалёку.

     – Документы у вас с собой?

     – Зачем на море документы? Кому я буду их предъявлять? Рыбам что ли?..

     – Согласно законам государства, в котором мы с вами живём, у вас при себе всегда должны быть документы, удостоверяющие вашу личность! Если я ещё раз увижу вас здесь без документов и  если вы не будете выполнять указания службы тыла, я вас арестую! – пригрозил полицейский.

     – А какие указания?

     – Вы что, телевизор не включаете и газет не читаете?

     – Нет.

     – А как же вы узнаёте о том, что происходит вокруг вас?

     Старик в ответ как-то безразлично пожал плечами:

     – Я почти всё время здесь, а что здесь может происходить, кроме шторма или штиля? Домой в хостель, где у меня комната, я возвращаюсь только ночевать. А телевизор не смотрю. Не люблю я его... И газеты не читаю, руки они пачкают так, что потом не отмоешь. Я их использую, только если костёр нужно развести.

     – Ну хоть сирену-то вы слышите?

     Старик усмехнулся и вдруг оживился:

     – Сынок, я ещё совсем пацаном зажигалки с крыш сбрасывал. Слышал про зажигалки?

     – Да, мне мои родители рассказывали, – вдруг тоже смягчился полицейский. – Мои родители как раз детьми были во время войны. – Ответил полицейский и поправил очки. – Меня в Израиль привезли, когда мне полтора года было. Я о России ничего не помню. Все собираюсь полететь туда... А у вас родственники есть?

     – Один я, – просто ответил старик. – Не знаю, как так вышло... Никогда не думал, что на старости лет один останусь. У меня всегда много баб было. Ты не думай, я не хвастаю. А вот ведь как получилось – на старости лет ни семьи, ни детей. Ну, да ладно... На море живу и Слава Богу!

     – Могу я для вас что-нибудь сделать? – спросил полицейский.

     – Можешь. Не мешай мне жить так, как я живу.

     Полицейский внимательно посмотрел на старика и ничего не сказал.

     – Ладно, пойду я, – сказал старик и, повернувшись, уверенной походкой направился вдоль берега прочь от оцепления.

     Война продолжалась ещё около месяца, и всё это время старик каждый день приходил на пляж и часами ловил рыбу, стоя по пояс в воде и забрасывая сеть, а потом нанизывал пойманную рыбёшку на подобие шампура из найденной ветки и поджаривал её на самодельном костре. Потом он подолгу валялся на песке или сидел, глядя на воду, не обращая внимания на сигнал сирены. Вокруг в это время не было ни души, и никто не отвлекал его от собственных мыслей и привычных занятий.