Шлюпка

Куттер «Полиссон» горел. Семь пар глаз неотрывно смотрели, как огонь поглощает некогда красивый парусник. Из-за сильного тумана и темного вечернего неба огни казались одновременно и необычайно яркими, и приглушёнными. Паруса уже догорали, и огонь радостно поглощал остатки такелажа, взбираясь по единственной мачте всё выше и выше. С грохотом, приглушённым водой и густым воздухом, взорвалась одна из пушек, проделав дыру в и без того покорёженном корпусе корабля. Часть обшивки вместе с остатками орудия упали в воду, разогнав собою туман. На какую-то секунду в показавшейся водной глади блеснул несвойственный ночи красный огонь, но туман затянулся, и отражение исчезло. Мачта, не выдержав огненного плена, начала кренится в сторону левого борта. Стон горящего дерева, ломающегося под собственным весом, казался сродни крику животного, попавшего в смертельный капкан. С треском обрывались остатки горящего такелажа, мешавшие мачте окончательно упасть. Судно начало заваливаться набок. Однако опрокинуться судну не удалось. Мачта, поврежденная у основания огнём или орудием, надломилась под собственным весом и, взметнув в воздух остатки парусов, рангоута, части креплений, связок и сцепок, ранее обеспечивавших судну прекрасное хождение даже под острейшими углами к ветру, окрасила вечернее небо в оранжево-красный цвет. Затем, практически без брызг, словно одна из водоплавающих птиц, вышедших на охоту за рыбой, мачта ушла в воду. Судно грузно выровнялось лишь для того, чтобы внутри взорвалось следующее орудие. Затем наступила тишина… Куттер догорал, лишь тихонько потрескивая и постепенно погружаясь в воду. Все звуки поглощал туман. Мяукнул котёнок. Семь человек, находившихся в шлюпке на расстоянии около двухсот метров от тонущего «Полиссона» разом вздрогнули и посмотрели на котёнка, единственного, кого не волновала огненная феерия. Котёнок хотел есть. Девочка в ночной рубашке крепче прижала его к себе, пытаясь укрыть от посторонних взглядов. <!-- CUT -->

Кевин МакБэзил проснулся в холодном поту. Кошмар преследовал его уже третьи сутки. Но просыпался старый матрос лишь для того, чтобы попасть в другой кошмар. Третьи сутки без питьевой воды и еды, в шлюпке без вёсел, в незнакомых водах. Третьи сутки в компании неизвестных людей, каждый из которых страдал по-своему. Третьи сутки, как «Полиссон», к которому был приписан Кевин, канул в лету. Что послужило тому причиной? Старый матрос так и не смог понять. Погоня за контрабандистами была неудачной. Вся команда судна была чертовски измотана, но, несмотря на ювелирное обращение со снастями и постоянный контроль положение парусов, контрабандистам удалось скрыться в прибрежном тумане, оставив патруль с носом. К тому же туман был настолько густой, что ориентироваться по звездам было невозможно, а смотровые так и не смогли разглядеть признаки берега или мели. Двигаться куда-то при такой видимости было опасно, но оставаться в тумане – стать лёгкой добычей пиратов. Судно было назначено Адмиралтейством в новый регион для патруля лишь месяц назад, и команда еще не успела полностью изучить воды. Из-за усталости, провала операции, среди офицерского состава вспыхнула серьезная ссора. О подробностях Кевин не знал, но вскоре экипаж корабля пошёл друг на друга, словно какие-то дикари.

Кевин посмотрел на остальных спутников. Измождённые, замученные, оголодавшие…Они уже сейчас больше напоминали тени, чем живых людей. Никому не было дела до того, что делают остальные…Каждый думал о чем-то своём. Хотя скорее это было промежуточное состояние, между дрёмой и реальностью, вызванное усталостью и истощением. Кевин, будучи ирландцем исключительно по цвету бороды, а на деле являясь жуткой смесью всех возможных кровей, родившимся и половину жизни проведшим в захолустном английском порту, всё-же имел пристрастие, приписываемое жителям Ирландии. Он еще в порту пристрастился к виски. Самому дешевому, мерзкому, крепкому пойлу, которое только можно было найти. Пагубная страсть сохранилась даже с момента поступления на службу Адмиралтейства. Эта же страсть и не давала подняться выше по званию. Но сейчас она позволяла Кевину сохранять рассудок. Незаметно достав из-за пазухи фляжку, Кевин сделал глоток. Обжигающая жидкость потекла по горлу, и горькая улыбка расплылась на лице матроса. Во фляжке оставалось виски всего на один глоток. Значит всего на один день. Пряча фляжку обратно, рыжий матрос столкнулся взглядом с маленькой девочкой. Дочь кого-то из офицерского состава… Вот ведь правда, женщина на корабле – к беде! Девочка прижимала к груди отощавшего котёнка. Хотя она ничего не сказала, провожая взглядом фляжку МакБэзила, матросу почему-то очень захотелось удавить котёнка, такого несчастного и беспомощного. А затем и его хозяйку.

Иешуа Браун наблюдал за рыжим матросом. Будучи приходским священником из пригорода Нью-Гилмора, он впервые за всю свою жизнь оказался на открытой воде. Волей случая, познакомившись с корабельным священником, Иешуа с радостью согласился подменить его, чтобы перенять опыт общения с подобной паствой. Всего на один патруль. «Максимум на неделю», – говорил корабельный священник. Но он даже и не думал предупреждать Иешуа о постоянной качке, от которой болит голова и невозможно уснуть, а тем более о возможности оказаться в открытом море. Мало того, что на священника никто из экипажа не обращал абсолютно никакого внимания, а призыв к вечерней молитве вызвал лишь приступ животного гогота, так еще из-за потока богохульств, из которых казалось только и состоит речь матросов, он был вынужден постоянно молиться, чтобы Господь пощадил несчастных. Чрезвычайно набожный Иешуа даже полагал, что безумие, произошедшее на «Полиссоне», было послано Богом в качестве наказания всем этим грязным и невежественным тварям, которых даже называть людьми-то... Но на этом Браун останавливал себя от искушения войти в грех сквернословия и уподобиться этим людям.

Иешуа был потомственным священником. Пойдя по стопам отца, он надеялся обрести преданную паству и славу человека честного, открытого, готового понять, и несущего Слово Божье. Но сейчас в его сердце закрадывалось сомнение…Уже третий день он с горсткой выживших после бойни на корабле плывёт по течению в крохотной шлюпке. Без еды и воды. Но никто кроме него до сих пор не воззвал к Богу. Никто…Даже маленькая девочка, столь трогательно сжимавшая всё это время невесть откуда взявшегося котёнка. Раздумывая над сложившейся ситуацией, Браун пришёл к выводу, что не иначе как сам дьявол наслал туман и распри на нерадивых матросов. А сейчас водит несчастную шлюпку кругами, сводя людей с ума. К третьему дню совместного плавания Иешуа твёрдо уверился, что дьявол в кошке. Не зря этим животным, каким бы милым оно не казалось, порою оборачиваются ведьмы. С одной стороны утопить котёнка – смертный грех, но ведь необходимо спасти невинную душу девочки, которой дьявольское отродье не даёт воздать мольбы Господу? С другой стороны, возможно, это искушение дьявола, предлагающего убить невинное животное…
Священник смотрел, как рыжий матрос достал фляжку и выпил что-то явно спиртное. Решив проявить благоразумность, Иешуа даже не подал вида, что заметил…В столь трудный час всем необходима крепость духа, чтобы бороться с испытанием, посланным небесами, и с дьяволом внутри себя. Так что этот небольшой грех можно понять и простить…

Энтони Морган свесился со шлюпки, глядя в воду. Его часто мутило, хотя последний день желудок уже успокоился. Во-первых, он был пуст, во-вторых, у него не было сил ни на что. Сидевший сбоку от Энтони священник периодически что-то бормотал, но эта надоедливая возня, вместе с попытками воззвать всех к молитве лишь усиливали морскую болезнь бедняги. Энтони планировал стать значительной личностью Нью-Гилмора. Советником начальника порта. Заполучить это место было очень непросто. Но, пройдя огонь, воду и железные трубы, Энтони пришлось столкнуться еще и с опасностью голодной смерти… Почему? Да потому что начальник порта рассудил, что его помощник должен быть в курсе всех дел не только по раппортам и донесениям, и направил свою будущую «правую руку» на одно патрульное судно… Сейчас «правой руке» думалось, что её просто отправили на отсечение. Хотя это конечно вряд ли… Но смерть среди неизвестных людей и неизвестно где явно не прельщала Энтони. К тому же ему становилось хуже. Не будучи врачом, он всё же понимал, что на третий день без еды и нормальной воды даже взрослому человеку будет плохо. Сейчас Энтони безумно хотелось выпить. Чего-нибудь покрепче. Чтобы не взвыть от подобного желания, он крепче вцепился руками в борт шлюпки и попытался сосредоточиться на движении волн. На краткое мгновенье ему даже показалось, что он уловил ясный запах виски… Впрочем запах был странный, и быстро исчез, уносимый не то ветром, не то здравым смыслом.

Призрачные шансы выжить и добиться положения всё же оставались. Главное – выжить, неважно как. Выжить, и тогда даже начальник порта будет уважать человека, прошедшего столь суровое испытание. Мысль о выживании, словно неведомый яд, распространялась по жилам, наполняя каждую клеточку существа по имени Энтони, направляя все его мысли, мечты в одно русло. Любой ценой. Любой. С большим трудом Морган повернулся лицом к своим спутникам. Но, столкнувшись взглядом с рыжебородым матросом, Энтони захлестнула волна ярости. Даже через три дня от матроса несло выпивкой так, словно он и не просыхал. Где-то глубоко в душе Энтони понимал, что его мысли недостойны и неправильны, но сейчас его захлёстывал гнев, вытесняя приевшиеся отчаяние и голод…

Ли Джоу Чунь очнулся. Хотя ему этого не хотелось. Ему вообще многого не хотелось. Не хотелось умирать, не хотелось голодать, не хотелось сейчас быть в море. Он хотел лишь, чтобы его с семьей никто не трогал. С таким трудом, бежав из Китая из-за войн и нищеты, он надеялся обрести лучшую жизнь в Европе. Но ошибся. Все, чего ему удалось добиться – мелкая лавка скобяных товаров. Существование лучше, чем на родине, но не стоившее всех мучений и переездов. Пришлось начать вести незаконные дела. Контрабандные товары в портовом городе всегда найдутся, а человек, обладающий достаточными сведениями, будет полезен. Лавка стала пользоваться большей популярностью, когда начала работать как место передачи заказов и полезной информации. Казалось, что дела налаживаются…
Но тут кто-то проболтался, и приставы по горячим следам пришли прямо в лавку к Ли. Иностранцев в Англии не жаловали, так что разговор с ним был короткий. Пришлось проявить всю возможную мудрость, чтобы избежать ареста и конфискации. Прикинуться бедным и ничего непонимающим…Но, чтобы отвлечь беду, пришлось рассказать о предстоящем рейсе контрабанды. Бедняга Ли никак не ожидал, что его возьмут в погоню за контрабандистами в качестве главного свидетеля, чтобы публично разоблачить преступников. Кажется, весь этот цирк был затеян ради какой-то важной шишки из управления города, для отвлечения от рутинной роскоши. Ли терпеть не мог чиновников… Именно из-за них все войны, все беды, все несчастья… Из-за них он оказался здесь, в шлюпке, и уже третий день ничего не ест.

Ли был расчетлив. Жизнь научила старого китайца циничности и хладнокровности. Так что сейчас он уже дошел до той стадии голода, когда начал присматриваться к спутникам не только в качестве братьев по несчастью, но и в качестве возможного источника пищи. Конечно, это варварство, но только так возможно будет выжить в море. Ли казалось, что первой жертвой станет мужчина, страдающий от морской болезни. Он и так ослаб, так что долго не протянет, да и в лице у него что-то китайцу не нравилось. Было там что-то чиновничье… Какое-то свинство, свойственное государственным лицам. И если уж государство всегда пьет кровь из своих граждан, значит, пришла наконец-то пора возвращать долги. Пришло время и государству накормить хоть кого-нибудь….
Хотя в одиночку Ли точно не справится. Нужно уговорить остальных. Убедить, умаслить. Никто вроде и возражать не будет. Ну, разве что священник, но и на него управа найдется. Ведь этот варварский способ – единственная возможность продлить жизнь несчастной девочке, чья невинная душа может преждевременно отправиться к Создателю, исключительно из-за глупых предрассудков и наивности святого отца.
Ли пригладил тоненькие усики. Жизнь, в самом деле, странная штука. Ведь, как ни крути, никто из них не ожидал, что окажется на единственной шлюпке в компании остальных. И никто не думал, что на «Полиссоне» произойдет такое сумасшествие. Как удалось подслушать китайцу, среди офицеров пошел слух, что кто-то сотрудничает с контрабандистами, и нарочно позволил им уйти. Вот так, жажда наживы довела до междоусобицы и многочисленных смертей. Но какое ему теперь до этого дело? Поздно волосы считать, когда голова потерялась. Ли облизнулся, то ли от внезапного приступа голода, то ли от обветренных губ.

Чарльз Донавэй прислушивался к волнам. Ветер был слабый, и качка чуть заметна.
Чарльз прислушался к себе. В ответ заурчал желудок. Странные вещи происходили в море, и впервые он, доктор с почти двадцатилетним стажем, был готов признать своё бессилие. Во время внезапной вспышки ненависти и злобы на корабле, распространившейся по всему экипажу, подобно неистовой пандемии, чумы ярости и злобы, доктор всего лишь пытался изучать поведение птиц. Пусть в тумане их было не слышно и не видно, но даже нулевой результат наблюдения является результатом. Упросив капитана «Полиссона» взять его с собой на пару рейсов, чтобы изучить повадки прибрежных птиц в области маршрута патрулирования куттера, врач рассчитывал на значительный уровень безопасности в сравнении с частными, торговыми и рыболовецкими судами. Но его расчет оказался неверным.

Чарльзу по долгу службы приходилось лечить самых разных людей. От бедных рыбаков, подхвативших заражение, поранившись о ржавые снасти, до моряков, сошедших во время дальних плаваний с ума. Конечно были и горожане, крестьяне, рабочие… Но в портовом городке всегда преобладают морские профессии. Да и самого доктора всегда интересовали морские истории. Он с удовольствием выслушивал все, что рассказывали ему пациенты. Порой ему казалось, что морских баек он знает больше, чем иные цыганки сказок. Но ведь ничего плохого в этом и не было. По крайней мере, Джон на это надеялся. Примерный семьянин, любящий отец двух дочерей, он всегда надеялся, что все его поступки правильны, оправданы, наполнены смыслом. И даже изучение птиц на «Полиссоне» казалось ему сразу полезной прогулкой и подспорьем в написании научной работы. Но ему довелось увидеть интереснейший эффект человеческого безумия. Раньше врач не верил, что люди могут сойти с ума разом. Но после произошедших событий его точка зрения сменилась на противоположную. Хотя каждый отдельно взятый человек на корабле говорил разумные вещи, вместе они несли полнейший бред, словно каждый говорил на своём языке. Доводы и убеждения, аргументы, которые приводились до переломного момента, когда главным доказательством стало оружие, все они были противоречивы, абсурдны. Были лишены логики, но наполнены чистой, простецкой верой и яростью. Люди так легко перешли к смертоубийству лишь из-за простой банальной веры в свои слова. И за веру они погубили друг друга. Теперь же в дрейфующей шлюпке проявлялся другой эффект. Скорее всего, посттравматический синдром. За три дня никто, кроме священника и словом не обмолвился с остальными спутниками. Каждый думал о чем-то своем. И даже не пытался познакомиться. А ведь возможно это последние дни для каждого из них. Тот же эффект доктор заметил и на себе. Оказавшись без препаратов, он никоим образом не мог помочь находившимся здесь людям. Даже маленькой девочке с несчастным котёнком. Её вид казался ему столь трогательным, что он с грустью вспоминал семью. Чарьзу хотелось защитить и спасти хотя бы этого ребенка. Он боялся, что может повторится странная вспышка ненависти…

А еще доктора не покидала мысль, что могут возникнуть попытки каннибализма. Конечно с точки зрения врача и священника – это безумие, а ребенок ничего не сможет сделать, но четверо мужчин, остававшиеся пока что в сознании вполне могут попробовать восполнить силы за счет других. И, к несчастью, вполне возможно, это последняя их возможность спастись. Почему-то доктор боялся, что зачинщиком может выступить матрос. Остальные казались ему более…цивилизованными что ли. Чарльз пристально следил за матросом. Почему-то в его рыжей бороде доктору виделось какое-то зло.

Эдмунд Клирк страдал. Муки его были как душевные, так и физические. Голод, словно огромная портовая крыса, грыз желудок изнутри. А кошки, царапавшие по душе, истошно мяукали и пытались прорваться внутрь. Не прошло и трёх дней с начала работы на новом месте, а он уже лишился и работы, и места, и зарплаты, и вот-вот отдаст концы. Меньше недели назад капитан «Полиссона» попросил Эдмунда недолго побыть его телохранителем. Капитан не особо доверял своей команде и боялся возможности бунта. Эдмунд согласился, но что в итоге? Капитан был убит одним из первых, а Клирк не успел даже к нему пробиться через толпу орущих людей. Затем начались массовые столкновения, люди как будто обезумели. Эдмунд не раз видел, как обычные пираты или тщедушные воришки впадают в раж и начинают драться, не щадя собственной жизни. Такие драки всегда были самыми опасными. Но впервые он видел столько обезумевших людей. Впрочем, сильно ли Эдмунд отличался от них, если пробивался к спасательным шлюпкам, оставляя позади калек и трупов? Пока люди сходили с ума, лишь несколько человек собралось у места спасения. С трудом избегая обезумевших моряков, люди спустили на воду шлюпку. Всего через час «Полиссон» вспыхнул ярким пламенем. Еще через час он скрылся в морской пучине.

Эдмунд страдал. Он хотел вернуть назад деньги, но его наниматель уже покоился на дне морском. И жажда мщения разъедала телохранителя изнутри. Ему не нравились люди, с которыми он был заперт в одной шлюпке. У них могли быть остатки еды. А еще они могли быть зачинщиками безумия, в котором погиб капитан. Эдмунд хотел кому-нибудь врезать. Его безумно раздражали тонкие черные усики китайца, сидевшего напротив. А еще Эдмунду не нравилось начитанное и высокопарное выражение лица мужчины, сидевшего рядом с китайцем. Эдмунд вообще любил только силу, а книги оставлял для тех, кто не может самостоятельно зарабатывать на жизнь, и вынужден как-то изворачиваться. Эдмунд однозначно решил, что перед смертью он врежет обоим мужчинам. Просто так, чтобы отвести душу. А затем покается священнику, раз уж все равно этот набожный тип здесь. Пусть пригодится. Эдмунд ухмыльнулся. Священники ему тоже не нравились. Зато ему нравилась драка…И перед смертью Эдмунд надеялся разгуляться.

Анна была испугана. Котёнок перестал мяукать. Он еще дышал, но сил у него почти не было. Хотя сама Анна тоже была истощена почти до потери сознания, котёнок для нее был важнее. Он был важнее, когда вечером погнался за крысой и пролез на какой-то корабль. Анна всю свою юную жизнь провела в порту, и не боялась ни качки, ни крыс. Она боялась лишь за котёнка. Пришлось пролезть на корабль вслед за ним. Зная не понаслышке, насколько моряки не любят женщин на борту, она пряталась от всех, и котёнка искать было трудно. Когда ей удалось настичь мохнатого сорванца где-то в дальней части судна, Анна была настолько измотана, что, укрывшись от посторонних глаз листом парусины в подсобке, уснула. Проснулась она от громких криков. Корабль отчаливал… Анне ничего не оставалось, как ждать. Корабль куда-то жутко спешил, брызги воды разбивались о борта, и вскоре вся одежда девочки промокла до нитки. Помимо парусины в снастях ей удалось найти еще и чью-то старую рубаху, чудом оставшуюся сухой. Нацепив ее, девочка до последнего боялась вылезать из укромного места. Но котенок, все время мирно сидевший у нее на руках вдруг вырвался и побежал на палубу. Ринувшись за ним, Анна обнаружила, что вокруг царит хаос. Испуганная, она бежала за котёнком, пытаясь его поймать сквозь людей, самозабвенно раскраивавших друг другу черепа. Внезапно для себя она оказалась около священника, который, нисколько не раздумывая, посадил девочку в шлюпку, готовую к спуску на воду. К счастью Анны, именно в момент, когда она наткнулась на священника, ей удалось поймать котёнка.

Вот уже три дня девочка находилась с незнакомыми мужчинами в шлюпке посреди моря. От голода у нее почти не было сил. Но, что самое страшное, котёнок срочно нуждался в какой-нибудь пище. Его исхудавшее тельце казалось какой-то мохнатой тряпочкой, которую девочка прижимала к груди. Девочка старалась согреть его, и укрыть от всех страшных людей, от моря вокруг, от всего ужаса, который окружал их двоих. Она слушала стук маленького сердца, его дыхание… И больше всего на свете хотела, чтобы котёнок жил. Ведь это был её подарок на день рождения.

---

Дозорный фрегата «Анна Мария», патрулировававшего Сельхесский пролив неподалёку от Нью-Гилмора, донёс капитану об обнаруженной в море шлюпке, без видимых признаков жизни. Капитан Дауни Фоггарт решил лично проверить находку. На воду в считанные минуты была спущена шлюпка, и капитан, взяв с собою несколько морских пехотинцев, стюарта и корабельного врача, отправился осматривать неожиданный трофей. Когда команда подплыла к шлюпке на расстояние, достаточное для видимости содержимого, по спинам всех пробежали мурашки. В шлюпке было три тела, многочисленные следы борьбы и запёкшейся крови. Тела также были странные…Рыжий матрос, судорожно сжимавший в задеревенелых пальцах небольшую фляжку с виски, монах, руки которого были испачканы кровью, и, что напугало команду больше всего –девочка в матросской рубашке. Внезапно раздался звук, от которого один из пехотинцев выдал ругательство, в котором упомянул всех, или почти всех ему известных богов, божков, а также демонов. Однако его тирада резко оборвалась под холодным взглядом капитана. Из-под рубашки девочки выбрался котёнок. Потянувшись, он снова мяукнул.
Капитан приказал срочно сколотить три гроба, и ничего в шлюпке не трогать. Когда на скорую руку сколоченные из запасных корабельных досок гробы были готовы, в них поместили тела. Никто даже не подумал к ним прикасаться, и приказ капитана был тому не главной причиной. Когда корабельный священник провёл укороченную версию отпевания, к капитану подошёл один из морских пехотинцев, бывших при находке шлюпки.
- А что с этим делать? – спросил он, показывая на огромной ладони, разместившегося маленького котёнка.
Дауни молча окинул холодным взглядом пехотинца, взял за шкирку котёнка, и опустил в гроб с телом маленькой девочки.
- Заколачивайте! – отдал он приказ привычным зычным голосом.
- Но капитан… - недоуменно пробормотал моряк.
- Некоторое безумие должно оставаться там, где было найдено, офицер – отрезал Фоггарт.
Уже через полчаса гробы, утяжеленные орудийными ядрами, покоились на дне, а «Анна Мария» продолжала патрулирование.