Свиток 1. Часть 1. Юля и Аспид

Экзистенционализм. Беседы о вечном, или что-то в этом роде.
Экзистенция. Сточки о любви, или что-то в роде ином.

Дыханье сладкое апреля.
1. Сигарета и её глаза.
Стою на крылечке родной редакции, любуюсь дождём апрельским, курю лениво, считаю грачей в городском парке. Проще – тяну время. И вижу, как из парка появляются две красавицы. Юные, если не сказать маленькие. Им однозначно по 16. Две картинки, а не девчонки. Блондинка и брюнетка, и даже с полсотни метров ясно, что натуральные. Обе голубоглазые. Темненькой очень подошло бы имя Юля. Молча ею любуюсь. Стараясь не пялиться очень уж откровенно. Незачем смущать девчонку навязчивым взглядом.
Они никуда не спешат, идут так неторопливо, что сразу понятно – подружки просто гуляют.
Вместе с их появлением начал стихать дождик. Точнее, изморось, пытающаяся заявить претензию на такое поименование, безмолвно начала превращаться в туман. Так медленно бегут секунды, так неторопливо она приближается. И моя кровь шумит у меня в ушах, и всей кожей я чувствую свой бешеный пульс. Что тут пояснять? Она – мой идеал. Рост, фигурка, личико – всё в точности воплощает мои мечты о даме сердца.
Юленька, ну почему ты родилась так поздно?! Зачем ты такая маленькая? Прошу тебя, ускорь шаг и скройся за поворотом. Я провожу тебя взглядом и пойду в свой громадный кабинет, который теперь будет казаться мне ещё больше и безрадостней. Я пойду наверх, писать строчки о жизни района, рассказывать читателю, что и как у нас сейчас. Я пойду наверх, глушить работой дикую боль разбитого тобой сердца. Юля, зачем я тебя увидел?
Какое там – не смотреть пристально? Я от её лица глаз отвести не в силах. Для меня она – совершенство. И неожиданно эта юная богиня, отвлекается от разговора с подружкой и начинает оборачиваться в мою сторону. Она мой взгляд почувствовала? Отвернуться? И выглядеть идиотом с комплексом неполноценности?
Наши взгляды встретились…

Когда туманом станет дождь апрельский.
1. Трескотня подружки.
Натка болтала как сорока. И всё опять о том же. Какой Антон сильный, какой деловой, вон, сколько ребят за ним ходят, и пора бы мне с моей целкой расстаться. Как я хочу сбежать отсюда! Какие же бараны и овцы вокруг меня. Сама бы под него легла, раз он такой хороший. А то можно подумать, ты под ним не была ни разу – шалава безмозглая. Как только ты мне в подружки-то набилась?
Бабуленька любимая, как рано ты ушла от меня. Как мне тяжело с тёткой. Да ещё её муженёк. Он же только и думает, как бы мне «присунуть». Может его стравить с Антоном? Ага, они бухнут вместе, а потом вдвоём меня и порвут. Бабушка, ну почему ты не успела меня научить всему, что умела. Знала бы я хоть несколько заклинаньиц, вмиг бы члены у них остались только чтоб пописать. Вот и заревёшь как корова, от своей же внешности. Воистину, не родись красивой, да не становись сироткой…
Я вспомнила Его. Того, которого видела мельком, и о ком мечтаю до сих пор.

2. Солнце и мечты.
Прошлое лето, десять минут в жаркой электричке, а потом река, пляж на острове и одиночество. Тишина, солнце и газировка. Блаженство. Рай для меня одной. Если забыть про Наташку. Но это легко – она на берегу реки, не на моём острове. А на берегу реки толпится люд. Пляж там тесный, но не всем хватает храбрости плыть сквозь здешнее дикое течение. Точнее – никому. Выше по реке электростанция, так что – чуть ошибся – и тебя на острые камни спиной. Вот и нежусь на солнышке. Одна. Голая. Вокруг острова такие кусты, что меня в бинокль не разглядеть. Натереться бы кремом, но ведь возбужусь и не утерплю. А играться чуть ли не на людях – это извращение какое-то. Я может и слишком чувственная, как и положено ведьмочке, но не больная на всю голову. Так что крем останется в сумочке. Как же хочется влюбиться! В настоящего мужчину. Обойдёмся без принцев, рыцарей, героев. Где же ты? Предсказанный мне ещё бабушкой, и вновь выпадающий в раскладах всё чаще и чаще? Я тебя так жду. Приходи скорей.
А на берегу шум. Заводятся машины. Что происходит? Влезаю в свой совсем немодный и до безобразия скромный купальник. Тётка мне никогда ничего модного не купит. Спускаюсь к воде. Действительно, народ уезжает. Повально. Почему? Время – час дня. Вон причина. Вереница машин «Анклава». На пляж едут настоящие хозяева теперь уже не только России. Естественно это не кортеж самого Абадона. Если бы он вдруг вздумал в этот карманный городишко заглянуть, тут ещё бы месяц назад рота его гардианов паслась. Но и этих, из областного отделения хватит. Даже если там только рядовые, мешаться им на пляже дураков нет. Наташка орёт как оголтелая. Она уезжает с теми мальчишками? Езжайте идиоты, анклав рядом, я уже переплыть не успею. А вылезать из воды еле живой перед этими молодчиками, которые одновременно и армия, и полиция, и ещё всё что угодно, если надо их командиру, я желанием не горю. Они, разумеется, меня и пальцем-то не тронут. Дисциплина у них идеальная. А если они развлечься сюда едут, то и шлюх с собой везут. Но вот похохотать они себе не запретят. Ни за что не поплыву. Машу Наташке, чтоб уезжала. И прячусь в кусты. Первая буду в городе, кто их так близко рассмотрит, да еще без брони, без оружия, и даже без этой их вычурной формы.
Как красиво, кортеж выполнил разворот и все восемь машин одновременно остановились у самого пляжа. Полностью пустого. Ого, они уже все в плавках. Солдатня, первым делом лагерь разворачивают. Вы ещё часовых поставьте… Вон тот – точно их лейтенант. Вон как все перед ним бегают. А кто вот этот? Ходит себе по берегу, камушки в воду швыряет. Красивый. А фигура и выправка лейтенантской-то не чета. Ого, лейтенант к нему как собачонка несётся. Что он такое лейтенанту приказывает? И почему в мою сторону показывает?!
Фу-у, всего лишь на берег чуть ниже меня. Лейтенант подзывает двоих, и они с этим офицером, назову его так, встают в одну линию на берегу. Да они решили заплыв устроить. Течения они не боятся? Какое там им течение! Такой скорости я на трансляциях с олимпиад не видела. Это брасс?! Да у них чуть не всё тело над водой! Неужели слухи об Анклаве, о непонятных процедурах, которые их новобранцы проходят, правда? Я плаваю здорово. Захотела бы – разряд получила с лёгкостью, мне тут плыть чуть больше четырёх минут. Они секунд в семьдесят уложились. Ой-ёй. Они же прямо подо мной сейчас. Затихаю как диверсант в стане врага.
- Молодцы парни. Андрей, научись распределять силы. Ты меня обошёл бы при правильной тактике.
- Ага, тебя обойдешь, змей подколодный.
- А в ухо за оскорбление офицера?
- А не попадешь! Бе-бе-бе!!! – а дальше плеск воды и заливистый смех трёх здоровых парней, шутливо борющихся на мелководье. А у меня из под ноги вывернулся камушек. Ну и куда он мог ещё упасть, как не им на головы?
Все трое подняли глаза прямо на меня. Сейчас под все три взвода, что из восьми машин вылезли, пойду. К утру я труп. Офицер посмотрел на меня без эмоций:
- На берег её, - и прыгнул назад в реку. Не выныривая, он пронесся половину расстояния, оставшуюся половину проплыл на спине. Два молодых солдата следили за ним, чуть не рты открыв. Потом повернулись ко мне:
- Ребёнок, слазь сама. Я к тебе сквозь крапиву не полезу, - заявил мне тот, кого офицер называл Андреем, и уселся на песок. Куда мне было деваться, я пошла к ним. Подобрала сумочку, дурацкую соломенную шляпу, тоненькое платьице, шлёпки и, обойдя крапиву, подошла к этим двоим. Вот это мышцы! С любого можно картины писать. И две одинаковые татуировки на левой руке – золотой змей обвивает кольцами черные ножны, и зубами вытаскивает из этих ножен пылающий алым клинок.
- Ты как сюда попала? – подозрительно оглядывая мой нехитрый скарб, спокойно спросил Андрей.
- Переплыла.
- Ага, а платье сухое.
- Не в средние века живём, - я достала из сумочки аккуратно свёрнутый пакет с герметичной застёжкой, в который легко умещалось и платье и сама сумочка, и даже шлёпки.
- Ты сквозь такое течение прорвалась с одной рукой?
- Да.
- Давай сюда вещи и показывай. Если с двумя руками уложишься в 4 минуты и хотя бы 20 секунд, так и быть – не утоплю, - сказал он так спокойно, что я поверила. Поверила, что у меня есть шансы выжить. Андрей что-то сказал другому солдату, на языке, который не напоминал не то что русский, а вообще был каким-то… ну чужим что ли? Тот рванул на другой берег, прихватив мои пожитки. Упаковав, кстати, в пакет. Может мне действительно ничего не будет? Как только он сказал что-то лейтенанту, всё развертывание лагеря прекратилось и все человек сорок приготовились лицезреть мой заплыв.
Я побила все свои рекорды. Уже теряя сознание, но делая последний гребок к мелкой воде, я сквозь темноту расслышала:
- Три соро…

3. Тьма и маньяки.
Я пришла в себя в тенёчке. Завёрнутая в одеяло. Нет, это был не тенёчек – на дворе стояла ночь. Перед палаткой, в которую меня спрятали сначала от солнца, а потом от ночной прохлады, горел костёр. Над огнём висел котёл, от которого так вкусно пахло, что мой желудок изобразил трактор. Четверо солдат одновременно обернулись ко мне.
- Проснулась, спортсменка-комсомолка? – Андрей смотрел на меня с улыбкой. Купальник был на мне. И в некотором месте ничего не болело. Я ему молча кивнула.
- Тогда вылезай из палатки и иди ужинать. Или это уже очень ранний завтрак будет? Время сейчас полтретьего. Ночи, если ты заметила. Вот тебе штаны с курткой, в своём платье ты замерзнёшь. Прости, если велики будут, меньше ни у кого не было, - он протянул мне аккуратно, шовчик к шовчику, сложенную форму. Я робко её забрала. Он задвинул полог палатки. Я быстренько влезла в чью-то форму. Наверное, в ничейную – слишком силён ещё фабричный запах.
На ужин был невероятный плов. Вкуснющи-и-й! Ночная жизнь лагеря анклавовцев шла своим чередом. На меня никто внимания не обращал даже. Покормили, посадив на краешек бревна-дивана, да там и оставили. А сами состязались в воинском искусстве. Я словно попала в глубокую древность, когда воины племени сражаются меж собою, сражаются не ради победы или славы, а ради мастерства.
Ох, не слухи это. С ними действительно что-то делают в этих подземных базах. Люди такого не могут. Факт. Как можно хлопком ладони превратить не кирпич, а валун из реки, в половину человеческой головы размером, в пыль? Или вогнать боевой нож в живую березу по самую рукоять изящным и лёгким броском? А потом вытащить его двумя пальцами?
Но больше меня удивило другое – фехтовальные тренировки. Они достали самые настоящие мечи и принялись выполнять какие-то мудрёные групповые упражнения, немного это восточные ката напоминало. Но совсем немного. А верховодил всем этим тот самый офицер. Я никак не могла рассмотреть его лицо в деталях. Но даже общие черты запомнила навсегда.
Тут на бревно вернулся Андрей. Весь в мыле и песке. Его только что этот офицер в буквальном смысле мордой в пляж положил – это у них рукопашные бои начались.
- А кто это? – спросила я его, когда он отдышался.
- Аспид, - бросил он мне, отряхиваясь от песка.
- Это имя?
- Он из высшего круга командования. Там его по-другому зовут, а для нас его имя – Аспид.
- Как это высший круг командования? Офицеры?
- Девочка, офицер Анклава рядом с тобой сидит. Я капитан. Здесь никого званием ниже старлея нет. Координацию осуществляет генерал Димитрий, - Андрей указал на мужчину, которого я приняла за лейтенанта. Ого.
- А высший круг командования, это свита самого Абадона. Все мы здесь «алые клинки». Говоря проще – штурмовые отряды. Аспид же – командир «мёртвых ангелов» - о них даже в анклаве мало что известно хоть кому-нибудь. А с нами он поехал, только потому, что родом сам отсюда. Ты ему соседка по его малой родине. Вот он и приказал тебя приютить. Обычно он так мил не бывает. О «резне под тонким месяцем» слышала? Вот этот молодой человек – главный её организатор, - зевнул Андрей. Я, мягко говоря, очень мягко, просто невозможно мягко, описалась со страху. Точнее, на меня напал такой ужас, что я, кажется, дышать перестала. Нет такого человека на Земле, что не знает о той ночи. О той резне. О том, как утром не проснулись в своих постелях больше полумиллиона жителей столицы того несчастного восточного государства, что отказалось пойти на переговоры с анклавом. И маньяк, устроивший такое, родом из нашего маленького городка?! Не верю!!!

4. Тебе купальник жмёт?
Меня била дрожь. Андрей решил, что это я замерзла так, и укутал меня в одеяло. Потом подбросил хвороста в огонь и протянул мне небольшую фляжку:
- Это водка. Если хочешь, глотни для согрева, - он явно сомневается в правильности своего предложения. Андрюшка, мне восемнадцать уже, или ты тоже обманулся моим видом? Почему-то все, поголовно, дают мне не больше пятнадцати.
Я снова посмотрела на Аспида. Он показывал своим бойцам какие-то мудрёные захваты и броски. Я ещё в детстве немного походила в секцию карате, и до сих пор с интересом смотрю по телевизору соревнования. У Аспида не чёрный пояс, и не какой-то там высокий дан. Если он пояс и имеет, то «только для поддержания одежды», как однажды мой тренер пошутил. Могли древние восточные мифы о «пурпурном» поясе воплотиться в этом человеке?
Как же он мне нравится. По лицу не назовешь писаным красавцем, но такой симпатуля, черты все такие правильные. И что-то в нём есть явно нерусское. Да у него же нос и скулы – греческие! Он полукровка? И что-то ещё есть нетипичное. Точно – те неуловимые детали, что называют коротко и ёмко – порода. Он из дворян? Какой-нибудь старинный греческий род? Хотя, какая разница, он ведь часть анклава – новой мировой элиты. Сегодня, такие как он – самая настоящая аристократия.
А начался анклав как обычная бандитская группировка, только стояли у неё во главе несколько молодых ребят, которые, по неподтверждённым, но и не опровергнутым правительством слухам, не получили в своё время погон то ли в КГБ, то ли в ГРУ. Слишком молоды они были, когда Союз рухнул, хотя именно для спецструктур готовили их в какой-то закрытой школе. Вот и остались они не у дел, когда политический строй поменялся. Тогда они взялись за дело сами. И молодые львы, которых взрастила и воспитала советская империя, начали строить империю. Но это всё лишь слухи, даже только та небольшая часть слухов об анклаве, что я знаю.
Зато я знаю, что империю они построили. Свою. Да такую, что история аналогов не знает.
Мне неожиданно захотелось снова увидеть, как Аспид выходит из реки, как вода ручьём бежит с его торса, и плавки облепляют тело, бесстыдно показывая детали. Вот бы его потрогать, хоть к лицу пальчиком прикоснуться… Кутаясь в одеяло, я поняла, как сильно стиснула коленки. Ого, девочка! Тебе купальник жмёт? Между ног особенно сильно? Но вся моя самокритика пропала даром. Я только острее поняла, что хочу его. Не просто хочу, а готова отдаться ему прямо сейчас, вон у того костра. Что со мной?! И я, отчаянно, глотнула из фляжки.
Водку я уже пила раньше – дешёвую. И потому не поняла, как много набрала в рот этой, чуть горьковатой, с лёгким смородиновым привкусом, жидкости. А когда проглотила – было поздно. В мой желудок провалилось граммов триста. Секунд через пять я начала сползать с бревна. Андрей взял у меня фляжку, и сразу всё понял. Сграбастал пьяную вдрызг девчонку в охапку, отнёс в палатку и упаковал в спальный мешок. Тёплый такой. Я свернулась в клубочек и начала проваливаться в сон. Но перед тем как заснуть окончательно, я проверила, не намок ли кое-где купальник, пока я Аспидом любовалась. Как всё плохо! Совсем немножечко, чуть больше чем капельку, но он был мокренький. Хорошо водка навевала сон, иначе разревелась бы в голос. Я ведь не только влюбилась, я ещё и страстью к нему разожглась. А хотя бы разик с ним побыть – шансов никаких.
Высший командный состав анклава, их Абадон, которого мало кто из людей и в глаза-то видел, сейчас обладает большей властью, чем во времена Древнего Рима у Цезарей была. Его свита – это же настоящие герцоги, и пусть они гербов и флагов не имеют, суть от этого не меняется. И Аспид – один из них.
Ну и какие шансы у крестьянской сиротки, живущей в семье работяг, попасть в постель к Нему? Именно – к Нему. Я ещё долгие годы буду мечтать о Нём. Через какое-то время, недолгое, я думаю, меня порвёт Антон. И ничего я с этим не сделаю, так всё и будет. Чуть позже, я буду обслуживать и всю его кодлу, постепенно сопьюсь. Надо же мне будет хоть чем-то заглушать чувство тошноты от секса с этими выродками. Потом начнутся наркотики, и рано или поздно будет передозировка или некачественная доза. Но и подыхая в засранном подвале от героина, я буду вспоминать вот эту ночь, и Его – освещённого костром, в кругу офицеров. В этом я не сомневаюсь.
И я очень сильно пожалела, что уложилась в эти 4.20 и Андрей меня не утопил…

5. И я понуро побрела домой.
Сон совсем не хочет уходить от глаз. А где же похмелье? Тихонько трясу головой, и ничего. Я проснулась так легко, словно и не было ни грамма на языке. Вот и разница между дешёвкой и настоящим алкоголем.
Анклавовцы уже сворачивали лагерь, от этого шума я и проснулась. Молча вылезаю из мешка, снимаю чужую форму. Складываю всё аккуратно, набрасываю прямо на купальник платье. Не буду я сверкать трусиками сквозь платье, а в купальнике меня все видели. Со мной здесь по-рыцарски обошлись, не буду я, вместо благодарности, изображать деревенскую вертихвостку. От крайней машины меня окликнул Андрей:
- Красавица, поехали. Электричка через пять минут на станции будет, - и сел в машину. Ох, какой же он умничка! Пешком тут полчаса топать, а значит, мне не успеть, и придётся ждать целых четыре часа следующую. К перрону мы подлетели одновременно с магнитопоездом Рязань-Мичуринск. Неожиданно для себя самой, я поцеловала Андрея в щёку и выпрыгнула из машины:
- Спасибо, Андрюшенька, за всё-всё-всё, мой добрый и красивый рыцарь! – он покраснел! Улыбнулся и, помахав рукой, нажал на газ. Я прыгнула в вагон и поехала к своей обычной жизни. Торговать каждое утро на рынке, получая за это сорок рублей, выслушивать каждый вечер, нытье тётки о том, как дорого обходится ей моё содержание, о том, что другие девчонки зарабатывают же, и немало, да и ещё удовольствие от этого получают, а я никак с целкой не расстанусь. Стараться не остаться наедине дома с тёткиным мужем, и не попасться Антону в какой-нибудь подворотне, особенно в темноте.
К счастью, есть у меня маленькая отдушинка – хореографический ансамблик – «Альтаир». Я ещё в школе в него попала, и до сих пор бегаю на все репетиции и выступления. Раз все принимают меня за школьницу, то почему бы мне не танцевать со школьницами на одной сцене?
До дома магнитка везла меня минут десять. Я спрыгнула на перрон, и мне показалось, что из дверей третьего от меня вагона вышел Аспид. Я, расталкивая людей, влезла на две ступеньки, чтоб увидеть его получше. Не Он. Этот выглядит моложе, и ростом поменьше будет. Может это какой-то родственник Аспида? Не шутил же Андрей, когда говорил, что Аспид отсюда родом? Не шутил, я думаю. Зачем бы и почему он сказал бы такое первой встречной, не будь это правдой? Спрыгнув назад на перрон, я рванула сквозь толпу. Догоню, и посмотрю вблизи! Но он просто растворился. Не было его ни на перроне, ни на пешеходной дорожке, что ведёт сквозь лесополосу в новую часть города. И я понуро побрела домой, выслушивать очередной скандал от тётки. Лето для меня кончилось в первых числах июня.

6. Просто очень похож.
Наташка прицепилась ко мне, когда я, сдав выручку и товар, уходила с рынка. Мы неспешно топали домой. День напоминал мою жизнь – серый, бесцветный и унылый. И в моём сердце царила такая же мерзкая изморось. Мне вдруг вспомнился корреспондент «районки», который сидел в первом ряду, когда мы выступали в районном ДК на одном из концертов, приуроченных к предстоящему шестидесятому Дню Победы. Это пятого или шестого апреля было – недели две назад.
Выбегаем на сцену с двух сторон и становимся кольцом спинами к залу. Свет приглушён. Раздаются первые такты музыкального сопровождения и загораются мощные осветители. Сценические костюмчики телесного цвета, и такие тонкие и прозрачные, что от глаз зрителей меня прикрывают лишь крохотные трусики. Естественно, у всех нас они одинаковые – такого же телесного цвета. Настолько маленькие, что всем нам восьмерым, пришлось депиляцию делать. В том самом месте. А ещё, нам пришлось для «максимального визуального эффекта», именно так выразилась наша художественная руководительница, прямо перед выступлением потеребить свои сосочки. Тоже мне, жертвы ради искусства. Это же банальный групповой стриптиз, а не танцы. Зато, когда с первыми тактами музыки мы развернулись к залу, публика пришла в восторг.
А я увидела его. И чуть не сбилась с ритма. Заучено отрабатывая номер, я не сводила с него глаз. Это Аспид или, всё-таки, нет? Он мало реагировал на творящееся на сцене лицедейство. Мало – не то слово. Плевать ему было на наши голые задницы и возбуждённые груди. Потом он беседовал с нашей худручкой, а мы стояли рядышком. В этих самых костюмах. Она нам специально велела не переодеваться – чтоб ему показать, какие смелые костюмы решились надеть совсем юные красавицы.
То, что номер мы репетировали совсем не в них, и увидели это одеяние только за полчаса до выступления, она не уточнила. Просто выдала их нам, и пообещала, что если не выйдем на сцену, лично каждую со свету сживёт. Она может. Ей всё можно – она любовница главы районной администрации.
И в результате перед молодым мужчиной стоят восемь голых, если называть вещи своими именами, красивых девчонок. А если быть ещё и  честной, то только одна из них не имеет морали мартовской кошки. Остальные семь трахаются как заведённые. Со всеми у кого стоит. И деньги в кармане лежат. Я только не очень понимала, чего они самый настоящий лесбийский эротический спектакль устраивают перед скромным корреспондентом маленькой районной газеты. С его зарплатой он и за минет им заплатить не сможет. Искусства ради хотят под него лечь?
Но никакой реакции от него они не дождались. Вот это был для них шок! Он же, как ни в чем ни бывало, закончил задавать худручке набор откровенно шаблонных вопросов, пожелал дальнейших творческих успехов, и, закрыв блокнотик в обложке из настоящей змеиной кожи, спокойно ушёл, даже не удосужившись рассмотреть нас хотя бы бегло. А мне почему-то было очень приятно, что он не стал любоваться моим вынужденным стриптизом. И я пристала к худручке, которая от такого его поведения выглядела откровенно подавленной и разочарованной. Она явно намеревалась кого-то из девчонок ему в постель подложить. Она ведь именно так добивалась спонсорской помощи, и ещё много чего всякого. Но от него-то она чего хотела добиться таким образом? Но, несмотря на плохое настроение, она меня выслушала и ответила немного даже удивлённо:
- Юлька, таких людей знать надо, вообще-то. Это корреспондент «районки», статьями которого весь район буквально зачитывается. Он наш земляк, даже в одной школе с тобой учился. Выпускался в начале 90х, точнее не скажу, отсутствовал в районе до прошлого лета. Чем занимался – никто толком не знает. Кое-кто утверждает, что он, мягко говоря, не беден, и что сейчас пишет романы, а в газете работает лишь для собственного развлечения, - я её слушала, а слышала, как рушатся мои робкие домыслы. Он не Аспид. Просто очень похож.

7. А на дворе апрель-апрель, ты в чувства нежные поверь.
Вспоминая тот разговор, я вышла из городского парка. Изморось так и не найдя силёнок превратиться в дождик, обратилась туманом. Наташка рассказывала очень смешной анекдот, и я здорово отвлеклась от своих горестных раздумий. Потом ещё один – ещё даже смешнее первого. Мы с ней хохотали от души. И тут я почувствовала, что на меня смотрят. Но не тупой, похотливый взгляд упирался в меня пониже пояса. Кто-то любовался моим профилем. Любовался восхищённо и очарованно. Затаив дыхание. Так смотрят на мечту и идеал. В точности такой взгляд должен быть, по предсказанию моей бабули, у моего мужчины. Первого и единственного. Я за последнее время уверилась, что первым у меня будет эта скотина Антон, и предсказание бабули не сбудется, но сейчас…
Боясь спугнуть этот взор, поворачиваю голову очень медленно. Прошу тебя, пойми, пожалуйста, что я твой взгляд почувствовала и поняла, какой он! Что я хочу увидеть твои глаза, не отворачивайся смущённо! Умоляю тебя!

2. Хрусталь нежности и страсти.
Вы когда-нибудь задумывались о том, что наш мир хрустальный? Что он рушится с мелодично-нежным звоном потревоженной весенней мечты? Я теперь это знаю.
Это и был тот взгляд, что соединяет души, под музыку расколовшегося на множество граней мира. За бесконечно малую долю секунды наши глаза всё сказали и поняли. Мир воссоздался, но ярче стали краски, объёмнее все звуки, и слаще каждый вздох апреля.
Подружки встали поближе к парковой ограде, посторонившись от автомобиля. Гашу сигарету и спускаюсь с крыльца, встаю почти к стене – нечего под окнами редакции устраивать шоу. Она тихонько идёт ко мне. Мы старательно не встречаемся глазами, хоть и неотрывно рассматриваем друг друга. И вот меж нами всего несколько сантиметров, и мы снова не отводим глаз от очей… любимого? Да.
- Юля.
- Виталий, - мы одновременно называем свои имена. Она протягивает правую ладошку к моему лицу. Робко трогает. Проверяешь, не фантом ли я? Ловлю её ладошку своей и нежно целую. Моя девчонка не краснеет, не смущается, даже не улыбается застенчиво. Она в ответ ласкается к моей ладони своей щёчкой. Боги, нежнее бархата. Я обнимаю её за талию, она устраивает свои ладошки у меня на плечах.
- Ты ведь сейчас,..
- Да, на работе.
- Тогда сразу после пяти? – мы оба знаем, что вопрос риторический, она шепчет свой адрес. Я нехотя, начинаю выпускать из объятий своё счастье, но она, обняв меня за шею, приоткрыла губки. Будь мы на свадьбе, после «горько» нам отсчитали бы сотни три. Не меньше. А потом Юлька сделала маленькую бяку. Уже поворачиваясь к остолбеневшей подружке, она бедром приласкала меня именно там, где не надо было бы. И всё – теперь я раб этой богини. А богиня сгребла напарницу в охапку и полетела дальше. А я пошёл наверх, в свой громадный кабинет, рассказывать району о его жизни. Пошёл наверх, бережно хранить в сердце пламя страсти, подаренного Юлькой, хранить до стремительно приближающегося вечера. Ох, что-то будет между нами?

8. Сбылось.
И он не отвернулся. Глаза в глаза. Миг бесконечно долог. И не нужны слова, сказали всё за нас глаза. Он – мой мужчина, я – его женщина, мы – вместе. С этого мига и взгляда – навсегда. Мой мир, нет – наш мир теперь ярок, звонок и дыхание апреля сладкое-сладкое.
И только подойдя к нему совсем близко, я поняла, что это тот самый корреспондент, так похожий на Аспида. Вот ведь ирония судьбы.
Виталий. Такое имя красивое. Ему, должно быть, уже около 30, а так молодо выглядит, и лицо такое нежное под моими пальчиками. Мои ладошки на его плечах, боги, под тонким шёлком рубашки его плечи – живая сталь.
А перед тем, как меня отпустить, он подарил мне первый в моей жизни поцелуй. И у меня чуть оргазм не случился. И держи он меня не за талию, а пониже, и приласкай мою попку хоть одним движением – я бы точно кончила. Вот за то, что он мою попку не погладил, я ему и отомстила – потеревшись бедром ему между ног. Пусть помучается до пяти часов.
Хватаю в охапку очумевшую Наташку, и лечу домой. Мне надо дела переделать, тётка с мужем до пяти работают, и весь дом на мне. Ужин приготовить, прибраться в доме, потому что сегодня пятница. Посмотреть сделал ли уроки Сашка – ребёнок тётки от первого мужа. Мы с ним друзья. Он меня очень любит. Его я вырастила, а не тётка. И частенько мне доставались зуботычины вместо него от его пьяного отчима. Которые он не заслуживал, а должен был получать «по ходу жизни». И самое главное – мне надо успеть к свиданию переодеться… Во что?! В дешёвый джинсовый костюм и безликое серое бельё? Я чуть не взвыла. Может опустошить свой припрятанный в дальний уголок, нашей с Сашкой комнаты, кошелёчек? Ну и что я с тех трёх сотен куплю? Красивое бельё – дурёха ты этакая! Ты сегодня девственности лишишься как-никак! Пулей влетаю на четвёртый этаж. Наташка ко мне домой не пошла, отстала ещё во дворе. Быстренько убираюсь, готовлю ужин, залезаю в свой тайничок. Пересчитываю: 370 рублей – все мои сбережения. Пряча их в задний карман брюк, натыкаюсь пальцами на что-то. Бумажки? Он пустым должен быть. Вынимаю эту непонятную находку и тихо сажусь на пол.

9. Другой мир.
Способность соображать вернулась минуты через две. Я пересчитала их ещё раз. Всё правильно – у меня в руках десять анклавовских ассигнаций. Каждая – по сто кредитов. Один кредит анклава на валютной бирже стоит около ста баксов. Я встряхнула головой, и всё детали головоломки последнего года встали на свои места.
Вот, значит, каково твоё настоящее имя – Виталий. Именно так, тебя и зовут в высшем командном эшелоне анклава. Так буду звать тебя и я – твоя половинка. Мой любимый герцог Аспид.
На пол маленькой квартирки плюхнулась удивлённая крестьянская сирота Юлька, а встала с того же самого пола Юлиана – будущая жена одного из патрициев огромной новой империи, простирающей свою власть уже больше чем над полумиром.
Умница мой, Виталька, одним жестом ты расставил все точки над i. Ты для себя всё решил ещё на том острове? Наверняка. Чего ты ждал тогда? Брал бы меня  ту же самую ночь, и всего-то делов. Ты тоже думаешь, что мне шестнадцать?! Точно. Ведь в ДК нас объявили как десятиклассниц. Ну, я тебе устрою этим вечером эротическое шоу а-ля Лолита, дорогой мой. Не мог обо мне справки навести, глупенький. Мой глупенький, любименький. И не глупенький, а просто влюблённый и боящийся заговорить о чувствах своих и желаниях с шестнадцатилетней девчушкой взрослый мужчина. Вот и все объяснения.
Через 15 минут я была в банке. С очаровательной улыбкой сунула кассирше всего одну бумажку. Но и этого хватило для округления её глаз. Она посмотрела на неё, на меня, снова на неё, и тихо сказала:
- Я Вас слушаю.
- Разменяйте, пожалуйста. На рубли, - без единой эмоции, негромко ответила я ей. По-моему, они всю банковскую наличность мне отдали. Но я не уточняла. Само собой, у меня потребовали паспорт. Деньги я покидала в рюкзачок, сохранившийся у меня со школьной поры. Времени оставалось совсем мало, но я знала, где и кто приоденет меня от белья и колготок, до колечек и сережёк, за считанные минуты. Я показала скучающему у здания банка таксисту пятисотрублевую купюру:
- Отсюда и до поздней ночи – ты мой. Договорились?
- Тремя бамперами и всеми пятью колесами, красавица!
Через пять минут моя бывшая соседка по парте в ПТУ показывала мне огромную, ну ладно, очень большую коллекцию нижнего белья. Я выбрала настолько развратные трусики и лифчик, что… Ну слов нет насколько. Алёнка догадалась моментально:
- Юленька, ты решилась наконец?! Кто это? Не говори только, что Антон. Не для этого скота ты такое надеть хочешь.
- Антон? А кто это такой? Не слышала ни разу, - я недоумённо пожала плечами, а потом, сбросив наигранное равнодушие, схватила лучшую подругу за ладони:
- Алёнушка, ты не поверишь! Я покупаю это для Аспида!!! – глаза моей подружки стали просто квадратными. Она пару секунд молча смотрела на меня, потом, поняв, что я говорю это совершенно серьёзно, порывисто меня обняла и прошептала:
- Юлечка, хорошая моя, мечты иногда сбываются. Господи, как же я за тебя рада подруженька! Всё произошло как Таро и обещало? – получив мой утвердительный кивок, она меня расцеловала, перемежая поцелуи слезами, она затараторила:
- Всё, отплакалась ты, Юленька. Кончилось твоё сиротство, кончились слёзы, унижения, зависимость от тупой тётки и её озабоченного мужа, теперь сама себе хозяйкой будешь. Вот! – честно говоря, не ожидала я, что она так расчувствуется. Она меня очень любит. У нас есть один малюсенький секрет. Совсем неприличненький. Мы ещё совсем  сопливые – по двенадцать лет нам было, тайком посмотрели у неё дома порнографический фильм. Про лесбийскую любовь. Думаете, не решили попробовать как это? Попробовали. Понравилось очень. Вплоть до её прошлогоднего замужества мы иногда, сами понимаете что делали. Только очень осторожненько – чтоб девственности друг дружку не лишить. Поэтому никаких игрушек. Только губки и пальчики. Как только она замуж вышла, причём по любви, мы ни разу даже не заикались о новой встрече. Мы вместе решили, что так будет лучше. Ведь настоящими лесбиянками мы так и не стали. Нас и бисексуалками называть по сути-то дела нельзя. Мы всегда понимали, что наши игры – лишь замена, причём неполноценная, нормальной половой жизни. И уж, конечно, не могло быть речи о том, чтоб я в постель к ней и её мужу забралась. Никакой.
Я погладила её по волосам:
- Алёнушка, перестань реветь. Одевай меня срочно, у меня в пять свидание.
- Прости, я уже на первом месяце. Вот нервы и не на месте, - всхлипнула она. Вот это новость! Я её расцеловала. И уже ей пришлось останавливать моё радостное словоизвержение. А потом началось моё одевание. Алёна раздела меня догола, осмотрела придирчиво, покачала головой и принесла откуда-то маленький депилятор. Ой, нет! Я посмотрела на свой лобочек.. Ой, да! Придётся терпеть. И я терпела. И там, и под мышками, и даже ноги Алёнка в покое не оставила. Семь кругов ада. Потом она смазала мои нижние губки каким-то бальзамом, кажется. От его запаха даже я возбудилась. Боги, Виталька меня растерзает. Бельё оказалось неожиданно удобным. Я-то, выбирая его, думала, что такое носить невозможно долгое время, можно только для того одеть, чтоб его с тебя сняли спустя несколько минут. А оно легко скользнуло на меня и словно растаяло. Как будто и нет его вовсе. Я же сейчас вся смазкой изойду! Юлька! Возьми себя в руки! Потерпи, девочка. Красивенький невесомый поясок и чулочки. Настоящие – шёлковые. И изумительное небесно-голубое платье. Макси. Тоже шёлк. Тончайший и непрозрачный.
- Так, повернись Юлька, замечательно! Ни бельё, ни чулочки сквозь платье не видны. Ни единой сборочки. И платье сидит, как по тебе шито. Сколько раз я тебе говорила, что фигурка у тебя – модели обзавидуются. А ты не верила. Теперь туфли, - и появились туфли. В тон платью. Изящные босоножки. Алёнка знала, что Аспид выше меня буквально на пару сантиметров. Потому и не обула меня во что-нибудь на шпильках. Дальше она занялась моей причёской. Не зря же она на парикмахера училась. Да ещё и в нескольких конкурсах победила.
Когда в магазин заглянул хозяин, и увидел меня уже в косметике, с причёской, какую не каждом безумно дорогом салоне сделают, в платье, которое, как оказалось, от Версаче и туфлях из той же коллекции, он не признал во мне Алёнкину подружку Юльку. Он повесил на дверь табличку «закрыто» и сам присоединился к «спецобслуживанию». Это ему Алёнка такое слово подсказала. К платью нашлись три пальто из коллекции осень-весна 2004 от Армани, из той самой скандально известной коллекции в стиле унисекс. Я так уютно в одном утонула, что твёрдо решила, что уйду именно в нём, другие два даже примерять не стала.
Потом были украшения. Маленькие сережки-гвоздики, с самыми настоящими маленькими сапфирчиками, цепочка с чуть большим сапфирчиком – старшим братом тех, что в серьгах, и колечко на средний пальчик правой руки, с ещё чуть большим камушком. Сумочка, удивительно гармонирующая с моим гардеробом. Её Алёнка, пока мы с хозяином – дядей Борисом, вот не могу я его иначе называть, выбирали золото, наполнила всякими мелочами, которые должны быть, по мужским убеждениям, в женской сумочке всенепременно. А дядя Борис не забыл про мобильный телефон. Зачем он мне? А, пусть будет. Ого, он даже подключён.
А самое смешное – это производящийся одним из дивизионов анклава «SuperPhone2005». Это не телефон, а настоящий ноутбук, и настольный компьютер с процессором частотой больше 4000 он уделывает по производительности не на проценты, а в разы, управляется голосом хозяина, и умещается на моей, совсем небольшой ладошке. Откуда у анклава такие технологии – загадка, действительно без ответа. Но Аспид будет хохотать, наверное. Думаю, понятно почему.
Алёнка набросила мне на шею красивенький шарфик. Ближе к бледно-синему, чем к голубому. И развернула меня к ростовому зеркалу. Где тот пусть и красивенький, но маленький, затюканный и измученный ребёнок?
Внутри бронзовой, стилизованной под барокко рамы, гордо выпрямившись и надменно смотря на окружающий мир, стояла красивая, знающая цену, как себе, так и чему угодно, или же кому угодно в подлунном мире, настоящая ведьма. И никак иначе. Ироническая улыбка скользнула по её губам, отразилась моими. И превращение завершилось. Я почувствовала, как токи колдовской мощи заструились внутри моего тела. Это и был тот Дар моей бабушки, который, согласно её словам, придёт ко мне в должный День. Сегодня.

10.  Без масок и ролей.
Я молча отвернулась от зеркала. Улыбнулась Алёнке. Совсем другой улыбкой – ласковой, тёплой и благодарной. Сняла с полки небольшой кейс. Закрылась в примерочной и переложила в него деньги из рюкзачка. В рюкзачок легла моя старая одежда. Я подошла к Борису Евгеньевичу, который подсчитывал стоимость моих покупок. Я положила рядом с кассой целый ворох разных купюр. Когда он закончил вбивать коды на всё проданное и аппарат выдал стоимость, он пересчитал лежащие рядом деньги. Сошлось до рубля. Он округлил глаза:
- Всегда будем рады видеть Вас снова, заходите всенепременно, - и побежал открывать дверь. Уже на пороге он осмелился очень и очень вежливо и ненавязчиво поинтересоваться моим именем.
- Юлиана Вивиардис, - вместо фамилии я назвала имя своей бабули. Почти. Бабулю мою звали Вивианой. Алёнка тащила мой рюкзачок. Я повернула за угол магазина, прежде чем сесть в такси, я подошла к железной бочке, в которой сжигали большую часть остающегося от работы магазина мусора. Отобрала у Алёнки рюкзачок – последнюю память о неудачной юности и, с некоторой всё же печалью, швырнула в бочку. Алёнка хотела было что-то возразить, но я щёлкнула пальцами, и в бочке пробудилось пламя. Ревущий протуберанец взвился метров на десять ввысь. Он ударил так быстро, что даже в двух метрах от него мы не успели почувствовать жара. А жар был такой, что бочка покосилась и местами оплавилась. Алёнка, тихо охнула и вцепилась в мою руку:
- Юля, ты теперь в Силе?! Сбылось Всё?
- Нет, Алёнушка, не всё ещё – свадьбы не было. И не было… Прости не могу я тебе сказать что ещё должно быть. Не обижайся, подруженька. Правда не могу, - она только молча кивнула, и чмокнула меня в щёку. А глаза её были такие светлые и радостные, что я поняла, что капелька моего счастья, и не маленькая, останется навсегда в её ласковом и добром сердечке. Я села в такси. Без двенадцати минут пять. Плохо! Но таксист знает о пяти часах. И нарушает, кажется, все правила сразу. Только бы успеть вовремя.

3. Слезы без крови.
С работы я сбежал на пять минут раньше. До её дома – две минуты пешком. А около её подъезда несколько подростков – шпана натуральная. Уже знаю, что услышу сейчас. Но я знаю и этих мальчишек – по «компам», как они называют игровой клуб. Не очень хорошо, вообще-то, это лишь «шляпное» знакомство. Подхожу и усаживаюсь рядом с ними на оградку небольшого газона, закуриваю.
- Кого ждём? – выдыхая дым, спрашиваю у «заводилы».
- Да Натаха прибежала и давай трещать, что Юльке свидание какой-то хрен назначил. Щас вот будем его жизни учить, - заявляет мне Антоха. Он бесспорный лидер этой кодлы. Рядом с ним сидит его громила – малый под два метра ростом. Его вроде бы Сергеем зовут.
- А с какой радости ты в дела этих Наташек, Юлек лезешь? – от этого вопроса он аж окосел.
- Так это мой двор, а Юлька – вообще моя девка! Я к ней никого не подпущу! – заявил он с таким апломбом, что я чуть не заржал. Так, пора и почесаться, ведь она сейчас спустится.
- Слышал когда-нибудь про «насильно мил не будешь»? Ты с этой Юлькой спал хоть раз?
- Ты что, Виталь? Она целка вообще. Но я её всё равно обломаю, никуда не денется, натяну первым её я.
- Вот что я тебе скажу Антончик, натягивать я тебя сейчас начну, если вы ножки быстро не сделаете. Через минуту моя девушка выйдет, и я не хочу, чтоб она видела меня в компании таких вы****ков. Всё понял? – смотрю на него как на пустое место. Он понял всё и сразу. Отскочил и достал «выкидуху».
- Серега, гаси его! – заорал своему «бычку». Тот рванул ко мне с неожиданной прытью. Спокойно убираю голову от полупудового кулака, правая нога чуть пружинит, мышцы спины резко сокращаются, посылая импульс на грудь. Пресс и широчайшие рывком бросают руку вверх. Хинамура, тренируя нас с Абадоном, называл этот удар «плеснуть нектаром в рожу». Это банальная, но страшная по разрушительной силе вариация апперкота, если добавить внутреннюю энергию, голову превратит в месиво. И ни один патологоанатом не поверит, что это голыми руками сделали. Убивать я его не собираюсь, поэтому прикладываю его раскрытой ладонью в  правую половину груди – не хватало ещё ушиб сердечной мышцы сопляку устроить. Он отрывается от земли, дважды выполнив команду «кругом, левое плечо вперёд» прямо в полёте, мордой падает в песочницу. Не на асфальт же его швырять. Антон кидается на меня с ножом. Левой рукой беру его за нервные узлы запястья, подав в сторону корпус, дотягиваю его руку вперёд. Подрубаю его под правое колено. Рывком тяну его руку вверх, назад, вниз к его левой лопатке. Из-за зажатых нервных узлов его мышцы и сухожилия сейчас как камень. Представляете, каково ему? Юный бандит плачет?
- Руку оторвать? – тихо шепчу ему в ухо. Он судорожно трясёт головой. Это зря. Новый поток слёз.
- Не слышу! – я уже не шепчу.
- Не надо! – пищит он сквозь слёзы.
- Ты хотел меня жизни поучить? Показать Юльке, что ты имеешь над ней власть? Ты над собой-то не властен. Или ты можешь сейчас сделать хоть что-то? Так сделай. Жду.
- Не могу!!! – он уже просто рыдает.
- Тогда запоминай. Запоминай на всю жизнь, которая может оказаться очень короткой, если хоть что-то забудешь. Готов?
- Да! – он, кажется, сейчас обмочится от боли. Чуть отпускаю нервные узлы.
- Я на Юльке женюсь через месяц. Хоть раз подойдешь к ней хоть ты, хоть кто из твоей шпаны – сдохнешь. Хоть раз скажешь ей что-то, кроме «здравствуй» – сдохнешь. Хоть раз посмотришь на неё не так – сдохнешь. И хоть раз она заикнется о твоём плохом поведении – будешь жалеть, что вообще родился. Мы достигли взаимопонимания? – резко нажимаю на узлы и задираю его локоть вверх. Если обратить внимание на то, что я стою одной ногой на его голени прямо под коленным сгибом,  то станет понятно, почему позвоночник сейчас не просто на бок перекосило, а в дугу свернуло. Он тихо воет.
- Виталий, пусти! Я к ней близко не подойду. Звать как забуду! Пусти садист, фашист психованный! Сердце у тя есть?! – он безвольно висит на своей правой руке и по телу уже идут конвульсии. Отпускаю его руку. Его задница находит его же пятки. Его мелкие прихвостни чуть не на руках утаскивают его в соседний дом. Не забыли они и своего амбала, полёживающего на песочке.
Я затянулся сигаретой, которая чуть не погасла за время, потраченное мной на воспитательные работы. Поправил манжеты рубашки, проверил пуговичку воротничка, одернул лацканы пиджака, в котором частенько хожу и на работу, и в гости. Встряхиваю кистями рук. Адреналина пара капель в кровь выбросилась-таки. Плохо. Теряю форму. Пора психотренингом позаниматься. На лестнице слышу шаги моей девчонки. Выбрасываю сигарету, отгоняю рукой дым. Вот нету ветра, когда нужен. Ага, одеколоном пахну всё же сильнее чем табаком. Уже плюс.

11.  Мой злобный герцог.
У дома я была без семи минут пять. Сказала таксисту ждать за углом дома. А когда подходила к подъезду, увидела, как Антон со своей шпаной топают к моему подъезду. Сила начала играть на кончиках пальцев. До чего же хочется над ними поглумиться. Ага, а что я потом мужу скажу? Ого, он уже муж? Да.
Сбегаю в подъезд. По лестнице подниматься уже поздно, сейчас кто-нибудь из них побежит к моей двери. Встаю в темный уголок и запахиваю своё пальто. А вместе с его полами сворачиваю вокруг себя тень. Нет меня здесь. Беги, проверяй мальчик. Мальчик сбегал и проверил. Потом сбежал вниз и доложил Антону, что дома моя любимая музыка играет. Сашулька умница – мою записку прочитал и всё как надо сделал.
Тут я услышала шаги Витальки. Вот он за угол сворачивает. Меняю взгляд, смотрю сквозь стену, прямо на Антона. Вот этот ублюдок, у которого вместо человеческой ауры нечто несуразное, хотел быть у меня первым?! Да я сейчас тут инферно устрою! Или шторм молний, с камнепадом до кучи. Чтоб хоронить не пришлось. И тут я увидела ауру любимого. Такого не бывает. Не только у людей, а вообще. Разница между человеком и портретом есть? Также и здесь. Это не аура человека, это её портрет. У него астральная маска. Почему, зачем? Кто он?!
Я внимательно слушала, как мой муж занимается воспитательной работой. Умница! Лучше этого языка Антон не понимает никакого. Так, пора играть в пай-девочку. Коротенькое заклятие и мои босоножки не издают ни звука. Поднимаюсь на свой этаж. Сбрасываю теневую вуаль и спокойно спускаюсь вниз. Подходя к дверям подъезда, привожу в норму глаза. Не хочу, чтоб он видел очи ведьмы. Не сейчас, не сразу. Хотя, когда он меня лишит девственности, он их всё равно увидит.
Ни фига себе – скромный корреспондент, бедной газеты. Ролекс на руке, костюм и туфли от Валентино, галстук от Кардена. В кармане наверняка ещё и платиновая «Zippo» найдётся, с портсигаром ей под стать. Игры в жизнь в маленьком городишке кончились. Он теперь такой, как есть. Настоящий.
- Моя ведьмочка.
- Мой герцог.
Он встал на колено, я протянула ему руку для поцелуя. Как обжигают его губы! Он поднимается, и я его обнимаю за шею. Он легко целует меня в губы. Совсем невесомо. Я так не играю! Мало! Тянусь к нему, а он кладет палец мне на носик. Ой, я же накрашена.
Не успели мы выйти из за угла дома, как подкатил мой таксист. Мы прыгнули на заднее сиденье.
- Ты знаешь…
- Знаю, мой муж голоден, - услышав эти слова, он немного сжал мою правую ладошку, которую так и не отпускал с того самого момента, как встал на колено. Ласково, нежненько сжал. Таксист обернулся с переднего сиденья:
- Можем поехать в бар, что рядом с «Олимпом», но там кухня так себе, как вариант – «Русские просторы», но там, боюсь, как в анекдоте про объявление, чтоб не бросали еду на пол, собаки от неё, оказывается, дохнут. Так что, если хотите настоящий романтический, а главное – вкусный ужин, ехать надо в «Жареную тушу», но это соседний райцентр. Почти полсотни километров, - в ответ Виталька только кивнул. Таксист расцвёл и дал такого газа, что, клянусь, перегрузка появилась.
Я передвинулась точненько за сиденье водителя. Тихонечко сдвинула в сторонку полу плаща, и приоткрыла разрез на платье. Он длинненький такой. Чуть не до талии. И положила руку любимого на ту часть моего бедра, что не была прикрыта чулочками. Он не утерпел, и полез исследовать меня дальше. Можно подумать, я ждала иного. Но не ждала, что мои ультра-развратные трусики окажутся с сюрпризом. Для меня в первую очередь. Они были с крохотной застёжкой! Я-то приняла её за украшение. Мне понравилось, что губки будут видны в двойной разрезик, но я не подумала, что это большой разрез, позволяющий, если расстегнуть кнопочку, заниматься любовью!
Или ласкать меня так, как заблагорассудится. Я прикусила язычок, прикрыла глаза и вся отдалась во власть его пальцев. Любимый, надеюсь, ты поймешь, что я девочка, и не прорвешь меня прямо здесь – неосторожным движением. Но он и не забирался глубоко. Он не пытался довести меня до оргазма. Он лишь доставлял мне удовольствие. Огромнейшее! Такого наслаждения я не испытывала даже когда кончала от Алёнкиного язычка. Это было просто несравнимо. А ещё я понимала, как контролировать своё тело. И ни капельки смазки не вытекло из моей пещерки на его пальцы. Не могла же я заявиться в ресторан, с мокрой задницей. Мы уже у ресторана?! Как жаль.
Ужин был великолепен. Думаете, я его помню? Может, он был всего лишь вкусным. Я ждала вечер. Всем своим существом. Вот мы уже на улице. Садимся в машину, куда-то едем. Но это уже не такси. Мой Виталька сам за рулём, я рядом на переднем сиденье. И над нами небо не нашего мира. В нём две луны. И громадный замок виднеется на склоне горы, закрывающей полгоризонта. За кого же я выхожу замуж совсем скоро?

4. Воспоминаний тень отринув.
Любуясь Юлианой за ужином в «Жареной туше», я очень даже верил глазам своим, наблюдая, как переменилась моя красавица. Ещё тогда, на мелководье у Круглого острова, я представил, как будет выглядеть этот ребёнок, когда подрастёт и приоденется. Её глаза, рассматривающие меня сверху, но не свысока, видящие меня почти голого и смотрящие лишь с девичьим любопытством и чуть наивным и невинным интересом, чуть ли не буквально, мне сквозь плавки, моё сердце и забрали.
Я проклял всё, за то, что потащил за собой «алых». Надо было ехать одному, как и планировал сначала. Ведь непременно бы заехал на этот пляж, также поплыл бы на Кругляшку, и так же столкнулся бы с ней. Не будь целого кортежа, народ бы с пляжа не сорвался, и она так бы и загорала на песчаной полянке. Там бы и увидел её. Очень может быть, что с открытой грудью, а то и вовсе голенькую. Но вышло всё по-другому.
Если бы знал, что Андрей так её напугает, что она бросится реку переплывать. Там, где для человека плыть смертельно опасно. Что, не будучи спортсменкой, она постарается побить мировой рекорд для этой дистанции…
Я бы этому капитану прямо там обе руки сломал, а её на руках через реку понёс. Империонцы – не люди. Даже ничего общего, а новобранцы анклава проходят через биомодернизацию, что даёт им физические способности сопоставимые с империонцами. И я просто не знал, чего будет стоить Юльке этот заплыв, вплоть до того момента, когда она начала терять сознание у берега. Она почти доплыла до мелководья, когда силы оставили её. Дикое течение потащило её на камни. Одним прыжком и ударом крыльев я оказался над тем местом, где исчезла её голова. И через бесконечные секунды я нашёл её под водою. За долю секунды до того, как она врезалась в обточенные течением, похожие на клыки остатки гранитной жилы.
За те четыре минуты, что переплывала реку, она сожгла практически весь кислород в клетках организма. Под водой я ловил её ещё 37 секунд. Она умирала у меня на руках. И я нарушил уложение Протокола о Санктуариях.
Свет и Тьма не сражаются в некоторых мирах, не сражаются за эти миры, не влияют непосредственно на их развитие. Эти миры предоставлены сами себе. А их жители не принадлежат ни тьме, ни свету. Они несут в себе смесь двух сил. Такие миры и есть Санктуарии. И в этих мирах нельзя набирать инициируемых. Почему? Меньше чем один из миллиона может пережить инъекцию крови Империонца или Хтона, и стать таким же, как мы. Один из миллиона жителей мира, принадлежащего Свету, может пережить кровь Империонца. Один из миллиона жителей мира, принадлежащего Тьме, может пережить кровь Хтона. И получается ещё один высший светлый или высший тёмный. Давать же силы, коими мы обладаем, существу, в котором смесь света и тьмы – преступление даже против элементарного здравого смысла. Я знал, какое наказание за него последует. И я его совершил.
Я дал свою кровь Юльке. Всего несколько капель добрались до её мозга на считанные секунды опередив начало гибели клеток. Медленно всосались в мозжечок и он начал видоизменяться. Она пережила мою кровь! Теперь процесс уже не обратить, сколько он займёт гадать сейчас бесполезно. У некоторых он занимает секунды, у других – годы. Она начала приходить в себя. Не сейчас, любимая! Не надо тебе видеть события, которые произойдут совсем скоро. И я её просто усыпил. Обычным крепким сном. Андрей, который вёл себя, как побитый за шкоду щенок, унёс её в палатку. А генерал Дмитрий загнал всех своих подопечных по машинам.
Интересно, кто явится узнать причину нарушения Протокола? Из нашего триумвирата или из их? Ко мне никто ниже рангом и происхождением придти просто права не имеет. Как бы не Рендор, или его старый и любимый противник Сорат не явились. Нет у меня желания драться ни с одним, ни с другим. А ведь буду, если понадобится. За Юльку – буду. А до драки дело дойти может, если объяснений будет недостаточно и понадобится выяснить правоту одного из нас старинным способом – в битве.
Я встал в самый центр пляжа, с рёвом открылись два портала. На пляж шагнули Рендор и Сорат.
- Почему-ты-нарушил-уложение-Протокола-Змее-окий? – их голоса сливались в странную гармонию. Анклавовцы сидели по машинам и тряслись от страха – не каждый день человек, пусть и модернизированный, видит двух серафимов, гневно вопрошающих третьего.
Я выставил правую ногу чуть вперед и положил руки на рукояти клинков. Ударные дуги крыльев чуть выдвинуты вперёд, рулевые перья, чуть шевелясь, бороздят песок пляжа. Полная готовность к бою…

12.  Мой замок.
Вот так я оказалась в метрополии герцогства Змееоких, именно так можно перевести, не совсем корректно, мою новую фамилию с совершенного. Как вспомню, как мне далось изучение этого языка… Если же переводить исключительно по смыслу, то получится примерно так: Стоящий за Троном с холодным змеиным взором. Самое смешное – это скорее название должности моего Витальки. Моё сердце похитил самый настоящий тайный канцлер Империона. Но всё это я начала узнавать лишь на следующее утро. Вечером же мой любимый занимался совсем другими обязанностями – супружескими. Ладненько, расскажу по порядку.
Едва наша машина подъехала к стенам замка, который оказался таким огромным, что внутри стен я мысленно всю Рязань уместила, раза четыре, как на центральных воротах разом зажглось бессчётное количество факелов. По-моему, в Империоне у всех поголовно какой-то пунктик по поводу стилизации под средневековье. С чего это я взяла? Да вот с чего: для нас опустили самый настоящий подъёмный мост, оглушили трубным рёвом, а встречал нас эскорт самых натуральных рыцарей. В доспехах, на огромных конях. Учитывая, что в десяти километрах от западной стены замка расположен Дром – терминал для переброски с планеты на орбиту с помощью телепортов, а на этой самой орбите висят корабли, которые земляне ещё и в фантастических романах описывать не пытались, то игры империонцев в псевдосредневековье можно назвать, в лучшем случае и как минимум причудой.
Виталька пересадил меня в карету, недовольно бурча что-то насчёт протокола и дурацкой помпы. Любименький, мне также сильно, как и тебе не терпится. Но раз надо показать хотя бы мельком, и хотя бы части твоих подданных твою избранницу, то поехали в карете. Я даже в окошко высунусь и буду ручкой им махать…
Ехали мы больше часа. Виталька сидел с откровенно убитым видом, а мне уже изрядно надоело сохранять на лице открытую и ласковую улыбку. Я плюнула на зрителей, и уселась к нему под бочок. И приласкалась как кошечка. Как же он расцвёл! И плюнув на подданных, которые наверняка нас видели в окна кареты, мы начали целоваться. Страстно и безостановочно. Поцелуи постепенно перешли в объятия и ласки, и не остановись карета у ступеней дворца – прямо в ней любовью и занялись бы. Я не шучу.
Прямо от кареты он понёс меня на руках. Толпа от восторга визжала. Как только за нами закрылись ворота дворца, он побежал бегом. Я так разволновалась, что не могу даже сказать, бежал он несколько секунд или минут. У меня так сердце колотилось, что я начала опасаться, как бы без чувств не упасть, когда окажусь в спальне. И вот мы там. И я неожиданно стала спокойной-преспокойной. Это наша спальня, наша постель. Поводов для волнения нет.
Я легко соскользнула с его рук, подошла к кровати и откинула в сторону шёлковую простыню. Поколебавшись секунду, переложила подушки, так, как мешаться не будут. И присела на краешек кровати.
Виталька молча встал рядом со мной на оба колена. Посмотрел на меня снизу вверх:
- Ты станешь моей женой? – спросил он робко. Боги, каким слабым и беззащитным может быть влюблённое сердце! Любимый мой, драгоценный, ненаглядный, сердце своё ты отдал мне. Отдал ещё тогда – на том берегу одного из притоков Оки. Отдал в мои хрупкие и нежные ладошки. Они были хрупкими и нежными. Но теперь в них бьётся твоё сердце, и они ради него налились силой. И все эти силы, до последней капельки, теперь твои, любимый. И целиком принадлежу тебе и я:
- Да, любимый, тысячу раз Да! – сорвался с моих губ кричащий шёпот. Он легонько сжал мои ладошки и снял со своего правого безымянного пальца огромный перстень. Печатка Герцога? Осторожно взял меня за левую руку. Почему? И надел огромное кольцо на мой левый безымянный пальчик. Оно тихонько изменилось и стало маленьким и аккуратным – как раз под мою ладошку.