Оличныхпраздниках-МП

  У меня оказывается так много любимых мужчин. Больше чем женщин. Женщин тоже. Но мужчин больше.

  У одного из них сегодня День Рождения.

  Любимые – это же не всегда любовники. С ним мы любовниками никогда не были. Мы всегда были Очень блИзкими людьми. Не друзьями, хотя в этом есть что-то и от дружбы, много от дружбы. Но не все. Мы - родня. Мы всегда были родней. И не в том смысле, что «свой своему поневоле друг». Мы дружили не «поневоле». Дружим.

  Он поставил мне мои первые коронки. Я нянчила обеих его дочек. Он читал мне «Праздник Непослушания»  и «Трудно быть Богом», в разное, конечно, время.  Я донашивала его рубашки, когда он ушел в армию. Он подарил мне первый фотоаппарат. Я знала всех его женщин. Он катал меня на велосипеде и возил на речку. Я им страшно гордилась и здоровалась за руку со всеми его друзьями. Когда он учился в Горном в Свердловске, я приехала на каникулы и потерялась, а он подрабатывал дворником в Ботаническом саду, и когда я его нашла, то была так счастлива! А потом мы чистили дорожки, и он ходил там по снегу босиком, чтобы ноги не мыть. Но тогда он больше дружил с нашей старшей сестрой.

  Потом мы как-то потерялись лет на десять. Он женился, у него - дочь, я выросла у меня - юность. Они переезжали, я переезжала. Дежурные приветы через маму. Формальные родственники. Редкие встречи, скучные разговоры больше с женой, чем с ним.

  Потом он развелся и ожил. Помолодел, занялся у-шу и женщинами. Ему чертовски шли разводы! Он становился просто блистательным! Свободным, легким, веселым! Умным, свежим, тонким, красивым! И бабником, конечно! Бабником он, наверное, был всегда. Просто я его с этой стороны не знаю. Хотя я несколько раз видела, как он флиртует, здорово! у него это в крови!
 
  А кто не бабник? Вот!

  Так вот: он – не бабник. В женатом состоянии, он такой душный! Уж лучше бы был бабником! В семье, конечно, трудно сохранять свежесть и легкость, тем более свободу. Но он – просто – из ряда вон! Он перестает мечтать, чего-то хотеть, чему-то радоваться. Он наступает на горло собственной песне, растворяется в долге и просто перестает быть. У нас это семейное. И это такое несчастье! А как вы думаете, долго ли можно блистать, отказавшись от самого себя, от друзей, от родных, от лыж, от книжек, от возможности говорить, что хочешь? Превратившись в машину по жизнеобеспечению? В мужа, в отца, в кого угодно, только не в себя.

  Я помню, мы как-то сидели с ним ночью в подъезде, чужом, каком-то случайном, на окраине Свердловска. Оба были в разводе че-то дня по два. Пили из горла «Амаретто» и запивали из горла же шампанским. Тогда это был модный коктейль. Курили, не соврать бы, «Магну», наверное. И ночевать нам, похоже, было негде. И было так холодно! Но! о чем мы только не говорили, и как мы смеялись! Щас не вспомню, пьяные были, помню только, что он говорил и говорил, и никак не мог наговориться, а потом сказал, что вот, мол, мы такие бездомные, а ему давно уже не было так комфортно, как сейчас.

  Был эпизод, когда мы снимали одну квартиру на двоих. Видимо, тогда и был. Было здорово! Какие-то шальные деньги, случайные знакомства, вечные посиделки. И он чуть не увел у меня мою единственную университетскую подружку. Гад! Потом они, правда, раздружились. Но дипломы мы обе писали у него, когда он уже был женат в третий раз, и у него уже родилась вторая дочка.

  Какое-то время мы вместе работали. И папка нами очень гордился. Было круто! Респектабельно. Перспективно. Денежно. Собственно он дал мне путевку в профессию, которая меня потом лет десять кормила.

  А был еще другой случай, он как-то приехал ко мне на сто первый километр, я там немножко учительствовала, мы пролялякали полночи, потом пришлось проверять тетрадки в четыре руки. Как мы с ним ржали! Такие ошибки!... а самой бы мне, наверное, даже в голову не пришло, что это так смешно!

  С ним вообще очень легко смеялось! Он очень заразительно смеется! Щедро так, громогласно, ничуть не зло. Он вообще очень добрый человек. Снисходительный, внимательный, отзывчивый. И смех у него – такой апофеоз человеколюбия! Ни глумливости, ни превосходства, одна чистая радость.

  Потому, наверное, оборотная сторона этого смеха – угрюмое молчание мизантропа. Он давно не смеется так. И он не любит людей. Не любит жизнь. Ни с кем не дружит. Никуда не ходит. Такое впечатление, что он обреченно доживает судьбу.

  А он ведь еще молодой мужчина. БГ в его возрасте выдает концерт за концертом. Да один другого лучше.

  Мишка бы тоже мог! Ну, может, не стихи. У него удивительное чувство слова! Он до него просто жадный! Я помню, как он – такой солидный дяденька коммерческий директор солидной конторы читал под столом фэнтези. Уточняю: не Пелевина - Лукьяненко. С его подачи я зауважала, а потом и влюбилась в фэнтези. Люблю и сейчас. А он - все про это знает. И он такой хороший гид. Он может смело писать что-то, типа «Фэнтези, в современном литературном процессе».

  Так же он читал в детстве: в туалете, под одеялом, за обедом, вместо обеда, вместо уроков. Потом не мог встать по утрам. Одноклассницы такие на втором уроке смотрят в окно: « Ой, Миша Пашков проснулся». Миша только идет.

  Ему ничего не прощалось. Ему ставили пропуски, двойки, мать лупила тапочком. Он угрюмо отмалчивался, а потом снова читал под одеялом с фонариком, за обедом, на уроках, у бабушки на чердаке. Я уже потом поняла, он там жил. Он туда сбегал от жизни. Там были красивые герои, достойные, умные, смелые, не банальные, там были события, приключения, там была настоящая Жизнь, с большой буквы Ж.

  Он и сейчас читает так же. Только хуже. Он совсем ушел в книжки. Не выходит. Не хочет. Девки его живут как-то сами по себе, он сам по себе. Писем не пишет. Не звонит. Не живет.

  А еще совсем недавно, пару лет назад, а мы с ним гуляли на Шарташе (это озеро такое в Свердловске). У него жена с дочерью уехали, и мы были холостые. А было лето! Жара! Пиво! Утки. И еще там есть такая вышка, типа дозорная, вроде и не очень высокая, но она на самой высокой точке стоит. Мы, короче, на нее забрались. Как мы это сделали – ума не приложу! Сверху было оч-чень страшно! Но краси-иво! Лес такой – бескрайний, шумит! И озеро!

  Он потом сказал, что сам бы никогда не полез. А я – что если бы не он… Короче, развели друг друга «на слабо»! Пока мы там наверху допивали свое пиво, наш подвиг попытались повторить чумовые подростки – не-а! не смогли. Этим я особенно горжусь!

  Ну, вот. Дорогой мой брат, братик, братишка, Мишка, Мишатка, Мишутка, Михаил, Михал Лексеич, в День твоего Рождения я хочу пожелать тебе проснуться наконец от этого угрюмого сна! Вставай, родной, просыпайся. Очнись! Еще так долго жить! Живи! Твори! Выдумывай чего-нибудь! Ни для кого. Только для себя! Пока ты не сделаешь чего-нибудь для себя, сил не будет. Давай еще раз на вышку! Страшно, но красиво! Ты ведь можешь, я-то знаю! Я тебя очень люблю! Я тебя и такого люблю. Но я так хочу, чтобы ты был счастлив! Успешен! Богат! Весел! Горд! Самоуверен! Блистателен! Красив! Жизнерадостен! И я всегда буду за тебя, и всегда буду за тобой! Хай!

  Я тебе обязательно сегодня позвоню! И мы с тобой чего-нибудь выпьем по телефону, хор?, как тогда на лестнице в чужом подъезде, под «амаретто».  С любовью, сестра.