Уснувшие на радиоволне

- Знаешь, это так чудн`о, - произнесла Магрит, и ее взгляд мечтательной задумчивостью поплыл по комнате.
- Что чудно? – откликнулся с насмешливым удивлением мягкий мужской голос, который переливался словно драгоценный камень в лучах света. Перегрин повернул голову и посмотрел на женщину, лежащую рядом. Сердце замерло на мгновение:  в этот момент ему показалось, что она как-то особенно хороша.
- Что чудно, Магрит? – пришлось повторить ему свой вопрос, дабы вывести женщину из задумчивости.
Из приемника, стоявшего рядом с кроватью, лилась легкая музыка, незаметно заполняя пространство комнаты, но не нарушая собой хрупкость образовавшихся между мужчиной и женщиной невидимых связей. Музыка была фоном, и любое слово, сказанное шепотом, было бы услышано.
- Твое тело чудно, Пери, твое тело, - замедленно проговорила женщина, пока глаза Перегрина внимательно ее рассматривали. Светлые волосы в беспорядке лежали на плечах и подушке, а взгляд сине-зеленые глаз плавно скользил по потолку.
- Что ты имеешь в виду?
- Но ведь так странно… Посмотри на себя: словно вылеплен из пластилина. Такой ладный. Кто вылепил тебя таким?
- Наверное, природа. А ты как думаешь?
- Думаю, Бог… Кто еще мог создать такое совершенство? – она провела рукой по его предплечью.
- Что ты опять придумала, Магрит? – тревожно спросил Перегрин, заглядывая в ее глаза. Такое ее настроение не предвещала ничего хорошего. Вернее, оно могло предварять все, что угодно: от робкого соло барочной скрипки до буйной непредсказуемости музыки авангарда, как любила выражаться сама Магрит. Пери надеялся на то, что этот разговор не приведет к очередной истерике Как же он этого не любил. Ее истерики напоминали летние грозы: появлялись из ниоткуда и заканчивались так же внезапно, как и начинались. Он никогда не знал, что делать с Магрит и что говорить ей в такие моменты, вновь и вновь сравнивая ее с «Летом» из «Времен года» Вивальди. Она, как и музыка, выливалась на него ушатом воды – нечто пугающее, но и безумно завораживающее.
- Ничего я не придумала, - несколько капризно ответила Магрит. – Просто, когда я думаю о том, какое красивое у тебя тело, мне кажется, что я могу умереть от восхищения и от того, насколько прекрасно то, что я вижу.
- Конечно же, ты не можешь умереть, моя дорогая, - заверил ее Перегрин. – Что же ты видишь, Магрит? Что же такого особенного в моем среднестатистическом мужском теле?
- Ничего себе среднестатистическом! Ты далек от истины, как простота напева сельских жителей Прованса далека от причудливых корсиканских мелодий средневековья. Ты когда-нибудь смотрел на себя, Пери?
- Конечно смотрел.
- Да, нет же! Смотрел ли ты на себя когда-нибудь с такой же внимательностью, с какой смотришь на меня? Разглядывал ли ты себя, Пери? Давал ли оценку своей внешности? – она приподнялась над ним на локте и, поднеся руку к его голове, дотронулась ладонью до его темно каштановых волос. – Посмотри, какие мы разные: начиная с анатомических особенностей, заканчивая тем, что мы совершенно разные в психологическом отношении.
- Ну, знаешь ли, мужчина и женщина вообще отличаются друг от друга.
- Вот! Вот именно! Это-то и чудн`о. Чудо уже в том, что мужчина и женщина – это два полюса. Виолончель и рояль. Она и Он. Что-то общее есть. Но различий больше, чем сходств. Это-то и странно. Ведь самка любого животного во многом схожа с самцом того же вида. И не всегда сторонний наблюдатель может найти отличия. Так почем же самка человека так отличается от самца?
- Ты считаешь себя самкой? – темные красиво вычерченные брови изогнулись удивлением.
- Да, - несколько неуверенно ответила Магрит. – Ну, да. В некотором роде я и есть самка…
- Милая, почему ты думаешь, что женщина так разительно отличается от мужчины? Почти все одинаково: две руки, две ноги, плечи, бедра, голова с волосами, на лице – нос, два глаза, рот… Различия скрываются под одеждой. И, заметь, не всегда возможно отличить мужчину от женщины. Вспомни хотя бы Бекки Уилсон, которая возомнила себя мужчиной, потому что решила, что природа что-то напутала, а ей, Бекки, так хотелось быть Бенджамином и играть в духовом оркестре, куда женщинам вход воспрещен. Вспомни, Магрит, что ты сказала, когда впервые увидела ее? А?
- Ну, знаешь ли…
- Ты сказала: «-Какой замечательный юный мальчик. Будь он лет на десять-пятнадцать постарше…»
- Прекрати, Пери, это глупо.
- Но я-то ничего не придумываю!
- Это всего лишь исключение из правил. Бекки Уилсон – это вообще недоразумение.
- Да, ладно тебе, Магрит. Не все же женщины идеальны, как ты. Не всем мужчинам повезло, как мне, - он потянулся и дотронулся губами до ее щеки, задев краешек рта.
- Да, тебе повезло, - согласилась она. – Но не отвлекай меня. Дорогой, я знаю, что ты бы рад, чтобы я замолчала. Всегда все начинается с поцелуев. Не целуй меня, Пери, иначе я не смогу остановиться. Ты же знаешь.
- Знаю. Ну, а зачем тебе останавливаться? Почему бы тебе не замолчать, Магрит?
Он провел ладонью по ее предплечью, постепенно прикосновения становились более настойчивыми. Магрит остановила его руки.
- Почему бы мне не помолчать? Потому что я хочу поговорить. Почему бы тебе меня хоть пол часа не трогать? Неужели ты не понимаешь, Пери, я просто хочу поговорить!
Перегрин сел в кровати и с деланной серьезностью посмотрел на нее.
- Давай, поговорим, дорогая.
Ее глаза стали колючими.
- Я серьезно, Перегрин, - она встала и подошла к открытой двери балкона. Легкий ветер из открытой двери трепал полупрозрачную персиковую ткань, что чуть прикрывала тело. Тогда, в полумраке, ее кожа казалась еще более бледной по сравнению с загорелой кожей мужчины. Ветер был таким приятным и теплым, что Магрит закрыла глаза и подставила тело нежной ласке дуновений. Ее обхватили приглушенные тона и музыка, которая из фона превратилась в действующее лицо, будто зная все мысли. Магрит не знала, что именно передавали по радио, но эта мелодия вливалась в ее душу, проникала вовнутрь, заполняя самые дальние уголки. Женщина не была удивлена этим, подобное с ней уже случалось. Иногда она могла даже предугадать такие моменты, но чаще всего это случалось спонтанно. Исчезало все. Оставалась лишь она и музыка. Из мыслей пропадал даже Перегрин, хотя Магрит было не понятно, как это получалось.  Она упивалась этими чувствами. Она ощущала свою особенность. Впрочем, она и была особенной. Природа не обделила ее ни внешностью, ни положением в обществе, ни умом. Мало того, природа наделила ее способностью любить, приподнеся еще больший подарок – того, кого Магрит смогла полюбить – Перегрина, который не уступал ей ни по одному из пунктов. Иногда ей было не понятно, за что судьба так добра к ней.
Магрит не замечала за собой особой любви к музыке. Она обладала хорошим голосом, и даже могла бы стать выдающейся белокожей исполнительницей джаза. Но она была слушателем, и не чувствовала в музыке ежедневной профессиональной потребности. Большинство времени, музыка звучала для нее фоном. Магрит уже привыкла мириться с собой и своими особенностями. Но в моменты отрешения и странного соединения с музыкой, она считала себя более чем особенной. Никогда не возможно было предугадать, какая именно музыка подействует подобным образом. Магрит не задумывалась над этим. Возможно, это было вообще какое-нибудь одно и то же произведение. А, возможно, и разные, но лишь одного автора, либо какой-то страны или эпохи. Да, это и не было важным. Для Магрит было ценным само состояние.
Сначала была лишь она. Одна. Она и теплая невесомая пустота мыслей и чувств, в которую постепенно проникала музыка и заполняла собой все. А затем внутри появлялся Пери. И все наслаивалось друг на друга: музыка на пустоту, Перегрин на музыку, музыка и Перегрин вторгались в чувства и мысли, где по новой накладывались друг на друга, превращаясь в невообразимый водоворот, в который опускалась, и которым была Магрит. Возвращение к жизни, к обычному состоянию было таким же непредсказуемым, как и вхождение в него.
На этот раз причиной был Перегрин.
-Магрит, родная, вернись, - произнес где-то внутри его бархатный голос. И она открыла глаза, вернувшись в реальность с очередным легким дуновением ветра, заставившим ее покачнуться.
- Прости, милая, я был не прав. Давай поговорим, если ты хочешь, - проговорил он, в напряженности ожидая ее реакции. Магрит повернулась, и он заметил в уголках ее глаз свечение. С легкостью колибри, она оказалась в постели. Ее голова оказалась на его коленях. Его глаза искали в ее лице что-то, что позволит предугадать, что еще она может выкинуть.
- Магрит, - начал было он.
- Я не сержусь, Пери, - ее смех мелодично расплескался по комнате.
- Ох, Магрит, никогда не знаешь, чего от тебя еще можно ожидать…
- А что обижаться? – спросила она, заглядывая в его глаза. – Во-первых, на тебя невозможно обижаться…
- А во-вторых?
- А, во-вторых, это просто бесполезно. Ты же знаешь, дорогой, что мы все равно останемся каждый при своем мнении, и каждый при своих чувствах. Так какой смысл обижаться? Мы можем думать и чувствовать одинаково, но это редко наша заслуга.
- Почему же тогда ты иногда делаешь это? Как-то это не логично…
- А логично соединить джаз и молитву Господу? – в свою очередь поинтересовалась Магрит.
- Скажешь тоже… Может, это и не логично, но это уже свершившийся факт, - его взгляд упал на часы, было около трех ночи. – Да, пусть это трижды нелогично, это есть, и ты знаешь, как я к этому отношусь.
- Вот видишь, а то, что я иногда обижаюсь, а иногда нет? Почему проникновение джаза в церковь тебя не удивляет, а мои реакции на твое поведение – наоборот?
- Не знаю, - Перегрин выглядел озадаченным. – Ты меня удивляешь. Ты меня постоянно удивляешь. Как тебе это удается? И почему ты это делаешь?
- А почему музыка льется из радиоприемника? Почему мы слышим именно эту музыку, а не какую-то другую? Почему музыка вообще звучит? Почему ты можешь отличить польку от григорианского хорала?
- Ну, это же элементарно, как мужчине справлять нужду, стоя. Это с молоком матери... Это восток и запад, Магрит, день и ночь. Это мужчина и женщина.
- Вот, Пери, мы опять пришли к нашей начальной теме. К теме различия мужчины и женщины.

Они любили засыпать под звуки радио. Теплая полудрема, близость тел и просто близость, умиротворение, легкая тихая музыка, спокойное и ровное дыхание. Ее голова чаще всего лежала на его груди, а он обнимал ее за плечи. Тяжелые веки, то и дело открывающиеся, чтобы посмотреть друг на друга перед сном, легкие и ласковые  движения пальцев, бессвязные приятные слова шепотом, мурашки, замирание сердца и чуть ощущаемые прикосновения губ. Любящие. Уснувшие.

Хлопок и шум, все приближающийся вой сирен. Городу волей-неволей приходится проснуться раньше.
Рухнувшая стена, рухнувшая кирпичная кладка и куски арматуры, вещи, когда-то дорогие, превратились в хлам, пыль и копоть постепенно оседают. Два тела: мужчины и женщины только что увезли. Несчастный случай – обвал, мгновенная смерть во сне. Шум постепенно стихает, зеваки расходятся по своим ежедневным маршрутам, унося с собой последние новости. Сегодня будет, о чем поговорить. Последние шаги замирают в ближайшем закоулке. Ветер ощупывает останки рухнувшей стены и забирается в уцелевшие помещения дома. Тише. Слышите? Легкая ненавязчивая музыка, малозаметный фон. Но постепенно он врывается в сознание, заполняя собой все. Теплая невесомая пустота мыслей и чувств, в которую постепенно проникает мелодия и заполняет собой все. А затем внутри появляется Магрит, за ней - Перегрин. И все наслаивается друг на друга: музыка на пустоту, Перегрин и Магрит - на музыку, музыка вторгается в чувства и мысли, и все это превращается в невообразимый водоворот. В котором он и она: Мужчина и Женщина, уснувшие на радиоволне.