Слабый ум

Подписывайтесь на авторский канал: https://dzen.ru/a/ZF2dOKLdxlgIHBpD

Ириску привезли из Бурятии. Там, около рынка, расположенного на местном курорте, ее подобрала чета молодоженов. Котенок лежал у самых торговых продуктовых рядов и тихо умирал с голоду. Никому из торговцев-бурят и в голову не приходило бросить несчастному зверьку кусок хлеба. И это несмотря на то, что кошечка была трехцветной, что само по себе уже по приметам сулило счастье…

Ей было месяца два-три, что, впрочем, трудно определялось, так как она была чрезвычайно тоща и недоразвита. В доме, куда она попала по величайшей своей удаче, уже проживала черная кошка Соня, весьма дорожившая своим элитным положением. Однако, вопреки ожиданиям хозяев, Соня не стала обижать новоприбывшую. С подобающей ей статью кошачьей хозяйки дома, Соня лишь с удивлением взирала, как еще мокрая после купания в ванной, свеженареченная Ирина Борисовна, наступая лапами на еду, урча, и с великой жадностью поглощала положенный перед ней в мисочку сухой корм. Еще спустя несколько недель Ириска, как сокращенно именовали ее в дому, марала лапки и мордашку, набрасываясь на корм.

Стояло лето. И хозяева брали Ириску повсюду с собой, отведя ей в автомобиле место у заднего стекла. Ириска просто таяла от счастья, провожая взглядом мелькавшие за стеклом дома и тротуары большого и шумного города. Она поправилась, залоснилась, но оставалась весьма маленькой – сказывалось голодное детство трехцветного заморыша.

В середине лета ее привезли в деревню, где и оставили на попечение двух пожилых людей – родителей сердобольной супружеской четы. Молодые направлялись на курорт, и брать Ириску с собой было нельзя. Еще много недель после этого переселения Ириска вслушивалась в хуторскую тишину, ожидая гула машины и, по-видимому, скучая по хозяевам. Те же, отбыв лечение и переговорив с родителями, решили оставить Ириску в деревне. Да оно было и правильно: понюхав сельской вольницы, кошечка вряд ли бы уже смогла смириться с ролью заложницы многоэтажки. Она весело скакала и прыгала за бабочками и кузнечиками, подглядывала за жизнью взрослых котов и, в конце-концов, заневестилась.

Будучи все такой же «изящной» и непривычно маленькой по сельским меркам, она не прельщала матерых сельских котов. Вероятно, ей нужен был кто-то погалантней и поизящней. Нашла она именно такого или нет, оставалось загадкой, но к Новому году Ириска разродилась пятью слепыми существами, окрас которых не оставлял сомнения, что первородка пропустила через себя едва ли не все мужское хуторское кошачье поголовье.

Рожала она молча, как партизан, досадив пожилой чете хозяев лишь тем, что за сутки до окота настырно искала укромное местечко, посягая на верх большой полу-русской печи. Наверх было нельзя, ибо возникала опасность того, что котята могут заболеть и даже умереть, а достать их оттуда хозяевам будет непросто. Поэтому Ириска разродилась прямо… на дедову постель. Причем, сначала на свет появились трое котят, а только через сутки изумленному взгляду хозяев предстали еще двое писклявых существ.

Первых троих из-под дедова бока тут же умыкнула старшая кошка Домино, разродившаяся накануне двумя белыми сиамами. Растерявшаяся Ириска не успела и взглядом моргнуть, как осталась одна. Через сутки Домино уволокла к себе и появившихся позже оставшихся двоих. Ириска только сидела рядом и в недоумении наблюдала за тем, как Домино несет свою материнскую вахту. Убедившись окончательно, что ей отведена лишь роль приходящей няньки, Ириска дожидалась, когда Домино выйдет на прогулку, и лишь потом водворялась на ее место, облизывая всех семерых. От прямой роли матери она отказалась с первых же минут.

Котят было слишком много, и следующей ночью всегда огорчавшийся от такой роли дед, все же понес малышей на усыпление, оставив под Домино лишь двоих из выводка: одного Ирискиного и одного родного старшей кошке малыша. Так прошло первое Ирискино «крещение».

-- Ничего, -- утешал супругу дед, -- вдругорядь она будет нянчиться, это Домино ей мозги снесла. Почти одномоментно же разродились.

Однако весь следующий год ни вдругорядь, ни в три- и четыре- рядьев Ириска так и не поняла, что это такое мокрое и слепое выходит из нее на свет, требуя ухода и кормления. Домино же приступала к нянченью немедленно, по-прежнему отводя Ириске роль статисточки. Причем, сосать себя Ириска позволяла всем котам дома, прайд которых за год возрос до четырех. Нередко она и сама прилаживалась к Домино, ставшей своеобразной дойной коровкой для многочисленного кошачьего поголовья.

Но однажды Ириска все же проявила себя с другой стороны. Сухостой в ту осень был страшный. Тайга горела повсеместно, заволакивая долины и дороги по ним едким сизым туманом. На огородах порохом стоял нескошенный бурьян, и угроза его воспламенения была роково очевидной. Руки у деда что-то не дошли на сей раз убрать беду своевременно, и в один из осенних ярких дней за окном теплицы-пристроя к дому, трава полыхнула. Что было бы, не заметь ее старики вовремя, трудно и предугадать! Но стрелой метнулась трехцветная кошка, не убоявшись разгорающегося пламени, и стала со двора бросаться на низкие тепличные окна. Не заметить ее было невозможно, а вот огня супротив солнца дед так и не увидал, пока бегом не прибежал к месту Ирискиной истерики. Чем ни попадя стал он забрасывать полыхающую траву. А вскорости примчалась на крики «Пожар!» и жена с ведром воды. Вместе они и победили страшный огонь.

-- Умница то ты какая! -- едва не плача, прижал к груди Ириску дед. -- Еще бы чуть-чуть и полыхнуло бы: брус-то сухой, как спичка. Видно, знакома она с пожаром-то! -- поделился он с бабкой. -- Может и там, в Долине, сбежала из полымя. Потому и не кормили, и не приваживали ее буряты. Приметы боялись. А она запомнила. Вот и забила, умничка, тревогу вовремя. Спасибо ей.

…И вот опять, прыгает Ириска на колени к деду, отгулявшись неделю по крышам и чердакам, и подставляет гладить свои набухшие бока.

-- Снова принесет. – взворчит дед, гладя непутевую по маленькой пустой голове. – Слабый, как говорили индейцы, у тебя ум, Ириска. Да уж что поделаешь…