Переход к пропорциональной избирательной системе

Ноябрь, 2004

Переход к пропорциональной избирательной системе  и будущее политических партий в России

В качестве одной из важнейших целей предложенной президентом страны политической реформы провозглашено повышение роли партий в современной России, а в качестве первоочередной задачи - формирование чисто "партийного" парламента (Государственной Думы), переход от смешанной избирательной системы к пропорциональной. Уже следующие выборы в 2007 году будут проходить по новым правилам. При этом одновременно ужесточаются требования к политическим партиям. Так с 5% до 7% повышается барьер для прохождения партии в Государственную Думу, до 50 тыс. человек увеличивается минимально необходимая для регистрации численность членов партии, запрещается участие в выборах избирательных блоков, состоящих, как правило, из нескольких партий.  Насколько соответствуют эти цели и задачи общественным ожиданиям и настроениям? Как соответствует им реальная практика формирования в стране многопартийной системы? К каким конкретным последствиям для избирателей приведет подобная реформа? Попытаемся ответить на эти вопросы, опираясь на результаты социологических исследований, проведенных ВЦИОМ за последние годы и месяцы, а также некоторые данные, представленные ЦИК.
Следует сразу подчеркнуть, что действовашая на протяжении более 10 лет смешанная система выборов  переживала кризис, и во вмногом перестала удовлетворять как власть, так и общество. Это касается и депутатов-одномандатников, избираемых по мажоритарной избирательной системе, и депутатов, избираемых по пропорциональной системе. Так роль депутатов-одномандатников в Государственной Думе постоянно падает, а качество их избрания снижается. Все меньше избирателей знает и помнит фамилию избранного ими же депутата от их мажоритарного округа (в среднем от 15 до 20%), что означает высокую степень спонтанности голосований, когда выбор поверхностно мотивирован и производится в самый последний момент. Этот процесс происходил все десять лет, усугубляясь отменой второго тура и все более неудачной нарезкой избирательных округов. Кроме того, согласно данным ЦИК, на последних выборах в декабре 2003 г. 44,3% голосов избирателей (или чуть более 26 млн.), поданных за депутатов-одномандатников, оказались неэффективными, то есть поданными не за того кандидата, который в итоге одержал победу. Для сравнения на тех же выборах за непрошедшие партийные списки было подано почти вдвое меньше голосов - 23,4%, что, впрочем, тоже достаточно много. То есть формально "партийная" часть Государственной думы в большей мере представляет интересы своих избирателей.
Конечно, низкая эффективность выборов по мажоритарным округам во многом предопределена отменой второго тура голосования, напрашивающегося логикой мажоритарной избирательной системы. В случае восстановления практики второго тура эффективность мажоритарной части выборов стала бы не ниже, чем пропорциональной части. С другой стороны, голосование за партийный список в целом отнюдь не тождественно поддержки конкретного кандидата из этого списка. Избиратель фактически вынужден голосовать за "кота в мешке", то есть полностью полагаться на подбор будущих депутатов руководством партии. В результате популярный лидер с раскрученным партийным брэндом (самый яркий пример - ЛДПР) может протащить в Государственную думу целую фракцию из лиц, практически никому не известных и не пользующихся никакой персональной общественной поддержкой, что способствует разного рода злоупотреблениям, продаже мест в списке и т. д. А политической культуре наших соотечественников все же ближе представления о депутате именно как о "региональном лоббисте", живом человеке, которого можно "пощупать", дать ему наказы.
Но самая главная проблема, определяющая слабую поддержку в обществе данной инициативы президента - это неукорененность в массовом сознании самого института политических партий, отсутствие реальной многопартийной системы. Партии воспринимаются обществом не как инструмент политического участия, а, скорее как инструмент политического манипулирования. Причины этого лежат в традициях, историческом менталитете, но  в не меньшей степени в практике последнего десятилетия, существенно дискредитировавшей сам институт многопартийности. В условиях, когда политическая активность населения постоянно снижалась, дистанция между обществом и властью возрастала, условий для развития многопартийности не было. Кроме того, раскол общества, характерный для начала и середины 90-х, постепенно сходил на нет, различия во взглядах и политической культуре между отдельными слоями населения минимизировались, общество становилось все в большей степени ценностно однородным. И, соответственно, постоянно росла доля тех, кто ощущал себя вне политики, не имел четко выраженных идейно-политических симпатий и т. д. К 2004 году эта величина выросла до 56,4% (по данным ИКСИ РАН, июнь 2004).
В современной России существуют различные идейно-политические течения. Сторонником какого из них Вы являетесь?
2004 1998
5,7 7,2 Сторонником радикальных рыночных реформ
7,5 10,0 Сторонником коммунистической идеологии
4,9 5,2 Сторонником новой социалистической, социал-демократической идеологии
12,8 15,6 Сторонником самостоятельного русского пути развития
11,6 16,6 Сторонником сочетания различных идей, но избегающих крайностей (центристы)
1,1 0,8 Сторонником другого идейно-политического течения
56,4 44,6 Не являюсь сторонником никаких идейно-политических течений

И кризис самого института многопартийности, который отмечают большинство аналитиков, связан с тем, что "старая" модель партии как выразителя определенной культурной среды, формы социально-культурной идентичности отмирает, а "новая", связанная с представительством групповых интересов, практически не реализуется.  И именно в этот критический для партий период инициатива сверху, связанная к переходу к пропорциональной системе, вызывает в обществе недоумение и подозрения в стремлении таким путем еще сильнее повысить уровень манипулируемости политическим процессом.
Низкий уровень доверия к политическим партиям как таковым (в октябре им в совокупности доверяло 19,4% опрошенных россиян), непонимание смысла самого института многопартийности в ее действующем варианте - эти тенденции воспроизводятся независимо от того, какая политическая партия сегодня лидирует, на основе каких партий формируется Государственная Дума. Низкий рейтинг доверия был характерен для всех Государственных дум последнего десятилетия - и для Думы образца второй половины 90-х с преобладанием в ней левой оппозиции, и для нынешней, в которой доминирует "партия власти". Все это предопределяет невысокую популярность предложенного президентом плана реформирования Государственной Думы - согласно опросу, проведенному в мае прошлого года, лишь 14% россиян считали в качестве наиболее целесообразного вариант формирования Государственной Думы исключительно по пропорциональной системе, немногим более - 18% - исключительно по мажоритарной системе, а относительное большинство - 36% полагали, что следует сохранить смешанную систему формирования Государственной Думы. Согласно тому же опросу, лишь 29% опрошенных были готовы поддержать практику формирования правительства на партийной основе, а почти вдвое больше - 54% - были уверены, что правительство должно формироваться президентом на чисто профессиональной основе ("правительство специалистов"). Чрезвычайно низкой поддержкой общества пользуется и идея перехода к парламентской республике - за такой сценарий постоянно высказываются лишь 10-12% опрошенных, а более 55% считают, что в России должна сохраняться президентская республика.
Фасадная многопартийность воспринимается массовым сознанием не более как "политический театр", имеющий лишь минимальное отношение к повседневной жизни общества, а сами лидеры партий вызывают все большее раздражение (так "негативный рейтинг" всех парламентских лидеров, даже наиболее популярных, традиционно зашкаливает за 60 и даже 70%). Да и сами партии, набирая относительно высокий рейтинг в период избирательных кампаний, начинают быстро терять его в ходе своего практического участия в работе Государственной Думы. У той же "Единой России", например, остающейся лидером политических симпатий, рейтинг поддержки за неполный последний год снизился с 41% до 29%, и эта тенденция продолжается. Исследования политической активности, форм политического участия показывает, что лишь 1-2% россиян считают важным для защиты своих прав и интересов вступать в политические партии, то есть институт массовых партий явно не соответствует нынешним российским реалиям, а формальная отчетность партий о числе членов является в большинстве случаев откровенно дутой. И в этой связи явно циничный характер носит ужесточение требований к масовости партий - как полагают многие, в расчете на административный произвол: кого хочу поймаю, кого не надо - не поймаю. Политические партии неизбежно приобретают элитный характер, что не способствует доверию к ним со стороны общества. В чем же причина подобного негативного отношения общества к партиям? Здесь можно предположить целый комплекс причин. Это и наслоения последнего десятилетия, когда практика "фасадной демократии" оказалась полностью оторванной от "низовой" демократии и самоуправления, а реальные отношения между обществом и административной властью, с одной стороны, и работодателями, с другой, становились все менее демократичными. Этот разрыв привел к тому, что ценности, связанные с политическим участием оказались отброшены во второй десяток ценностей (только 10% опрошенных в качестве значимого выбрали право избирать и быть избранным; 8% - право на участие в политической жизни; что на порядок отстает от таких "жизненных" прав как право на труд (49%), жизнь (49%), здоровье (47%), свободу и неприкосновенность личной жизни (40%), социальное обеспечение и жилье (40%). Другим важнейшим фактором отторжения обществом многопартийной политической культуры, акцентируемым рядом политологов (например, высокопрофессиональное исследование Н. Бирюкова и В. Сергеева "Становление институтов представительной власти в современной России", Москва, 2004) является укорененная в политической культуре "соборность" при принятии решений, при которой "частное мнение", представленное той или иной партией или фракцией, воспринимается массовым сознанием как недопустимый и опасный раскол. Согласно этой политической культуре, "правильной" может быть только одна точка зрения, отражающая интересы общества в целом, пусть и вырабатываемая в ходе дискуссии. Не случайно, успех таких политических партий как "Единая Россия" или ЛДПР отчасти связан с тем, что они, по мнению значительной части опрошенных, на момент проведения выборов в большей степени представляли "интересы общества в целом", тогда как "правые" партии - СПС и "Яблоко" - только интересы крупного бизнеса или городской интеллигенции; "левые" партии - КПРФ и "Родина" - "интересы малоимущих", или интересы "рабочих и крестьян" и т. д.  Разочарование в той же "Единой России" в послевыборный период во многом обусловлено, что она стала проявлять себя скорее как "партия, представляющая интересы гоударственной бюрократии". Это означает на практике, что в России никогда не будет нескольких одинаково сильных партий, конкурирующих между собой за власть. Всегда (кроме революционных периодов, которые, увы, в России повторяются с определенной периодичностью) будет доминировать одна партия - "главная", а оппозиция на обоих флангах будет бороться не за власть, а за политическое выживание. И власть, если она заинтересована в общенациональном диалоге, должна создавать оппозиции эти условия выживания.
Сказанное не означает, что партии не нужны, но что такое современная партия, в эпоху массовых информационных коммуникаций, мало кто знает. И какова доллжна быть реформа партийной системы - не только с точки зрения сегодняшней конънктуры - также практически не обсуждается. Ясно, что эта реформа должна быть многоаспектной, не ограниачающейся лишь реформой избирательной системы или внедрением новых административных барьеров на пути к допуску партии к реальной политической жизни.
Это означает, что переход к пропорциональной избирательной системе должен сопровождаться не декларативными, а вполне конкретными действиями по укреплению института политических партий, созданию условий для развитой многопартийности. В чем эти условия могут состоять? Во-первых, в готовности властей реально демонополизировать политическую жизнь в стране, иметь Государственную думу, представляющую весь существующий в обществе политический спектр. Так возможно, переход к пропорциональной избирательной системе было бы, напротив, уместно сопроводить одновременным снижением избирательного барьера с 5% до 3% или его полным временным снятием, чтобы дать возможность новым политическим партиям проявить себя, а "старым", но переживающим кризис и смену поколений - адаптироваться к новым политическим реалиям. Между тем наблюдается как раз обратный процесс - повышения избирательного барьера до 7%, а некоторые предлагают сделать эту цифру еще более высокой. В результате, как мы упоминали, уже сегодня объем неэффективного голосования по партийным спискам достигает величины почти в четверть избирателей, причем, что особенно неприемлемо, в число "неэффективных" попадают целые достаточно четко очерченные социальные группы, безусловно, имеющие право на представление своих взглядов в парламенте (как это произошло в 2003 году с партиями либеральной ориентации).
Второй момент, заслуживающий внимания - это более демократический механизм формирования центрального и федерального партийных списков, представление избирателю не только возможности поддержать или отвергнуть весь список в целом, но и выделить в нем тех, кого бы они хотели или не хотели видеть в парламенте (такая практика существует в ряде европейских стран). Следует подумать и о том, чтобы вместо, как правило, надуманных требований к фиктивной массовости, предоставить определенные очерченные законом права сочувствующим партии, ее рядовым избирателям, не требуя для этого формального членства (например, проводить формирование списков путем процедуры праймериз, используя для голосование по Интернету или через систему мобильной связи).
В любом случае, реформа избирательной системы не должна ограничиваться переходом к пропорциональной системе выборов, необходима широкая общественная дискуссия и судьбе и роли политических партий в современной России, формах их влияния на принятие политических решений.
К чему же на практике может привести переход Государственной Думы на чисто пропорциональную систему формирования? Особенно с учетом одновременного повышения избирательного барьера с 5% до 7% (а слышатся призывы поднять планку и до 20%)? В первую очередь, к консервации на неопределенную перспективу нынешних политических партий. Так "Единая Россия", несмотря на явную утрату симпатий общества, сможет в еще большей степени монополизировать работу Государственной Думы, заняв в ней до 65-70% мест. Хорошо это или плохо? Возможно, такое большинство и повысило бы ответственность Государственной Думы перед обществом, если бы "Единая Россия" воспринималась как партия, представляющая общество или отдельные его слои. Между тем, согласно данным декабрьского опроса ВЦИОМ, большинство полагает, что эта партия несамостоятельна, она лишь отражает точку зрения Правительства или Администрации президента, а в социальном плане - отражает, в первую очередь, интересы государственной бюрократии. А, следовательно, и ответственность "Единая Россия" будет нести преимущественно перед своим "начальством" из сферы исполнительной власти. В качестве ее младших партнеров, как и сегодня, скорее всего, окажутся ЛДПР и КПРФ (Г. Зюганов), если, конечно, процессы распада и дробления в коммунистическом лагере вообще не похоронят КПРФ как думскую партию. Некоторые шансы занять место в Думе имеет также "Родина", которой сегодня готовы отдать свои голоса около 5% избирателей (внутренний конфликт в этой партии почти вдвое снизил ее рейтинг, однако общая ситуация работает скорее на эту партию - как носителя магистрального общественного запроса на порядок и справедливость). В то же время партии, проигравшие выборы 2003 года, и лишь немного недотянувшие до заветного рубежа в 5% - такие как СПС, Яблоко, Аграрии и другие - оказываются заведомо "похороненными" новой избирательной системой. Выпав из большой оплитической игры, они впали в процесс общественного забвения. Сейчас число их сторонников не превышает 1,5-2%. Между тем, как считает большинство аналитиков, эффективный политический диалог в отсутствие "право-демократической" оппозиции просто не возможен. В худшем же варианте мы будем иметь Государственную Думу, состоящую только из "Единой России" и ЛДПР, которые вообще с известной долей условности могут быть охарактеризованы как политические партии, то есть в ней не будет представлена и "левая" оппозиция. Да и то "пассивное большинство", которое отказывает в доверии всем политическим партиям - никак не будет представлено в Государственной Думе (в явное нарушение избирательных прав этой части общества). Все это означает, что реальный общественный диалог, процесс принятия и корректировки политических решений будет окончательно перенесен за кулисы политической сцены. И в качестве результата - не повышение роли и престижа политических партий, а их дальнейшая дискредитация. Возможно, переход к чисто пропорциональной избирательной системе было бы, напротив, уместно сопроводить одновременным снижением избирательного барьера с 5% до 3% или его полным временным снятием, чтобы дать возможность новым политическим партиям проявить себя, а "старым", но переживающим кризис и смену поколений - адаптироваться к новым политическим реалиям. Но, судя по всему, планы политической реформы лежат прямо в противоположном направлении.
Резюмируя сказанное, подчеркнем, что на сегодняшний момент общественное мнение не видит никакой явной необходимости к переходу на пропорциональную избирательную систему. Это предложение президента кажется надуманным. И, соответственно, интерпретируется в невыгодном для властей свете - с точки зрения дальнейшего искоренения и без того еле тлеющего диалога с обществом и монополизации политической жизни "партией власти". Данная ситуация создает опасный политический вакуум, так как никакая административная реформа не в состоянии искоренить реальную политическую жизнь в стране, просто она примет иные формы, не те, на которые рассчитывали авторы нынешней политической реформы.
И все же есть ли в нашей политической реальности объективные предпосылки для фрмирования многопартийности? Заняты ли все политические ниши? И может ли вообще существовать невиртуальная многопартийность в условиях ценностного консенсуса, огромного электорального болота, делающего большинство партий похожими друг на друга? Ценностная уустойчивость общества и одновременно неустойчивость электоратов конкретных политических партий, не видящих между последними существенных различий,  держалась на феномене так называемого "путинского консенсуса", который представлял собой достаточно размытый ценностный сегмент, охватывающий до 60- 70% населения страны. О содержании и характере этого феномена мы неоднократно писали. В этот консенсус в определенной степени не входили лишь традиционалистские слои общества, остальные же социальные группы в той или иной степени поддерживали власть в целом, В. Путина персонально, представляемую им "партию власти" и т. д. Поддерживали на весьма неопределенных условиях, когда каждой социальной группе подавались сигналы, заставлявшие их ожидать от власти именно того, на что они рассчитывали. И власти удавалось длительное время балансировать между целым рядом если не взаимоисключающих, то, по крайней мере, существенно противоречащих друг другу тенденций. В Путине и олицетворяемым им курсе видели "свое" и сторонники "жесткой руки", и "демократы", для которых Путин длительное время был как бы "наименьшим злом", и либералы, представляющие адаптивные слои общества, и социально ориентированные "дезадаптанты". На практике мы видели, что уровень поддержки В. Путина и "Единой России" чрезвычайно слабо варьировался в самых разных социальных и идейно-политических группах общества, то есть "партия власти" оставалась наиболее лабильной политической силой, притягивающей к себе и так называемое "болото", то есть слои со слабо выраженными политическими симпатиями, и конформистов, всегда готовых примкнуть к сильнейшему, да и лидеры достаточно артикулированных политических сил, противостоящие В. Путину на президентских выборах, так и не сумели сформулировать более или менее определенную альтернативу путинскому курсу именно из-за неопределенности, "всеохватности" последнего. Но и в этой системе, при всей ее привлекательности для "партии власти", были свои существенные недостатки. Главным из них была крайне слабая мобилизационная составляющая, когда каждый более или менее определенный шаг властей, так или иначе, был сопряжен с риском потерь части своего электората. Если первый путинский срок прошел под знаком ожиданий и надежд, никаких резких шагов сделано не было, то сегодняшние попытки властей сформулировать более определенную политику, перейти от слов к делам, сразу поставили вопрос об устойчивости сформировавшейся политической системы. И распад монолитного консенсуса начинает происходить на глазах. Остановимся на данной проблеме более детально.
Знаковыми событиями первого полугодия путинского второго срока стали законодательство об отмене льгот, активно поддержанное самим президентом и тем более "Единой Россией" (наряду с резким увеличением доли платного образования и медицины и т.д.), а также последовавшие в сентябре, на "волне" бесланских событий, предложения по реформированию политической системы ("наведение порядка, выстраивание вертикали власти"). Против первого из этих проектов активно выступили левоориентированные политики и слои общества, против второго - "демократические" политики, традиционно выступающие против попыток формирования в стране авторитарного режима. С точки зрения теории идейно-политической сегментации, можно утверждать, что избран в целом "право-правый" курс. "Правый" сразу по двум критериям - с точки зрения социально-экономической это ставка на активное меньшинство, способное само себя "прокормить", с другой стороны "правый" с точки зрения авторитарных тенденций "наведения порядка", "управляемой демократии". "Либеральный порядок" - вот смысл заявленного курса, пусть и с некоторыми оговорками. Какова же социальная база такого курса? Приведем данные одного из недавно проведенных всероссийских опросов.
1)
32,7 - Я уверен(а), что смогу обеспечить себя и свою семью сам(а), и поэтому не нуждаюсь в материальной помощи со стороны государства
66,6 - Без материальной поддержки со стороны государства мне и моей семье выжить сложно
2)
57,8 - Стране необходима «твердая рука», которая наведет порядок, даже если для этого придется ограничить некоторые свободы
41,4 - Свобода слова, политического выбора, перемещений по стране и за ее пределы - это то, от чего нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах

Хорошо видно, что "вторая составляющая", связанная с наведением порядка, пользуется поддержкой почти 60% населения страны. Зато "первая составляющая" - либеральная - менее, чем трети. В сочетании "правых либералов", по данным того же исследования, поддерживают всего 15,1% опрошенного населения страны. То есть право-либеральный курс никак не может претендовать на доминирование в складывающейся политической системе. Конечно, сказанное вовсе не означает, что рейтинг В. Путина и "Единой России" будет в ближайшее время тяготеть именно к названной цифре. Проводимая ими политика все-таки не радикально "право-либеральная", скорее правоцентристская. К тому же для российской политической культуры характерна высокая инерционность. Но и на объединение вокруг "нового курса" 60-70% населения, по крайней мере, в будущем, рассчитывать также не приходится. Согласно самым последним данным мы видим достаточно сдержанную, если не негативную реакцию общества на предложенные президентом ограничения выборной демократии. Да потому, что общество не получило ясных сигналов, что эти ограничения необходимы для наведения социальной справедливости, в этом видят скорее идею консервации нынешней олигархической бюрократии.
Зато идея "левого порядка", можно не сомневаться, прошла бы "на ура". По данным того же исследования, за него проголосовало бы 42,5% населения. Но это экономически пассивное большинство, которому "порядок" нужен для социальной защиты, ориентироваться на него нынешняя власть скорее не намерена.
Но и экономически активное меньшинство заявленный "новый курс" также не в состоянии консолидировать. Эти слои населения как раз дорожат политическими и общежитейскими свободами, не готовы поступаться ценностями демократии ради идеи "жесткого порядка". Такие, условно говоря, "правые демократы" в самом общем приближении составляют 17,4% общества, то есть их немного больше, чем "правых либералов". И, наконец, явственно вырисовывается еще один сегмент "защитников народа", которые противостоят право-либеральному курсу сразу по обеим составляющим. Это "левые демократы", то самое дерево, на котором, по образному выражению Владислава Суркова, "растут и яблоки, и лимоны". Симпатизируют им 23,7% опрошенного населения страны.
При всей условности подобной "раскладки" (использовано только два, правда важнейших фактора дифференциации), она заставляет всерьез задуматься об устойчивости политической системы в стране в условиях проведения "нового курса".
Если в условиях "старого курса", основанного на "путинском консенсусе", достаточно было иметь одну большую и рыхлую партию, с достаточно обтекаемой и эклектичной идеологией, и "Единая Россия" в этих условиях более или менее справлялась с поставленной задачей, то сегодня ставка на одну, доминирующую в политическом пространстве партию, кажется достаточно рискованной. Следование "новому курсу" неизбежно сужает ее политическую и электоральную базу, оставляет широкое поле возможностей для оппозиции, которая в условиях фактически однопартийной системы, выталкивается за пределы политической системы. А в случае симптомов системного кризиса может превратиться в "ядро" новой партии власти со всеми вытекающими из этого революционными последствиями (как это произошло на рубеже 80-90-х годов).
В центре этой расстановки сил, безусловно, должна оставаться "партия власти", олицетворяющая волю президента и проводимый им "новый курс". Это рыночная конкурентоспособная экономика, ставка на экономически активные слои населения, умеренная социальная поддержка, наведение порядка, укрепление государства, в первую очередь, в силовых структурах и административной сфере, укрепление роли и авторитета страны в мире.
Слева от "партии нового курса" - политические силы, которые поддерживают идею укрепления государства и наведение порядка, даже требуют делать это еще более жестко, одновременно выступают за пересмотр экономической политики в направлении социального государства, выступают за социальную справедливость, ликвидацию олигархического строя. Это социал-государственники. В условиях общего вектора магистрального запроса на национальный порядок, этот сегмент не может не выступать и в качестве носителя национал-популистской идеологии. (Как говорил В. Жириновский, "Мы за русских, мы за бедных").
Справа от "партии нового курса" - та часть "демократов", которые выступают за жесткий рыночный курс, создание эффективной конкурентоспособной экономики, но недовольны процессом сворачивания и выхолащивания демократических институтов, отстранения региональных элит от влияния на федеральную политику. Это правые демократы.
И, наконец, за рамками проправительственной коалиции остается непримиримая "лево-левая" оппозиция, оппонирующая "партии власти" по всему спектру повестки дня. Это левые демократы.
Как названные идейно-политические ниши соотносятся с реальными политическими силами? Нынешняя "Единая Россия" должна стать более акцентированной партией "нового курса", избавившись от излишней аморфности и всеядности, свойственной ей сегодня. Она не должна претендовать на закрытие собой всего политического спектра. В ней должны постепенно появляться яркие лидеры, способные эффективно доводить до общества идеи "нового курса".
Среди политических сил, могущих выступать в роли социал-государственников и "Родина", и в существенно меньшей степени ЛДПР или какие-то фрагменты КПРФ. Важно, чтобы социал-государственники смогли привлечь под свои знамена ту часть электората КПРФ, которая не столько разделяет коммунистическую идеологию, сколько стремится к воссозданию сильного и социально ориентированного государства. Здесь должна быть четко акцентирована идея порядка, строительства нации, национального государства, доминирования национальных стратегических интересов над частными, локальными, идея "общего блага".
К "правым демократам" ближе всего те силы, которые составляли "демократическое" крыло в СПС, противостоящее А. Чубайсу, а также некоторые "независимые" политики, губернаторы и главы субъектов. Они должны четко дистанцироваться от внесистемной оппозиции, акцентировать свой патриотизм, свое видение будущего страны. Наличие их в составе широкой коалиции позволит учитывать "демократическую составляющую" при выработке решений, организовать эффективный диалог с экономическими и региональными элитами, вытесняемыми административной вертикалью на обочину политических процессов.
 Ну и наконец, на нишу левых демократов сегодня претендуют политические наследники, в первую очередь, "Яблока". Очень важной составляющей этой ниши стала бы выработка "национальной", "общинной" модели демократии, более близкой основной части населения, не воспринимающей нынешнюю партийную политическую систему.
Существование идеологических ниш, адекватное понимание политиками своей социальной и идеологической базы - одно из важнейших условий формирования действенной многопартийности на нынешнем этапе. Другим важнейшим условием является эффективность партий как инструмента борьбы за власть. В российских реалиях партии никогда не станут самодостаточными политическими субъектами, так как ресурсы исполнительной власти всегда существенно превосходят аналогичные ресурсы парламентской власти. Партии приобретают, соответственно, жизнь тогда, когда за ними проступает "нечто большее" - борющиеся за власть и собственность кланы и группировки внутри исполнительной власти. В этом случае политические партии становятся фактором легитимации их властных устремлений, апелляции к общественному запросу. Сейчас как раз именно такая ситуация - налицо начало распада общественного консенсуса, ожесточенная война номенклатурных группировок и неопределенность в процессе преемственности власти в 2007-2008 годах. И это позволяет предположить, что, скорее вопреки, а не благодаря затеянной сверху партийно-политической реформе, следующие выборы будут политически "более кровопролитными", их исход сегодня не гарантирован ни для кого.