Курган Верности

Мы с напарником приехали в село Житикее в самый разгар свадьбы. Ни с чем несравнимое степное гостеприимство, иногда напрямую мешало моей работе связиста, но отказаться от искреннего приглашения – значит обидеть. Поэтому и в этот раз, когда нас с напарником пригласили на свадьбу, я только вздохнула и философски заметила: «Свадьба, не похороны».
 Сельский глава, аким, вежливо поздоровался, а потом что- то спросил у моего напарника Марата, и уважительно по-русски переспросил: « Начальница? Ой, бай. Молодец».
Нас пригласили сесть в свадебный кортеж. Машина самого главы везла невесту. Мы сели в милицейский «УАЗик».
Сначала мы проехали к памятнику погибшим на ВОВ односельчанам, а потом к неизвестно, как здесь оказавшемуся БТРу – памятнику воинам-афганцам. А затем кортеж,  вздымая пыль, понеся по выжженной солнцем степи. Не доезжая до горной гряды, машины остановились.
Жених и невеста вышли, и понесли к кургану казахскую лепешку и белую атласную ленту. Ленточки, словно дивные цветы украшали бока сопки.
 Попробовала расспросить о таком обычае участкового, но тот прижали палец к губам и сказал: « Все узнаете. Скоро».
Потом мы сидели на свадьбе в школьной столовой. Водки на столах не было, много  отварного мяса,  домашней колбасы –казы ,  кесе с бульоном, и  заварные чайники и пиалы с чаем.
Первым слово взял глава села: «Сегодня, мы соединяем священными узами брака, нашего Каната, хорошего ветеринара и любимицу всей нашей детворы, учительницу Джамилю.
У разных народов много легенд и героев. Но я хочу пожелать Вам, наши молодожены долгих и счастливых лет, как у Гульбахыт и Саяна Атаевых. Всего два года назад они отметили полвека общей жизни. А еще хочу пожелать верности, как у Баят и Каранайзагана. И сейчас  нам о них споет известный акын нашего района, Еркебулан».
В центр зала вышел молодой человек с домброй в руках. Вот он ударил по двум струнам, и полилась песня.
Марат  тихо переводил мне: «Вот по небу плывет белое облако, это Баят, а, рядом не отставая, темная туча – это Каранайзаган. В степи ветер колышет ковыль, это скачут и резвятся, словно жеребята, белоснежная Боят и черногривый Каранайзаган. Так слушайте все историю двух любящих сердец».
А началась та грустная история так.
 - Не выживет, - поглаживая дрожащий круп кобылы, сказал Канат, молодой ветеринар.
 - Ты ветеринар, или кто? Ты казах, или кто?
 - Да я казах, да я ветеринар. Но это первый у меня такой случай. Жеребенок крупный и идет головой, и кобыла – первородка. Совсем обессилила.
Боят, словно понимая опасения ветеринара, жалобно заржала.
 - Бесмиля, я пошел за ружьем, – и хозяин, пряча от мальчишки ветеринара затуманенные слезами глаза, вышел из сарая.
Он задержался в доме, и уже при завершении полуденного намаза услышал крик Каната: « Агай, помогите!».
 Хозяин  кобылы прибежал, и увидел жеребенка уже лежащим на сене, но голова кулын  была обмотана , и он не дышал. Ветеринар и шлепал малыша, и вдувал ему в ноздри воздух, ничего не помогало.
Боят после потери жеребенка стала дичиться и людей, и жеребцов. Часто срывалась с привязи и убегала в степь. Хозяин иногда хватал ружье и бежал за непокорной лошадью, но его намерения останавливал плач  трех дочек, и скалка в руках жены. Да, по правде сказать, и не решился бы он загубить такую красоту.
Однажды Хозяин повез в город очередную партию скота на мясокомбинат, а вернулся не только с деньгами, но с прикупом. Почти задаром он приобрел красивого, вороного жеребенка, третьего года жизни, имя было вороного было - Черная молния ,Каранайзаган.

Откуда было знать хозяину, что у жеребенка была травма голени и головы, их он получил при нерадивой перевозке. И продали его дешево, потому что  иногда он останавливался посреди забега, когда черная тьма застила ему глаза. И он стоял под рев недовольных зрителей, поставивших на него немалые деньги.

Они встретились в мае. Степь дышала ароматом цветов и травой, набравшей силу от весенних дождей. Это был мир детства Каранайзагана. Только в этих прекрасных запахах не было самого родного, материнского.
Он ясно помнил себя жеребенком, как  мать всю дорогу, в тесном коробе грузовика,  подавала ему голос. И потом еще долго он шевелил в ночи ушами, прислушиваясь к многочисленным звукам в конюшне ипподрома.
Если бы не травмы полученные жеребенком при перевозке ,он непременно бы стал чемпионом. Но судьба была все - таки еще на его стороне , ведь его вернули назад в степь, а могли продать на мясокомбинат.
Каранайзаган полюбил плавать в реке. В воде боль в голени притуплялась. И он выходил на берег готовый резвиться, как жеребенок.
Разве можно грустить в этом огромном прекрасном мире, где сладкая трава, теплая река и такая пьяняще-красивая незнакомка, пасующаяся рядом.
Он в первый же день попытался ласково тронуть мягкими губами белоснежное ухо Боят. Но та, так больно его лягнула, что обиженно заржав, он удалился от нее на безопасное расстояние. Он стал бегать по кругу, показывая все виды аллюра: и шаг, и рысь, и иноходь, галоп, карьер. Но кобыла только сердито фыркала. Тогда он стал мирно щипать траву, показывая всем своим видом – ну нет мне до тебя никакого дела. И тогда Боят сама подошла к нему и положила свою белоснежную голову на его иссиня – черный круп. Он готов был скакать от восторга, как сосунок. Но вовремя опомнился, и сам тоже, ласково положил свою голову на белоснежное плечо подруги.
Их часто теперь видели, стоящими вот так, обнявшись. И не было пары красивее во всей степи.
Так прошло лето, и зима, и осень. Боят уже носила в чреве их  жеребенка, когда пришла та страшная весна. Вернее, она не пришла, а обрушилась на Восточный Казахстан ливневыми дождями и неожиданной оттепелью. Лед в реках набух дождевой водой, превратился в темные, страшные в своей беспощадности потоки. Все эти потоки устремились в степи, к озеру  Зайсан,сметая на своем пути и скот, и дома.
В село пришли «КАМАЗы» МЧС, Хозяин погрузил свой нехитрый домашний скарб. Сам, не скрывая слез, выпустил на свободу всех баранов и коней, транспорта не хватало, в первую очередь надо было спасть людей.
Инстинкт подсказывал животным и людям бежать в горы. Но паводок двигался так стремительно, что в воде уже плавали сотни, и сотни трупов животных, и даже погибших  людей.
Степь огласилась воем, блеяньем, ржанием. Первым, пролагая подруге, путь скакал Черная Молния. Он бежал быстрее, чем на скачках, потом их догнал паводок, и они поплыли. Жеребец  ободряюще звал подругу за собой.
Вот еще чуть-чуть и твердая земля уже была под копытами Каранайзагана, он выбрался на каменистую почву горной гряды и оглянулся назад, Боят отстала. Ей было тяжело в воде, живот тянул ко дну. Жеребец прыгнул в воду и поплыл к любимой. Он старался ей помочь. То тыкался мордой ей в круп, то рассержено кусал за ухо.
Все было тщетно. Боят слабела, и они решили отдохнуть, прямо в воде. Так и заснули в ста метрах от спасительной суши.
А ночью ударил мороз, и огромная равнина превратилась в лед. Вмерзли туши баранов, и лошади, и козы.
Преодолевая слабость Черная молния повернул вороную голову и положил ее на круп подруги. И последнее, что он почувствовал – это холод, сжимающий любящее сердце, и тьма закрыла его глаза.
Так их и нашли люди, вмерзшими в лед.
Приехали солдаты  и долго еще пугали народ своим костюмами хим. защиты. Они ломами и топорами вырубали из ледяного плена скот, отогревая землю кострами, и углубляя яму взрывчаткой, хоронили погибших животных.
Но для Каранайзагана и его подруги, они выкопали отдельную могилу.
И потом еще долго, все лето к заветному месту люди возили на тачках землю, и возводили курган.
Отдавая дань такой Любви и такой Верности».
Акын закончил песню, а сосед мой по свадебному столу закончил печальный рассказ о тех страшных днях.
К кургану в степи станут приезжать влюбленные со всех окрестных сел, и оставлять  разноцветные ленточки, в знак исполнения желаний. Весной  у подножия кургана Верности, среди алеющих маков будут стоять белоснежные юрты, и акыны со всей степи будут петь кюи на айтысах, о Боят и Каранайзагане.
Наша машина ехала в другое село налаживать связь, а мне еще долго виделся цветущий атласными ленточками, курган в степи.