Хрустальный сапог

Юрий Овтин

Хрустальный сапог

Пивной дивертисмент


Петрович проснулся от негромкого, но настойчивого стука в дверь, с трудом соображая, где он находится. А находился он в двухместном номере на семнадцатом этаже пятизвездочной гостиницы, расположенной в самом центре Токио.
Это неприятие происходящего, когда просыпаешься неизвестно где, с ощущением, что творится непонятно что, повторялось с ним каждое утро вот уже две недели подряд, начиная с того дня, когда межконтинентальный лайнер, преодолев за десять часов беспосадочного полета расстояние, равное четверти земного экватора, перенес делегацию горисполкома, в состав которой был включен и он, из родной Одессы в далекую японскую столицу.
В делегацию Петрович попал как начальник цеха компрессорного завода, на котором японская машиностроительная компания занималась переоборудованием производства, хотя в глубине души он подозревал, что взяли его скорее за умение безболезненно поглощать несоизмеримые количества представительского алкоголя, что очень важно, когда говорить особенно не о чем и нужно просто показать широту русской натуры, которая в случае чего может и горы своротить...
Стук в дверь повторился. Петрович, с трудом поднял с постели свое стадвадцатикилограммовое тело,  и громко застонал от нестерпимой головной боли – словно десятки мелких иголок впились в виски.
От стона проснулся лежавший на соседней кровати сосед Петровича по номеру Василий Васильевич Чалый – председатель завкома профсоюза. Несмотря на то, что он был пониже ростом и потому казался грузнее, Чалый любил подтрунить над Петровичем в том смысле, что всегда приятно встретить человека, который толще тебя самого. Впрочем, это  не мешало им оставаться хорошими друзьями.
– Что, брат, стонешь?
– Не могу языком шевельнуть. Будто липучки нажевался, – вяло промямлил Петрович, вспоминая вчерашний прощальный ужин, который устроили одесской делегации члены общества дружбы.
– Мешать сакэ с виски и смирновской водкой, запивая все это пивом да еще в субтропическом климате – такое и в молодые годы выдержать непросто, а когда разменял пятый десяток – и подавно. Легок пир – тяжело похмелье.
Чалый произнес тираду, уснастив речь назидательными интонациями, так что можно было подумать, будто сам он вчера на банкете не присутствовал, а если и был где-то поблизости, то уж, конечно, излишествам не предавался. Но, перейдя на примирительный тон, позволявший догадываться об истинном положении вещей, мечтательно заключил:
– Да, сейчас бы бутылочку холодного пива, ихнего «Саппоро» или, на худой конец, нашего «Жигулевского», пожар затушить... 
В дверь опять настойчиво постучали.
– И кому там нечего делать в такую рань? До завтрака еще целых сорок минут. А может, японцы захотели нас окончательно удивить и решили занести для лечения холодного пива?
С этими словами Петрович открыл дверь.
В номер вошли руководитель делегации Полина Андреевна и Виктор Иванович Лапшанов, выдававший себя за научного сотрудника университета, хотя все восемнадцать человек делегации прекрасно знали, что он представляет совсем другую организацию и имеет звание то ли майора, то ли подполковника.
– Доброе утро, мальчики! Что, проснуться никак не можете, небось перегуляли вчера? – весело прощебетала молодящаяся Полина Андреевна. Таких как она жизнерадостных, энергичных женщин-руководителей можно часто видеть в президиумах всевозможных конференций и съездов – несколько погрузневшие, но со все еще крепкой увесистой грудью, способной проложить дорогу к новым административным высотам...
– Петрович! Мы тут посоветовались с Виктором Ивановичем и решили поручить вам ответственную миссию. Хозяин туристической фирмы, принимавшей нас, хочет обменяться мнениями о том, что нам понравилось, а что и нет в их сервисе – у них  так принято. Я уже приглашена на прием к председателю соцпартии, поэтому, Петрович, с фирмачами прийдется пообщаться вам. Человек вы опытный, полмира объездили, да и в Японии бывали уже дважды, в общем, не первый раз замужем. Расскажите, что нам здесь понравилось, что интересного увидели и вручите вот этот сувенир, – и Полина Андреевна передала в руки Петровича изготовленный на предприятии местной промышленности сувенир в виде небольшого штурвала, с вмонтированным в него барометром, который, надо думать, должен был символизировать устойчивость политического курса в условиях стабильного экономического давления.
– Ну, и не стесняйся сказать о недостатках, – вмешался Лапшанов. – К примеру, роботов они у себя в производство внедряют, а высококвалифицированная рабочая сила в результате оказывается выброшенной на улицу.
– И профсоюзы бездействуют, – поддакнул Василь Васильевич. – Ну, я думаю, Петрович сориентируется.
– У матросов нет вопросов, – отчеканил Петрович, держа в нетвердых руках штурвал. – Все будет в полном ажуре.
И вспомнил, как в прошлом году был в командировке от завода в префектуре Тибо на фирме «Сейка-Сейко» (что означает «точно-точно»). Гостеприимные японцы показали полностью роботизированный цех, все оборудование которого было выкрашено в ослепительно белый цвет, а по размеченному красными линиями полу туда и сюда сновали автоматические вагонетки, подвозя к роботам комплектующие и увозя готовую продукцию.
Вспомнил Петрович и родной завод, когда, бывало, чтобы выполнить месячную программу надо было вывести людей на работу в воскресенье, вспомнил как с двумя десятками заявлений на «матпомощь» и с требованием на спирт он шел к генеральному директору, как после работы в выходной каждому рабочему выдавал по червонцу, а в красный уголок выкатывали двадцатилитровую бутыль с ректификатом...
– Ну, коль все понятно, – закончила Полина Андреевна, – одевайтесь и спускайтесь вниз. В девять японцы ждут вас в холле.



Через полчаса Петровича, принявшего контрастный душ, свежевыбритого, принаряженного в светлый костюм, переводчица представляла двум маленьким улыбающимся японцам, одетым в тенниски и летние брюки. По внешнему виду невозможно было догадаться, что перед вами – владелец преуспевающей туристической фирмы с многомиллионным оборотом. 
– Как вы смотрите на то, чтобы позавтракать в немецком ресторане, здесь на Гинзе? – перевела предложение японцев переводчица.
Гинза – это центральный квартал Токио, будучи деловым человеком можно всю жизнь провести не покидая его пределов
– С удовольствием, – ответил Петрович.
Через несколько минут они уже разместились за  деревянным столиком в огромном зале старинного немецкого ресторана с лепниной на потолке, картинами в тяжелых рамах, изображавшими сцены охоты, чучелами птиц и диких зверей.
– Как вам понравится на завтрак японское пиво «Саппоро», немецкие сосиски с горчицей и жареные свиные ребрышки? – предложили фирмачи утреннюю программу.
Петрович утвердительно кивнул.
Японцы сделали заказ.
– Ну, как вам Япония? Что больше всего вам у нас понравилось? Как вы оцениваете уровень нашего обслуживания? – засыпал вопросами владелец туристической фирмы.
– Япония – сказочная страна, – ответил Петрович, словно прокручивая изнутри заранее записанный текст. – Я здесь уже во второй раз. И если будучи в служебной командировке, я открывал для себя страну, где производят передовую технику, то сейчас мне была предоставлена возможность ближе узнать людей, создавших это совершенное технотронное общество. Больше всего понравилось ваше бережное отношение к старине и традициям народа. А что касается обслуживания, – мне доводилось бывать в разных странах – Франции, Англии, Швеции, Италии, где сервис организован хорошо, и все же здесь, в Японии, он на порядок выше.
Несмотря на штампованную лексику выражений, Петрович не кривил душой. Из двадцати восьми стран, где ему удалось побывать за свои сорок пять лет, только в Японии обслуживали действительно по первому классу.
Японцы, выслушав переводчицу, радостно заулыбались, закивали головами, что на японском языке жестов означает примерно то же, что в одесском варианте звучало бы как «Беня говорит мало, но Беня говорит смачно, когда Беня говорит, то хочется, чтоб он сказал еще».
Наконец, подошел официант и поставил на столик запотевшие бокалы с пивом.
Бокалы были необычны, таких Петрович, большой знаток пива, еще не видел. Если в Чехословакии пиво подается в толстых стеклянных кружках, под которые подкладываются бердекели – фирменные картонные кружочки, по числу которых официант потом подсчитывает сколько выпито кружек, а в ФРГ его наливают в тонкостенные фужеры на высокой ножке, вокруг которой крепится  кружевная салфеточка, чтобы пена не проливалась на стол, то здесь высокие прямые литровые пивные бокалы напоминали большие мензурки.
Как выяснил для себя в этой поездке Петрович, японцы были большими мастерами и по приготовлению пива. На всемирно известной японской пивоваренной фирме «Асахи» (что означает «утреннее солнце»), существует, к примеру, специальный исследовательский центр, где около ста специалистов колдуют над тем, чтобы придать выпускаемому  напитку особую мягкость, своеобразную горчинку, неповторимый цвет и другие нюансы, делающие этот сорт исключительным.
На всех приемах, устраиваемых делегации, японцы поднимали тосты бокалами наполненными пивом, что, однако, не мешало отзывчивым членам советской делегации наполнять свои водкой.
Вот и сейчас, фирмач поднял бокал с пивом и предложил выпить за одесскую делегацию и за дружественные отношения, намереваясь чокнуться с Петровичем бокалами.
Однако Петрович жестом руки остановил его.
– У нас чокаться пивом – плохая примета. И вам  не советую.
– Почему? – изумились японцы.
– Не к деньгам это. А я хочу выпить за всеобщее процветание: и наше, и ваше, – сказал Петрович и, дождавшись, пока фирмачи и переводчица пригубят пиво, с нескрываемым наслаждением несколькими глотками выхлестал свой бокал.
– Нравится наше «Саппоро»? – с улыбкой спросил фирмач и сделал незаметный жест официанту, который тут же поставил перед Петровичем новую «мензурку».
– Хорошее пиво, – ответил Петрович, переводя дух. – И есть простой способ в этом убедиться.
С этими словами он достал из кармана блестящую сувенирную монетку достоинством в одну иену (они выпускаются специально для туристов, так как реального хождения из-за мизерности достоинства не имеют) и бросил ее в бокал: монетка, как ни странно, на дно не опустилась, а медленно закружилась на поверхности пива.
– Вот так делают в центре пивоварения в Пльзени. И хотя ваше пиво «Саппоро», наряду с «Асахи» и «Сантори», так же прекрасно, как, например, датское «Карлсбед» или «Туборг», бразильское «Антарктика» или же австралийское «Черный лебедь», я все же предпочитаю – не сочтите меня невежливым – пльзенский «Праздрой», который, пожалуй, является лучшим на всех континентах.
С этими словами Петрович залпом выпил и вторую «мензурку».
– А у вас в стране варят хорошее пиво? – спросил фирмач и кивнул официанту, после чего перед Петровичем снова возник наполненный бокал.
– Да, в нашей стране хорошее пиво тоже есть, – сказал Петрович, принимаясь за третью кружку, и вспомнил родную Одессу и любимый бар «Гамбринус», где обходительный метрдотель Иван Иванович и очаровательные официантки Зина и Алла, знавшие его не один год, всегда предупреждали, если пиво было вчерашнее. Вспомнил и эпопею всесоюзной борьбы с пьянством, так называемое безалкогольное «Пивко», которое в рабочее время стали употреблять в обкомовских кабинетах, стремясь продемонстрировать этим свою причастность к перестроечным процессам, правда, среди трудового люда Молдаванки, Ближних Мельниц и Пересыпи это пойло признания не получило.
Однако, бывая в Москве, пивал иногда Петрович отечественное «Двойное золотое», завоевавшее на всемирной выставке в Брюсселе «Гран-при», а также имеющее легкий винный оттенок восемнадцатиградусное пиво «Наша марка», которое выдерживалось на две недели дольше, чем «Двойное золотое». Об этом и поведал Петрович японцам, допивая третью емкость.
Подали горячее. Официант, восхищенно глядя на Петровича, поставил перед ним еще три бокала пива.
– Вот это уже по-нашему, – сказал, обращаясь к самому себе Петрович, однако переводчица его слова перевела фирмачам.
– А полезно ли пить так много пива? – учтиво спросил владелец туристической фирмы.
– Вообще-то, – оживился Петрович, – в пиве содержится ряд аминокислот, способствующих нормальной эвакуации шлаков из организма. Академик Пархон, бывший президент румынской академии наук, считал, что пивные дрожжи способствуют предотвращению старения. Правда, то, что полезно одним, может быть вредным для других. Лично мне, – продолжил Петрович, – по нраву старинное изречение, которое я когда-то прочитал в Чехословакии у входа в монастырский ресторан «У святого Томаша»: «Всегда помни, что жизнь дана не для того, чтобы есть и пить, а для того, чтобы хорошо есть и хорошо пить...»
С этими словами Петрович допил свой шестой бокал. Посетители ресторана, сидевшие неподалеку, с интересом стали поглядывать на Петровича и прислушиваться к тому, что переводила фирмачам переводчица.
К столику подошел метрдотель. Он попросил переводчицу сказать, что рад видеть среди своих посетителей истинного любителя пива и просит отведать за счет ресторана пиво «Кирики Биро», а также высказать свое мнение об обслуживании.
– В принципе, у вас тут довольно уютно, – сделал заключение Петрович, осушая очередной бокал. – Хотя, честно говоря, немного музыки не помешало бы. Например, в прошлом столетии в известной одесской пивной «Гамбринус», который описал прекрасный русский писатель Куприн, был игравший на скрипке Сашка-музыкант. Случалось, что разгулявшиеся посетители «Гамбринуса», желая отблагодарить Сашку за игру, налепливали ему на бритую го-лову купюры. Когда голова Сашки таким образом «обрастала» деньгами, он как шапку снимал эту не-обыкновенную «шевелюру» и все начиналось сначала. Такой аттракцион был вполне в духе одесских нравов того времени и не считался обидным для артиста. Прошли десятилетия, а традиция слушать в пивном баре скрипку осталась. Сейчас в «Гамбринусе» играет другой скрипач – Осик, современный молодой человек, окончивший консерваторию. Послушать как он играет любят многие завсегдатаи «Гамбринуса».
– Гамбринус? Ваш пивной бар назван в честь бога пива? – вежливо поинтересовался метрдотель.
– Собственно, Гамбринус – это сказочный фламандский король, которому приписывалось изобретение пива. В действительности же он был обыкновенный герцог, почетный председатель гильдии брюссельских пивоваров.
Официант убрал со стола опустевшие бокалы Петровича и по знаку метрдотеля поставил новые.
– Пиво известно человечеству вот уже семь тысяч лет, со времен Вавилонского царства, – продолжал вещать Петрович, нежданно-негаданно оказавшийся в центре внимания окруживших стол японцев. – Хорошее пиво ценилось во все времена. В средние века в некоторых европейских пивоваренных странах качество пива проверяли таким способом: готовый к употреблению напиток наливали на дубовую скамью куда сажали пивовара, одетого в штаны из кожи, и через некоторое время разрешали встать. Если штаны приклеивались к скамье и пивовар не мог подняться – значит, пиво считалось сработанным на славу, – подвел черту Петрович, допивая двенадцатый бокал.
Окружающие зааплодировали.
Восхищенный метрдотель попросил переводчицу спросить Петровича, сколько же ему нужно выпить бокалов, чтобы он сумел утолить жажду, на что Петрович ответил старинной поговоркой пльзенских пивоваров: «Нельзя пить больше двенадцати кружек и надо обязательно прийти домой до двенадцати часов ночи», и с этим поднялся из-за стола.
Перед тем, как покинуть ресторан, Петрович с большим наслаждением задержался в туалете.
Передав хозяину туристической фирмы одесский сувенир – штурвал с барометром, Петрович получил на память прекрасные японские часы. А метрдотель, сказав, что Петрович сделал их ресторану большую рекламу, попросил принять подарок от владельца ресторана и преподнес аккуратную красивую коробочку, перевязанную зеленой лентой.
...В ней оказался хрустальный фужер в форме сапога, на стенке которого сверкали золотом загадочные иероглифы.
В аэропорту Нарита, перед посадкой в самолет, Петрович попросил переводчицу прочесть надпись на фужере.
«Большому русскому человеку из далекого города Одессы», – перевела та.

                * * *

...Сидя в компании друзей, Петрович любит вспоминать эту историю и не преминет угостить кого-нибудь пивом из хрустального сапога. А оригинальный фужер имеет еще и свой секрет: для того, чтобы пиво не выплеснулось в лицо, надо знать, с какой стороны сапога пить.
А вам не доводилось пить пиво из хрустального сапога?

1984 г.