Sisyphus mobile

Эта история началась ещё осенью 1913 года. Инженер Штирнер, служивший в механическом отделении Московского училища, зажав между пожелтевших от табака пальцев папиросу, курил на скамейке в сквере перед корпусом. Ветер влетал в ветки деревьев, срывал порыжевшие листья и нёс с собой. Холод и промозглая погода нестерпимо наваливались тоской, будто вытесняя человека со скамейки, где ему не положено было находиться в праздности. Инженер поднялся, затушил папиросу и сунул её в портсигар. Ещё с минуту он стоял в нерешительности куда отправиться. Дома его не ждал никто, а бродить из ресторана в ресторан, как поступали его друзья, он считал расточительным. К тому же Штирнер был в особом расположении духа. Точно ожидая в засаде коварного преступника, его душа притаилась в предвкушении подступавшего Нечто. Такое с инженером происходило не часто, так что он всегда опасался неосторожным действием или мыслью встрепенусь душу. Инженер томился, не мог вдохнуть полной грудью, и лучшее средство, чтобы не обращать внимания на эти побочные действия, было спокойно пройтись по скверу.

Дорожки перед зданием были завалены сухими листьями сплошным ковром, а налетающий ветер только подбавлял цветных лоскутков. Каждый шаг поднимал в воздух шуршащую охапку, издававшую умиротворяющий шелест. Впереди дворник Никитка угрюмо махал метлой, борясь с бесчинством ветра. Это был молодой мужичок, широкоплечий и статный, но хромый - при ходьбе он припадал на левую ногу. Было не понятно, приступил ли Никитка только что или уже час топтался на одном месте, потому что на всякий взмах метлой листьев прибывало едва ли не больше. Не вынимая рук из карманов пальто, инженер подошёл ближе и долго-долго наблюдал за сизифовым трудом Никитки. Его успокаивал простой труд работящего хромца. Захотелось сказать что-то такое же простое этому человеку, может быть, ободряющее и бессмысленное, что-то, что сделало бы двух таких разных людей заодно.

 - Ну что, Никитка, не устал? – криво улыбнулся инженер и быстро понял, что это было не лучшее начало.

Хромый дворник медленно поднял взгляд на господина в пальто и, с трудом отвлекаясь от своего занятия, произнёс:

- Так и есть, устал, - и снова взялся за метлу.

Инженер почувствовал, что мешает человеку в его упрямом труде. Ему стало стыдно оттого, что он вообще подошёл к дворнику и пристал к нему с вопросами... Но вот тут-то и сработала пружина, сорвалась и привела в движение весь огромный механизм. Мозг быстро заполнился мыслями, словно открылись кингстоны, отделявшие его от настоящего открытия. Кровь застучала в висках Штирнера, и инженер тут же помчался по улице в состоянии абсолютного счастья. Мысли складывались деталь к детали, он едва успевал записывать и зарисовывать их, когда, наконец, оказался в своей комнате перед рабочим столом. Это было изобретение! Необыкновенная машина, какой ещё не видело человечество! Машина для уборки листьев. Штирнер назвал её  Sisyphus Mobile, в память о том труде, который и породил идею.

Несколько месяцев инженер работал над своим проектом, пока не стало ясно, что для продолжения исследований ему необходимо оборудование, материалы, помощники – нужна лаборатория. С готовыми чертежами устройства для сворачивания листовой массы и подробно расписанной концепцией машины Штирнер явился к ректору училища. В кабинете тучного начальника инженер провёл больше часа, излагая выгоду от реализации Sisyphus Mobile для всей империи. Когда он закончил, ректор ласково поглядел на чудака-изобретателя, похвалил за интересную научную разработку и очень мягко объяснил ему, по какой причине лаборатория не вернёт и половины вложенных в неё средств. Под чудовищно беспристрастными цифрами чудо-машина прогнулась и лопнула, не принеся ни одного воображаемого рубля. Просьба была отклонена, впрочем, ректор посоветовал на всякий случай получить патент на машину.

Результаты своих исследований Штирнер опубликовал в одном английском журнале, что принесло ему некоторую известность среди конструкторских кругов за границей. Но добиться дальнейших разработок не представлялось возможным. Инженер засыпал корреспонденцией самые важные начальствующие кабинеты, писал даже в Петербург. Результат был один и тот же, то есть не было никакого. Переступив через смущение и гордость, инженер даже решился на взятку, но отечеству уже было не до уборки листьев. Отечество ввязалось в Великую войну и оторвало молодые зелёные листья, и унесло их подальше на Запад.

Инженер Штирнер погиб в 1915 году, когда налаживал переправу для спешно отступающих русских войск. О проекте Sisyphus Mobile забыли. В стране происходили невиданные перемены, опрокидывалась одна власть за другой, лилась кровь на дорожки перед Московским училищем, стучали сапоги по опустевшим улицам - много чего произошло, прежде чем вновь вернулись к партам студенты. Были это особенные люди, исхудавшие, но очень взрослые, и, не смотря на то, что они с трудом читали, жадно впитывали они науку механического дела. Шли ещё годы, легче становилось жить, вот тогда в архиве училища и отыскался проект Штирнера. 

Ответственный за проектную деятельность Горбиков невероятно обрадовался, когда наткнулся на готовые разработки почти десятилетней давности. В рамках кампании по развитию технического оснащения быта он взялся курировать механизацию труда дворника. Проблема с аппаратом была в том, что инженером до конца была доведена только часть конструкции, остальной материал был лишь разработкой. Видимо, Штирнер несильно разбирался в смежных функционалах, например, двигательной системы, но его воображения хватило и на незнакомое поле электромеханики. Горбиков был тогда ещё молод, умел произносить пламенные речи, которые так тепло встречали партсобрания. Идея Штирнера нашла сторонников, а самое главное – покровителей.

К усовершенствованию чертежей были привлечены бывшие коллеги Штирнера, практическую же разработку частей Sisyphus Mobile, которую никто больше так не называл, поручили молодому дарованию Черепнину. Черепнин – выпускник Петроградского политехникума, окончив основной курс, влез в сапоги и шинель и отправился маршировать по огромным пространствам страны. Он наступал под Гатчиной, бежал из-под Екатеринбурга, оборонялся под Царицыным, где и проявился его инженерный талант, вновь входил в Екатеринбург и так далее, пока не закончились мытарства миллионов людей. Тогда бойцом сапёрной роты был взят курс на мирное строительство. Его привыкшие к работе руки оказались нужны в Московском училище, куда Черепнин немедленно отправился из Петрограда.

Специалист подъёмного оборудования с воодушевлением разглядывал неумелые, но точные зарисовки деталей машины и даже отметил для себя, что подобного устройства не видела ещё наука механического дела. Машина для уборки листьев должна была заменить мускульную силу человека в непродуктивном труде, то есть полностью лишить человека необходимости заниматься как уборкой, так и самой машиной. Для этого Штирнер думал оснастить свой аппарат элементом сосредоточения и изоляции энергии, полученной от переработки листьев внутри конструкции. Инженер предлагал несколько способов решения этой задачи, очень остроумных, но требующих дополнительных разработок в области электродинамики.

Вновь красноречивый Горбиков взялся за дело. Им были вытребованы двое подающих надежды молодых учёных, недавних выпускников. Вебелеру и Сергееву – так их звали – выделили помещение для опытов и усадили за расчёты. Несколько лет они проработали над теорией самовырабатывающейся энергии, каждый защитил по диссертации, учёные издали несколько статей, получили даже премию за вклад в науку. За период работы вокруг них скопилась плеяда учеников, помогающих в смежных системах. Дошло до того, что корпус, где находилась лаборатория Вебелера и Сергеева, реорганизовали в институт энергетики.

Тем временем произошло укрупнение и отдела основных разработок машины для уборки листьев. Под начальством профессора Горбикова была открыта кафедра листоуборочной техники при училище. Престарелые инженеры воспитали новое поколение техников, которые так же готовили новых специалистов в этом крайне сложном деле. Выпускникам кафедры Горбикова принадлежали такие изобретения как трёхступенчатый колёсный механизм, вал Лотмана, автономный ползунок и первая советская подъёмная лифтовая система. Но всё это были лишь детальки конструктора по сравнению с тем, что рождалось в лаборатории Черепнина. Чудесное, почти живое существо с самодвижущимся сердечником, уже обретало законченные черты. Механика Штирнера была великолепно выверена, шестерни кружились как будто в вальсе, подталкивая друг друга. Черепнин внёс и собственные новшества, например, оборудовал автоматические щётки на валах, которые его предшественник не указал. Конструкция уже готова была приступить к работе. Но прошло ещё три года, прежде чем в кабинет Горбикова ворвался красный Сергеев и, задыхаясь, произнёс: «Готово!»

Горбиков немедленно отправился в лабораторию профессора Сергеева. Сергеев провёл директора к середине огромного зала и поставил за стальным кожухом. Потом он прошёл к динамо-машине, раскрутил её и отбежал к Горбикову. Директор кафедры листоуборочной техники не сразу заметил, что динамо-машина подключена к прозрачной системе колб, а обратил он на это внимание, когда колбы засветились и начали передавать одна к другой маленькие электрические разряды, отклоняя металлические наконечники, и так по кругу, ускоряя колесо динамо. Светящийся то ли от вспышек разрядов, то ли от улыбки, пересекшей лицо, Сергеев тем же тоном, что и в кабинете произнёс: «Воспроизводящийся генератор». Полевые испытания были назначены на 30 сентября.

В тот день с самого утра перед Московским училищем стала собираться толпа. Это было тем более странно, что официальных сообщений по поводу испытаний не поступало. Впрочем, слух о невероятной машине распространился и без помощи печатного станка. Любители техники и просто зеваки посчитали своим долгом присутствовать при таком важном для всего мирового рабочего движения событии. Говорили, что аппарат, созданный в секретной лаборатории училища, раз навсегда избавит людей от побочного труда, даст сосредоточиться на полезном труде и саморазвитии. Срочно к месту испытаний была стянута милиция, составившая живой барьер. Людей, однако, не разгоняли. В назначенный час на трибуну перед главным корпусом училища взошёл Горбиков и заговорил об обновлённой эпохе, которая наступала в этот день. Перед зеваками открывались блистательные перспективы мирового масштаба. Именно они должны были увидеть первый запуск машины, о которой их, как первых свидетелей, будут расспрашивать новые и новые поколения. Советский строй породил механизм, способный   повысить производительность труда в отдельно взятой отрасли хозяйства. Он будет способствовать рациональному расходованию человеческого сырья и выведет на совершенно иной уровень эффективность социалистического производства. И как писал товарищ Ленин, эксплуатация человека человеком окончательно сойдёт на «нет», когда человеческий гений сделает возможным эксплуатацию техники для процветания. Толпа, слушая речь, притихла, как будто и вправду взглянула в далёкое будущее и оценила перспективы, открывающиеся перед глазами, когда из арки, находящейся справа от трибуны послышался железный голос двигающегося устройства. 
 
Горбиков, неспособный голосом пересилить скрежет, наскоро закончил речь приветом Интернационалу, но голос его потонул в рёве, вырывающемся из пещеры, куда уже давно было обращено общее внимание. Из тёмного провала показались вращающийся щёточный барабан и пневматические лапы, загребающие попадающиеся листья в пасть железного чудовища. Женщины охнули, мужчины насторожено улыбались. Полными ужаса и восторга глазами собравшиеся смотрели за тем, как огромная машина полностью выдвинулась из арки и рядом с ней похожий на укротителя показался человек в лабораторном халате. Черепнин держал руку на корпусе грохочущего механизма и таким образом сообщал ему направление движения. Sisyphus Mobile огрызалась на своего создателя, но подчинялась его воле. Свернув на аллею, усыпанную первыми  облетевшими листьями, машина прижала к земле вращающуюся щётку и подняла столб пыли с сухой дорожки. Облако окутало чудесный аппарат, кое-кто из толпы начал кашлять. Немолодой профессор отстал от машины, взявшей хороший темп, и поспешил прикрыть лицо платком. Тем временем, вгрызаясь в песок и захлебываясь, рокочущий конвейер, вылезающий словно язык из пасти прирученной техники, задал разворот и направил машину обратно. Сколько ни ускорялись железные лапы, сколько ни пылила щётка, для обратного пути листового материала не было. Деревья ещё не собирались расставаться со своей листвой, даже ради научного эксперимента. На холостом ходу самоуправляемый механизм принял решение опорожнить сортировочный контейнер и пустил конвейер в обратном направлении. Такого алгоритма ни Черепнин, ни Горбиков, ни даже покойный Штирнер предположить не могли.

О том, что организаторы не всё смогли предположить в толпе догадались, когда в первом ряду крещёного еврея Давида Берсона ударил в лоб камень, вылетевший из зева машины. Давид Берсон упал. В то же мгновение над толпой пролетело несколько камней. Масса побледнела и замерла. Но когда взорвался крик боли, передние ряды, согнулись, навалились на стоящих у них за спиной. Сминая остолбеневших, ещё непонимающих людей, самые сообразительные бросились вглубь сквера. Кто-то упал и получил ботинком в лицо, кого-то потянуло общее течение, кому-то камень ударил ногу или попал в спину. Испуганная масса бежала вдоль улицы, оставив на панели нескольких лежащих.

Отрыгнув проглоченные листья и весь материал, забивший входное отверстие контейнера, Sisyphus Mobile встала и выпустила из сопла чёрный дымок, перерезав рокочущие звуки своего мотора. Черепнин с трудом поднялся с земли, достал папиросу, но спичек не нашёл. Он так и остался  стоять с бумажным цилиндром в зубах, глядя куда-то перед собой.

Кафедра листоуборочной техники после инцидента 30 сентября была сокращена как узкопрофильная. Провели расследование, но в итоге власти ограничились запретом на проект Штирнера, конфискацией чертежей и утилизацией машины. Лишь через два года стало известно, что Горбиков являлся английским шпионом и специально саботировал испытания. За это он понёс самое суровое наказание. Черепнин больше не работал в лабораториях, его оставили преподавателем младших курсов, а через десять лет отправили на пенсию. Его часто можно было увидеть на скамейке перед училищем, только из студентов его никто уже не узнавал. Бывший профессор особенно любил сквер училища осенью. Он получал удовольствие от шороха летящих листьев и от неторопливой, размеренной работы престарелого дворника, приволакивающего при ходьбе левую ногу.