Странная игра с подвижной мишенью
иллюстрация - http://www.stihi.ru/2011/03/05/7381
...Перечитал. Наверное, можно и выложить. Наверное.
...«Лучше отомстить не тому, кому нужно, чем вовсе не отомстить», — вспомнил Синдеев где-то вычитанное.
Летом возле гостиницы торговали бочковым пивом и кислым вином. То и другое — щедро разбавленное водой. Помои, конечно, но спускаясь мимо гостиницы к морю, вдруг и смалодушничаешь, увязнешь в очереди. Июль!
В марте — ни бочки, ни полосатого тента, одни выщербины в асфальте. Зато и в гостинице «жары» нет, номер снять — вложи десятку в паспорт и — снимай. В марте десять рублей и в Крыму — деньги.
Поселился Синдеев на четвертом этаже. Острые макушки тополей всё равно загораживали припляжное мелководье и залив, но дальше, прямо, море просматривалось до горизонта. Влево — горизонт упирался в мыс Алчак, несоразмерно массивный из-за малости расстояния. Вправо... Вправо был простор. Его только подчеркивали граненые башни генуэзской крепости, висящие над гаванью.
На фоне косого профиля дальней горы, башни выглядели точь-в-точь с этикеток одноименного с городом портвейна всесоюзного значения.
Гора же была славна шестисотметровой южной стеной и дорогой, пробитой между валунами у подножья. Дорога соединяла город с крохотным поселком над лабиринтом погребов старой винодельческой фабрики. Умеренный перепад высот, близость морской волны, редкостные виды... В сезон — любимый курортниками маршрут. Цепочки туристов с раннего утра вытягивались вдоль обочины.
В марте, между двумя рейсами автобуса, шоссе, от крепости до поселка виноделов, пустело напрочь.
…Отопление в номере едва дышало и Синдеев, опомнясь, быстро озяб. Набросил куртку. Пересчитал оставшиеся деньги. Прикинул, что на неделю-то должно хватить. С учетом целебных свойств морского воздуха. Если не похмеляться после вчерашнего.
Скривился.
...Как садился в поезд помнил плохо, хотя и пьян особенно не был. Покойный Кознин точно сказал бы — «резьбу сорвало». Умник!..
Был.
До прошлого августа.
Когда разогнался под сто сорок и, «летуном крылатым», таранил путепровод на Холодную гору. Из «Жигулей» всмятку — ложками выскрёбывали.
Несчастный случай.
Бумага стерпит, а Синдеев помалкивал. Кознин в ту пятницу, в пятом часу, наведался к Ивану в отдел. Предложил подвезти. Синдеев составлял записку на финансирование и отказался.
— Горишь на працю? — удивился Кознин. — Прямо, Гастелло какой-то.
Покурил в форточку, привычно держась за сердце. Буркнул невпопад всегдашнее: «Имеем право!» Уже из дверей — вернулся, вынул крохотную записную книжку, растрепанную, как девка после сожительства с рядовыми в увольнении:
— Презентую, — постучал ногтем по черному переплету. — Разобраться, Синдеев, так тут — самое главное, что по настоящему состоялось, брат. Уж поверь на слово! — Опустил книжицу в карман Ивану. — Потом, после, посмотришь. — Хлопнул по плечу. — Учись у евреев, что ли... Самые прозорливые — это те, кто вовремя забирается на плечи подходящих гигантов. Давай, карабкайся!..
— Служу Советскому Союзу! — махнул Синдеев. — Сваливай, «гигант»... А то у меня — «пуговицы к свисту» не пришиваются. Кивнул на разбросанные бумаги.
И забыл.
Вспомнил, услышав про аварию.
А в книжке — имена, фамилии, «явки», телефоны... Заботливо собранные за десять лет. От «Анжелы» «двадцать два четырнадцать восемнадцать»... от «Галины» — «дом красной профессуры — сто шестьдесят»... до какой-то трехзначной «Юлии» с пометкой «после девятнадцати». Сотрудницы, влюбленности, попутчицы, наконец просто «по пятерке в час» — с кем доводилось Кознину хоть единожды «делать любовь».
— Бля! — сказал Синдеев. Насчитал навскидку больше двухсот и сбился. Посмотрел только, нет ли по особому знакомых.
После аварии от Кознина осталось так немного, что хоронили в загодя заколоченном гробу. Яму обустраивали от коллектива, по разнарядке. Прощался Иван в числе «близких товарищей». Посмотрел по сторонам, наклонился, вдохнул сырой запах...
Книжка упала большой черной бабочкой.
Не увидели.
Бросил вслед горсть земли. Засуетились лопаты.
Шально подумал:
— Вдруг и позвонит какой, а?.. «Какие сны в том смертном сне приснятся» — мало ли?!
* * *
...Вершина горы за крепостью вспыхнула — заходящее солнце почти с горизонта выплеснуло на нее весь остаток дня. Море к ночи задымилось. Погода из окна мало отличалась от вчерашней харьковской. Только в Харькове еще и дождь накрапывал. Утром.
* * *
Елена Александровна — Алена, жена Синдеева, как раз уезжала. В Москву. Давно собиралась.
Иван проводил на вокзал, занес чемодан в купе, подставил щеку. Пообещал ввести себя прилично.
Зря пообещал! Выскочило из головы, что у Светки Черномырдиной день рождения. Вспомнил, когда вернулся в институт, отдел, и с лестницы унюхал маринованные овощи, селедку и жаркое с грибами.
— Ура! — встретил пьяненький уже Коваленко, признанный орговик неформальных затей. — Штрафную «профессору»!
«Стану начальником отдела, — подумал Иван, — выгоню пьяницу на хер...»
— Штрафную! — подтвердила Светка. Глаза с темной радужкой, едва не в цвет зрачка, дикарские.
Подозревали, что чернявая (из-за восьмушки цыганской крови) дочь генерала — теперь — доцента в военной академии, — неспроста задержалась на выданье до двадцати восьми. Но мало ли, что скажут?.. Именины обставляла щедро и хотя случались на них всякие неприятности — пропустить Светкин день рождения считалось большой неудачей.
Про здоровье и грядущие успехи Синдеев сказал, не скомкал.
«Штрафной» фужер водки выцедил до дна, не моргнул. Только кровь в лицо бросилась.
— За что и люблю! — громко призналась Черномырдина.
Общественность вернулась к прежнему порядку: выпили, зачастили приборами в жестяных тарелках и судках, зашумели. Синдеев, по обычной за столом нерасторопности, еще только кружок сервелата вилкой зацепил, а к Светке, с трудом переступая массивными, как у владимирского тяжеловоза, ногами, уже подъехала «Марфа Посадница» — громадная, в полтора центнера, огненно-рыжей масти тетка из патентного бюро. Многим и в голову не приходило, что по паспорту, она всего лишь Мария Кузьминична, так прозвище шло.
— Я вот что хочу сказать... Как не напрягайся, а всё-то у Светки есть. О чем не подумай. Худа, правда... Так — на вырост: tempora mutantur и мы тоже. Вроде и пожелать тебе, Светка, чего особого нельзя, такая досада...
— Мужика ей, — подсказали из-за дальнего конца стола. — Мужика!
— Верно, что с вами, коллеги, хорошо на пару — говно есть! — возмутилась Марфа. — Изо рта выхватываете. А все одно — неправильно! Мужик?.. Вроде погоды — капнул и кончился.
— Смотря какой, — не согласились.
— ...Не просто мужика, а мужа нашей Черномырдиной!!!..
— Ура, — обрадовался Коваленко новому поводу налить и, аккомпанируя ладошками, зафальшивил спотыкаясь на шипящих:
— Хочу мужа, хочу мужа, хочу мужа я!..
Марфа выругалась, попробовала досказать начатое, натужила голос, сбилась окончательно, отступилась, опрокинула в себя стопку и — полезла к Светке целоваться. Облапила, и та, как в квашне, увязла вся в ее плоти. Даже растерялась. Малеваный, самый молодой и напрочь отвязанный, не упустил заорать: «Горько!»
«Горько! Горько!..» — подхватили со смехом.
По гибкости тела, Черномырдина наконец выскользнула. Крутнулась вокруг Марфы, отчего рыжая великанша, потеряв опору, осела на ближайший стул. Слава Богу, незанятый.
— Твоя правда, Малеваный! — сказала Светка переведя дыхание. — Горько. Так, ведь, это еще разобраться надо, с кем оно... сладко будет. Верно?
Народ вразнобой засмеялся.
— А вы попробуйте, попытайтесь, — с нарочитым кавказским, «сталинским», выговором подстрекнул тот. – Попытка не пытка, сказывали.
Отчего не попробовать. – согласилась Светка и вдруг втиснулась Малеваному на колени. – Отчего не попробовать?!.. – прижалась грудью. Впечатала губы в губы. «Горько! – подхватило застолье. – Отчего не попробовать?!..»
— Разве не мой день?..
— Ваш, Светлана Георгиевна, ваш!.. — подтвердил за всех завлаб сопроматчиков Федор Рязанцев. — Ясное дело!
— А раз мой...
Не долго думая, Светка на завлабе и повисла. Наплевать, что при супруге, та хоть и привычная, лет за двадцать, ко всякому, окаменела физиономией.
— Пробовать, так пробовать, — разохотилась Черномырдина. — Имеем право!
(Синдеев подумал, что ослышался, так знакомо прозвучало.)
Девчонки-чертежницы взвизгнули от восторга, а мрачный Шкворня уже разулыбался от уха до уха: «Горько!» Малеваный застучал ножом по бутылке: «В очередь, товарищи! На всех хватит. Светлана Георгиевна у нас — щедрая. В очередь!» Со спеху опрокинули стул. В удовольствие таращились на Светкин кураж.
«В разнос девка пошла, — сказал кто-то совершенно трезвым голосом. — Снова телегу накатят». «Простят! — отмахивались. — В первый раз, что ли?»
Синдеев вышел в коридор, в конец, завернул на лестничную площадку, к окну. Закурил. Подумал, что ни от кого не слышал любимых присказок покойного шефа.. Да еще так похоже. Не приживались. Разве что сам иногда повторял, так то — другое дело. После несчастья Синдееву передали и все проекты, которые вел Кознин. Заканчивать. Почти как официальному преемнику.
А Светка... До того времени, она и дня с ними не работала. И, надо же?.. — «Имеем право»! Случайность? Или вырвалось, вытряхнулось из подсознания? Как Бог свят — нет ничего тайного...
Вспомнил про черную книжку. Впервые пожалел, что поторопился избавиться. А шеф, видно, неспроста презентовал. С намеком. Гусар был, покойник-то! Искушал.
Отчего-то разозлился на Черномырдину: точно, без царя в голове.
— Синдеев!
Вздрогнул. Светка стояла рядом. В руках бутылка водки и стакан.
— Поговорим? — поставила на подоконник, налила доверху. — Будь здоров! — Отхлебнула как воду. — Теперь — ты. Вот и узнаю о чем думаешь. Если не боишься. — Взяла из его пальцев дымящуюся сигарету, вставила себе в размазанный рот.
Синдеев неохотно глотнул.
— Давай решать, — сказал неожиданно для самого себя.
В свой черед надпила, пустила струю дыма.
— Чего решать-то? Что втюренная в тебя — сам знаешь. Не до смерти, но в койку прыгнула бы. Без уговоров. Если бы не...
— Алена?
— Разве мало? — усмехнулась. — Ты, Ванюша, выпей!.. Осядет.
— Принципы, значит?
Покурили. Опять по очереди подняли стакан. Блузка расхристалась, а лифчиков — сроду не носила. Хоть зимой, хоть летом.
— Я — жадная. Мне — всё надо. И — на миру, а не в закутках.
— Эт-т-то я сейчас наблюдал. Упоительное зрелище. Не для слабонервных. Шкворня, так тот и кончил наверное.
Хохотнула.
— Да пусть хоть дрочит, мне какое дело?
— «Имеем право»? — подсказал Синдеев.
— Что?
— Один знакомый говаривал. Ныне покойник, который тем летом...
— Кознин, что ли?
— Ну.
— Жалко. Его жена — на два курса раньше меня «комунхоз» закончила. Экономику. Через нее и познакомились.
— Значит, принципы — разные бывают, — сказал Синдеев с нажимом. — Кстати, шеф мне одну книжицу оставил тогда. Имена, фамилии... Блок-нотес-с-с... На первый взгляд — обычный, а по сути... С кем он, Кознин, греховные амуры водил. Приход — расход.
Говорил и в упор смотрел на Светкину переносицу.
— И?
Не ответил. До нее стало «доходить». Ахнула:
— Так прямо всех и записывал?!..
— За десять лет. Много. С телефонами. Педант он был. Я не подозревал даже до какой степени.
— А если знакомые кто? — поразилась. Потом пожелтела. Ярче проступили пятна помады. Прикусила и без того припухшие губы.
— В черном переплете, — уточнил, чтобы поверила наверняка. — Как «Malleus Malleficarum»... «Молот ведьм». Самый тот прикид для тружеников пера и застенков.
Почувствовал, что водка ударила наконец в голову потянула за собой.
— ...В масштабе конторы — цены нет!
— Не всем бы понравилось, — сказала сквозь зубы.
— Всем — нет. Всем — никогда не нравится.
Обдумала. Машинально поправила блузку застеснялась, вроде.
— Вот, сука! — неискренне хохотнула.
— Зачем о покойном так?
— А я — не о нем. Блокнот... Где?
— Дома, — сказал твердо.
Светка посмотрела так, словно видела Синдеева первый раз в жизни.
— «Имеем право», ага? — спросил.
Поняла.
— Да.
Через десять минут уже ловили такси возле «Континента». Ловил Иван, а Светка стояла рядом, придерживая поднятый воротник длинного кожаного пальто. Молчаливая податливость его и расслабила.
* * *
В квартире Синдеева она сразу переспросила: «Блокнот... Где?» И даже не поверила сразу, когда Иван, решив больше не врать, объяснил, как было. По правде. «Не может быть, — сказала, — чтобы такая книжка вообще существовала!»
— А приехала, зачем?
— Вблизи рассмотреть... Это ведь, редкостной сволочью быть надо. Чтобы такой ферт с телефонами в оборот пустить. Даже и — выдумать только.
— То есть, я?
— То есть, ты. ...Но интересная случилась бы у нас встреча завтра, выйдя по-твоему. — Подумала. — Да ты — насильник, Ванюша! Внутри. Провалов в памяти не бывает?
— С перепою, — огрызнулся. — Если пиво с водкой смешивать.
— Не с перепою. Душе на саму себя смотреть пакостно. Она и притворяется. Что не помнит. Лечиться надо, Синдеев.
... За дверь то, выпустишь? — оскалилась.
Выходя, матерно выругалась через плечо, подчеркнуто выговаривая каждое слово.
Обозленный и обескураженный, стоял перед захлопнувшейся дверью.
***
Синдееву генеральскую дочь «одолжили». На месяц-полтора перед новым годом. Проект закончить. Единственный в отделе проект, за который ждали премию. Понятно, чем могла Черномырдина ему показаться за двадцать два рабочих дня плюс сверхурочные, минус День Конституции, — всё Иван увидел: стать, высоту коленок, и туфельку, которую Светка покачивала на кончиках пальцев, положив ногу на ногу. Только не до этого было — пусть не вовсе «землю рыл», но все-таки. Оправдывал вышестоящее доверие.
Проект сдали, Новый год — встретили, премию — получили, а «одолженная» Светка — осталась. Сама по себе сначала, а после — распоряжением: пора, дескать, собственными кадрами обрастать. Кто бы возражал?..
К марту всё в елочку и легло.
Как он, по своему, думал.
* * *
... «Сама же, ч-черт, сказала, что «втюрилась»!?..
Первое желание было — догнать, вернуть, расставить фишки заново, развести по-другому. «Пойдено — сыграно», — вспомнил.
Всех выше – Случай.
Он
ведет
смычок
Что ноты Случаю?..
Здесь – такты пропускает,
Там – лыко в строку,
Тут – наискосок...
Какой мотив?
Мелодия, – какая?..
Фантасмагория!
И не берет Лихая.
Лишь канифоль –
золой
на красный лак...
Не знатно сыграно,
А ход забрать – никак.
Прости меня
за воплощенье это –
Двоих вина,
что плохо жизнь пропета.
* * *
В гостиной грянули часы с боем. Посмотрел, чем богат холодильник. Выбрал недопитую в выходные «Столичную». Оказалось — ровно стакан. Пролилась внутрь, как вода.
Очнулся в поезде.
* * *
Был уверен, что на работе обойдется. Позвонить-то — надо, чтобы не хватились, а вообще — спишут. В счет «ранее отработанного времени», которого, хоть день за три считай как на войне, за раз — не выберешь. Подумал: «Удачно, что именно на Симферопольский поезд сел. А то бы... — Союз большой, рельсы железные...»
Симферополь — другое дело. Даже в марте.
Незачем объяснять — на каком «полете» сорвался. Да — как? да — отчего вдруг? Имеем право!.. Не в тайгу за запахом. В Крым! А за неделю — всё забудется, утрясется. И бодяга со Светкой — то же.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Свидетельство о публикации №211091701324