Феномен Путина 1999

«Феномен Путина». Случайность или тенденция?
Главной политической сенсацией октября стал стремительный рост популярности нынешнего премьера Владимира Путина. Напомним, что его выдвижение в премьеры вместо С.Степашина было крайне неодобрительно встречено обществом, усмотревшим за этим лишь очередной  президентский каприз. Президентский рейтинг В.Путина составлял 1-2%.  Сегодня он стал  главным фаворитом предстоящей президентской избирательной кампании. Успешные действия в Чечне – самое простое, лежащее на поверхности объяснение. Ведь еще несколько лет назад то же общественное мнение весьма недоброжелательно встречало действия тех же военных в той же Чечне и рукоплескало Хасавюртовскому миру, которой сегодня признается «позорной капитуляцией». Что же произошло в стране за эти три года, заставившее столь серьезно измениться вектору общественного запроса? Впрочем, «феномен Путина» начался значительно раньше его фактического «восхождения». Столь же поначалу необъясним был «феномен Примакова», который за один-два месяца из в общем-то случайной, компромиссной фигуры стал превращаться в «электорального небожителя», «отца нации», кандидата в «российские Дэн Сяо Пины», не сделав ровным счетом ничего выдающегося. Та же тенденция повторилась и в отношении С.Степашина, превратившегося за два неполных месяца в одного из фаворитов политической авансцены. Откуда такая популярность власти (в данном случае, правительственной власти) в условиях, когда всеми социологами отмечается «невиданный разрыв между обществом и властью», «полная утрата кредита доверия», «системный кризис режима»?
А произошло следующее. Изменилось само российское общество, медленно, но последовательно возникла новая система ценностей, предполагающая наличие не то что мощного, но доминирующего в политической системе «центра» – как в смысле ценностей «центризма», так и в прямом смысле «центра власти». Тенденция к хаосу (и общественный запрос на хаос, смуту) сменилась тенденцией, ориентированной на «порядок». Время Ельцина как главного выразителя и харизматического носителя идеи смуты и разрушения (безусловно, востребованной обществом на рубеже 80-х и 90-х годов) закончилось задолго до фактического завершения его правления. Отсюда и рейтинги доверия к Президенту, не превышающие 2-3%. И дело, очевидно, далеко не только в нынешней физической форме Ельцина, так как то, что определяет негативное отношение к нему общества,  проявлялось задолго до его болезни. Только тогда отношение к этому было диаметральным. «Ельцин-разрушитель», кумир общества, внутри самого которого преобладали разрушительные тенденции, стал ненавистен обществу, в котором стала доминировать тяга к социальному порядку.
Именно этой сменой общественного вектора можно объяснить то, что, казалось бы, должно вызывать недоумение у социологов. Почему после прошлогодних августовских потрясений, поставивших  большую и беднейшую часть населения на грань физического выживания, протестные настроения (и, соответственно, протестные формы поведения) не только не усилились, но значительно ослабли? Что-то не было за последний год таких массовых акций протеста, какие сотрясали страну при премьере Кириенко. Почему общий ценностный сдвиг влево ни на йоту не усилил радикальной левой оппозиции? По всем прогнозам,  будущая Госдума будет по своему составу существенно ближе к центру, чем нынешняя, в которой «правят бал» коммунисты и их ближайшие союзники. Почему возникшее массовое ощущение «общей русской судьбы» перед лицом все более враждебного внешнего окружения не дало никакого шанса партиям и движениям радикально-националистической ориентации, которые, скорее всего, провалят нынешние выборы еще более безнадежно, чем предшествующие?
В начале 90-х годов российское общество было до предела поляризовано на «сторонников» и «противников реформ», «коммунистов» и «демократов». Взаимное непонимание между ними было большим, чем обычно бывает между представителями разных наций, приверженцев различных религиозных конфессий. Социальная и идеологическая идентичность определялась в понятиях «наш» – «не наш».  «Наш» – это всегда хорошо, «не наш» – всегда плохо. Саморазрушающееся общество оказалось не способным породить никаких общенациональных субъектов. Президент Ельцин, олицетворяющий верховную национальную волю, использовал свой властный ресурс для поддержки либералов экстремистского толка. В 1992-93 гг. гражданская смута была близкой реальностью. Попытки сформировать силы, придерживающиеся центристской ориентации, неизменно проваливались.
Период между 1993 и 1998 годом можно назвать постепенной переориентацией общества в направлении политического центра. Однако рудименты предшествующего раскола продолжали проявлять себя. Так на выборах 1996 года удалось вновь настроить общество на конфронтационную волну, обеспечившую сохранение правящего режима во главе с Ельциным в качестве «наименьшего зла» по сравнению с угрозой «коммунистической реставрации».  Но поворотным рубежом стал август-сентябрь  1998 года, обнаживший практически для всех слоев общества пагубный характер паралича верховной власти. Почти случайно пришедший к власти Е.Примаков стал символом избавления от этого страха. Запрос на сильную и дееспособную власть, объединяющую, а не раскалывающую общества, стал настоятельной потребностью. К сильной власти стали предъявляться и определенные ценностные требования, соответствующие произошедшей эволюции.
Сдвиг общества в направлении центра налицо. Хотя по-прежнему стабильным сохраняется электорат КПРФ, он заметно изменился качественно, стал значительно менее радикальным. Во многом это произошло потому, что победа выдвиженцев КПРФ на многих региональных выборах в 1996-98 гг. показала, что радикальной смены экономического курса они обеспечить не готовы. И сегодня, согласно результатам исследований, в случае гипотетического неучастия КПРФ в выборах, ее сторонники предпочтут поддержать то же «Отечество» и даже «Яблоко» гораздо охотнее, нежели коммунистические группировки более радикального, чем КПРФ, толка, которые при данном раскладе получают   не более одной шестой от нынешних сторонников КПРФ. Да и  немногочисленный электорат «Союза правых сил» мало похож на некогда воинственных сторонников «Демократической России» и Е.Гайдара. Сегодня «кириенковцы» по своим ориентациям  мало отличаются от электората «Яблока», да и того же «Отечества».
Так движение общества в направлении политического центра привело к формированию в электоральном центре «национал-державнического большинства». Оно придерживается умеренно левой, государственнической ориентации, дистанцируясь одновременно как от «коммунистов», так и от «либералов». Соответственно, этот «центр» является легкой «добычей» со стороны «партии власти», в том случае, естественно, если она ведет традиционную для себя политику, ориентированную на государственнические, патриотические ценности. Этот центр не был в состоянии консолидировать президент, но премьеры, начиная с Е.Примакова, именно из него черпали свой электоральный ресурс.  Главной отличительной чертой этого запроса является власть, объединяющая общество, реализующая общенациональную субъектность, в противовес многочисленным куланам и группировкам, растаскивающим эту субъектность, реализующим частные или групповые интересы.
Сегодня главными конкурентами на занятие данной электоральной ниши являются Е.Примаков и В.Путин. Пока ни одному из них не удалось консолидировать вокруг себя новую, постельцинскую «партию власти» - а лишь ее некоторые сегменты, включая и поддержку региональных элит. На наш взгляд, шансы В.Путина как действующего премьера выглядят предпочтительнее (даже если отвлечься от личностных особенностей названных лидеров), поскольку у него как у носителя реальной власти имеется больше возможностей поддерживать имидж волевого, крутого государственника, стоящего над схваткой отдельных партий и кланов. Что же касается Е.Примакова, то его имидж «человека, стоящего над схваткой» стал размываться союзом с Ю.Лужковым, представляющим именно определенный клан, а также самим фактом участия в парламентских выборах во главе одной из соперничающих структур, что ставит его в «общий ряд» с другими «ветеранами политической сцены», такими как Г.Явлинский, В.Жириновский и другие. Работают на В.Путина и исторические аналогии, которые предполагают приход к власти после продолжительных эпох смут и государственного разрушения политиков скорее бонапартистского, нежели византийского стиля. Впрочем, быстрый рост рейтинга Путина, практически «съевший» электораты С.Степашина, А.Лебедя, способствовавший заметному ослаблению позиций Ю.Лужкова, пока мало сказался на уровне доверия к Е.Примакову, который остается стабильно высоким.  Это означает, что оба политика соответствуют современному общественному запросу, выражая несколько разные его ипостаси.
Кто же те, кто уже сегодня готов поддержать В.Путина в качестве будущего президента? Их портрет очень похож на портрет среднестатистического избирателя. Они моложе сторонников Г.Зюганова, но старше сторонников В.Жириновского и С.Кириенко. Среди них 22,5% относительно обеспеченных материально  граждан (в электоратах Ю.Лужкова и С.Кириенко таких значительно больше – 31,4% и 30,0%, соответственно; зато среди сторонников Г.Зюганова намного меньше – 10,4%). По своим ценностным установкам они точно соответствуют нынешнему политическому Центру (так электорат Ю.Лужкова чуть «правее», а электорат Е.Примакова – чуть «левее»).  Да и фактически электораты Е.Примакова и В.Путина наиболее сильно коррелируют между собой. Так в случае неучастия Е.Примакова в президентских выборах, его электорат будет поделен между Ю.Лужковым (18,2%), Г.Зюгановым (13,7%) и В.Путиным (13,4%). В свою очередь, в случае неучастия в выборах В.Путина его голоса отойдут, в первую очередь, Е.Примакову – 25,8%, а Г.Зюганову и Ю.Лужкову достанутся лишь по 5% путинского электората. 
Таким образом, электоральные перспективы В.Путина ни коем образом не связываются с судьбой «режима Ельцина», запертого в крайне ограниченном электоральном сегменте. То, что В.Путин – сам официальный «преемник» и «выходец» из недр президентского окружения, игнорируется населением. Сила общественного запроса, очевидно, намного превышает силу исторической правды.
«Феномен Путина» в наименьшей степени является феноменом самого В.Путина, его конкретной личности. Это – скорее зеркало, в которое хочет смотреться повзрослевшее общество, ставшее осознавать себя таковым.


Рецензии