А это- мой Пушкин! Гл. 35. На круги своя...

Все это время Александр не думал о судьбе оставленной поэмы, отдельные песни которой были изданы в журнале ещё до её окончания. Но в таких обстоятельствах, в которых он спешно уносил голову, ему не до неё было. Он поручил переписать её Левушке и  его другу Соболевскому,чтобы подготовить к выходу в свет.

А здесь, в Гурзуфе, он влюбился без оглядки и, если не бродил как тень по тенистым аллеям, не общался с новой музой, то всегда слушал неспешные беседы о новой русской истории из уст Николая Николаевича Раевского, ведя записи: «Когда-нибудь, потом, все эти бесценные воспоминания дойдут до потомков…».

Ещё больше времени  он проводил с Александром Раевским. Написал стихотворение «Демон», в герое которого многие, не сговариваясь,могли узнать черты  его странного друга:

…Он звал прекрасное мечтою:
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел –
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.

О нем  он написал брату: «Старший сын будет более нежели известен…». Так высоко он ценил его ум. Саша,везде и всюду, где бы ни бывал, говорил о нем, как о человеке, которому предназначено, может быть, управлять ходом важных событий. Такое впечатление о себе сумел внушить ему старший сын генерала.

 Да, и на самом деле, Александр уже имел интересную биографию: с шестнадцати лет, вместе с отцом,находился на полях сражений с французами, а  в двадцать два года - сумел стать  полковником...
 
Приглядываясь к нему постоянно, анализируя его речи, отношения с другими  людьми, Саша в нем разглядел скептичность и язвительность,никак не смягченные добротой.
Саша не знал, что даже его отец , с твердым решительным характером,но прекрасной души человек, недоумевал о характере старшего сына, когда в письме дочери Екатерине писал о нем: «Я ищу в нем проявления любви, чувствительности и не нахожу их. Как он холоден! Он не рассуждает, а спорит, и чем более он неправ, тем его тон становится неприятнее, даже до грубости… У него ум наизнанку; он философствует о вещах, которых не понимает, и так мудрит, что всякий смысл испаряется… Я делаю для него все, но скрываю чувства, которые побуждает меня делать что-то для него,потому что он принимает все, что я делаю, равнодушно.
… Николай будет, может быть, легкомыслен, наделает много глупостей и ошибок; но он способен на порыв, на дружбу, на жертву, на великодушие. Часто одно слово искупает сто грехов».

А Саша видел, что в нем нет честолюбия, но и не разглядел еще в нем черты самовлюблённости, хитрости и зависти – пороки, основные составляющие характера Александра, и любил с ним общаться,пытаясь  разгадать - в чем  загадка его души...

Иногда, в отличие от других Раевских, искренне полюбивших его,Саша чувствовал укол в сердце - Александр проявлял скептическое отношение не только к его поэзии, которую вообще не читал, не говорил о ней, подчеркивая, что никогда не был высокого мнения о политике поэтов, но и к нему самому прорывалось,он видел это, это же самое чувство. Саша не умел еще  это расценить, как зависть, и терялся в догадках…

Один раз Александр, видя, что Саша взволнован, пытается разобраться в причинах его плохого настроения и желчного отношения ко всем родным, поджав тонкие губы, насмешливо изрек:
- Александр, вы недостаточно уважительно относитесь к религии. Запомните это и исправьте свое отношение к ней…

  После таких заявлений Саша настораживался, начинал проводить больше времени с Николаем и Екатериной.  Приехав в  Гурзуф, они застали старшую дочь генерала здесь.
Екатерина - двадцатитрехлетняя красивая женщина, поразившая его свежестью  суждений, живым умом, ясностью души.Она еще подкупила его приветливостью и общительным нравом.

Могла ли его Муза тут же не откликнуться на такое обаяние?!

Увы! Зачем она блистает
Минутной нежной красотой?
…Смотрю на все её движенья,
Внимаю каждый звук речей –
И миг единый разлученья
Ужасен для души моей.

Да, он уже вкусил горькие плоды разлуки и не раз - вольно или невольно. « Мое сердце скоро превратится  в пустыню», - думал он, оставаясь один и уставившись в  низко нависшие над землей золотые звезды. Не успев познакомиться, он тревожился уже о разлуке:

Зачем безвременную скуку
Зловещей думою питать,
И неизбежную разлуку
В унынье робком ожидать?

 Но пока дни были насыщены событиями, весельем и чудесным общением.Они с Николаем пытались изучать английский по томику Байрона,который отдал им «разочарованный» во всем Александр Раевский; смеясь над собой,они с Николаем  неумело переводили стихи романтика-поэта,то и дело обращаясь  за помощью к Екатерине,и непрестанно бегая к ней  - она жила наверху над ними…

Здесь Саша впервые для себя открыл Андре Шенье."Андрея Шенье" - как он его называл. Его романтические идеалы оказались близки  для него и он был благодарен Николаю, который познакомил его с  чудной поэзией – он теперь упивался элегиями далекого собрата по перу.

Счастливая, беспечная жизнь,которой Саша наслаждался со всей полнотой - первый раз, закончилась. Они расстались с Александром, который еще оставался на Кавказе, чтобы после вернуться прямиком в свою калужскую деревню, а сами, после посещения Бахчисарая, поехали в Симферополь.

Пятого сентября Саша с грустью и изъявлениями благодарности попрощался с семьей Раевских,поразивших его теплыми отношениями, искренней заботой друг о друге и не наигранной любовью родителей и детей. "Александр  - не в счет...Да черт ли с ним!"- отбросил он свою палку далеко вперед.

Забудет ли он когда-нибудь то, как они тепло отнеслись к нему? «Никогда! Пока буду жив!» - заверил он клятвенно себя...

Настало пора возвращаться к Ивану Никитичу Инзову, канцелярия которого, за время путешествия Саши на Кавказ, была переведена в Кишинев.
 
Пока он жил полной радостных событий жизнью с Раевскими, путешествовал, впитывал новые впечатления, в Петербурге хлопоты Николая Гнедича, взявшего на себя издание «Руслана и Людмилы», увенчались успехом. Но тут же в литературном обществе разразилась гроза. Несмотря на то, что Карамзин признал ее живость, легкость, остроумие, вкус, несмотря на восхищение Жуковского новизной стиля и прелестью языка поэмы, она вызвала нападки реакционной критики, обвинившей Сашу в фривольности изложения, а также во многих других грехах. Но он еще не знал об этих новостях.

В Кишиневе он принял предложение Инзова и поселился в его доме. Старик продолжал относиться к нему благосклонно и Саша пользовался своей относительной свободой. Он, который не мог жить без дружелюбного окружения, боялся, что  здесь  будет одинок - одиночество его всегда пугало. И, так как он еще ничего не знал о здешнем обществе, которое, впрочем, ничем не отличалось от других в поиске удовольствий и развлечений, - рауты,балы, дома для игроков, прогулки в излюбленных местах горожан по праздникам,- он находился в переживаниях, бродя по кривым узким улочкам города с неизменной палкой в руке.

 О единственном отличии, – оно имело забавы, несколько отличающиеся от других – благодаря своему греко-молдавскому составу, Саше  предстояло узнать в скором времени.

Проводником  для него в это общество стал Николай Степанович Алексеев, с которым они имели одних и тех же знакомых. Например, Алексеев попал к Инзову через начальника штаба второй армии П.Д.Киселева. Здесь он состоял чиновником особых поручений при генерале Инзове, но ни он сам, ни Инзов не заблуждались насчет его карьеры. Так, например, Алексеев так свободно себя чувствовал, что смог себе позволить выехать в  это время в Персию с одной из миссий поэта-дипломата Грибоедова.

Николай Алексеев до него уже жил в Кишиневе три года,и знал не только всех, но и местные нравы и  места развлечений. Именно он открыл Саше своеобразные черты быта высшего общества здесь. И стал для него близким человеком, с которым он почувствовал  себя самим собой – простым, с чарующей лаской обращения, с неудержимой веселостью,  честным и добродушным  со всеми.
 Саша полностью доверился ему и сделал Николая Алексеева поверенным в творческих замыслах.

Между развлечениями и забавами теперь близкий друг Николай занимался серьезно и его делами: составил рукописный сборник сочинений Саши, которые в их условиях нельзя было ни напечатать, ни хранить дома, куда входили, и переписанные аккуратным почерком Николая первое историческое сочинение Саши  «Заметки по русской истории 18 века». Там же притаилась и пресловутая «Гавриилиада», которую друг-поэт  писал в течение двадцать первого года. В этом же альбоме красовался и знаменитый «Ура! В Россию скачет кочующий деспот!».

Теперь они были неразлучны и за это их даже называли Орестом и Пиладом. А когда случилось землетрясение и дом Инзова серьезно пострадал, Саша сначала  временно устроился на первом этаже, но все-таки потом перебрался к Николаю, и они вместе жили в одной комнате, предаваясь безудержному веселью. Саша, зная, что Николай серьезно ухаживает за  Марией Эйхвельд, прозванной в городе «Еврейкой»,тем не менее волочился за ней в шутку, сердя друга. Поэтому в своих стихах друга Николая Алексеевича он называл: «соперник мой широкоплечий», «лукавый соперник»…

Они были завсегдатаями дома декабриста М.Ф.Орлова.Саша стал членом масонской ложи «Овидий», которая была известна оппозиционными настроениями. Здесь оба близко общались с Пестелем, автором «Русской правды», то есть - программой декабристов...
Саша познакомился и с Александром Ипсиланти, участником Отечественной войны, генерал-майором,занимавшимся здесь формированием повстанческой армии…

То есть, Саша опять наступал на те же грабли. Но  добрый «Инзушка» на запрос Каподистрии - управляющего делами Бессарабской области - о поведении  опального поэта, успокаивал: «Пушкин, живя со мной в одном доме, ведет себя хорошо, и при настоящих смутных обстоятельствах не оказывает никакого участия в сих делах».

Но ведь и секретные агенты  не дремали: «Пушкин ругает публично и даже в кофейных домах не только военное начальство, но даже и правительство»…
Все вернулось на круги своя...