Постный день

Слесарь хозяйства Пётр Ляпин воозвратился с работы под вечер. В сенях он снял старую, пропитанную бензином и испачканную густым тёмным мазутом рабочую куртку и повесил её на вешалку. Потом, присев на лавку, кряхтя и покашливая, скинул с ног сапоги. Встал. Огляделся. Где же тапочки? А, вот, у порога лежат. Обувшись, довольно крякнул, улыбнулся. Порядок! Приоткрыв дверь, худой, жилистый, в рубашке с мятым воротом, усталый и медлительный, вошёл в горницу.
- Клава! - пошарив глазами по сторонам, негромко позвал он жену. - Ты где?
В ответ - ни звука. Молчание. "Где же она? - мелькнуло в его голове. - К соседям ушла, что - ли? Нет. Должно, на кухне стряпает, как обычно". Поскрипывая половицами, пересёк комнату поперёк, заглянул за перегородку. Жену он увидел у печи. Невысокая, живая, в халате с широкими карманами, она орудовала кочергой в топке. Искры летели вверх, пахло золой, дымом, сырыми берёзовыми дровами.
- Вот ты где, - облегчённо вздохнул Пётр. - Добро!
Клава отложила кочергу в сторону. Подняла голову.
- А, это ты? - сказала мягко, спокойно. - Припозднился ты ныне.
- Ну, пожал плечами Пётр. - Работы много было.
- Что - то с ремонтом техники связано?
- Угу, с ним самым. К севу готовились, мехпарк приводили в порядок, прочее.
- Устал, поди?
- Гм... Не так, чтобы очень... Но... отдохнуть не помешает.
- Что ж, - согласилась Клава. - Надо так надо.
Помедлив секунду, прежним глубоким и спокойным голосом продолжила:
- Тебе что - то нужно сейчас? Так?
- Ну, да, - Пётр утвердительно кивнул головой.
- И что же?
- Умыться я хотел...
- Ладно, я сейчас.
Не теряя время попусту, Клава принесла из чулана небольшой металлический таз с водой. Поставила его на табурет.
- Вот, - поправляя платок на голове, ровно и доверительно пояснила она. - Вода, правда, студёная, ну, ничего, в доме тепло, не озябнешь.
- Это точно, - согласился с ней Пётр. Умывшись, он досуха вытер лицо и руки свежим полотенцем. Распрямил спину.
- Всё, - сказал негромко. - Куда посудинк деть?
- Сейчас уберу.
Клава вынесла таз в сенцы. Возвратилась в избу.
- Что - нибудь ещё? - спросила она мужа.
- Ага, - отозвался он. - Ужин готов?
- Да, да, садись за стол.
Медленно и устало Пётр опустился на лавку у стены. Глаза его рассеянно заскользили по развешанным по стенам фотографиям в рамках. На первом снимке он увидел себя ребёнком, маленьким, босоногим, в короткой рубашке, с непокрытой головой. Рядом - юношей, крепким, статным, с густыми вихрами. Следом, на цветном фото Пётр уже жених, в тёмном костюме, молодой, счастливый, стоит он с невестой возле дома. Радостно светятся лица молодых, в глазах - искренность, доброта, задор. А вот и общая семейная фотография: он, жена Клава и их дети: Игорёк и девочки - близняшки Ирина и Лена стоят у дерева, светло и открыто смотрят в объектив. Высокое и жаркое солнце сияет над ними, дальше, над крышами домов, деревьями, водонапорной башней синеет небо. "Да, подумал с грустью Пётр. - Как давно это было?! Что же теперь? Дети выросли, разъехались по городам. А мы..." Пётр вздохнул, оборачиваясь к жене, сказал:
- Клава, слышь?
- Да, слышу, - послышалось в ответ.
- Как насчёт ужина?
- Сейчас будет, - заверила жена. Вытирая на ходу руки о фартук, ушла на кухню. Пробыла там недолго. Возвратившись, поставила на стол тарелку щей. Крупными ломтями нарезала хлеб.
- Давай, ншь.
Посмотрел Пётр в тарелку. Ни одной звёздочки не плавает на поверхности. Поскучнел.
- Слышь, жена, - проговорил он с хитринкой в глазах. - Может нам... понимашь... того...
Смотрит на него Клава с недоумением.
- Что... того?
- Ну, может курёнка какого зарубим, а?
Клава не поняла.
- Как это зарубим? - переспросила она.
- Эва как! - воскликнул Пётр. - Нешто сам не знаешь как?
- Ну, знаю... Только... зачем?
- Не догадываешься?
- Нет.
- Ну, ну, - Пётр, тая лёгкую и снисходительную усмешку ы складках губ, пояснил: - Надоело пресные щи хлебать. Супчика бы с курятиной, а?
- Да ты что?! - возмутилась Клава. - Пост ныне. Вот закончится, тогда и разговеемся.
- И сколько ждать?      
- Две недели.
- Долго - о! - вздохнул Пётр.
- Ничего. Потерпишь.
- Так считаешь?
- Ну да.
- Ясно.
Грустно, с явной неохотой Пётр похлебал щей. Отложив ложку в строну, встал из - за стола.
- Погоди, - остановила его Клава. - Есть ещё жареная картошка. Принести?
- Нет, - отказался Пётр. - Не хочется, что - то...
- Тогда чая выпей.
- В другой раз.
Пётр длинно и невесело вздохнул.
- Ладно, - продолжил он, немного погодя. - Пойду на улицу, посижу, закатом полюбуюсь.
На улице свежо, ясно, тихо. Темнеют деревья у забора, роса поблёскивает на травах
- Так, - покачал головой Пётр. - Где бы тут присесть? А, здесь.
Медленно и осторожно опустился на краешек порога. Огляделся. Вокруг - пусто. Ряд низких и тёмных домишек теснятся в нешироком пролёте улицы, в палисадах кустится сирень, по дороге, проходящей мимо, бродят сонные куры."Эх, - подумал Пётр с досадой. - Куда лезут, длинохвостые, не ровен час поедет какая машмна. Что тогда будет?" Додумать мысль до конца он не успел. Увидел. Из - за поворота, тряссясь и гремя железным кузовом, вынырнул старенький грузовик. Поднимая пыль, лихо и залихватски помчался по дороге. Куры врассыпную. Только петух, молодой, бойкий, задиристый, с перебитым клювом, с ярко - малиновым гребнем набекрень замешкался. Перебегая через дорогу, зацепился за лежащий у обочины камешек с острыми краями, отпрянул в сторону, да и со всего маха угодил под переднее колесо.
- Во! - так и взвился Пётр. - Я так и знал.
Не оборачиваясь, громким и повеселевшим голосом позвал жену.
- Клава!
- Что тебе? - послышалось из дома.
- Иди сюда.
- Зачем?
- Надо.
- Погодь, я сейчас.
Клава появилась на улице через несколько секунд.
- Что случилось? - спросила негромко.
- Готовь кастрюлю, - громко и радостно проговорил Пётр.
- Зачем? - не поняла Клава.
- Сейчас суп из петуха варить будем.
- Это  как?
- Обыкновенно. Разговеемся.
И тут же поперхнулся на слове. Что такое? Петух, как ни в чём не бывало, выскочил из под колеса. Вытянув шею, хрипло и воинственно закукарекал вслед удаляющемуся грузовику.
- Во! - не веря увиденному, удивлённо воскликнул Пётр. - А я думал, что он к радиатору прикипел. Ну, ну.
Притихший и разочарованный, стоял он возле дома и не видел, как жена его, прислонившись к стене, молча и беззвучно смеялась.