Просто приехать домой

Жалко молодежь, зачем она так выпендривается? В вагоне поезда, следующего в наполовину шведский город Турку, публика смешанная. Пенсионеры, студенты, люди разных национальностей. В кресле расположился солидный мужчина. Одет не бедно, но весь какой-то потрепанный, замученный. Наверное, депутат. Вот и сейчас изучает бумаги, не иначе, протоколы собраний. Ах да, я ведь о молодежи хотела сказать. Сосед депутата - очень молодой человек. В России его назвали бы дистрофиком, а в моем детстве – «хануриком». Представьте: долговязый парень, худущий, в джинсах-дудочках, волосы выкрашены в цвет морской волны. Клетчатая рубашка, пиджачок с короткими рукавами и огромная бабочка вместо галстука. Да, вспомнила: у депутата длинный широкий галстук, свисает между ног, как хобот – видимо, символ государственной власти. У «ханурика» на ушах клипсы, а нос – совсем не африканский, вполне нордический – венчает кольцо. Черные мушки на щеке, а также над верхней губой, симметрично справа и слева, внизу, на подбородке тоже. Вроде намордника, обозначенного контурами. Парень говорит по телефону, противным голосом, подчеркнуто неохотно, наверное, общается с мамой. Почему мне жалко его? Ну потому, что хочется накормить дистрофика, умыть нелепого панка, а может, дать в руки лопату и заставить копать грядки? По крайней мере вид придурошный вызывает желание что-то сделать с вьюношем, направить на путь истинный. Увы, здесь, в поезде, а также во всей Европе, это невозможно. Свобода, закон, неприкосновенность личности. Каждый выеживается, как хочет, лишь бы другого не задевал.
 
Я чувствую себя комфортно в этом обществе. Мне полтинник, благодаря гладкой коже и манере одеваться выгляжу на тридцать, плюс минус пять лет. Одежда у меня функциональная: кроссовки, которые снимаю в поезде, полосатые носки, в них шлепаю по чистым коридорам. Брюки, вероятно, лучше всего назвать штанами: с карманами, кнопками, простроченными швами. Футболка – прямо на голое тело, а сверху рубашка легкая или плотная в зависимости от сезона, ну и куртка-дождевик. Конечно, рюкзак за плечами. Кстати, заметила новый тренд: у многих пассажирок за плечами длинные походные сумки, в такую может поместиться целая квартира. Классные большие спортивные сумки оборудованы заплечными ремнями, удобно носить на плечах поклажу. Хорошая идея, надо будет купить себе такой баульчик! Не вожу машину. Сначала огорчалась, а теперь смирилась. Личное авто для буржуев, а я – пролетарий без возраста. Я всегда в движении, всегда на бегу, это позволяет держать форму. Привыкла расплачиваться кредитками, не надо таскать с собой наличные. Поскольку я работаю, у меня всегда есть деньги на счету, и я могу себе позволить перекусить в вагоне-ресторане, забрести в бар, пропустить кружечку пива. Я – наблюдатель, и всегда одна. Следую по расписанию автобусов, поездов. Знаю, что могу свободно перемещаться по всей Европе. Америка пока в мечтах, это долгосрочный план. Вероятно, достигну заокеанских маршрутов лет в шестьдесят – плюс минус пять. В незнакомых местах говорю с прохожими, обслуживающим персоналом по-фински, по-английски. И лишь в Хельсинки с водителями автобусов по-русски. Сначала русскоязычные эмигранты заняли рынок такси, а сейчас добрались и до общественного транспорта. В городе Сало, расположенном на юге Финляндии между Турку и Хельсинки, много эстонцев. Полноправные члены Евросоюза, они используют возможности заработать в Европе на все сто. В Эстонии коренного населения мало, но в Финляндии почему-то очень много «эстов». Эстонцы конкурируют здесь с россиянами, используя знание финского и русского языков.
 
Герман – пожилой «шОфер» - он так мне представился, именно шОфер, говорит по-русски с эстонско-украинским акцентом. Он – водитель местного автобуса, приехал за длинным рублем, «сшибить малэнько бабок». Город Сало тоже «малэнький», несмотря на крупные заводы и хороший муниципальный доход от налогоплательщиков. В городе всего лишь три маршрута: автобусы 1,2,3. Подчас везут одного-двух пассажиров.

Водитель сам обратился ко мне по-русски. Разговорились. Герман – бывший лесничий, во времена СССР жил себе припеваючи в дебрях Эстонии, в госзаказнике. Охотник, он свою семью кормил, постреливая дичь, не брезговал взятками, был в обслуге членов ЦК, отдыхавших в Эстонии. Но вот грянула перестройка, Эстония самоопределилась, доход Германа обнулился. Дом обветшал, пришлось брать кредит на ремонт. Вот тут молодое государство и показало свою евросоюзовскую алчность: проценты сумасшедшие, требования по выплате суровые. Кредит надо погашать, и Герман рванул на пароме через Финский залив в Суоми, став «шОфером». Снимает, как и я, однокомнатную квартиру, всего 350 евро в месяц. В выходные уезжает на родину. Мы оба маргиналы или по-русски «гастарбайтеры», одинокие и беспокойные, ищем приключений на старости лет. Все мы родом из детства, из одного пионерлагеря. С эстонским товарищем легко, он и не пытается кокетничать:
- Ви одна и я одна, пусть всегда будет дружба между нашими народами! Что ты делаешь в выходные, может, в кино сходим? – спрашивает водитель во время нашего краткого свидания в салоне атобуса, доставляющего меня на работу.
- А билеты достанем? – подыгрываю я. – Может, лучше в парк культуры и отдыха?
Увы, в эти выходные дружить я не могу, домой еду. Эстонец чувствует мое замешательство, осторожно проверяет:
- К мужу поедешь?

Я задумалась. Из Сало в Ювяскюля путь долгий, пять-шесть часов на поезде. Вечером в пятницу уезжаю, а в воскресенье уже назад, в понедельник рано на работу. Две ночи дома. Это много? Для солдата – очень. Проходящие срочную службу в армии всегда едут домой на выходные, для них даже одна ночь – подарок. А я, к кому я мчусь? Может, в моем возрасте полезнее высыпаться и прогуливаться в парке культуры и отдыха? Может, «забить» на мужа-диабетика и дочь, у которой своих дел по горло, не баловать их еженедельными уикендами? С другом Германом я бы наконец вспомнила, что я – женщина, а не существо в кроссовках с рюкзаком за плечами, с мобильником-секундомером в руках. Может, прекратить эти дорожные марафоны?
 
Я думаю, а ноги сами прыгают в растоптанную обувь, телефон в нагрудный карман, кредитка – в другой карман, рюкзак уже удобно устроился за плечами. Я, как ветер или осенний листок, несусь по проспектам, пережидаю светофоры, бросаюсь всем корпусом вперед, когда загорается зеленый, чтобы успеть ... на автобус, на поезд. Мне легко, мыслей лишних нет, есть только установка, цель, которую достигаю.
 
В поезде у меня всегда есть дело. Иногда таскаю с собой комп, иногда книжку, сегодня взяла старые джинсы. Сижу в удобном кресле и починяю брюки, вспоминаю, как делать заплатки. Вряд ли я буду носить эти джинсы, но важен процесс – штопание. В следующий раз возьму спицы и клубок шерсти.

Нравится вечерний Ювяскюля. На вокзале людно. Стоянка такси заполнена автомобилями, встречающие высматривают своих, только что приехавших. Я в потоке прибывших, иду быстрым шагом и улыбаюсь: ура, эта поездка закончилась благополучно. Город ожил на целых пять минут, пока стоит поезд. Скоро машины заберут пассажиров, и стоянка опустеет. Вечерняя Ювяскюля пахнет родным домом. Каждый раз, когда возвращаюсь, на душе покой. Счастливая усталость, как будто я заработала право вернуться. Старый пес не лает, как раньше. Но все равно поднимается с лежанки, подходит, лижет мне руки, здоровается. Замечаю кошачью мордочку, выглядывающую из-за угла. Кошка Муссу любопытствует. Через какое-то время, пока проверяю бумажную корреспонденцию, содержимое холодильника, вдруг обнаруживаю мягкий комок под ногами. Присаживаюсь на диван, и рядом этот же комок. Включаю комп, хранительница очага уже лежит рядом с клавиатурой, как будто и не покидала насиженного места. Хозяйка! Делаю первый глоток коньяка, купленного мужем. Завтра верну стоимость напитка с троекратной накруткой – таков уговор, иначе муж не купит в следующий раз. Проверяю почту, а заодно перевожу деньги на его счет. Всё. Можно отключиться, выйти из расписания. Я дома.