Славка

Обложила татарва город. Стан у ворот разбила. Кричат, визжат татаре. Жирный чад по земле от костров стелется. Не поленья на кострах горят – жгут безбожники русские кости.

Затворились люди в городе. За стены выйти боятся: ездят вдоль стен батыры татарские – с головы до ног в железе. Грозят тяжелыми копьями, машут длинными мечами.

- Открывай, урус! Неси вина!

Ломит татарва каждый день на стены. Лестницы ставят, арканы мечут – охота им зиму в городе зимовать. Лезут проклятые, ножи в зубах сверкают, халаты рваные от пота дымят.

- Открывай, урус!

Жалят вражину вострые стрелы, сшибают вниз тяжелые рогатины. Ковали их городские кузнецы на медведя, в масле калили, на молодой месяц заговаривали – не выдай хозяина! Знали ль, родимые, что пойдут рогатины не по русскому мишке, а по зверю иноземному – говорящему?!
Отползают татаре битые. На другой день сызнова на стену лезут.

- Открывай, урус, байстрючий сын!

Держатся стены. Держатся люди.

Ох, не сидится молодому Славке дома. Бежит на снег из курной избы.
Мать в испуге ахает:

- Вернись шалопай! Вот, татарин тебя, мальца, через стену стрелой!

А что Славке стрелы? Сам к стене бежит, на татар сверху смотрит, кулачком грозит, немытикам.
Гонят его со стены воины:

- Не мешайся тут!

А и не мешался бы Славка. Тянутся руки врага бить. Да какая в мальчонке сила? Взмахнет секирою – падает. Лук тянет – хоть плач, не согнется. Камень бы поднял, да опять ратники увидали:

- А ну, беги к матери!

Убежал Славка. Засвистели сызнова стрелы, завизжали враги, застонали русичи.

- Открывай, урус!

Спит ночью город – Славка не спит. Натянул шубейку, да скок во двор. Прибежал на стену.

- Погодите проклятые!

Мнут детские ручки снег, хрустит меж варежками белый. Трудится Славка, а сам оглядывается – не пройдет ли русский дозор, не натянут ли лука татары? Вот и утро серое. Как же быстро ты примчалось!

Выходили из шатров татаре похмельные, солово на солнышко пялились, жиром бараньим рыгалось им. Заругались-закричали на них темники. Подобрали вражины луки-сабли – снова к стенам ладят лестницы.

- Открывай, урус!

Жалят татарву русские стрелы – падают вражины. А все новые лезут. Визжат – машут саблями.

Хлоп! Хлоп!

Ай, беда, ударила ты татарина где не ждали! Летят в татарву снежки. Кровянят носы, залепляют глаза, гремят по щитам, будто камни.

Хлоп! Хлоп!

Нате, проклятые! Даром что ли я, Славка, всю ночь снег катал, воду таскал, снежки поливал? Тверже камня стали! Нет у меня взрослой силы меч поднять да лук натянуть, так вот вам мой детский привет! Полновесный!

Хлоп! Хлоп!

Воет татарва:

- Что за щенок такой, что нас, батыров, не страшится?! Кем нас урусы мнят, что не стрелами, а снежками потчуют?!

Мечут стрелы в Славку. А тот от стрел на стену падет, по снежку в горсти прихватит, да снова подскочит:

- Нате, проклятые!

Хлоп! Хлоп!

Охнули русичи:

- То ж во Славку татаре метят, во вдовьего мальчонку!
- А ну, не тронь мальца!

Засверкала-закружилась честная русская сталь. Отхлынули татары. А люди уже за стену бегут, в стане вражьем мечами машут. Визжит татарва, убегает. Где их лютость хваленая? В шатрах хмельной на кошмах валялась. Где батыры их железнобокие? Вперед войска сбежали.

… Принесли вдове вечером Славку. Клюнула его на излете гнилая татарская стрела. В жару малец мечется. Шарит вкруг себя ручками, хрипит:
- Нате, проклятые!

Взвыла мать – схоронила три зимы назад мужа, теперь и сына пережила. И стояли над ней и Славкой ратники. Шапки-шеломы скинули – в руках держат. Молчат.
До вечера метался Славка. Затих. Сказал лишь перед смертью, как выплюнул:

- Быть вам, неумытикам, битыми!

Отошла простая русская душа мальца. Полетела в степь, во след татарве – бить их снегами-буранами, гнать от границ русских.
Стояли над его телом ратники. Слова никто не вымолвил, но разом чуяли – быть походу.

…Схоронили Славку новым днем, под голубым небом, во снежном поле. Положили ему в гроб любимую игрушку – конька, да старый отцов нож. Как воина схоронили. От могилы той в поход и пошли. Вслед за упрямой славкиной душой.