Драйв

Она и сама все понимала, да и подруги все время твердили, что нельзя же так, ну это невозможно, просто издевательство, Лена, как ты можешь, ну правда!
И педикюрша, которая приходила раз в неделю, хоть и была вышколена – и та осуждающе качала головой, и Лена отворачивалась с напускной надменностью от ее взгляда – такого специального взгляда, которым одна женщина смотрит на другую женщину, взглядом жалостливого превосходства. И не важно, что та, которую жалеют, платит той, которая так смотрит, за то, что та шлифует ее ноги.
Её бедные, изрезанные в кровь ноги.
Ноги у Лены были всегда в порезах, всегда в свежих ранах, и это было то самое, из-за чего подруги говорили ей, что так нельзя, просто невозможно, и вообще кошмар.
Ленин любимый мужчина любил ходить по битому стеклу. Так вышло. В остальном он был совершенно нормальный, нежный и даже заботливый, и Лену любил, тут даже подруги ничего не могли сказать худого. Любил, в гостях всегда держал ее руку в своей, или прижимался ногой к ее ноге, и всегда звонил несколько раз за день, справлялся, как она, и цветы привозил – не каждый день, но раза два в неделю точно, и скучал по ней в командировках – правда-правда – у одной подруги муж с ним работал и в командировках был несколько раз – и тот правда скучал по своей драгоценной Лене, и всегда любил ее побаловать то приятным пустячком, то дорогим подарком.
Но вот только любил ходить по битому стеклу, и Лену приучал.
А она – она его тоже любила, поэтому ходила.
- Твои ножки скоро привыкнут и перестанут резаться, Леночка,- говорил он ей, - зато потом будет знаешь как приятно, такие ощущения – знаешь, такой полноты жизни, какого-то драйва, даже полета, такое, знаешь, щекотание где-то внутри…Мне не передать, сама почувствуешь, - говорил он ей, ласково глядя в глаза.
Но Лена никак не привыкала, резала ноги, из которых текла кровь, и она мазала йодом раны, закусив губу и плача в ванной. Потому что драйв, полет и щекотание она испытывала , когда он ее целовал, когда он прижимался к ней ночью, шепча в ухо нежные шутливые непристойности. А от битого стекла – нет.
И однажды она поняла, что все, она больше не может, что это просто мука – эта вечная боль и стыд (да, стыд, она видела, как на нее смотрят продавщицы в дорогих обувных магазинах, когда она меряет туфли – прекрасные туфли, как раз для ее изящных ног! Но эти изрезанные страшные ступни, с непроходящей корочкой запекшейся крови!).
И она ушла.
Собрала чемоданы и ушла - после тяжелого разговора. Он плакал, она плакала, плакали оба, но он не мог не ходить по разбитым бутылкам, не мог, он так это любил.
Она переехала снова к себе, и продолжала плакать уже там, и подруги летучим женским отрядом прибыли е утешать и поддерживать, и они говорили, переглядываясь – Ну и правильно, Лена, ну не любовь это никакая – ходить по битому стеклу, ну правда, ну кто так любит! – Да если бы мой Сережка только попробовал! – Любил бы – не заставлял! – Он, может, вообще какой-нибудь маньяк! –да ну ты чего говоришь-то, Марин, какой маньяк, что мы, Борьку не знаем! Нормальный мужик… - А маньяки, они всегда такие нормальные мужики, - да ну, Лен, не слушай ты ее, Борька, конечно, ничего мужик, но эти битые стекла… - Вот именно – битые стекла! – И вообще – ты такая красивая,ты еще встретишь свое счастье!
Лена согласно кивала, как болванчик, но глаза ее были пусты. Ноги ее зажили быстро – на удивление – она уже думала, что уже никогда-никогда - но нет, через месяц и следа не осталось, и больше не было в ее жизни боли. И напротив, появился мужчина, который был нежен, и ласков, и , накрывая ее ладонь своей, говорил ей при свете свечи – я никогда, никогда не сделаю тебе больно, любимая. И после ресторана они ехали к ней или к нему, и он целовал ее в шею, и шептал ласковые слова, прижимаясь сильным телом.
Не его вина, что душа ее была пуста, а сердце не билось в такт.
Оставаясь одна,она грустила и плакала, и дом ее был домом отчаянной тоски.
А однажды вечером она уронила в ванной стакан, и он разбился, брызнув по кафелю острыми страшными осколками.
И она вздохнула и встала на них, и расплакалась вдруг от счастья, ощутив вдруг такой небывалый драйв и полет, и полноту жизни, даже щекотание где-то внутри, чувствуя, как кровь потекла из множества маленьких ран.

А подруги ее думали, что вернулась она из-за денег. Они не понимали. Им было не дано изведать этого острого кровавого кайфа.