Вкусная шаверма

В небе пугливо и с опаской сиял полумесяц. Завывал ветер. Снег все валил и валил, не давая возможности снегоуборщикам очистить дороги. Город увяз в сугробах. Термометр за окном показывал минус десять. Даже смотреть в окно было зябко и холодно.
Жизнь, казалось, впала в зимнюю спячку, и мы не увидим ее ехидное и хитрое лицо до самой весны. А я тем временем собирался ехать на встречу с той девушкой, Аней, с которой мы познакомились позавчера в каком-то баре на Петроградской стороне. С одной стороны мне было влом вытаскивать свою задницу из теплой хаты в эту мертвую мерзлоту, но в то же время мне не терпелось увидеть Аню. И, быть может, тем самым поправить свою личную жизнь и обеспечить себе приятное зимнее времяпрепровождение.
Но что-то подсказывало мне оставаться дома. Это было странное чувство. Словно кто-то невидимый предупреждал меня об опасности, говорил: «Постой, успеешь в другой раз. Сегодня не твой день». Я сидел уже одетым и раздумывал о том, выйти мне или все-таки остаться. Сердце колотилось неистово, будто я только что вышел из спортзала. Вдруг зазвонил телефон.
От неожиданности я подпрыгнул на несколько сантиметров и громко приземлился. Противный звук звонка буравил мой разум и выворачивал мое сознание. Я резво снял трубку, чтобы как можно быстрее прервать это раздражающее дребезжание.
— Алло, — небрежно бросил я в микрофон телефонной трубки.
— Леша, здравствуй! Приезжай быстрей, — это был заплаканный и тревожный голос той самой Ани, — мне плохо и страшно…
Непонятная и повергающая в шок тревога звучала в ее голосе. Я вышел из квартиры и закрыл дверь ключом.
На лестничной площадке было тихо. Я нажал кнопку вызова лифта и стал ждать. Вдруг напротив моей квартиры открылась дверь, и из нее выбежала растрепанная тетя Люся.
— Помогите! — кричала она.
Из квартиры повалили густые клубы дыма. Запахло горелым.
Находиться на лестнице стало невозможным.
— Пожар! Горю! — кричала тетя Люся.
Подъехал лифт. Открылись двери. Из него вышел Егор. Он посмотрел на меня презрительным взглядом, я ответил ему тем же. Мы издавна недолюбливали друг друга. Егор отвел свой взгляд от меня и скрылся в клубах дыма. Тетя Люся продолжала вопить, пока не заткнулась, видимо поняв, что орать не надо, а надо просто вызвать пожарных.
«Твою мать, живем как на «пряжке», — подумал я и зашел в лифт. Нажав кнопочку с циферкой 1, я стремительно поехал вниз вместе с лифтом, вспоминая взор Егора, неприятный и пробирающий до мозга костей. Оказавшись на первом этаже, я в которой раз прочитал зловещее пророчество «Всем хана!», выведенное маркером на стене, и побрел к двери, которая вела на улицу.
Улица меня встретила неприятным, щекочущим морозцем. Я встретил улицу недоброжелательным возгласом: «Холодно, падла». Ведь я забыл надеть шапку. Но возвращаться было лень, и я направился в сторону трамвайной остановки. По дороге я достал из кармана сигареты и закурил. Сзади послышался крик. Я оглянулся. Это тетя Люся высунулась из окна и опять кричала. «Да что ее там режут? — подумал я. — У нее же просто пожар. Вызвать пожарных, что ли, сложно?» Я достал телефон, набрал 01. Сообщил адрес и номер квартиры и повесил трубку.
На остановке толпились люди, выпуская из ртов клочки пара. Подъехал трамвай. Я влез в него. Ко мне сразу же подошел кондуктор:
— Ваш проездной, молодой человек.
Я достал 10 рублей и протянул их кондуктору. Сзади подошли какие-то трое парней:
— Мужик, не одолжишь друзьям десятку?
Один из них вырвал деньги из рук кондуктора. Я с грустью посмотрел на это и поскорее ушел в конец вагона. Сел на сиденье у окна и задумчиво наблюдал, как пацаны наносят не сильные, но унизительные удары безответному старику-кондуктору. Мне это не понравилось, я рассердился, вскочил, но, подумав хорошенько, сел на место, повернулся к окну и ушел в себя.
Трамвай подкатил к станции метро и остановился. Я встал с места и направился к двери, которая не заставила себя ждать и тут же открылась. Я кинул последний взгляд на плачущего пожилого кондуктора и, шатаясь, словно подшофе, вышел из трамвая. Просто у меня затекли ноги.
У метро какой-то придурок всунул мне в руку рекламку, которую я поместил в первую попавшуюся урну.
…Спускаясь на эскалаторе, я неожиданно для себя оступился и полетел вниз, сбивая по пути людей. А потом я выключился. Меня выдернули из розетки.
— По-моему, он не скоро придет в себя, — сказал (Господь) кто-то.
— Тогда можешь начинать, — ответил другой (Господь) человек.
Я почувствовал боль. Резкую и невыносимую.
— Что-то хреново режется…— произнес Первый голос.
Я открыл глаза и вскочил. Какие-то уроды пилили мне ногу.
— Какого хера?! — закричал я.
— Ваши документы, молодой человек, — спокойно произнес один из этих козлов. Он был в милицейской форме. Твою мать, он был милиционером!
А второй продолжал пилить ногу. Я вскочил, ощущая вспышки адской боли.
В комнату вошел еще один человек.
— Где мясо? Мне не из чего шаверму делать. Люди ждут! — на повышенных тонах взревел он.
— Какого хера?! — завизжал я снова, ничего не понимая.
— Такооогооо!!! — заверещал мне в рожу мент и заржал. Послышалось веселое гоготание его товарищей.
Я не понимал, как я умудряюсь идти с почти уже отпиленной ногой, но у меня получалось, и я шел, прокручивая в мозгу тот момент, как я отшил этих поваров, сказав, что у меня не вкусная нога. Милиционер проверил документы и сказал, что я еврей, значит у меня в натуре не вкусное мясо. Кошерное. И я с болтающейся ногой поковылял по Петроградской стороне, выйдя из отделения милиции с углубленным изучением восточной кулинарии. Так было написано на вывеске с мерцающими новогодними гирляндами. Было сравнительно просто идти, если не считать, что полуотпиленная нога иногда загибалась назад, и ее приходилось выправлять.
Нога нещадно болела, а я никак не мог понять, как она может болеть, если уже почти отвалилась. Иногда я прыгал, иногда пытался идти. Со стороны получалось смешно, и несколько детей, проходя мимо меня, засмеялись и закричали:
— Смотрите, у него нога отваливается!
Я посмотрел сам: нога действительно отваливалась. Это был плохой знак.
Я шел по бархатному снегу, оставляя кроваво-красные следы. Чем я не Мальчик-с-пальчик, оставляющий после себя путь из хлебных крошек?
Я повернул за угол. Из парадной вышел человек в белом халате и направился к «скорой», но, заметив меня, остановился и воскликнул:
— Господи…
— Да, у меня нога отваливается… — сказал я.
— Вам нужна помощь.
— Неужели? Как же я сам не догадался?
— Постойте. Я позову санитаров!
— Не надо, я очень спешу. У меня встреча с одной девушкой.
— Ну, не хотите, как хотите... До свидания. Извините за беспокойство. Только давайте я вам обезболивающее вколю.
— Хорошая идея. Вколите, пожалуйста.
— Вколю, — сказал доктор и впрыснул через сияющую иглу шприца дозу новокаина. — Вот и славненько. Можете идти. Только аккуратнее — нога-то отваливается.
После этих слов он скрылся за углом. И тут болтающаяся нога начала неметь — наркоз подействовал. Я упал лицом в лужу. Потом еле поднялся и пошел дальше, волоча за собой мертвым грузом онемевшую недорезанную ногу. И тут узрел впереди несколько лысоватых парней в спортивных костюмах и кроссовках. Они заметно шатались и весело смеялись — видно были под гашишем.
Увидев меня, они остановились. Самый лысый из них спросил:
— Извините, а у вас денег не найдется?
— А что? — спросил я, поправляя ногу.
— Нашей стране угрожает опасный враг.
— Что, фашисты? — я не на шутку испугался и стал оборачиваться в поисках где-то затаившихся эсесовцев, которые ищут удобного случая для нападения.
— Нет, трезвяк, — тихо и предельно конспиративно заявил мне лысый пацан. Он подошел ко мне вплотную и прошептал последнюю фразу мне на ухо, словно поделился секретом.
— А…— многозначительно протянул я. — Я бы с радостью, но я на мели.
— Слушай, у тебя херня какая-то с ногой. Сломана, что ли?
— Нет. Так, пустяки. Ментов повстречал только что. Обобрали полностью.
— А если проверить?
Я понял, что играю с огнем. И пожалел, что не чувствую боль только в ноге. Лысые парни обступили меня со всех сторон, один из них достал кастет.
Я попытался ретироваться, но отваливающаяся нога зацепилась за поребрик, и я упал навзничь.
— Помогите! — закричал я и тут же получил ударом кроссовкой по лицу.
«Ну, ни хера себе!» — подумал я, а потом меня снова выключили из розетки.
Очнулся я в подъезде какого-то дома. Нога была на месте — и нормальная, и отваливавшаяся. Куртки на мне не было. Ботинки тоже куда-то пропали. Носки лежали рядом, словно их кто-то постирал и положил рядом. Нога не болела. Болели лицо, грудная клетка, позвоночник, шея, руки, мышцы живота и яйца. От боли мне захотелось смеяться.
Тут в парадную зашел какой-то парень.
— Помогите! — закричал я, понимая, что не смогу подняться сам.
Музыку из наушников парня слышно было даже здесь. Он не обернулся в мою сторону и продолжил свое триумфальное шествие к лифту.
— Сука!!! — заорал я что было сил. И откинулся назад, на ступеньки.
Парень обернулся и направился ко мне.
— Не бей, не надо!!! — снова напряг я голосовые связки.
А потом он вырубил меня своим мощным гриндерсом. Меня снова выключили из розетки. Твою мать! Опять.
Я открыл глаза и увидел, что волочусь по направлению к дому Ани. Мне хотелось побыстрее дойти до нее и узнать, что же с ней стряслось, с бедняжкой. И тут меня увидал мент, идущий мне навстречу. Я достал из кармана зеркальце и поправил прическу окровавленной рукой, чтобы выглядеть достойно.
— Что с вами? Никак поскользнулись и упали? Осторожней надо — гололед! — мент сочувственно улыбнулся.
— Неа, — всхлипнул я и заплакал.
— А, в 37-м отделе побывали? Где восточную кулинарию изучают? Да не обижайтесь: на них учатся парни. Э, батенька, да у вас нога отваливается! Это они вам отпиливали? На шаверму, небось…
Я решил ничего не отвечать. А мент засунул руку в карман и высунул десять рублей, дал мне и сказал:
— На, купите себе мороженного. А теперь идите, мальчик, не мешайте дяде работать.
И я поволочился дальше. Долго ли шел, коротко ли, но вот я очутился у двери Аниного парадного. Поднялся на ее этаж, оглядываясь постоянно, не оставил ли я кровавых следов. Но я не оставил кровавых следов. Хорошо.
Я нажал на звонок, и мне открыл какой-то мужик.
— Аня? — спросил я.
— Петя, очень приятно, — сказал мне мужик и протянул потную руку. — А вы не похожи на девушку.
— А я и не девушка, я к Ане.
— А, так она дверью правее живет. А я-то думал, мне шлюху прислали. Старый осел.
— Спасибо, — сказал я и позвонил к Ане.
Мужик не закрывал дверь, и смотрел мимо меня, хотя думал, что смотрел на меня, так как без очков ничего не видел. И тут вышла Аня.
— Петя? Ой, то есть Аня? — спросил я и поправил ногу.
— Привет, наконец-то мне шлюху прислали! — обрадовался Петр, глядя на лифт.
— Петя, закрой дверь! — сказал я, и Петя закрыл дверь, думая, что в его квартиру зашла шлюха
— Мне так одиноко, плохо и страшно. Спасибо, что приехал. А что это с тобой? Наверное, поскользнулся, бедолажка… — тихо сказала Аня.
— Да, я поскользнулся, — отвечал я, зайдя в ее квартиру. С моей руки упала капля крови на ее ковер.
— А у тебя что случилось? — спросил я ее, вспоминая, с какой мольбой она просила меня приехать.
— У меня… мм… менструация, — тихо сказала она.
Я закричал. Не веря, что это произошло именно с ней…