Прощание, запрещающее грусть

ПРОЩАНИЕ, ЗАПРЕЩАЮЩЕЕ ГРУСТЬ - ПАМЯТИ СВЕТЛАНЫ СВЕТАНЫ-ТОЛСТОЙ

***

В октябре минет год с тех пор, как она погибла. Светлана Светана-Толстая была женой Ильи Владимировича Толстого, правнука Льва Николаевича.
Она была одним из ведущих профессоров на кафедре стилистики русского языка журфака МГУ, где вместе с мужем, которой ушел раньше нее, она до последних своих дней берегла и отстаивала культуру русской речи. Именно так, кстати, назывался журнал, редактором которого она являлась. Мне посчастливилось быть учеником Светланы Владиславовны. Мне хотелось бы, чтобы как можно больше людей о ней узнало. В конце этого некролога, написанного вскоре после похорон, - несколько ссылок.

***

Прощание, запрещающее грусть – памяти Светланы Владиславовны
Как праведники в смертный час
Стараются шепнуть душе:
"Ступай!" - и не спускают глаз
Друзья с них, говоря "уже"
Иль "нет еще" - так в скорбный миг
И мы не обнажим страстей…
Эти слова пришли на ум уже после смерти Светланы Владиславовны.
Совсем недавно я говорил их в ее присутствии и никак с ней не связывал. Но теперь связи между вещами восстановлены. С уходом Светланы Владиславовны всё стало яснее.
Умение видеть смыслы, связующие людей со словами и слова с людьми, - таков, полагаю, был склад ее мышления. Этому она учила нас, своих учеников; вернее, мы сами учились, слушая ее, наблюдая за ней.
«В языковых семьях, говорим мы на лекции, отношения подобны тому, как они складываются и развиваются в обычных семьях. С дальними родственниками они могут развиваться менее болезненно, поскольку и видимся мы с ними реже, и знаем порой далеко не всех. А вот ближайшие, родные и самые близкие в поле постоянного внимания, заботы. Любовь к ним и сопровождающее её страдание иногда на уровне подсознания. Но наша безграничная любовь способна ранить того, кого так любим. Ты мог задеть третьего, тоже очень близкого. И эта невольно причиненная боль отзовётся долго незаживающей раной на твоём сердце».
Вот слова Светланы Владиславовны: как всегда – и о языке, и о людях, и (не будем забывать) о политике. Светлана Владиславовна всегда писала не только о том, что было или вообще есть, но и о том, что сейчас меняется, сейчас делается – и хорошее, и дурное.
Эта цитата из текста Светланы Владиславовны заставляет сказать  еще об одной ее черте. Мысль Светланы Владиславовны отталкивается здесь от слов великого человека из рода Толстых – рода, с которым она была связана: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Мне посчастливилось видеть, как из его слов рождались ее слова. И вот эта черта Светланы Владиславовны: она отталкивались в своих размышлениях от того, что уже было, не скрывала связи с предшественниками, а обнаруживала ее, жила и думала, как «благоговейный и совестливый историк», если воспользоваться словами Гессе, «благоговейный и совестливый историк» языка и культуры речи.
Эпиграф к этому тексту взят из стихотворения Джона Донна «Прощание, запрещающее грусть». Эти стихи перевел Иосиф Бродский, которого очень любила Светлана Владиславовна. Она имела свою историю, с ним связанную, даже не одну. Думаю, сейчас уже можно сказать об этом, хотя при жизни Светлана Владиславовна рассказывала ее шепотом. Казалось бы, кому среди них есть дело в наше время до того, что она помогала распространить записи с судебного процесса над Бродским? Наоборот, сегодня такие поступки делают честь биографии. И тем не менее при близком общении со Светланой Владиславовной часто возникало ощущение какой-то тайны, подполья, настоящей политики (и снова приходится повторить это слово). Политики не в смысле людей, которые произносят в телевизоре звуки, а в том смысле, в каком политику понимали в 18 веке. Через этот маленький журнал со скромной обложкой (помню, с какой любовью Светлана Владиславовна каждый год меняла ее цвет) эта женщина, яркая, резкая, захватывающая, вела свою полемику, тайную игру, полную намеков и скрытых посланий, многие из которых, если не большинство, проходили незамеченными в ее текстах. Говорю всё это с уверенностью, потому что сам видел, как эти тексты появлялись, и, надо признаться, обо многом сам бы я не догадался, если бы она не делилась этим.
Со Светланой Владиславовной возникало ощущение масштаба и истории, вовлеченности, связи. И это было не только в ее текстах, но и на ее занятиях. Она говорила о синхронии и диахронии в языке, регистрировала малейшие изменения в одном и том же словаре разных годов издания при трактовке какого-то важного понятия (например, «демократии» и «патриотизма»), и тогда ее глаза горели, а мы, сидевшие в комнате, еще не понимали всего, что она хотела сказать. Может быть, хороший, правильный учитель должен был всё подробно разъяснять, но она была личностью, а личность не бывает ординарна и правильна, и общение с личностью – всегда дар. В сердце при этих словах возникает чувство благодарности ученика.
Вернусь к стихотворному эпиграфу. В самом начале говорилось об умении Светланы Владиславовны видеть связи между вещами; без слова «связь», которое повторял в тексте столько раз, не обойтись. Остается сказать о последней связи.
Итак, эти стихи принадлежат Джону Донну, который был не только поэтом, но и впоследствии деканом лондонского собора св. Павла. Поразительная связь сама собой обнаружила себя, когда я взял первый попавшийся под руку текст Светланы Владиславовны (отрывок из него я уже приводил) и вспомнил о знаменитой проповеди Донна «Поединок со смертью».
Последующая обширная цитата из этой проповеди оправдана. Этот текст теологический, и, если понимать теологию буквально, - речь здесь идет о Боге и о словах, о Слове. Тема Слова, которое было в начале всего, не являлась для Светланы Владиславовны общим местом, как это случается у многих интеллигентов, особенно в последнее время. Помню, Светлана Владиславовна на первом занятии, когда только знакомилась с нами, дала всем задание – выйти на улицу и прочесть слова, написанные на храме святой Татианы: «Свет Христов просвещает всех». Для нее очень много значили эти слова. И поэтому слова Донна, которые вы сейчас прочтете, сложные слова, заслуживают медленного, внимательного к каждому предлогу, запятой, точке чтения; даже если читающий их в Бога не верит или не может поверить.
Джон Донн строит свое рассуждение от слов «Domini Domini sunt exitus mortis» - «Во власти Господа Вседержителя врата смерти». Вот что говорил этот мудрый человек своим прихожанам в 1631 году: «Строения стоят на земле благодаря своим  фундаментам, которые несут их, поддерживают их; и благодаря балкам, которые охватывают их, обнимают их; и благодаря стропилам, которые связывают и соединяют их. Фундамент не позволяет им оседать; опоры не позволяют им наклоняться в сторону; балки и лаги предохраняют их от трещин. Тело нашего строения – в первой части стиха Бог  для нас – Бог  во спасение; ad salutes, - спасений во множественном числе, так в оригинале; Бог дает нам спасение как в духе, так и во времени. Но фундамент, брусья и стропила этого строения заключены во второй части стиха, - той, которая составляет наш заглавный текст, и в трех различных прочтениях его у наших толкователей: Во власти  Господа Вседержителя врата смерти. Ибо прежде всего,  фундамент этого строения, (наш Бог  есть  Бог  всякого  спасения) в том, что во власти Его, Господа Вседержителя, врата смерти; то есть, в Его власти дать нам выход и освобождение, даже когда мы брошены в зубы к смерти, в челюсти смерти, и к устам воронки, нашей могилы; и потому в таком прочтении exitus mortis, врата смерти - это liberatio a morte, освобождение от смерти; это самое очевидное и самое обычное прочтение этих слов, и на нем основан перевод, the issues of death. Затем, во-вторых, опоры, которые окружают и поддерживают это строение, - воздвигнуты тем, Кто есть наш Бог, Бог во спасение, благодаря тому, что Во власти Его, Господа Вседержителя, врата смерти, то есть характер и образ ее, какими будут врата и переселение из этого мира, подготовленным ли будет оно или внезапным, насильственным или естественным, в сознании ли совершенном, или же потрясенном и смятенном болезнью; и нельзя вывести отсюда никакого осуждения, никакой суд не может быть здесь произведен, ибо как бы они ни умирали, драгоценна в глазах Его смерть святых Его, и у Него врата смерти; пути, которыми мы покидаем эту жизнь, в Его руках; и так, в этом смысле приведенных слов, exitus mortis, эти врата смерти, суть liberatio in morte, освобождение в смерти; оно не в том, что Бог избавит нас от умирания, но что Он позаботится о нас в час смерти, каким бы ни был этот наш переход; такой смысл и такое понимание этих слов легко и благодарно воспринимаются нашим природным строением и составом. И наконец, стропила и балки этого здания, (Тот, кто есть наш Бог, есть Бог всякого спасения), вот они: Во власти Господа Вседержителя врата смерти, -- Господь Бог, соединив и связав обе природы в одной, и будучи Богом, и придя в наш мир, и воплотясь, не мог ни покинуть этот мир, ни вернуться к Своей славе, кроме как через смерть. Итак, в этом смысле exitus mortis, врата смерти, суть liberatio per mortem, освобождение посредством смерти, через смерть самого Господа нашего, Иисуса Христа; и так в прочтении этих слов Св. Августином и теми многими великими людьми, кто примкнул к нему. Итак, на каждой из упомянутых трех линий мы будем обращаться к этим словам; сначала, как Бог сил, Всемогущий Отец, избавляет служащих Ему от челюстей смерти; затем, как Бог милосердия, всеславный Сын, избавил нас от смерти, приняв на Себя смерть; и наконец (между этими  двумя), как Бог покоя, Святой Дух, избавляет нас от всякого смятения заранее своими благословенными запечатлениями, так что, какой бы образ смерти ни был нам предназначен, все же этот exitus mortis будет introitus in vitam, наши смертные врата станут входом в вечную жизнь. И эти три мысли, наше освобождение a morte, in morte, per mortem, от смерти, в смерти, и посредством смерти, в полной мере послужат фундаментом, опорами, балками и стенами нашего  здания, где наш Бог – Бог всецелого спасения, потому что Ему, Господу Вседержителю, принадлежат врата смерти».
И теперь, когда вы пробрались сквозь этот отрывок, или пропустили его, прочитав лишь первые строчки про фундамент, балки и стропила, взгляните на прямо-таки зрительное сходство с текстом Светланы Владиславовны, который, как и все прочие ее тексты, нельзя воспринимать только буквально. Этот абзац следует у нее сразу после того, который приводился вначале: «Помнится, рассуждая о приёмах и средствах риторического убеждения и воздействия на читателя (слушателя, зрителя), я рассматривала стержневой метафорический образ – указательные столбы на железной дороге и автострадах: они организуют мысль, высказывание и шире – тип текста. В соответствии с такой типологией возникают иные метафорические образы – опорные столбы, как при строительстве дома, здания. Их ставят, когда закладывают фундамент. При этом делают точный расчёт расстояния между столбами, чтобы они стали опорой для всего сооружения. А если, к примеру, прямо в землю ставят, ничуть не укрепив? Каждому столбику нужен свой небольшой фундамент на бетонной плите или крепкой кирпичной кладке. Непрофессионально, разгильдяйски, наспех – скорее заработать! – исполненная работа отзовётся через несколько лет и случится катастрофа – дом может рухнуть».
Каждый день в своем ветхом домике в Троицком Светлана Владиславовна выполняла свой труд, в котором и была ее цель, который и был ей наградой. Там она совершала службу и выстраивала такой дом, который не рухнет. Она оставила по себе учеников; все, в ком эти слова вызывают сочувствие, были ее учениками. Ее традиция должна продолжиться. Остались ее тексты. Они перед нами, и если чему-то при ее жизни мы научиться не смогли, не успели, то теперь самое время к ним обратиться.
Пусть Бог, или жизнь (кому что ближе), даст нам сил сохранить дом, оставленный Светланой Владиславовной, и как можно лучше служить тому, чему и она служила.