Странники

                Странники.

  Вокзал в городе Гороховце симпатичный и краснокирпичный. Честно говоря, пункт прибытия не в самом городе находится, а немного поодаль, километрах в двадцати.
В соседних Вязниках такая же история. Точнее, география.

   Удивительное российское явление. Сами города невелики, тихи, полны старинной прелести, к тому же и от железной дороги с ее извечной пахучей грязью по чьей-то воле отстоят, словно заповедность свою отстаивая. Конечно, жителям трудновато приходится в тесных разбитых автобусах до «железки» добираться, но зато какая в городках отнюдь не лишняя в наше время тишина.

   Итак, сижу я на вокзале, ожидая электричку. Рядом со мной расположился чем-то изумительно располагающий к себе молодой мужчина. Светлые глаза, крутой лоб, нос, как говорится «картошкой». Пышущий здоровьем русский богатырь, которых все меньше и меньше на Руси остается. У таких крупных мужиков и язык «подвешен» неплохо. Говорят они громко, ясно и четко. Видно, такая в них энергия бушует, что без какой бы то ни было работы выхода себе не находит, кроме как через речь.
   Живописует мой сотоварищ свое нехитрое житье-бытье.
Вначале, конечно, беседа о работе. Что ж, для крепкого мужика в наше, да, пожалуй, и во все прошедшие и грядущие времена этот вопрос едва ли не самый важный. Трудится Николай прорабом в строительной организации. По его словам, постоянно в командировках. Заработки неплохие, но все же что-то гнетет жизнерадостного гиганта.

  А дело оказалось в том, что Коля —«вынужденный переселенец». Странно то, что русский вроде бы радоваться должен, поскольку «волею судеб», а точнее прихотью наших «прорабов перестройки», оказался в самой что ни на есть Центральной России, на своей исторической родине.

   Каких только чудных словосочетаний в последнее время ни придумали. Историческая родина. Словно бывает географическая, биологическая да и мало ли какая еще. У людей тоже свои корни есть. Корни духа. А еще есть простая и мудрая поговорка: «Где родился, там и пригодился». Коля появился на свет в Средней Азии. Размах плеч и прочего состава телесного у него немалый, оттого и душевные корневища могучие. Потому и тяжко переезд или, если хотите, «пересадка» дается.

...Минут десять назад в открытую дверь заглянул огромный рыжий приблудный пес, посмотрел на меня, задумчиво сидящего, грустным собачьим взглядом и опять выскочил на голодную волю...

   А теперь вошедший незаметно пожилой человек, загорелое до суглинка лицо которого избороздили морщины, спрашивает нас, когда отходит поезд в сторону столицы. Одет наш новый собеседник в потрепанную шубейку «на рыбьем меху», за спиной у него «сидор», то есть видавший виды вещевой мешок.
На российских вокзалах все так или иначе становятся если не сотрапезниками, то в любом разе собеседниками. Новый встречный оказался человеком не только «без определенного места жительства» или, кратко говоря по-нынешнему «бомжем», а по-старинному бродягой. Вновь обретенный знакомый, Иван Дмитриевич, на самом деле недавно освободился. Он достает из нагрудного кармана мятые бумаги, среди которых справка об освобождении.

   Впервые вижу столь важный документ, хотя в России он не такая уж редкость. Как он невзрачен, замызган, а ведь от него во многом зависит судьба человека. Еще у нашего «дяди Вани» имеется справка от Кировской администрации с просьбой о всемерном содействии подателю сего в пути его следования. Таким образом, движется Иван Дмитриевич, вольный русский гражданин, в благословенный стольный град, а точнее, — в комитет по правам человека, в нем расположенный.

   Дело в нашей свободной стране идет-торопится к выборам. Николай, недолго думая, вопрошает путешествующего.
- За кого, отец, голосовать будешь?
- За Господа Бога — твердо произносит освободившийся. — Он сейчас поистине никому не подчинен, ибо сказано: «Где Дух Господень, там свобода».

   Иван достает из своей торбы потертую Библию в тонкой черной обложке, какие распространяют у нас американские протестанты. Писание наш странник знает отлично, поскольку постоянно читает Книгу книг, среди страниц которой вложены фотографии сына и дочери...

   Хоть и объявили во всеуслышание о прибытии поезда, но все же за разговором появился он неожиданно.
Приходится собираться на выход с вещами и прощаться со своими сподвижниками. Да-да, именно сподвижниками, а не просто попутчиками. Все больше убеждаюсь я, что жизнь в России во все времена вполне может быть к подвигу приравнена. И все мы в ней то соратники, то сотрудники, а то и сотрапезники. Такая у нас постоянная и повсеместная соборность и софийность.
Что-то дальше будет с Николаем, Иваном и со всеми нами? Не люблю домысливать, да и нужно ли это? Надо  лишь сочувствовать, а там, что Бог даст.

                1996.