Холодные лимоны

В их жизнерадостной семье сибаритов и веселых дружелюбных обжор она была тихой малоежкой и вегетарианкой. Во время родительских застолий (друзья в доме не переводились – и всегда был накрыт стол, за которым много, вкусно ели) она с отвращением ковырялась в тарелке, отодвигая мясное. Вегетарианка она была не по убеждениям – никакие мысли о маленьких цыплятах и лобастых телятах ее не тревожили. Просто от этой волокнистой массы во рту, которую надо было долго жевать, а потом с трудом прогладывать, ощущая, как она холодным комом падает в желудок ей было нестерпимо гадко и муторно.
-Вахтанг, почему твоя дочь так плохо кушает? – обязательно говорил кто-нибудь из гостей, и мать с отцом переглядывались через стол, и отец, здоровяк с бычьей шеей и руками борца, обращался к ней:
- Маргарита, доченька, тебе что, не нравится папин шашлык?
И все смотрели на нее, весь стол взрослых глаз, среди которых были и расстроенные материнские, и она только ниже опускала свою белую голову.
- Лариса!- кричал отец, - ну подойди ты к ней, ну что она сидит как глист!- восклицал отец, и мама подходила, наклоняясь к ней, и говорила – ну Риточка, ну скушай хоть что-нибудь – ну не хочешь мяско – вот рыбка, салатик. Хочешь?
Она мотала головой и шептала – мамочка, можно я пойду почитаю?
- Ну иди, - поднималась мать, - иди, почитай. – Да возьми хоть что-нибудь – и совала ей в руку то яблоко, то конфеты.
Рита уходила в свою комнату, где сидела с книжкой , или рисовала принцесс в пышных платьях, или просто смотрела на остановку за окном, сидя на подоконнике, рядом с лимонным деревцем, полным маленьких душистых лимонов. Она прислушивалась к шуму из гостиной и обреченно ждала, когда после очередного взрыва хохота раздадутся тяжелые отцовские шаги, и он покажется на пороге и скажет пьяным веселым голосом:
- Ну-ка, дочка, пошли порадуем гостей! – и поманит своей большой рукой.
Как она не любила этот момент, когда приходилось возвращаться под яркий свет люстры и петь тоненьким голоском под аккомпанемент отцовской гитары – детские песенки, а потом, возможно, и читать стишок ( вечор, ты помнишь, - подсказывает шепотом мама, отмахиваясь от громогласного мужнина – Лариса, она сама прекрасно знает!). Но это, она уж знала – конец вечера, гости похлопают, скажут, что она молодец, а потом ее отправят в кровать, плотно закрыв двери, и больше не потревожат – какое облегчение. Там она снова читала, уже контрабандой, а потом долго лежала без сна, глядя как на потолке и стенах появляются и исчезают яркие полосы света от проезжающих по проспекту машин.
 
Ее отец был известный спортивный комментатор, а мама – закройщица в доме мод, и жили они открытым хлебосольным домом – гости были часто – нарядные, веселые, известные. Для маленькой Риты это было мукой – она была тихим ребенком, вечно букой смотрящим на всех.
Она и с родителями не была ласкова, хотя обожала их – и балагура отца, и всегда нарядную и красивую маму – но не любила ласкаться и нежничать, отворачиваясь от поцелуев и осторожно отстраняясь от объятий.
- Как чужая, правда, - говорил иногда жене раздраженный отец, и Лариса только вздыхала – ей тоже хотелось, чтобы дочка была поласковее, понежнее, чтобы наряжать ее как куколку, целовать в смеющиеся щечки. Но она вечно натыкалась на серьезный взгляд светлых глаз.
Рита и внешностью пошла ни в мать, ни в отца –   ни отцовских жгучих глаз не взяла, ни материнской яркой красоты – вся в балтийскую белесую родню, материнскую – бесцветные волосы, серые глаза, на бледном личике не заметно ни бровей, ни ресниц, ни рта – маленькая незагорающая никогда девочка.
Поэтому когда родилась младшая сестренка (Маргарите было девять лет), она восприняла это как  родительскую попытку получить и отдать, наконец, то, что сама она никогда не могла принять и вернуть обратно.
Родителям было стыдно признаться самим себе в том, что младшую, Наташу, они любят больше, и  старались, чтобы Маргарита не чувствовала себя нелюбимой и  брошенной.
Но пухленькая черноглазая румяная Наташа очень быстро стала главным человеком в доме, маленьким очаровательным тираном.
О, она обожала целоваться, гладя маленькой ручкой отцовские усы, она смешно ковыляла на своих крепеньких ножках к гостям, радостно смеялась кукольным булькающим смехом, корчила умильные рожицы – глаз было не отвести от прелестного ребенка. Отцовское сердце таяло, позволяя и прощая ей все, а мать с понятной гордостью наряжала ее, словно маленькую принцессу, плела косы из  густых кудрявых волос и целовала, целовала ее смуглого румянца щечки, ее яркие глазки, маленькие ручки.
Наташа с удовольствием, красуясь, читала гостям стихи, танцевала, пела песенки – всем было приятно посмотреть на веселого ребенка. Маргарита не испытывала ни ревности, ни грусти –  она понимала, чего всегда хотели от нее родители – и не могла не любить младшую сестренку – она правда была очень мила.
Правда, теперь  комната не была для нее убежищем – она стала Наташиной – всюду валялись ее игрушки, порванные книжки, платьица, куклы, мишки, а потом появился еще и котенок – родители принесли его по первой просьбе.
У Риты были только ее книжки на аккуратной полке  и лимонное деревце на подоконнике, и  всегда холодные лимоны были ее заботой - деревце она поливала, а лимончики нюхала.
Как ни странно, училась она средне – ей было скучно в школе, уроки тянулись ужасно медленно, одноклассники играли в неинтересные шумные   игры, и она просто ждала, когда закончится это мучение и можно отправиться домой и читать книжки на диване.
Только в предпоследнем классе, поняв, что с такими оценками ее не примут в тот вуз, куда она решила поступать, она взялась за учебу и превратилась в дотошную старательную зубрилу.
Родители удивились ее выбору – Маргарита хотела стать врачом, и не просто врачом, а непременно хирургом.
- Ну Маргарита, профессия какая-то…неженственная, - говорил отец.
- И сложная, - добавляла мать.
Маргарита пожимала плечами, сжав тонкие бледные губы.
- Да и сложно поступать, - продолжал отец, глядя на отвернувшуюся дочь.
- Я поступлю, - повторяла Рита твердо.
- Ну как знаешь, - отступались родители. – Но ты, может, думаешь, что это так просто – стоять по нескольку часов у операционного стола, со скальпелем в руках, видеть боль, кровь, может, даже смерть.
- Я уже решила, - говорила Маргарита.
- Надо позвонить Арсену, - говорил отец жене вечером, коль ей так втемяшилось, пусть поможет с поступлением.
Она поступила сама, отказавшись от помощи,  пропадала на занятиях, лекциях, зубрила анатомию и латынь.
Ей единственной не стало плохо на первом занятии в анатомичке – ей было интересно.
Когда она была на втором курсе, умерла ее тетя, одинокая старая дева, завещав ей свою однокомнатную квартирку на окраине, и Маргарита переехала туда сразу, как стало можно, не соглашаясь на уговоры родителей пожить пока с ними, сдавая жилье.
Она перевезла туда свои книжки и лимонник, который ее стараниями вымахал в большое дерево, уже не помещавшееся на подоконнике.
 
Наташа, напротив, училась в школе прекрасно, все ей давалось легко, влет, без особых усилий. Она была артистичная натура,  ходила во множество кружков – занималась танцами, музыкой, в театральной студии  была звездой– и всегда за ней ходили влюбленные мальчики, прямо толпой, словно свита – говорил , смеясь, друзьям, счастливый и гордый отец.
Рита приезжала редко, на большие праздники, сидела за столом молчаливая, волосы убраны в скромный хвостик.
- Маргарита, что же ты не выпьешь за здоровье папы ? – обратился к ней как –то старый друг семьи, одной рукой пытаясь поймать соленый сопливый гриб на тарелке, а второй держа наполненную до краев стопку водки.
 -А вы знаете, что происходит при циррозе печени? – повернула к нему серьезное лицо Рита, - развивается портальная гипертензия и, как следствие, стойкий диуретикорезистентный асцит Знаете, что такое асцит? Это накопление жидкости в брюшной полости. Иногда семь-восемь литров бывает, - целое ведро, - закончила Маргарита и положила себе ложку овощного салата.
Старый друг дома поперхнулся и поставил стопку обратно, а за столом воцарилась неприятная тишина.
- Лариса, ну как так можно! – восклицал вечером Вахтанг, воздевая руки! - Ну что она за человек! Что за дочь! Она специально, я знаю, специально гадость сказала.
- Ну не горячись, - говорила неуверенно Лариса, - я уверена, - она не нарочно, без задней мысли, просто она вся в своей медицине.- Помолчав, добавила, - А Мише твоему и правда надо бы поменьше…
- Вырастили врага в доме!- кричал муж. – Она всегда, всегда была чужая, чужая!
 
 
Неприятности с Наташей начались в восьмом классе.
Неожиданно родителей вызвали в школу. Они были неприятно поражены, узнав, что их дочь почти всю четверть прогуливает школу.(Как? Наташа? Не может быть! Она всегда приходит вовремя!) Родителям был предъявлен классный журнал, где были отмечены и многочисленные прогулы, и нерадующие двойки и тройки. Также были высказаны жалобы на ее поведение – хамит учителям, занята на уроках черт знает чем, и говорят, что ее видели со взрослым мужчиной.
- Где? Когда? – взревел Вахтанг, побагровев шеей.
- В ресторане.
- В каком ресторане! Она до вечера на занятиях.
- А на занятиях ли? – вздохнула учительница, глядя на родителей с сочувствием.
Они ринулись проверять – и тут все покатилось как снежный ком – танцы она, оказывается, давно уже бросила, музыку прогуливает, а из театральной студии ее выгнали, когда она сорвала спектакль, просто не явившись.
- А у нее ведь была главная роль! – возмущенно повторяла руководитель студии.
 
Она явилась в десятом часу, напевала что-то в прихожей, раздеваясь.
Родители сидели на кухне с напряженными лицами.
Румяная, красивая, она вошла к ним, приветливо улыбаясь (Как, как такое возможно? Эти родные глаза – врут? Эти пухлые губы – обманывают? Невозможно, невероятно!)
- Как прошел день?
- Прекрасно, папочка, - чмокнула она в щеку отца, - а что на ужин?
- Где была? – продолжа он, еще сдерживаясь.
- На репетиции, - щебетала она, намазывая масло на хлеб.
- И что же ты репетировала?
Она подняла на него прекрасные, наивные глаза:
- Офелию.
- Офелию? И где, можно узнать? В каком кабаке ты репетировала? – Вахтанг покраснел, поднявшись во весь свой рост, а Лариса лепетала – Тише, тише, держи себя в руках.
Наташины глаза налились слезами, она вскочила и убежал а в комнату.
Скандал не затихал до утра – все рыдали, ругались, обвиняли друг друга и задавали кучу вопросов.
Результатом этой сцены стал тотальный контроль и обещание заблудшей дочери исправиться.
 
Какое-то время все вернулось на круги своя, и родители было уже успокоились, решив, что просто девочка искала себя и запуталась, а потом летом, на каникулах, она не пришла ночевать. Вернулась под утро, пьяная и пропахшая   табаком и духами, развратом – кричал отец, и он снова схватились за голову.
- Я не допущу, чтобы моя дочь стала шлюхой ! – кричал Вахтанг, колотя в дверь дочкиной комнаты, а та только рыдала в ответ.
Лариса бегала от мужа к дочери - у нее в голове не укладывалось – как их такая веселая, легкая семья погрузилась в какой-то маргинальный мрак.
Два года прошли в таком карусельном аду – периоды тишины и покоя сменялись Наташиными отлучками и гулянками, в квартире постоянно хлопали двери, раздавались громкие голоса и упреки.
- Это ты виновата – потакала ей во всем!
- Я? А когда мне было ей заниматься, если в доме постоянно караван-сарай! Чему она могла научиться, глядя на твоих друзей- пропойц!
- У моих друзей дочери не шляются!
- Много ты знаешь!
 
После школы Наташа  попыталась поступить в театральный институт, срезалась на первом же туре, и, никого не предупредив, уехала, влюбившись в  длинноволосого барабанщика, на Черное море. Позвонила уже из аэропорта и сказала, что у нее любовь, и вообще – она уже взрослая, а они старые зануды.
Она вернулась на исходе бабьего лета – загорелая и притихшая. За три месяца – два коротких письма и одна телеграмма с просьбой выслать денег.
Родители были уже и рады, что хоть жива.
Лежала целыми днями в своей комнате и молчала. Иногда Лариса подходила к дверям и слышала, как она плачет.
- Ну ладно, пусть успокоится, - говорили друг другу на кухне. – Может, за голову возьмется. В конце концов – не парень, в армию не загребут.
Перед новым годом, глядя, как родители наряжают елку, она сказала неожиданно:
- У меня будет ребенок.
Сказала и вышла.
- Шлюха, потаскуха! – закричал отец, хватаясь за сердце ( Рита недавно настояла, чтобы отец проверился у кардиолога, и тот, качая головой, сказал ему, что не мешает подлечиться – кардиограмма нехорошая, да, да и возраст, и лишний вес, беречь себя надо).
- Ну и пожалуйста!- вбежала снова Наташа, растрепанная и прекрасная. – Пожалуйста! Я вообще не хочу жить! И не буду!
- Наташа, доченька, ну что ты, - кинулась к ней мать, обняла ее, бестолковую свою принцессу, и Наташа долго судорожно рыдала, пряча красное лицо у нее на груди.
Вечером Лариса робко спросила – может, Рита поможет?
- Я уже у нее была, - ответила Наташа глухим голосом, - большой уже срок, - и отвернулась к стене.
 
Мальчика, родившегося в апреле, назвали Ваней.
Рита помогла с врачом, хлопотала над племянником, придирчиво смотрела анализы, велела накупить кучу витаминов для малыша, записала его на массаж, возила к хорошему педиатру (мальчик был слабенький, хилый), Наташе притащила кучу специальной литературы.
Наташа с отвращением и неумело сцеживалась, брезгливо меняла подгузники, неловко брала его на руки, словно бревнышко.
За окном шла жизнь, а она торчала возле крикливого болезненного младенца, и черная глухая тоска заливала ее сердце.
 
Однажды летом она ушла в магазин и исчезла на неделю.
- Как ты можешь! – плакала мать, - у тебя же сын! Ты бы хоть поинтересовалась, как он.
- Мне он не нужен, - сказала Наташа.  - Я его ненавижу.
Лариса только охнула.
Ей пришлось уволиться с работы и выращивать внука.
Вахтанг сначала никак не мог смириться с внуком, но когда тот в первый раз, слабо ковыляя , подошел к нему и улыбнулся, назвав «деда», что-то дрогнуло в нем, и сердце его раскрылось этому маленькому, заброшенному малышу.
Наташа жила в родительском доме как гостья – приходила и уходила, не объясняясь и не предупреждая, перепоручив ребенка  почти полностью  родителям и сестре. Рита приезжала, привозила игрушки и книжки, водила к врачам, давала дельные советы. Но странное дело – иногда Наташа неделями была дома, спокойная и милая. И тогда всеми овладевала иллюзия, что у них все хорошо – любимая дочь с внуком и все друг друга любят, и все довольны. Ваня не отходил от матери ни на шаг, с осторожным восторгам трогая ее длинные черные волосы, гладкие руки, прижимаясь к ее боку и вдыхая запах ее платья – сладкий запах духов.
 
Ване было почти пять лет, когда Вахтанг и Лариса попали в  страшную аварию.
Вахтанг погиб сразу же, а Лариса долго лежала в больнице, и первую неделю врачи были не уверены, что она сможет выкарабкаться.
Рита приезжала каждый день, говорила с врачами.
Про смерть мужа ей долго не говорили, боялись помешать медленному и сложному выздоровлению. Когда же она наконец узнала тяжелую правду, то даже не заплакала – догадывалась. Волновал ее внук, Ванечка.
Наташа привозила его, тихого и испуганного, не узнающего всегда красивую  бабушку в этой постаревшей женщине.
- Береги его, Наташа, - просила дочь.
Та гладила ее по руке, целовала и плакала :
- Ах, мамочка, ты только живи, пожалуйста, ты только живи.
Она выжила, и даже встала на ноги – кости срослись, шрамы под одеждой были не видны (да и кому теперь на них смотреть!вдова…), и вернулась в опустевший дом.
Занималась Ванечкой,   пекла ему пирожки и плюшки, читала книжки.
У Наташи начался какой-то новый роман, кажется, серьезный – Лариса с удовольствием смотрела, как та собирается на очередное свидание, прихорашивается перед зеркалом – такая красивая, стройная, длинноногая, яркая.
Перед уходом подходила поцеловать мать, потрепать Ваньку по кудрявой голове (сладкие, сладкие духи, головокружительные):
- Ну, не скучайте тут без меня , - улыбалась в дверях.
- Когда вернешься, доченька?
- Не знаю, - беспечно пожимала плечиком.
Они с Ваней смотрели в окно, как она подходит к большой серебристой машине – высокий мужчина выбирался к ней навстречу, обнимал ее, потом открывал дверцу – и они уезжали.
 
Приезжала Рита, строгая, в тонких очках, пахнущая свежестью и больницей.
- У Наташи роман, - говорила Лариса, - какой-то серьезный мужчина у нее. Господи, хоть бы у нее все было хорошо.
- Мама, не разговаривай, когда меряю давление, - говорила сухо Рита.
- Я тебе привезла массажер хороший – для ног, будешь разминать. И таблетки вот эти. И еще мазь для поясницы. И Ване апельсинов.
Открывала холодильник:
- Опять жирное и жареное. Мама, ну нельзя тебе, я же говорила. Надо соблюдать диету. Располнеешь – тебе сейчас будет лишняя нагрузка и на сердце и на позвоночник.
 
- Какая ты все-таки чужая, - говорила мать. - Неласковая