Известие

 В тот год конец июля был жарким. Мы с женой отдыхали с друзьями  у села Чардым на островах, что тянутся вдоль Гусихи, волжского протока. Днем по песку ходить было невозможно – к воде бегали. Чай пили, сидя в воде, за  вкопанным на мелководье столом. 
 День был обычный. Ловили рыбу, купались, катались на водных лыжах, съездили в магазин, заготовили дрова на вечер, что-то готовили на костре, пили чай. Наступил вечер.

 Ольгу привез Витька на своем катере, встретив её с пароходика на сельской пристани. Время шло к полуночи. Народ вышел к лодке, приветствуя Ольгу. Я помог ей сойти на берег, и, глядя на неё, заметил скорбное выражение её лица.
- Высоцкий умер! – коротко бросила она, ни на кого не глядя.
Все сразу смолкли.
- Когда!? – спросил Витька, вытаращив глаза.
- Не знаю! То ли вчера, то ли сегодня! Официального сообщения нет. Мне подруга позвонила из Москвы.
- Сколько ему было!? – спросил кто-то.
- Сорок два! – ответил я.
 Она стала раздавать яблоки, которые привезла с собой.  Мне, вдруг, показалось, что это платки, которые раздают присутствующим на похоронах.

 Вечером все собирались на танцы в лагерь «Салют», но об этом никто и не вспомнил. Мы сидели вокруг костра и молчали! Слова произносились по бытовой необходимости. Разговаривать было не о чем, да, и не хотелось. Пили теплую водку из кружек. Не чокаясь. Закусывали яблоками. Трещал искрами костер, и его блики прыгали по хмурым лицам. Лицо Ольги, словно списанное с иконы, было спокойным и печальным. Кто-то попытался выловить «Голос Америки», но глушилки работали во всю, и в эфире был только «Маяк». Мой друг Джо, балагур и весельчак, сегодня вечером даже не притронулся к любимой гитаре. Он сидел на песке, обхватив руками согнутые колени, уставившись в костёр неподвижным взглядом, и изредка встряхивал шевелюрой. Его глаза предательски блестели. Мои, наверное, тоже.
 Из нашей жизни исчезло что-то важное – это было общим чувством. В голове крутилось начало Его песни:  «Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем…»