Спасибо, сердце...

                -   -   -
         «Что так сердце, что так сердце растревожено…»
         Я вышагивал по живописной лесной тропе городского соснового бора, и автоматически, в такт шагам, бубнил слова некогда популярной песенки, не в силах отвязаться от этой приятной мелодии. В голове да-же созрело новое название старого шлягера – Марш инфарктников…
         Ежедневные полуторачасовые походы по хвойным чащам стали моим привычным и, как я надеялся, полезным видом спорта. Не то чтобы я сильно любил дальние переходы, даже наоборот, в предыдущие годы я всячески избегал пешие дистанции, норовя проехать две-три остановки на троллейбусе или другом транспорте. О таких видах спорта, как бег на длинные дистанции, лыжные гонки, бесконечные круги на коньках по ледовому стадиону, я иронически отзывался как о «лошадиных». 
         Мое отношение к длительной ходьбе и даже бегу изменилось после того, как я прибыл на лечение в санаторий «Кисегач». Этот красивый островок сталинской архитектуры на берегу меж двух озер - Большой Кисегач и Малый Теренкуль – был мне прописан как курс реабилитации после перенесенного месяц назад инфаркта миокарда.
         Именно там, в компании с доктором-травматологом областной больницы Алексеем Николаевичем Кулаком, мне предстояло в течение трех недель освоить методы лечебной физкультуры для улучшения кровообращения в сердечной мышце. Доктор Кулак был мне хорошо знаком по совершенно бытовому поводу: наши гаражи на территории областной больницы стояли рядом, бок о бок.
         День за днем я снова, как и много лет назад (спортивная гимнастика!), ежедневно приходил в спортзал нашего корпуса, где под наблюдением молодого врача-кардиолога Натальи Владимировны разучивал несложные упражнения лечебного комплекса для больных, перенесших инфаркт. Я приучался к дозированной физической нагрузке.    
         Оздоровительный моцион включал в себя ежедневную (утреннюю) лечебную гимнастику в просторном зале ЛФК, и щадящую ходьбу по размеченным разноцветными ленточкам трассам для инфарктников – тропинкам в лесу вдоль берега красивого озера.
Поначалу нам с Алексеем Николаевичем было строго рекомендовано движение по тропе, отмеченной красными ленточками. Эта дистанция была самой короткой, была проложена в обход невысоких холмиков с каменными валунами и была оборудована стоп-постами. Через каждые сто метров рядом с тропинкой были установлены деревянные скамейки для отдыха оздоровляющихся.
         Протяженность «тропы жизни» с красными ленточками составляла полтора километра. Ритм ходьбы был строго регламентирован – восемьдесят шагов в минуту. На прохождение трассы отводилось двадцать минут. Ускорение не приветствовалось. За первое прохождение «красной» тропы быстрее положенных двадцати минут нам с Кулаком Алексеем Николаевичем был вынесен строгий выговор…
         Тропа, маркированная синими ленточками, была уже протяженностью два километра и предназначалась для больных без признаков сердечно-сосудистой недостаточности, прошедших тренировку на «красной тропе».
         «Белая» тропинка была длиной два с половиной километра, и была контрольно-зачетной перед выпиской из санатория.
         После прохождения любого из маршрутов медицинские сестры, ОБЯЗАТЕЛЬНО присутствующие на спортивных занятиях пациентов-сердечников, измеряют артериальное давление, частоту пульса и дыхания. Наши рекорды добросовестно фиксировались в карточках больного, которые затем передавались лечащему кардиологу.
         Проходя контрольный осмотр, я шутливо выпытывал у медсестер, не было ли в их практике случаев резкого ухудшения состояния или даже смерти пациентов на этапе лечебной ходьбы. Молодые и, вероятно, поэтому очень серьезные медицинские сестры махали на меня руками, приговаривая: - Не приведи, Господи!..
         Я дотошно расспрашивал миловидного и приветливого доктора Наталью Владимировну о других спортивных методиках тренировки сердечной мышцы. Большой научно-практический интерес представляли для меня виды рекомендуемых упражнений (бег, плавание, лыжи) и параметры контроля выполненной физической нагрузки – пульс, давление, частота дыхания, время восстановления исходных показателей, измерение веса (массы тела, по научной терминологии кардиологов).
         Благодаря молодому кардиологу, я также заручился списком литературы по физическим упражнениям в постинфарктном периоде. В основном это были методички со смешными рисунками человеческого тела, снабженные дугообразными стрелками и пояснениями к ним.
       Особое впечатление на меня произвели две книги: «Новая аэробика» Кеннета Купера и «Это чудо голодания» Поля Брэгга.
                -   -   -
         Зачитанную книжку американского кардиолога Кеннета Купера я получил во временное пользование от заведующей кардиологическим отделением санатория «Кисегач». Ею, к моему большому удовольствию, являлась моя однокурсница и одногруппница Лида Гасникова. Шел 1986 год. В следующем году исполнялось пятнадцать лет со дня окончания нами медицинского института.
         Я привязывался к Лиде c глупыми шутками: «Как думаешь, Лидок, доживем с моим инфарктом до встречи с однокурсниками?»  На что не склонная к шуткам кардиолог Гасникова отвечала: «Будешь беречься – доживешь до ста лет…» И добавила: «Мне Наталья Владимировна на тебя жалуется, говорит, несерьезно относишься к ее рекомендациям. Добегаешься до второго инфаркта!..»
         Свой второй инфаркт я подгадал как раз к двадцатилетию нашего выпуска из медицинского института – в 1992 году. На встрече с одногруппниками я с гордостью поведал об этом Лиде Гасниковой. Добрая Лида только грустно покачала головой в ответ: «Бросай свою хирургию, Боря…»
                -   -   -
         За время пребывания на лечении в санатории мы с Алексеем Николаевичем приучились к жизни по расписанию: утренняя зарядка, зав-трак, отдых в палате 30-40 минут, спортивная ходьба по лесу, обед и обязательный лечебный послеобеденный сон. Никогда до этого мне не приходилось дремать (да что там, СПАТЬ) днем, и я до сих пор с удовольствием вспоминаю эту медицинскую процедуру.
         Послеобеденный сон иногда плавно перетекал в ранний ужин, который полагался больным в семь часов вечера. Отбой, строго контролируемый дежурными сестрами, наступал в 22 часа. Время от ужина до отбоя оставалось свободным от лечебных процедур и называлось «личным временем».
         Поначалу в наше «личное время» мы с Алексеем Николаевичем обходили живописные окрестности санатория. Наши общие с ним прогулки вызывали необидные шутки и легкие насмешки, но когда шутникам сообщали, что эти двое – врачи-хирурги, перенесшие инфаркт, взгляды прохожих становились чуть добрее…
         Нанесли мы визит на живописный причал на берегу озера Кисегач, где располагалась лодочная станция санатория. В ответ на наши вопросы к дежурному по веслам нам зачитали наши права: прокат лодок разрешался только по предъявлению путевки и только отдыхающим, а находящимся на лечении больным весельные лодки выдавать было запрещено.
         Разрешалась только рыбалка с лодочного причала, но и тут нам с Алексеем Николаевичем фатально не везло. За все время лечебной рыбалки в санатории удача (два маленьких окунька) улыбнулась только более опытному рыбаку – травматологу Кулаку…
         Побывали мы и в местном киноклубе (он же актовый зал), но ассортимент демонстрируемых фильмов был небогат, и поэтому кино случалось один раз в три дня. Зато в фойе киноклуба каждый вечер после ужина были танцы. Любопытствующие женщины различных возрастов, из числа отдыхающих, с интересом посматривали на новеньких посетителей, но узнав, из какого мы корпуса (номер пять!), они разочарованно давали задний ход.
         У разговорчивых пенсионеров-мужчин, неторопливо прогуливающихся по танцевальному фойе, мы выяснили, что наш корпус пользуется неважной репутацией в этом санатории. Скучающие дамы побаивались заводить отношения с мужчинами-инфарктниками.
         Вот почему все последующие вечера мы проводили за увлекательным чтением привезенных с собой детективов и научного трактата американского кардиолога Кеннета Купера «Новая аэробика».
                -   -   -
         Наши размеренные пешие прогулки совсем не согласовывались с теорией и практическими рекомендациями американского кардиолога. В его книге подробно описывались методики АЭРОБНЫХ тренировок (в основном бег, плавание и лыжи), при этом как раз ХОДЬБА не признавалась им эффективной тренирующей дисциплиной. Тест Купера (дистанция, которую испытуемый может преодолеть за 12 минут бега или быстрой ходьбы) для пациентов, перенесших инфаркт миокарда, рекомендован не был.
         Уже получив повышение по категории трассы (нас перевели на «синий» маршрут), мы с выздоравливающим травматологом Кулаком Алексеем Николаевичем, на свой страх и риск, прошли по тропе со скоростью 120 шагов в минуту. Дистанция в 2 километра была преодолена ровно за 12 минут, что соответствует оценке «удовлетворительно» в тесте Купера для лиц в возрасте 30-39 лет.
         Я твердо решил и в дальнейшем следовать медицинских советам кардиолога Кеннета Купера, чтобы довести уровень тренированности сердца до оценки «отлично». Теперь у меня появился свой собственный план спасения своего сердца…
                -   -   -
         В один из последних дней пребывания в санатории я прогуливался по нашей тропе в одиночестве. К моему соседу и коллеге -  Алексею Николаевичу – приехали в гости родственники. Бодро топая по краю озера, я приближался к самой живописной части своего маршрута.
         У подножия большого валуна, на маленькой полянке среди сосен, находились любимые скамейки (целых три!) всего отдыхающего контингента санатория. Все  были заворожены открывающимся отсюда видом на озеро и противоположный берег. Тихая темная вода, высокие сосны и прибрежные заросли камыша напоминали картину Васнецова «Аленушка».
         В этот раз на одной из скамеек отдыхал весьма необычный пациент. Лысеющий мужчина средних лет с густой рыжеватой бородой и смеющимися серыми глазами был облачен в новенький спортивный костюм с еще несмятыми складками (из чемодана). Не смущаясь моего приближения, он вполголоса напевал приятным баритоном: «Что так сердце, что так сердце растревожено…».
         Словно приглашая к беседе, он приветливо улыбнулся мне: «Вы тоже с растревоженным сердцем, молодой человек? Вроде, вы еще слишком молоды для таких болезней…».
         Мне хватило короткого взгляда на лицо собеседника, чтобы понять серьезность его физического недомогания. Губы моего нового знакомого были с синеватым оттенком, верным признаком сердечно-сосудистой недостаточности. Анестезиологи таких больных называют грубоватым термином «чугунок».
         - Я тут второй раз… Хоть инфаркт уже третий, - шутливо продолжил этот интересный человек. – Давайте знакомиться. Меня зовут Игорь Владимирович. По профессии я историк, преподаватель в пединституте.
         - Ну, а я - Борис Александрович, доктор, правда, хирург, так что в кардиологии не разбираюсь. Но вы забрели довольно далеко от лечебного корпуса, - осторожно поставил я диагноз.
         - Мне вообще любая физическая нагрузка противопоказана. Задыхаюсь, пройдя всего сто метров. Я просто жду операции на сердце,  - откровенно поведал мне Игорь Владимирович. – Стентирование коронарных сосудов, - добавил он гордо, но с запинкой. – Главный кардиолог города сказал, что мне теперь смогут помочь только кардиохирурги…
         Главным кардиологом нашего города был мой однокурсник, отличник с первого курса, очень серьезный доктор медицинских наук Игорь (Изя) Иосифович Шапошник. Именно он был бессменным организатором всех наших встреч – встреч выпускников 1972 года…
         Попрощавшись, мы расстались с Игорем Владимировичем Мельниковым. Я даже подумал, что вряд ли мы встретимся снова. В дальнейшем, однако, оказалось, что тут я слегка ошибался…
         Еще целый месяц после санатория я вышагивал по сосновому бору, постепенно увеличивая темп ходьбы и дистанцию. Чувствовал я себя хорошо. Реакция моего организма на физическую нагрузку была нормальной. Пульс восстанавливался до исходных величин уже через две-три минуты после прекращения быстрой ходьбы.
         Я соскучился по работе.
                -   -   -
         Скучное и плохое забывается быстро. Так случилось и в моем случае. С выходом на работу я вновь оказался в гуще хирургических будней родного отделения. От прошлой, инфарктной, жизни сохранилась только привычка ежедневно, много и быстро ходить пешком. Через полтора месяца я перешел на легкий бег, а преодолеваемую дистанцию довел до 6 километров.
         Даже вес мой нормализовался до критериев Купера (рост в сантиметрах минус 100). Правда, мой внешний видок (впавшие щеки и круги под глазами) еще долго вызывал чувство жалости у медсестер и санитарок, а остроумный Фима Беленький абсолютно бестактно утверждал, что моя физиономия напоминает ему Холокост и Освенцим сразу.
         Совершенно случайно я познакомился и с кардиохирургом,  заведующим отделением нарушений ритма сердца, кандидатом медицинских наук Владимиром Павловичем Евдокимовым. Поговорили о кардиохирургии, инфарктах миокарда, стентировании коронарных сосудов. Вообще-то Владимир Павлович привез на операцию своего отца. У Павла Петровича Евдокимова при обследовании в отделении сына была выявлена опухоль прямой кишки. Отцу кардиохирурга недавно исполнилось 75 лет.
                -   -   -
         В полном соответствии с законом подлости, как раз у Павла Петровича Евдокимова распространение опухоли в прямой кишке делало невозможной операцию без формирования колостомы. Я с сожалением, но честно доложил об этом его сыну.
         Ответ был ожидаемым.
         – Мы все (у меня еще есть сестра и жива мама) согласны на любую операцию, лишь бы отец жил, - заявил без тени неудовольствия Владимир Павлович. – Я тоже хирург, все понимаю…
         - Операция назначена на четверг, - сообщил я доктору Евдокимову. – Сразу после операции я позвоню…
                -   -   -
         Операция прошла без осложнений. Рана на животе и промежности зажили нормально (первичным натяжением, как говорят хирурги). Мы раздобыли для больного с колостомой импортный клеящийся калоприемник со сменными полиэтиленовыми пакетиками.
После выписки отца Володи Евдокимова из нашего отделения радостный сын пригласил всю нашу бригаду (три хирурга и анестезиолог) в новый челябинский ресторан «Три поросенка». Кроме меня, за столом уютно устроились Ефим Львович Беленький, Леонид Иванович Кирдяшкин и анестезиолог Владимир Александрович Парамонов.
         О том, что не пью не только я, но и анестезиолог, хитрый Фима Беленький сообщил Евдокимову только после сделанного заказа. На что опытный кардиохирург резонно заметил: «Не боись, не пропадет!..». Ефим Львович и Леонид Иванович довольно кивали головами.
         На столе, кроме двух бутылок коньяка, появились удивительно аппетитно выглядящие, красиво оформленные блюда. Рыбное ассорти из нескольких сортов белой и красной рыбы, икра и креветки, копченые кальмары. Жареные свиные ребрышки были живописно окружены листиками салата и ломтиками жареной картошки. Я махнул рукой на диету и объелся впервые за последние полгода.
                -   -   -
         Повторный звонок кардиохирурга Евдокимова прозвучал через три месяца. Немного поговорив об отце (старик молодец, бодро бегает по дому!), Владимир Павлович попросил проконсультировать одного его пациента, старого знакомого и очень хорошего человека. Этому своему знакомому Евдокимов пару месяцев назад сделал операцию – эндоваскулярное стентирование двух коронарных артерий.
         При контрольном обследовании пациента выявлена выраженная анемия. При рентгеновском обследовании желудка, обязательном в случаях анемии, был выявлен рак желудка.
         Владимир Павлович честно рассказал, что больного осматривали хирурги больницы скорой помощи (в которой он и работает), но из-за сердечно-сосудистой недостаточности в операции было отказано. Больному было отказано в операции и в двух других онкохирургических отделениях Челябинска – в Дорожной больнице и в отделении онкологии на ЧТЗ.
         - А что, сердечная недостаточность сильно выражена? - для проформы поинтересовался я.
         - Больной с акроцианозом, «чугунок», - безрадостно признался кардиохирург.      
         – Он мой хороший знакомый, сосед, преподаватель моей дочери в пединституте…
                -   -   -
         Мы встретились с Игорем Владимировичем Мельниковым как родные, обнявшись и похлопав другу друга по спине. Он сходу поведал мне новый анекдот:
         «Доктор спрашивает пациента: У вас были раньше хирургические операции? Были, даже две. А как вы их перенесли? После первой я умер…»
         Тактично посмеявшись (что и говорить, в тему!), я приступил к осмотру друга-инфарктника. Мельникову недавно исполнилось 53  года. После операции в кардиохирургии он почувствовал себя гораздо лучше, перестали беспокоить боли за грудиной, но оставалась выраженная слабость. Даже небольшая физическая нагрузка (медленная прогулка) приводила к одышке. При осмотре больного отмечалась синюшность губ и ногтевых фаланг кистей рук. Пульс – аритмия до 100 ударов в минуту.   
         Артериальное давление повышено до 160 на 90. В покое одышки не отмечалось.
В анализах крови – выраженная анемия. Признаков запущенности рака желудка не выявлено. Мельников был полноват, но пальпация органов брюшной полости не выявила ни опухоли, ни увеличенной печени. Надключичные лимфатические узлы также были без признаков опухолевого поражения.
         Игорь Владимирович спросил меня: «Какие операции переносятся труднее – на желудке или на сердце?». Хитрец подозревал, что ему могут отказать в операции на желудке.
         Я ответил: «Конечно, на сердце…».
         - Ну вот, а я хорошо перенес целых ДВЕ операции на сердце. Перенесу и операцию на желудке, обещаю, доктор, - улыбнулся знаток медицины Мельников. И добавил: «Мы ведь с Вами из одного корпуса, номер пять…»
                -   -   -
         Как я и предполагал, в ответ на мою просьбу взять Мельникова на операцию анестезиологи встали на дыбы. Не помогло даже то, что однократное переливание крови нормализовало уровень гемоглобина до приемлемых цифр. Оставалась надежда только на заведующего отделением, Кожевникова Геннадия Андреевича.
         - С  больным сердцем больной еще может прожить долго, а рак желудка приведет его к смерти менее, чем за год, - убеждали мы его.
         - Пишите показания к экстренной операции, например, угроза кровотечения… - подсказал мудрый анестезиолог. А Володя Парамонов добавил: «И согласие родственников на операцию получите».
                -   -   -
         Сидящий в своей палате на кровати Мельников вполголоса напевал: «Сердце, тебе не хочется покоя…». Улыбаясь, мой рыжеватый оптимист спросил: «Что, не будет операции?»
         - Смените репертуар, Игорь Владимирович. Что это у Вас – все про сердце да про сердце, - шутливо попросил я.
         - Значит, оперируем? – утвердительно переспросил меня мой бесстрашный пациент и допел вторую строчку песни – Cердце, как хорошо на свете жить!..
         - Ну, если только родственники согласятся, - улыбаясь, ответил я, ненавидя себя за такую идиотскую бюрократию.
         Уже не в шутку, а с полной уверенностью в своей правоте, я добавил, обняв Мельникова за плечи: «Да даже если и не согласятся…»
                -   -   -
         Мельников был включен в список операций на понедельник. В пятницу, перед самым концом рабочего дня, он зашел в ординаторскую и спросил разрешения лечащего врача (им у него был Леонид Иванович Кирдяшкин) съездить на субботу-воскресенье домой. Добрый Ленчик что-то забормотал про необходимость поставить в известность заведующего отделением Анатолия Васильевича, на что Игорь Владимирович с деланным огорчением сообщил, что Кокорюкин уже ушел из отделения.
         Обращаясь ко мне, пациент добавил гордо: «За мной заедет кардиохирург Евдокимов, мы с ним соседи. Он же и привезет меня в отделение в воскресенье вечером». Мне оставалось только передать привет Владимиру Павловичу и посоветовать больному поберечь себя до операции, не ходить на прогулку и не пить вино.
         - Клянусь! – торжественно пообещал больной Мельников, отдавая пионерский салют и даже зачем-то пожимая мне руку.
                -   -   -
         Ни в воскресенье вечером, ни даже с утра в понедельник Игорь Владимирович Мельников не появился в своей палате. Ближе к обеду приехал Владимир Павлович Евдокимов. Он то и рассказал, что в субботу утром за ним прибежала жена Мельникова и, рыдая, попросила спуститься к ним в квартиру.
         В спальной комнате, поперек широкой кровати, с ногами, опущенными до пола, лежал бездыханный Игорь Владимирович. Ни пульса, ни давления у лежащего больного Мельникова кардиохирург Евдокимов не определил…
                -   -   -

… Сердце, тебе не хочется покоя,
Сердце, как хорошо на свете жить
Сердце, как хорошо что ты такое,
Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить
Ничто не вечно под луною,
         Нельзя всю жизнь быть молодым.
         И сразу с первой сединою
         Всё рассеется, как дым, сном золотым…


И.Дунаевский, В.Лебедев-Кумач
Из к/ф «Веселые ребята»


19.09.2011